Тайна Оболенского Университета

Татьяна Ларина (2018)

«Сегодня вечером в двадцать два часа во всех городах России начнется салют в честь праздника. В это же время раздастся и череда взрывов, которые сотрут с лица земли наш университет…» Лера Ланская, студентка закрытого университета наук и искусств имени Оболенского, потеряла научного руководителя в самом начале учебного года. Старый профессор погиб в аварии, а незадолго до смерти передал Лере странный конверте гравюрой, изображающей мертвого человека в точно такой же позе, в какой найдут его самого. Лера начинает расследование, но на ее пути встает новый научный руководитель — молодой и дерзкий. Когда Лера раскрывает его настоящую личность, становится понятно: в университете происходит нечто странное, и самостоятельно она не сможет разгадать все загадки.

2. Явление демона

После гибели профессора Радзинского расписание занятий в университете изменили. В течение двух недель историю средневековой мысли нам не читали. Моя работа над дипломом продолжалась, но из-за невозможности с кем-то досконально обсудить текст я чувствовала, что простаиваю на месте.

У Павла Аркадьевича диплом писали два студента — я и мой однокурсник Петр Авилов.

Работа Пети затрагивала скорее исторические аспекты, чем философские, поэтому ему легко нашли руководителя. А я пока находилась в свободном плавании.

Все это время мне не давала покоя мысль, что Павел Аркадьевич пытался мне что-то сказать. Он предвидел смерть и даже знал, как именно все случится. Значит, профессора убили? Несомненно. Но кто? Так хотелось поделиться с кем-нибудь открытием, но я не могла. Для начала нужно самой разобраться во всем. Радзинский был умным человеком, поэтому не просто так решил передать копию гравюры именно мне.

Это послание, и я должна его разгадать. Из раздумий в реальность меня вернул телефонный звонок. Отец. В последние недели мы стали реже общаться из-за папиной загруженности, поэтому я очень обрадовалась.

— Да, пап.

— Лерочка, детка, как ты? — весьма учтиво, не по-отцовски, а по-учительски поинтересовался он.

— Хорошо, папочка, а ты как? — Я присела на кровать и посмотрела на наше совместное фото, как делала всегда, когда он звонил.

— Неплохо, только соскучился по умнице-дочке. — Я не сомневалась, что он улыбнулся. — Сегодня хочу, чтобы ты поужинала у меня. Приходи вечером. Пообщаемся.

Как правило, отец трапезничал в столовой, несмотря на то что в доме имелась полностью оснащенная кухня. После расставания с мамой он не женился, а вести хозяйство не умел.

Возможно, ему было бы удобнее в квартире, а не в коттедже, который преподавателю выделил университетский совет, но папа не стал отказываться от дома и долгие годы жил в одиночестве, пока я не перебралась к нему.

После того как я стала студенткой Оболенки, у меня появился выбор — жить с папой или получить отдельную комнату. Я предпочла второе. Мне не хотелось выделяться среди других студентов, к тому же я стремилась как можно раньше обрести независимость.

— С радостью, папочка! Приду пораньше и приготовлю что-нибудь вкусное.

— Буду ждать тебя, милая, — ответил папа. — До вечера!

— До вечера! — Сбросив вызов и положив телефон на тумбочку, я откинулась на спинку кровати, продумывая, что можно приготовить.

Поскольку многие жители Оболенки, от студентов и преподавателей до обслуживающего персонала, питались в общей столовой, получить продукты было непросто.

Раз в две недели составлялся список покупок, в который каждый человек, прикрепленный к университету, мог внести то, что ему необходимо. Затем несколько служащих, отвечающих за провизию, выезжали в подмосковный гипермаркет.

Закупками для студентов занимался куратор, выбранный на университетском совете. Студенческий список утверждался преподавательским составом. Нам запрещали покупать сигареты, алкогольные напитки и «вредную» пищу. У преподавателей и обслуги подобных ограничений не было. Я не помнила, что осталось у папы с прошлого раза, поэтому не сумела придумать меню, решив сориентироваться на месте.

К шести часам я подходила к дому отца. Это был двухэтажный коттедж с тремя спальнями на втором этаже и просторной светлой гостиной внизу. Тут уютно, тепло даже в самые суровые зимы и по-домашнему хорошо. Такой контраст с московской квартиркой, где жили мы с мамой! Как бы мы могли быть счастливы здесь все вместе… Жаль, что родители не уберегли свою семью. Может, поэтому мне так грустно у отца?

— Лерочка, вот и ты! — обрадовался папа, попивавший дымящийся кофе на крыльце.

— Я ведь обещала быть пораньше, — напомнила я и поцеловала отца в щеку.

— Проходи, милая. — Он открыл дверь и впустил меня внутрь. — Все, что осталось из продуктов, — в холодильнике. Когда будешь решать, что готовить, не забудь, у нас есть бутылочка пино гриджио.

И пусть вино запрещено в Оболенке, но отец иногда позволял мне мелкие нарушения. К примеру, бокал итальянского сухого. Конечно, все должно происходить под его присмотром. Зато съестные запасы оказались довольно скудными, поэтому я остановила свой выбор на стейках из замороженной семги.

Рыба и белое вино — неплохое сочетание.

— Детка, очень вкусно, — прикрыв глаза, сказал папа, пробуя рыбу.

— Я старалась, — улыбнулась я и опустила взгляд, чтобы нагло не демонстрировать, как горжусь собой за отличный ужин.

— Милая, я хотел поговорить про твою научную работу. Тебе пока не назначили руководителя, и это плохо, но я спешу тебя обнадежить. — Папа чуть прищурился и посмотрел на меня. Сразу стало ясно, что ужин он затеял неспроста.

— Чем?

— Завтра приезжает выдающийся профессор-медиевист, — восторженно объяснил папа. — Он получил степень в Болонском университете. Обучался у самого Эко.

— Умберто Эко?^[5] — удивилась я, недоверчиво поморщившись.

— Да, и он займет место профессора Радзинского.

Умберто Эко… Человек, которым я поистине восхищалась. Ученый, культуролог, философ и специалист по семиотике — науке о знаках. Он внес колоссальный вклад в культуру двадцатого века. Я мечтала познакомиться с ним, а то, что его бывший ученик будет преподавать в Оболенке, стало для меня действительно шокирующей, в хорошем смысле, новостью.

— Он берет студентов-дипломников? — сразу оживилась я.

— Не знаю, милая, мы пока ничего не обсуждали с ректором. Но я замолвлю словечко, — подмигнул мне папа. — Евгения Матвеевна устраивает приветственный ужин для нового профессора, а я возьму тебя с собой.

— Спасибо, папочка, — искренне поблагодарила я, — если он согласится курировать меня…

— Но ты должна как следует подготовиться, чтобы представить свою работу так, чтобы его заинтересовать, — строго сказал отец.

— Разумеется! — воскликнула я. — Кроме того, мы с Павлом Аркадьевичем уже начали составлять тезисы, исходя из того, что я успела написать.

— Да, — печально пробормотал папа и отпил немного вина, — бедный Павел.

— А я ведь заходила к нему перед отъездом. — То ли алкоголь расслабил, то ли в уютной домашней атмосфере хотелось довериться отцу, но я решила поделиться догадками. — Он показался каким-то странным. Говорил так, будто знал, что не вернется.

— Глупости! — отрезал отец. — И вообще, тебе не стоит думать о подобных вещах. Лера, главное — диплом!

— Но, папа, это вовсе не глупости. — Я поджала губы и отодвинула тарелку с недоеденной рыбой. — Он первым заговорил о том, что я справлюсь с работой и без него. Добавил, что за мной большое будущее, но я не должна забывать, что в любой ситуации надо действовать по совести, а потом…

— Лера, и слушать не хочу! — вдруг вспылил отец и раздраженно бросил на стол салфетку: никогда раньше я не видела его таким. — Забудь все, что тебе сказал Радзинский.

— Папа, что с тобой? — тихо спросила я, и отец понял, что напугал меня.

Он пригубил вина, перевел дыхание и вроде бы успокоился.

— Извини, милая, просто ты многого не знаешь. В последнее время Павел был не в себе. Он рассуждал о всяком непотребстве. Нес околесицу. Я бы даже сказал, что у него развилась паранойя. Я бы не хотел, чтобы ты забивала свою славную головку ерундой.

— Хорошо, папочка, — кивнула я, но лишь затем, чтобы не ссориться. Мое желание разобраться в смерти Радзинского отнюдь не пропало.

Мы замечательно, как самая обычная семья, провели остаток вечера. Усевшись на диване в гостиной, под негромкие звуки Паганини и ароматный бергамотовый чай обсуждали нового профессора. Папа с упоением живописал, какое образование получил преподаватель и у каких выдающихся личностей обучался, да и послужной список написанных им научных работ впечатлял.

Мы оба понимали, что если за мой диплом возьмется такой человек, то развить научную работу в диссертацию не составит труда.

Следующий день для меня был особенно волнительным, ведь предстояло знакомство с профессором. Судя по речам отца, преподаватель станет звездой университета. Почему-то я представляла мужчину лет сорока пяти, в очках, с проседью и животом.

Мое воображение нарисовало ему твидовый пиджак, жилетку и трость. А еще зубы. Они обязательно будут желтыми и кривыми. Не терпелось скорее его увидеть, поэтому я возликовала, что история средневековой мысли стояла первой парой.

Прокручивая в мыслях вчерашний разговор с отцом, я вспомнила и его замечание о Радзинском. Известие о новом профессоре так впечатлило, что я совершенно забыла о том, что должно было тревожить не меньше. Неужели Павел Аркадьевич действительно страдал параноидальными идеями? Возможно, он «заразил» и меня? Что, если его смерть лишь совпадение с изображением на гравюре? И кого я пыталась обмануть… Не бывает таких совпадений, не бывает. Но отец, несомненно, прав в одном: сейчас не стоит забивать этим голову. Главное — диплом.

В аудиторию я пришла одной из первых и заняла привычное место. Аринки еще не было, поэтому я нагло растянулась на парте, положив голову на руки. С трудом продрав глаза после выпитого накануне вина, я не могла найти в себе силы высидеть ровно двадцать минут до начала лекции.

Вот только спать в аудитории я не планировала, однако быстро погрузилась в дрему. Я даже видела какой-то сон, когда кто-то беспардонно нарушил мой недолгий отдых, больно толкнув в плечо.

— Эй, ты охамел? — возмутилась я.

Передо мной стоял незнакомый молодой человек. Не будь его лицо таким сердитым, а взгляд злым, я бы могла назвать его симпатичным, но кислая мина напрочь стирала любые положительные эмоции.

— Вы что себе позволяете? — Гордо вздернув голову и глядя на меня сверху вниз, словно он бог, вопросил парень.

— А что себе позволяешь ты?! Мне больно! — в тон ответила я, обратив внимание, что он чуть ли не побелел от ярости.

— Я считал, что приехал в один из лучших университетов, но на первом же занятии вижу спящую студентку, которая к тому же грубит! — процедил он и, развернувшись, пошел к преподавательской кафедре.

Не нужно было долго думать, чтобы понять, в какую передрягу я вляпалась. Арина до сих пор не появилась. Уж она бы, конечно, разбудила подругу — в отличие от остальных сокурсников, с любопытством разглядывавших меня, как жертву молодого преподавателя.

Я сглотнула, чтобы подавить неизвестно откуда взявшийся ком в горле и подняла взгляд на профессора. Казалось, я вижу исчадие ада, хотя как мужчина он был весьма привлекательным: спортивное телосложение, тонкие черты лица, светло-каштановые волосы и удивительно глубокие сапфировые глаза.

— Ваше имя? — обратился ко мне мужчина таким тоном, словно я самый омерзительный человек, каких он встречал в жизни.

— А ваше? — выдала я, недолго думая.

— Мое?! — гневно переспросил он. — Романов Арсений Витальевич, профессор. Ваш новый лектор.

— Ланская. Валерия Ланская, — представилась я, чувствуя, как от ужаса пересохло во рту.

— Знакомая фамилия. Вы, случайно, не дочь Андрея Николаевича Ланского? — уточнил Арсений Витальевич.

— Да, — подтвердила я.

— Тогда все ясно, — холодно проговорил он и взошел на кафедру.

— И что вам ясно? — не сдержалась я.

Хамское отношение возмущало. Я бы извинилась перед профессором, что случайно уснула, причем до лекции, а не во время оной, — но после подобной грубости не собиралась просить прощения.

— Ясно, что здесь, как и во многих других университетах, дети профессоров пользуются особым блатом, — спокойно ответил новый преподаватель. Он не удостоил меня даже взглядом, рассматривая какие-то бумажки на кафедре.

— Я не пользуюсь тем, что мой отец преподает в Оболенке, — возразила я. — Какое вы вообще имеете право делать подобные умозаключения, даже толком не узнав меня как студента?

— Мне достаточно того, что вы спите на лекциях и дерзите профессорам, — отрезал он, — а сейчас, с вашего позволения, Ланская, я начну лекцию. Советую и вам послушать. Иногда полезно узнавать что-то новое.

Вот так этот наглец в мгновение ока растоптал все мои ожидания. Профессор, ученый, интеллектуал? Нет. Самый настоящий грубиян, напыщенный индюк. И с ним я мечтала познакомиться?

До конца занятия я демонстративно игнорировала Арсения и, кстати, дала себе установку, что не стану звать его по имени и отчеству, кроме как обращаясь к нему лично. Хотя мне не пришлось изображать незаинтересованность.

Лекция молодого профессора показалось мне скучной и поверхностной: ни одного вывода, никакой глубины. Все напоминало урок философии в старшей школе.

После звонка я, не прощаясь, покинула аудиторию, хотя в дверях оглянулась. Профессора это нисколько не задело. Он бросил мне вслед презрительный взгляд. Отлично.

И этого человека мне могут назначить в руководители? Хотя он сам ни за что не возьмет надо мной шефство.

Оставшиеся пары прошли благополучно. Однако Арина не появилась, что начало меня беспокоить. Подруга никогда не пропускала занятия без предупреждения, в Оболенке к прогулам относились очень строго. А после загадочной смерти Павла Аркадьевича в голове моей стали возникать неприятные тревожные мысли.

И, чтобы их развеять, я решила Арину навестить.

У порога Арининой комнаты я услышала громкий кашель. Тяжело вздохнув, я постучала в дверь. Если кто-либо заболевал в Оболенском университете, он был обязан сразу обратиться к врачу, и пациента перевозили в лазарет во избежание заражения других.

То, что Арина скрывала истинную причину прогула, могло повлечь крайне неприятные последствия.

— Можно, Рин?

— Да, входи, — раздался хриплый голос подруги.

— И как это понимать, дорогая? — рассердилась я, когда вошла в комнату и обнаружила совершенно расклеившуюся Арину.

— Не выдавай меня! — взмолилась она. — Ненавижу лазарет, я поправлюсь, только отлежусь сегодня.

— Я не выдам, но кашель сдаст тебя с потрохами. Давай-ка лучше пойдем к врачу, — присаживаясь на стул у кровати, серьезно сказала я.

— Нет, пожалуйста! Мне нужен один денек! Обещаю, если до завтра не поправлюсь, то вместо занятий — в лазарет, — заканючила Аринка и взяла меня за руку. — А теперь выкладывай, что делается в универе.

Я вкратце рассказала, что произошло, не умолчав и про нового преподавателя.

Подруга согласилась, что профессор Романов поступил как настоящий хам, выставляя меня перед студентами в нелицеприятном свете. Она даже предложила ему отомстить, например напакостив в аудитории, но опускаться до подобного я не хотела.

Заставив Аринку принять лекарства, а главное, напоив сиропом от жуткого кашля, я собиралась уходить, но тут в дверь постучали. На пороге стоял университетский доктор, и его лицо не предвещало ничего хорошего.

— Так, значит, это правда? — спросил Михаил Романович, переводя взгляд на Арину, а потом и на меня. — Чем вы объясните, Миланова? А вы, Ланская, похоже, прикрываете больную?

— Михаил Романович, мы как раз хотели к вам обратиться, — оправдывалась я.

— Вы еще и врете? — возмутился врач. — Нам поступила жалоба от вашего соседа, что вы весь день громко кашляете. К тому же вы отсутствовали на занятиях. Арина, собирайте вещи и немедленно в лазарет. Вам выговор. А вам, Валерия, предупреждение.

Арина грустно вздохнула, виновато глядя на меня. К сожалению, у нас не было иного выбора, кроме как признать поражение.

Выговор же означал, что в главном холле университета две недели будет висеть позорное объявление, что студентка Миланова нарушила правило Оболенки. Да еще и преподаватели на лекциях будут обязаны осудить поведение девушки.

Мне захотелось встретиться лицом к лицу с соседом, который заложил Аринку. Я точно знала, что настучал Петр Авилов!

Когда мы учились на втором курсе, Арина и Петя начали встречаться. Роман продлился недолго, и они со скандалом расстались. С тех пор этот гад старался найти повод, чтобы хоть как-то навредить бывшей.

Но сегодняшний его поступок… Петр перешел все границы, и я не собиралась оставлять это безнаказанным.

Я покинула жилой корпус и решительно направилась к спортзалу, где проходила тренировка по баскетболу. Петька, конечно, уже там.

Но я столкнулась с Авиловым даже раньше, чем планировала, когда он выходил из учебного корпуса.

— Эй, Авилов! — крикнула я. — Ты еще не захлебнулся злобой?

— Ланская, бесишься только потому, что я отослал туберкулезницу в лазарет? — ехидно спросил он, мерзко прищурившись.

— Не смей так называть Арину. Ты просто не можешь смириться, что она не бегает за тобой, как какая-нибудь из твоих дурочек! — вспылила я.

— Да больно надо! Я бы с ней снова ни за что не сошелся бы. На ней негде пробу ставить, весь универ ей попользовался, — процедил Петька и зашагал к спортзалу.

Арина действительно была особой ветреной и с толпой поклонников, многие из которых прошли через ее постель. Однако я не могла позволить какому-то придурку оскорблять мою подругу. Не знаю, что на меня нашло, но я взяла горсть земли и швырнула в спину Авилова.

Парень резко повернулся и уставился на меня с такой яростью, что я мигом пожалела о своем поступке. Потом хотел было ринуться ко мне, но замер, а на его лице заиграла недобрая ухмылка.

— Тебе не стыдно, Лера? — нравоучительно заговорил он, чем окончательно меня обескуражил. — Я не собираюсь делать за тебя задание. Когда же ты начнешь учиться, а не пользоваться тем, что в универе преподает твой папочка?

— Авилов, ты совсем идиот?

— Могли бы извиниться, Валерия, — прозвучал позади меня грозный голос. — Вы считаете, что все должны плясать под вашу дудку?

— Арсений Витальевич, вы неправильно поняли, — бросила я до боли избитую фразу безо всякой надежды на понимание.

— На мой взгляд, все очевидно, — холодно сказал он.

— Я пойду, иначе опоздаю на тренировку, — обреченно выдохнул Петя. — Спасибо, что вступились, Арсений Витальевич.

— Разумеется, ступайте. А вы, Валерия, лучше бы занялись чем-нибудь полезным. Например, почитали бы книгу, это, знаете ли, развивает, — усмехнулся мерзавец, глядя на другого удаляющегося мерзавца.

— Кто бы давал мне такие советы! — выпалила я, не в силах терпеть подобное. — Как раз вам не мешало бы побольше читать, возможно, тогда научились бы мыслить, а не пересказывать учебники.

— Что? — прошипел он.

— Ваша лекция была пустой ахинеей, — прямо заявила я, — вы ни черта не смыслите в философии, а можете только пересказывать методичку для старших классов.

Арсений метнул на меня полный ненависти взгляд и приблизился почти вплотную. Между нами были считаные сантиметры.

— Держи свой длинный язык за зубами, девочка, — угрожающе проронил он, — с огнем играешь. — И Романов ушел, оставляя меня в полном ступоре.

Тогда я не приняла всерьез сказанное им в гневе, списав все на злость. Но это были не пустые слова.

Я даже не подозревала, как далеко меня заведет острый язычок.

Примечания

5

Умберто Эко (1932–2016) — знаменитый итальянский философ, историк-медиевист, публицист и писатель.