Жестокие забавы

Татьяна Олеговна Беспалова, 2011

Действие романа разворачивается в Москве и Московской области. Странные сущности бродят по улицам огромного города. Обольщают, похищают сбережения, устраивают взрывы в квартирах, предают огласке тайные любовные похождения и финансовые махинации, спаивают, совращают, ссорят супругов. Главный герой трудится на незначительной должности в частной фирме. Волею судеб он становится свидетелем покушения на жизнь важной дамы. По просьбе любимой девушки Кати он начинает расследование и скоро нащупывает след странной шайки.Содержит нецензурную брань.

Глава 5

— Вадик! — сказала Валюшка проникновенно. — Ты очень нужен нам с Лилией! Речь идет о нашей карьере, речь идёт о деньгах, сынок!

В интонации мамы Вадимчик услышал с трудом сдерживаемое рыдание.

Преданный сын и друг недолго собирался, и не тратил время на утирание слёз на лицах любимых женщин. Он, парень резкий, решил сразу взять быка за рога. Прыгнув в «Форд Мондео», купленный ему в прошлом году Лилией Гиацинтовной, Вадимчик понесся в дачное поселение со странным названием «Розовый поселок».

Несмотря на позднюю уже осень и будний день, Вадимчик надеялся застать там компанию собутыльников во главе с дедом Серкевичем.

Дед Серкевич председательствовал в правлении садоводческого товарищества «Розовый поселок». Впрочем, ни роз, ни прочих садовых культур в садоводческом товариществе не наблюдалось. Небольшой поселок, в сотню домиков, примостился на краю леска, неподалёку от недальнего столичного пригорода. С противоположной стороны поселение обрамляла шоссейная дорога.

В одной из жарко натопленных «летних кухонь» привольно расположилась за рюмкой чая тёплая компания давнишних собутыльников. Кроме деда Серкевича здесь присутствовали Болт, Жиянбой, Охахон и Турдым. В скудном освещении маломощной лампочки лица этих добрых молодцев казались одинаково чумазыми. Охахон был чуть более круглолиц, чем остальные. В его широко открытом рту сияли белоснежные, крупные зубы. Болта отличала от товарищей златозубая улыбка. В широком рту Турдыма не наблюдалось ничего, кроме розового языка, как бы широко он его не открывал, без умолку хохоча. Бритый наголо Жиянбой помалкивал, застенчиво улыбаясь. Экипировка собутыльников состояла из латанных телогреек, валенок, вязанных шапочек разнообразных цветов, фасонов и степени изношенности.

Дед Серкевич, стараясь перекричать хохот, вещал что-то о тракторной тяге и необходимости регулярно подливать масло в картер. Стол радовал изобилием закуски и выпивки. Консервированную говядину, бычки в томатном соусе и шпроты в масле заботливая хозяйская рука разложила по тарелкам. Буханку дарницкого хлеба, нарезанную аккуратными ломтями, выложили на почти чистой салфеточке. В плетёной корзиночке ещё оставались пряники. По чашечкам была разлита какая-то непрозрачная жидкость.

Эту картину увидел Вадимчик, ввалившись в помещение. На улице стемнело, и свет в комнате показался ему ярким до невыносимости. Толком разглядеть присутствующих не удавалось.

— Серкевич! Где ты, старый козёл? — рявкнул Вадимчик в пахнущее горячими кирпичами пространство.

Болт, Жиянбой, Охахон и Турдым сразу перестали смеяться. Серкевич тоже замолчал, гордо вскинув седую плешивую голову.

— Зачем ты лаешься, Вадимчик? Приперся ночью, никто тебя и не ждал. Чего орать-то?

Дед ещё не освоился до конца с новой вставной челюстью, поэтому говорил медленно, звуки, исторгаемые его ртом, казались ему самому какими-то чужими — Ребята листву сгребли, дров напилили, в баню снесли. Так что Лилечка может в любой момент приехать попариться.

— Ну ладно, живите тогда, — снисходительно изрёк Вадимчик. — Я по другому делу приехал. Где трактор?..

— Да вот эта мутота зубастая поломала его вчера. Сегодня весь день чинили — не починили, а завтра пятница — надо траншею прокопать. А чем копать? Чем копать будем, зубастые? — кипятился дед.

Ему вторил, шепелявым свистом, почерневший от копоти чайник.

— Лопата копать может.

— Лопата тоже быстро копать и глубоко.

— Канава быстро будет, — затараторили наперебой дачные трудяги.

— Так, то — канава! А нам надо траншею! Ты понимаешь разницу между канавой и траншеей? Э? Думаешь, раз зубы золотые вставил — так сразу самый умный стал, да?

Дед Серкевич был явно расстроен поломкой трактора.

— Вот доверь этим мартышкам технику — мигом без техники останешься.

Вадимчик, прихлёбывая чай из щербатого бокальчика, рассматривал дачных завсегдатаев и, наконец, изрек:

— Значит, ломать они хорошо умеют, а чинить не умеют?

— Жопоголовые, — коротко ответствовал дед Серкевич.

— Тогда я их нанимаю. Надо сломать одну штуку.

— Одну штуку сарая? — златозубая улыбка Болта сияла в свете подслеповатой лампочки.

— Не, не сарая, — ответил Вадимчик, пережёвывая пряник. — Эта штука похожа на трактор, автомобиль называется. Сарай будем потом ломать…

— Уважаемый Вадим! Ваш автомобиль ещё новый, хороший, его не надо пока ломать. Пусть ещё будет. Детки ваши будут ездить. Лилия, цветок, будет ездить, — затараторили дачные умельцы наперебой.

— Ты прав, дед! Жопоголовые они, — констатировал Вадимчик. — Чини трактор, дед. На днях будет ответственное дело: ломать — не строить, всё должно быть шито-крыто.

— Что делать будем, хозяин? — Болт ещё раз продемонстрировал присутствующим свою сияющую улыбку.

— Работать, братан. Денег поднимете немало, — пообещал Вадимчик. — Тачку будем трактором давить. Тачка старая, ржавая. Спрессовать её надо, как следует, а потом в металлолом сдать.

— Лучше в пруд её отгрузить, — голос из угла комнаты прозвучал так неожиданно, что весёлая компания сразу притихла. — Станешь трактором её давить — трактор покорёжишь. В пруд лучше будет. Тут склон крутой, она так жахнется — не восстановить будет. А потом уж можно и в металлолом.

— А это ещё кто? — удивился Вадимчик, пытаясь разглядеть говорившего в затенённом углу.

— А черт его знает, кто, — ответил дед Серкевич.

— Апофеозов я. Живу я тут неподалёку, — ответила тёмная фигура из угла.

— Как, как? — переспросил Вадимчик, ухмыляясь. — Апофигелов?

— Я — Апофеозов, а ты, видимо, придурок, если собираешься автомобиль трактором плющить.

— Ты, Апофеозов, не хами, — вмешался дед Серкевич.

А Вадимчик в это время уже поднялся во весь свой двухметровый рост и напустил уже на себя гневный вид

— Это хозяин. Сейчас вышвырнет тебя — будешь перед бездомными котами выпендриваться, — закончил свою речь дед Серкевич.

— Это не хозяин, а хозяйский трахарь. Вот ты, дед, уже на это не годен, а он вот живёт этим и неплохо живет. Я заметил, какая у него тачка длинная. Член, наверное, тоже длинный — из тёмного угла донеслись скабрезненькое, тоненькое хихиканье.

Вадимчик побагровел, нижней челюстью задвигал. Болта, Жиянбоя, Охахона и Турдыма как ветром сдуло.

— Ну вот, мартышки улезли на деревья, теперь можно и поговорить.

Фигура Апофеозова, до этого момента остававшаяся в тени, выступила на всеобщее обозрение. Фигура эта представляла собой коренастое сооружение, состоящее в основном из мощного торса. Были ещё короткие ноги и толстая шея, а над всем этим — продолговатая голова. Голову покрывал вздыбившийся сизый пух. Нос Апофеозова напоминал собою колбу, донышко которой смиренно покоилось на верхней губе. Тонкогубый рот почти не размыкался, когда Апофеозов говорил, поэтому звуки речи его напоминали заунывное гудение. Когда Апофеозов поднялся и сделал шаг в круг света, отбрасываемый подслеповатой лампочкой, деду Серкевичу показалось, что в тени, за спиной странного человека, шевельнулась какая-то змеистая тень.

— Ты не пузырься, Вадимчик. Траханье — вполне достойный заработок. Ничуть не хуже, чем любой другой. Тут и умение нужно иметь, и такт, и сноровку. Это не каждый может делать. Вон дед — уж давно дедом стал, но и по молодости этим искусством не владел, а сейчас и подавно. Куда ему? Другое дело — ты, Вадимчик, — Апофеозов опять гаденько шепеляво захихикал.

Дед Серкевич покраснел до корней волос.

— Черт знает кто и несет чушь, — пробормотал дед и подался к выходу следом за товарищами — дачными завсегдатаями. Вадимчик и Апофеозов остались в комнате один на один.

Гнев Вадимчика каким-то странным образом бесследно улетучился. Вообще-то Вадимчик только вид имел брутальный, а по характеру своему существом брутальным не был, остывал быстро. Схватки до победного конца не являлись его жизненным кредо. Натура Вадимчика совершенно не соответствовала его огромному росту и мощному сложению. Он был слишком ленив, чтобы подвергать свое тело регулярным физическим нагрузкам, и слишком хорош лицом, чтобы сомневаться в своей физической привлекательности.

— Тут паренек один, молоденький такой, по-пьяни, — продолжал между тем Апофеозов, — упал с крутого бережка на своем джипе прямо в пруд. Хорошо — выскочить успел. А то, наши работяги джип вытащили — глядь, а перед-то весь всмятку. Починить невозможно.

Апофеозов вдруг замолчал. Глаза его, так же как рот, имели вид щелок, настолько узких, что зрачков и даже самих глазных яблок не было видно. По спине Вадимчика, вдоль позвоночного столба пробежал холодок незнакомого доселе беспокойства. Из узких щелок-глаз Апофеозова на него глянула непроглядная, чарующе-ужасная тьма.

— Если русскую ржавую тачку так скинуть, она, наверное, в жестяной блин обратится, — добавил Апофеозов, помолчав.

Вадимчик, внезапно почувствовав слабость в ногах. К счастью тут же оказался старенький расшатанный стул, иначе наш герой-любовник с позором рухнул бы на немытый пол.

— Трактор портить не надо. Ты гони свою тачку сюда и деньги вези, парень. Мы тут это дело устроим, — с этими словами Апофеозов опять отступил в тень.

Там он уселся на какой-то сундук — не сундук. Установилось долгое молчание, в течение которого Вадимчик одним махом опорожнил недопитую Болтом чашку. В чашке оказался на удивление вкусный самогон.

— Ну, я, пожалуй, поеду, — пробормотал Вадимчик и направился к выходу.

— А кто в тачке будет, мужик или баба? Или их будет двое? — из своего угла спросил у спины Вадимчика Апофеозов.

— Пустая она будет, — рявкнул Вадимчик, не оборачиваясь, и кубарем выкатился из помещения.

Посидев один в тишине и пустоте, Апофеозов повздыхал, покашлял, тихо встал и направился к выходу. На пороге он привычным движением извлёк из-за спины хвост, походивший по виду, поросший волосом, оживший садовый шланг. Заканчивался хвост волосяной кисточкой. Апофеозов бережно намотал хвост на левую руку и вышел под неяркие осенние звёзды. «Розовый посёлок» безмолвствовал. Апофеозов постоял, повздыхал, покашлял, да и потопал восвоси. Вскоре звук его шагов канул в промозглой сырости осенней ночи.