30 мест моей свободы

Татьяна Олешкевич, 2023

Вторая книга серии «Ключи». Современная откровенная проза об отношениях между мужчинами и женщинами, родителями и детьми, помогает найти путь к себе, к любви и финансовому благополучию. Разобрать на крошечные фрагменты и заново пересобрать свою жизнь. Объединяет физику и религию, философию и музыку, секс и целомудрие. Основана на реальных событиях. «Кем я хочу быть? С кем я хочу жить? Где я хочу жить? Как я хочу жить?» – эти четыре вопроса из романа «Палач» не дают спокойно спать успешной, замужней телеведущей Олесе. В результате старое ломается и начинает стремительно выстраиваться новое. Road book полная приключений, мечтаний, метаний, переездов и поисков ответов на вышеуказанные вопросы. Искрометная история о путешествии по Крыму…

Глава 8. Место свободы № 4. Фамилия

Утро выдалось солнечным. Море перестало штормить и окрасилось в бирюзовый цвет. Олеся вышла на веранду с куском своего первого свежеиспеченного хлеба, чтобы покормить себя и чаек. Красивые белые птицы рассекали сильными крыльями воздух, на лету подхватывая аппетитные румяные куски. «А не позагорать ли мне?» — решила она и вернулась в дом облачиться в новый красный в белый горох купальник. Снова выйдя на улицу, обнаружила у шезлонга двоих мужиков. Один озадаченно чесал рукой заросший затылок.

— Придется вам, барышня, с загаром повременить. Мы тут кое-какие работы задумали. Через полчасика начнем. Пыль будет лететь.

— Ну вот еще, — расстроилась Олеся. — А я свои только закончила и хочу, наконец, насладиться тишиной и покоем этого дивного места.

— Тишиной! — громогласно произнес второй, лысый и бородатый. — Да тут все только разворачивается. Ты что думаешь, только ты в красоте жить хочешь? Сейчас бригады подъедут строителей, уборщиков. Весь апрель и май у нас коллективный субботник. Мораторий на шум начнется с июня, когда жены и дети появятся. Так что впереди два месяца веселья.

И понеслось. Куда бы ты ни переехал, сосед с дрелькой всегда найдет тебя. Днем свист и визг от строительных работ, ночью гогот пьяных мужиков, вырвавшихся на волю из тесных городов. Оказалось, Казик любитель попеть. Кто-то, кто это знал, привез с собой микрофон, огромную колонку и Казик сутками создавал музыкальное сопровождение. В его репертуаре значились Григорий Лепс, Михаил Круг, Михаил Боярский и Стас Михайлов, чуть реже звучали оперные арии. Эхо от его пения то и дело летело по горам. Другой кто-то выделил Казику катер, рыболовные снасти и выдал поручение ежедневно снабжать всех рыбой и морепродуктами. Казик отправлялся в море и возвращался назад с сетями, полными серебристой ставриды и огромных серо-зеленых крабов. Кости и панцири, оставленные после ночных пиршеств прямо на столах, подхватывал утренний ветер и разносил по округе. Олесе казалось, что она попала в ужасный параллельный мир — тот, который обычно не показывают женщинам.

Приехал вездесущий Борька. Из его джипа его помощниками были выгружены целых восемь ящиков водки. Борька сел в джип в Сочи прямо после совещания и предстал перед Олесей в нереально мятых когда-то белой рубашке и синем костюме, из кармана которого свисал галстук. Не то, чтобы у Бори не могло быть галстука. Мог. И вполне понятно, что во время совещания этот галстук, скорее всего, был повязан. Но почему в пути его, скажем, нельзя было положить в портфель или бардачок, Олесе было не ясно. Вернее, ясно. Она начала потихоньку представлять себе, что за личность этот Борька, и громко фыркнула, а Борька в ответ погрозил ей толстым указательным пальцем. Не переодевшись и не сняв с босых отекших ног дорогие коричневые кожаные ботинки (носки в пути видимо затерялись) Борька вытащил на веранду холодильник и старый подранный удлинитель со сломанной розеткой. Воткнул в него вилку от холодильника, собственноручно с большой любовью перегрузил содержимое ящиков охлаждаться и ссыпал в морозилку с какого-то подноса рюмки, явно валявшиеся с прошлогоднего пиршества. И пошло-поехало.

Перед рассветом Олесю разбудил какой-то звон, сопровождаемый мужским разноголосьем. В темноте тоненькая малиновая полоска едва-едва занималась над морем. Женщина вышла на улицу и обомлела. Почти на всех верандах пьяные чуваки по двое изображали сцену из «Титаника»^[54], ту самую, в которой героиня Кейт Уинслетт Роза стояла на носу судна, раскинув руки, а герой Леонардо Ди Каприо Джек страховал ее, обняв за талию. На соседней веранде роль Розы исполнял лысый бородатый мужик. Джеком стал его лохматый друг. Но был еще и третий неизвестный кинематографу персонаж. Изображал его Борька. В одной руке он держал старую немецкую каску, а в другой — складную солдатскую лопату. Когда лысо-бородатый вскрикивал «Уух!», мужики с соседних веранд его подхватывали. Для Борьки это служило сигналом надеть на лысую Розу каску и три раза треснуть по ней лопатой, отчего, собственно, и разливался звон. Потом он снимал с лысо-бородатого каску, тот шатался, лохматый целовал его в темечко и кричал:

— Родной ты мой…

И все снова повторялось. Казик обезьяной сновал с веранды на веранду и снимал сие кино на выданную ему камеру.

— Погоди, Борь, я со стороны моря зайду, общий план хочу снять.

Не выпуская из рук камеры, Казик стал спускать на воду лодку.

— Детский сад, — расхохоталась Олеся и вернулась в постель.

Вскоре к Боре приехала жена Катя с сестрой и племянником. Олеся было подумала, что попойки прекратятся, но не тут-то было. Катька была подстать Борьке, и к ночным мероприятиям теперь добавились танцы. Под Верку Сердючку в исполнении Казика Борька кружился под руку с Катькой, лысо-бородатый с лохматым, остальные мужики кто с кем. Сестра с племянником участия в банкетах не принимали. Олеся видела их всего пару раз уезжающими или возвращающимися с велосипедной прогулки вдоль виноградника.

Катя уехала. А через неделю к Борьке снова приехала жена. В этот раз Светлана — мать Борькиного сына. И была она с мамой. Предприимчивая парочка прикатила с собой арендованный грузовик, загрузила его вытащенными из Борькиного эллинга белыми кожаными диванами и креслами, мраморной расцветки с золотыми инкрустациями столами, стульями и шкафами. И укатила!

— Чтоб не поджег в «белой горячке», — объяснил Казик Олесе. — В июне, когда снова приедут, назад все привезут. Представляешь?! И та, и другая — его официальные жены. Борька — официальный многоженец. У него два паспорта. В одном стоит штамп об одном браке, в другом — о другом. И так он крутиться ухитряется, что Катя со Светланой друг о друге ничего не знают.

— Зачем ему это? — удивилась Олеся. — Обычно, если мужик блудливый, у него жена да пара любовниц. И все на своих местах…

— Он не блудливый, — сказал Казик. — Просто у него две жены. И обеих он любит. И обеим дал свою фамилию.

— А какая у него фамилия?

— Барышников. И Катя и Светлана обе Барышниковы. Ведь когда у жены фамилия мужа — это что?

— Что? — спросила Олеся.

— Это значит, что она ему принадлежит. Падеж какой?

— Какой?

— Родительный. Катя чья? Барышникова. А Светлана чья? — загоготал Казик: — Тоже Барышникова.

Олеся задумалась, а она чья. Женщина все еще носила фамилию Штейн. А до Штейн у нее была фамилия несуществующего отца — Зима. Об отце Олеся совсем ничего не знала. Мама не рассказывала. Обмолвилась однажды, что очень, мол, был плохой человек.

Дни шли. Распорядок жизни у Олеси и Амура стал примерно такой. На рассвете Амурчик подходил к кровати, неся в зубах смешные Олесины носки-тапочки, клал их и несколько раз громко лаял. Это означало, что пора вставать. После стакана вкусной воды из-под крана и яблока Олеся брала щенка на руки, сносила его вниз по лестнице — малыш пока наотрез отказывался ходить по узким ступенькам — и они отправлялись к Валентинычу. Отвязывали Крокуса и долго гуляли, обходя виноградники, село, забредая туда, где в лугах без всякого присмотра паслись деревенские овцы, коровы и кони. Если Амур уставал, его брал на руки Валентиныч. Возвращались они, когда солнце начинало припекать, а мужская братия аккурат отходила на покой, заставший кого в каком месте. Пару часов мужики спали. У Олеси же было время на то, чтобы плотно позавтракать на веранде, немного позагорать и в тишине почитать. Далее показывали продолжение стройки. И, если честно, смотреть это кино ей еще не надоело. Олеся крутилась в своем эллинге, занимаясь разными делами, и через окна украдкой наблюдала за происходящим.

— Интересно, а Штейн, когда без меня, какой? Такой же дурной и трудолюбивый или какой-то другой? Интересно, и чем он сейчас занят?

По вечерам Олеся гуляла уже только вдвоем с Амуром. Валентинычу трудно было осилить две прогулки за день, а Крокуса старик пока доверять побаивался. Как правило, они отправлялись в деревню за продуктами или шли за военную часть на другую сторону Прибрежного на пустынный пляж побродить на закате в полной тишине. Олеся разговаривала с псом, рассказывая, как называется все, что они по дороге встречают. После заката женщина запиралась на замки и смотрела, лежа на удобном диване, сериалы. Уже были просмотрены «Острые козырьки», «Кассл», «Дом дракона» и «Темные начала». Сейчас она смотрела «Хорошую жену».

— Интересно все же. Что делает Глеб?

Ответ пришел на следующий день, когда Олеся, лежа на веранде, листала ленту телефонных новостей. Заголовок очередной новости гласил: «Чета Штейн устроила пышный праздник в своем новом особняке в честь свадьбы». На фото были улыбающийся Глеб и… ее мать. Текст насчитывал всего пару строк: на банкет был приглашен весь телевизионный бомонд, подробнее вы узнаете из специального выпуска новостей шоу-бизнеса вечером на таком-то канале.

«В смысле? Что еще за чета Штейн? Какой свадьбы? Какой особняк? И что мама делает рядом с Глебом?» — в голове завертелись вопросы. Олеся набрала маму — абонент не доступен. У Глеба то же самое. Тогда Олеся набрала сестре, и та радостно в красках с места в карьер начала рассказывать о том, как они с мужем сидели за столиком с самим Какшаровым и что это, молодец какая, Олесина мама устроила, зная, что им будет, о чем поговорить. Сестра тараторила и тараторила: какие на ком были наряды и кого ей еще удалось узнать из присутствующих актеров, певцов и ведущих.

— А что за событие-то было? — еле вклинилась со своим вопросом в болтовню двоюродной сестры Олеся.

— Как? Ты не знаешь? Твой муж с твоей мамой поженились! — торжественно произнесла сестра и замолчала.

— И мне никто из вас не позвонил. Я уже не говорю «приехал», чтоб как-то смягчить удар, поддержать… Я на новость в таблоиде наткнулась. Понимаешь? Я тебе звоню с вопросом о таинственном банкете, который устроил мой муж, и ты битый час тарахтишь о своих приключениях среди «звезд» и ни слова о том, что произошло. Ты понимаешь, что произошло? — Олеся сорвалась на крик: — Это же предательство! Вы все меня предали!

В трубке висела тишина.

— Ты тут? Ты чего молчишь? — крикнула Олеся.

— Ничего. Я-то здесь при чем. Это ваши дела. У них, кстати, новый особняк. Глеб купил по случаю новой жизни. Но тебя туда вряд ли пустят.

Олеся оцепенела. Происходящее показалось ей ненастоящим. Она подошла к зеркалу.

— Кто я?

— Ты — Олеся Штейн. Разведенная женщина, которая строит свою новую жизнь, — ответило ей зеркало ее же голосом.

— Никакая я не Штейн!

— А кто? Зима?

Зимой ей тоже показалось быть нелепо. Олеся чья? Зимы. Странного мужчины, который за тридцать шесть лет так и не удосужился объявиться.

Она взяла телефон, погуглила и прочла, что оказывается, чтобы сменить фамилию ничего особенного не нужно. Надо просто заполнить заявление, распечатать и отнести в ЗАГС с просьбой зарегистрировать и выдать свидетельство с новой фамилией.

Чуть позже, налив в бокал вина, Олеся смотрела передачу о путешествии по Испании.

— Валенсия, — говорил ведущий. — Название этого красивейшего приморского города в переводе с латинского означает сила и крепость.

— Олеся Валенсия! Отлично! — произнесла женщина. — Новая жизнь и новая фамилия. Нет. Не Олеся! Леся! Леся Валенсия! Новое имя и новая фамилия. Я кто? Я — Леся Валенсия. Мне нравится!

К обеду следующего дня у нее на руках уже было свидетельство из ЗАГСА, где значилось, что Олеся Валерьевна Штейн ныне просто Леся Валенсия. И даже без всякой Валерьевны.

Примечания

54

Фильм-катастрофа Джеймса Кэмерона с Леонардо Ди Каприо и Кейт Уинслетт в главных ролях.