Естественное убийство. Невиновные

Татьяна Соломатина, 2012

Прекрасным субботним утром судмедэксперт Всеволод Северный мечтал лишь о стакане хорошего виски в компании бессмертных «Мёртвых душ»… Но вместо спокойного уикенда Северный получает труп дочери олигарха в ванне особняка, новорождённого в коробке из-под обуви, причитания Риты Бензопилы, слишком красивую Алёну Дмитриевну Соловецкую и безумных детишек друга в довесок. Он всего лишь хотел почитать, а вынужден половником хлебать прямо из жизни глупость и трусость, хитрость и жадность, расчётливость и безрассудство, любовь и ненависть. Всё то, что отличает венец творения – homo sapiens – от животных. Может быть, прав безумец Руссо? И все айда назад, к природе? Но увы… Утопии жизнеспособны только в головах ещё живых тел. А жизнь, хоть весьма привлекательная и забавная штука, всё же куда более жестокая, чем смерть. Не будь он Всеволод Алексеевич Северный, признанный в танатологии авторитет! Так что это не последнее навязанное Северному расследование.

Глава третья

Спустя пару часов Северный выхаживал взад-вперёд по гостиной всё того же особняка.

Тело покойной увезли в морг бюро судебно-медицинской экспертизы. Следователь с подручными, осмотрев и опросив, тоже отправились восвояси со скептическими выражениями на лицах. В доме остались Леонид Николаевич, его зять Олег, охранник Саша и Всеволод Алексеевич. Леонид Николаевич стоял у камина и курил. Несколько остекленевший Олег сидел в кресле у журнального столика. Саша принёс из кухни поднос с тремя чашками чёрного кофе.

— Итак, Леонид Николаевич, как вы уже поняли, наша доблестная милиция… Прощу прощения, уже полиция — не склонна считать произошедшее убийством. И тут я с господином следователем абсолютно согласен. Что касается вашей внучки, обнаруженной вашим покорным слугой в коробке из-под обуви, то и на этот счёт у господина следователя имеется вполне удобоваримая версия. Женщина родила и по не понятным ни для кого причинам решила встать и упаковать своё новорождённое дитя именно в такую тару — мало ли что там секта, в которой она состояла, проповедовала? Может, как раз то, что именно картонные коробки из-под «одноразовых» ботфортов — единственное вместилище, не нарушающее связь «мать-дитя-космос», уж простите господину следователю его несколько горький сарказм и упоминание премии Дарвина. Затем женщина снова прилегла в ванну и отошла в мир иной, хотя первоначально и не собиралась. Всё, дело закрыто, если вскрытие не обнаружит ничего доказывающего обратное. И я могу старого служаку понять — у него огромное количество куда более важных мероприятий, уж будьте снисходительны к нему, Леонид Николаевич. Если кого и винить в преступном бездействии «до», то скорее вас — мужа и отца покойной, но никак не следователя — «после». Надеюсь, вы это понимаете?

Вместо ответа Корсаков опорожнил стакан с виски.

— Но я почему-то уверен, что ваша дочь рожала не одна. И в картонную коробку не она свою дочь уложила. Никаких посторонних следов пока не обнаружено. Может быть, криминалисты что-нибудь нароют. Но вряд ли. А у меня вот — импульс. Интуиция. Называйте как угодно… Олег, у вас часто бывали гости? — внезапно обратился Северный к зятю Корсакова.

— Нет, не часто. Не знаю… Настя в последнее время дружила с какими-то странными людьми. Я… Я не знаю!

— Леонид Николаевич, лучшее, что мы можем сейчас сделать, — это позволить несчастному вдовцу отдохнуть. Да и вам отдых просто необходим. Когда вы упали в обморок, я был готов предположить всё что угодно — от инфаркта до отравления. Хорошо, что обошлось, но вы уже немолоды. И смерть дочери… — Северный впился взглядом в Корсакова.

— Со мной всё в порядке, Всеволод Алексеевич, — голос был твёрд и трезв. — Я хочу, чтобы вы прояснили всё — от и до. И если для этого надо выпотрошить нас прямо сегодня — мы в вашем распоряжении. Жаль, что придётся вскрывать Настю. Она этого точно не хотела. Мы, разумеется, никогда не говорили на такие темы, — тут же добавил он. — Но я хорошо знаю свою дочь.

— Выясняется, что не очень хорошо, — как бы нейтрально проговорил Северный в сторону. — Ну что ж… — обратился он к мужчинам. — Начнём с молодого отца.

Всеволод Алексеевич присел в кресло напротив безутешного вдовца.

— Олег, вы знали, что ваша жена — поклонница такого небезопасного вида спорта, как одиночные роды на дому?

— Как вы можете быть таким бессердечным?! — тот внезапно взвизгнул. — Моя жена, моя любимая Настя… умерла, а вы… ёрничаете!

— Отвечайте на вопросы, Олег. Я не ёрничаю. Я скорблю. Ваш способ скорби — истерика. Мой — сарказм. В любом случае наши стилистические предпочтения не имеют никакого прикладного значения.

— Но есть же какие-то общечеловеческие нормы…

— Отвечай на вопросы, тряпка несчастная! — железным тоном приказал зятю Корсаков.

— Ну хорошо, Леонид Николаевич. Только из уважения к вам… Да, я знал, что Настя ходила в какое-то собрание… Школу, что ли? Кружок? Не знаю… Никакая это не секта!

— Ну разумеется! Ни один психокульт не будет настолько откровенен со своими подопечными. Бокор^[3] не откровенничает с зомби — он лишь задаёт программу. Название? Адрес? Вы ходили с ней?

— Я не знаю! Я ничего не знаю. Я много работал. И я доверяю своей жене. И что бы она ни делала, чем бы она ни занималась — я всегда доверял ей. Я и представить себе не мог, что она — образованная, современная женщина — всерьёз дойдёт до такого вот…

— То есть вы понятия не имели, с кем общалась ваша жена? Хорошо. Она состояла на учёте в женской консультации? Это была желанная беременность? Хотели ли вы ребёнка?

Северный вёл себя в худших манерах киношных следователей. Уж кто-кто, но судмедэксперт знает, что худшие манеры киношных следователей куда лучше лучших манер следователей реальных. Точнее сказать — совсем другие. И он сейчас просто цепко наблюдал за реакциями Олега. Тот повёл себя так, как и ожидалось — в худших манерах киношных же подозреваемых. Зять Корсакова, заломив руки, надрывно выкрикнул:

— Она не ходила к врачам. Она не считала беременность болезнью. И — да, да, да! — я хотел ребёнка!!! Что вы от меня хотите?

— Ну, уж точно не ребёнка, — Всеволод Алексеевич криво усмехнулся. — Удобная позиция, Олег, вы не находите? Ничего не вижу, ничего не знаю, я ей доверяю…

— Своему отцу она рассказывала больше, чем мне! — он с ненавистью героя немого кино посмотрел на тестя. — Я свободен в своих передвижениях или мне уже предъявлено обвинение?! — Олег вскочил с кресла.

— Пусть идёт, — сказал Корсаков. — Вы не против, Всеволод Алексеевич?

— Леонид Николаевич, я — всего лишь частное лицо, пребывающее в этом доме по вашему приглашению. И я — судмедэксперт, а не юрист. Случайный самаритянин, а не представитель компетентных органов со всеми соответствующими полномочиями. Если ваш мальчик хочет пройтись и состояние его костно-суставного и мышечно-связочного аппаратов обеспечивают ему свободу передвижений — как дядя Сева может быть против?

— Иди, — коротко кинул Олегу Корсаков.

Зять вынесся из гостиной.

— Саша, сделай так, чтобы за ним проследили… Ненавязчиво. И тоже пойди подыши воздухом.

Охранник кивнул и вышел вслед за Олегом.

— В чём вы подозреваете вашего зятя? — Северный удивлённо посмотрел на Корсакова.

— Ни в чём… Я не подозреваю. Я — опасаюсь за него. Как бы чего… Олег — действительно безвольная тряпка, подкаблучник, всегда во всём с Настей соглашался и слова никогда кривого против не говорил. Он работает в моей компании, но, несмотря на то, что у него такие, сами понимаете, возможности — он даже до топ-менеджера завалящего региона не дослужился. Так… на подхвате. Он безынициативен, нерасторопен, не слишком умён, не способен к решительным действиям в самых обыкновенных ситуациях, куда уж там стрессовых. Олег — ленивое дерьмо, альфонс и истеричка, но, как ни странно это прозвучит, он любил мою дочь. Его совершенно не в чем подозревать. Тем более и следователь, и вы сами, Всеволод Алексеевич, сказали, что мою дочь никто не убивал.

— Это предварительные выводы. Всё-таки предварительные. В заповедях есть «Не убий», но нет: «Не окажи помощи ближнему своему». Последнее, что правда, в несколько иной интерпретации, — есть в УК РФ. И как раз за неоказание. Но на первый взгляд все, кроме вашей дочери, невинны, аки агнцы, а следователю некогда доказывать обратное. Себя она и так уже приговорила и даже привела приговор в исполнение… Но младенец в коробке… Леонид Николаевич, что было в собственности вашей дочери? Не чем вы позволяли ей пользоваться, а что находилось в её законной собственности.

— Этот дом. Две машины. Пара квартирок там-сям. Счёт, куда деньги переводил я, так что никаких особых миллионов у неё не было… Кажется, какие-то драгоценности были. Но не камни с именами и историей — ничего слишком ценного, ради чего можно было бы… К чему вы клоните, Всеволод Алексеевич? И как можно подстроить такое специально? Вы сами себе противоречите!

— Ни к чему не клоню. Я просто собираю информацию. Честно говоря, дорогой Леонид Николаевич, мне очень интересно докопаться до того, кто перепутал вашу внучку с парой обуви. Я попросил ментов проверить сапоги и коробку на предмет отпечатков пальцев. Хотя?.. Что дадут те отпечатки? Мы сможем сличить их с отпечатками пальцев вашей дочери, вашего зятя. С отпечатками пальцев Саши-охранника, простите, вашими и даже моими, но там могут оказаться чьи угодно отпечатки. Например, прислуги. Кстати, почему у вашей дочери нет прислуги? Она сама убирала этот дом? Тут всё вылизано, как в пятизвёздочном отеле. Так не бывает, когда в таких хоромах живут всего двое.

— Моя дочь не любила посторонних! Она всё делала сама!

— Даже беременная? Беременная дочь олигарха — и не белоручка?! Ну что ж, похвально. Вернёмся к отпечаткам. Чьи ещё могут быть? Неизвестной нам подруги вашей дочери, примерявшей её сапоги. Но и подруг у вашей дочери не было. А если были, то об этом не знаете ни вы, ни ваш зять, заявивший, что вы с дочерью близки. И отпечатки продавца, эти сапоги в коробку упаковывавшего, найти вероятнее, чем отпечатки близких людей. Зачем близким людям оставлять отпечатки на коробке из-под обуви? И — главное! — все эти отпечатки нам ровным счётом ничего не дадут…

— Вы, господин Северный, несёте ересь, не соответствующую вашей репутации! — ледяным тоном произнёс Корсаков.

— Ересь?.. Возможно, возможно… Ваша дочь оставила завещание?

— Насколько мне известно — нет. Молодым девушкам редко когда приходят в голову такие вещи. Вы что думаете?!. Да нет! Олег никогда ничего такого бы не сделал! И даже не потому, что он любил Настю, а потому, что как огня боялся меня! И не только меня. Он по жизни — трус… И вообще, что за примитивный подход?! Агата Кристи давно не в моде.

— Не напирайте, Леонид Николаевич. Во-первых, не стоит выходить из себя по пустякам, только что потеряв единственную дочь. Во-вторых, вы вызвали меня не потому, что мои соболезнования особенно важны для вас. Но если я всё-таки ошибаюсь и за маской сильного уравновешенного человека скрывается обычный неврастеник — вам нужен специалист иного профиля, — жёстко отчеканил Северный.

— Простите. — В Корсакове вдруг, кажется, отпустило какую-то пружину, он судорожно вздохнул и начал говорить…

Примечания

3

Бокор — жрец вуду, «специализирующийся» на «производстве» зомби.