Прощай, Византия

Татьяна Степанова

Рок преследует многочисленное семейство Абакановых – из нескольких братьев и сестер трое уже убиты. Убиты жестоко и неожиданно. И, похоже, дело этим не кончится. За что такая кара почтенной и с виду благополучной семье? Все они – потомки зловеще легендарного генерала Абаканова, «сталинского сатрапа», отправившего в ГУЛАГ сотни и сотни людей. Неужели это запоздалая месть генералу? Начальник отдела убийств Никита Колосов убежден в этом. А Катю Петровскую, сотрудницу пресс-центра, мучают неясные сомнения. И причина вроде бы пустяковая – древняя византийская монета, обнаруженная на месте одного из преступлений. Кате все время кажется, что в ее тусклом золотом свете внезапно блеснет истина…

Глава 8

ВЕРБОВКА

— Да нет, что вы, как это можно! Нет, ни за что на свете.

Нина Картвели вот уже час как сидела в управлении розыска напротив Никиты Колосова и Кати и весьма энергично отбояривалась от предложенной ей идеи. Катя позвонила Нине с тайной надеждой не застать ее дома. Но по закону подлости застала.

— Катя, ты? Привет! А я только что в дверь ввалилась. На вокзале была, — обрадованно тараторила ничего еще не подозревающая Нина в трубку. — Выходной взяла. Представляешь, тетя Лаура приезжала из Тбилиси. У ее Верико каникулы в училище, так они приехали ко мне. А сегодня уехали и забрали Гогу с собой.

— Забрали твоего Гогу? — переспросила Катя.

— Ну да, погостить. Я ужасно не хотела его отпускать — мал ведь еще. Но родня меня просто допекла — теперь будут коллективно прививать Гоге грузинские корни. Все мне звонили, упрашивали: и тетя Тамара, и бабушка Бэла, и прабабушка Гарунда. Все хотят видеть моего Гогу — правнука деда Тариэла. Ну, пришлось мне отпустить его с тетей Лаурой и Верой. У нас тут холодно, того гляди, снег пойдет, а там сейчас плюс тринадцать. Потом они в Батуми поедут на море к троюродному племяннику Котэ. Гога там окрепнет на морском воздухе. И мне хоть малая, но передышка.

— Значит, ты свободна? — убито спросила Катя, косясь на Колосова. — Слушай, мне срочно надо тебя видеть. Прямо сейчас. Приезжай ко мне на работу в Никитский переулок. Позвонишь снизу, с поста, я тебя встречу и пропуск закажу.

— А что случилось? — испугалась Нина.

— Это не по телефону.

Верная, добрая Нина Картвели поймала такси и примчалась на всех парах. Обрадовалась Кате, удивилась неулыбчивому начальнику отдела убийств (Колосов тоже спустился в вестибюль главка, чтобы встретить своего потенциального конфидента) и узнала о том, чем именно ей предлагают заняться в самом ближайшем будущем.

— Да вы что — с ума сошли? Нет, нет и нет. Никита, вы что, смеетесь, что ли? — протестовала она. — Как это я вдруг так все сразу брошу: работу, клинику, дом — и отправлюсь в какую-то чужую семью в роли какой-то самозванки?!

— Не самозванки. Детского персонального врача для четырехлетнего Левы Абаканова-Судакова, — ответил Колосов.

— Но я стоматолог по профессии. Понимаете вы? Сто-ма-то-лог. А из того, что вы мне сейчас рассказали, я поняла, что этому несчастному мальчику нужен квалифицированный детский психолог.

— Разве вы не разбираетесь в детской психологии? Нина, вы же детский зубной врач. По-моему, вы отлично должны разбираться.

— Не надо делать мне комплиментов. Я их не заслужила. Катя, — взмолилась Нина. — Ну хоть ты объясни своему коллеге. Это невозможно. Этого нельзя делать. Потому что это против правил. Против врачебной этики. Ребенку, пережившему такой шок, нужна безотлагательная помощь, а не какие-то игры в приставленных стукачей!

— Я вас, Нина, не в стукачи приглашаю, — ужасно обиделся Колосов. — Что за слова вообще такие? Я прошу вашей помощи.

— Но почему именно у меня?

Тут их перепалку прервал приход в кабинет Ануфриева. Пока ждали приезда Нины, он то исчезал, то появлялся. С кем-то вел долгие беседы по мобильнику в коридоре, лениво листал за столом пока еще тощенькую папку оперативно-розыскного дела.

— Именно у вас, потому что вы нам подходите, Нина Георгиевна, — произнес он тихо. — Во-первых, вы детский врач, пусть и стоматолог. Во-вторых, вы сама мать, а значит, умеете ладить с детьми, в-третьих, вы — внучка академика Картвели, а в семье, с которой вам предстоит встретиться, это имя знают, помнят, а значит, не будут возражать против вашей кандидатуры, когда ее им предложат — не мы, заметьте, а ваши же коллеги, врачи. Ну и последнее, вы, насколько я в курсе, уже имели прежде дело с чем-то подобным.

— Что вы хотите этим сказать? — вспыхнула, как порох, Нина.

— Разве вы не проходили свидетелем по уголовному делу об умышленных убийствах? Проходили. А значит, должны представлять себе, что это такое.

— То дело давно сдано в архив, — резко ответила за подругу Катя.

— В наших да и в ваших архивах, товарищ капитан, дела хранятся по полвека, а то и больше. — Ануфриев усмехнулся.

— Простите, а вы-то, собственно, кто такой? — спросила Нина. — Это вот мои друзья. А вы кто?

— Я коллега ваших друзей. Только из другого ведомства.

— Из ФСБ?

— Ну, уж так сразу и ФСБ.

— Нет, извините, я все понимаю, но я категорически не согласна. Я не могу. Катя, пойми меня. Никита, и вы тоже, пожалуйста, поймите. Я просто не смогу. И потом, как я брошу свою работу? Меня же уволят.

— Об этом можете не беспокоиться, — сказал Ануфриев. — В клинике вам предоставят оплачиваемый отпуск. Они ведь дорожат своей лицензией.

— Госссподи ты, божжже мой! — Нина всплеснула руками. — Вы что, волшебник, что ли, чародей? Ну, чем, чем, скажите, я смогу вам там помочь? Я, к вашему сведению, рассеянна до безобразия, ненаблюдательна и…

— Вы справитесь. У вас отличные характеристики. И потом, многого нам от вас не надо. Только информация о семье, о ее членах, круге знакомых, деловых партнерах, о том, что происходит. — Ануфриев не смотрел на Нину, разглядывал свои ногти с безупречным мужским маникюром.

— Эта семья… Да не хочу я быть в этой семье! — воскликнула Нина жалобно. — Абаканов… Слыхала я эту фамилию, как же. Сколько всего на его совести — и ГУЛАГ, и расстрелы. После войны народ только-только вздохнул, такую страшную беду на своих плечах вынес, а они, эти ваши Абакановы…

— Вы будете жить на бывшей правительственной даче министра Судакова, — сухо сказал Ануфриев. — Это их прадед. А госдача сейчас — просто частная вилла. А по поводу генерал-полковника Абаканова… Что, разве кто-то из ваших родственников — дедушек, бабушек — в конце сороковых был репрессирован?

— Нет, слава богу, никто.

— Откуда же тогда такая патетика? Такие филиппики?

— Просто я читала, слышала по телевизору.

— По ящику несут всякий вздор. Журналисты! Что они знают, кроме слухов и сплетен?

— А вы, конечно, знаете все.

— Мы знаем. У нас самая точная информация. — Ануфриев оторвался от своих ногтей и глянул на Нину в упор. — Вот что, милая моя. Вам придется согласиться поработать с нами.

— Катя, я не понимаю. — Нина повернулась к молчавшей Кате, поднялась со стула.

— Да сядьте вы. — Ануфриев встал сам. — По ряду причин мы остановили выбор на вас. Ваша кандидатура обсуждалась не только в этом кабинете. — Он презрительно скользнул взглядом по стенам. — Слушать ваш лепет у меня нет больше ни желания, ни времени. Вам придется согласиться помочь нам.

— Почему вы разговариваете с ней в таком тоне? — спросил Колосов, вставая.

— Потому что я не привык, повторяю, попусту тратить свое рабочее время. Может быть, в вашей организации так принято — не знаю. Меня же учили другому. Вы согласитесь. — Ануфриев наклонился к Нине: — И знаете почему? Вы ведь хлопочете о предоставлении вашим тбилисским родственницам российского гражданства?

— Откуда вы знаете? — спросила Нина.

— Я же сказал: мы навели справки. Всесторонние. Я понимаю ваше горячее желание перевезти вашу родню сюда, в Москву. После этой вашей «революции роз», — он усмехнулся, — интеллигенция, устав болтать на митингах, начала думать, как и чем жить дальше. И правильно, что начала думать. Хлеб наш насущный даждь нам днесь, и прости грехи наши, как и мы… Одним словом, смена местожительства — хорошее дело, верное. Но получение гражданства, переезд из Тбилиси в Москву — процедура сложная, может затянуться на годы. А ваши родственницы — люди пожилые. Как говорится, и целой жизни мало… И племянница ваша — эта балерина. По-моему, очень талантливая девушка. Ей тоже, конечно, надо жить и танцевать здесь… Ну а в Грузии что? Есть там вообще балет? Или только ансамбль народного танца имени лезгинки? Приедет она с каникул, а тут вдруг проблема с визами. Визы — такое дело, знаете ли… Значит, прощай училище, прощай мечта. Ну а с другой стороны, никаких проблем может и не возникнуть. И вопрос предоставления гражданства в порядке исключения тоже можно решить в ускоренном порядке. Так что, Нина Георгиевна, уважаемая, выбор за вами. Я так думаю, вы подумаете… минут пять-шесть, — он положил Нине руку на плечо, — и сделаете правильный выбор. Тем более ничего такого брутального вам делать не придется — просто жить в одной милой семье и сообщать нам совершенно безобидную информацию.

— Я думала, такие методы давно в прошлом, — сказала Нина, освобождаясь от его руки.

— Ой, что такое прошлое? Это еще один миф. Так мы с вами договорились?

Нина молчала.

— Мы договорились. — Ануфриев значительно, победно глянул на угрюмого Колосова — учись, мол, губерния. — Ну а детали вам изложат мои коллеги. Я ненадолго вас покину. — Он выскользнул из кабинета. Тон у него был такой, словно он послал Нине невидимый воздушный поцелуй.

Катя молчала. Молчал и Колосов.

— Они так обеспокоены судьбой этой семьи, потому что этот генерал Абаканов когда-то, сто лет назад, возглавлял ихнее НКВД? — спросила Нина. — Неужели прошлогодний снег — это все еще тайна? Неужели прошлое и правда — миф?

— Нина, когда-то, сто лет назад, «ихнее НКВД» было и нашим тоже. Я вам скажу, почему я и вот Катя, — Колосов искоса глянул на Катю, — почему мы обеспокоены судьбой этой семьи. Вот взгляните, и вот, вот еще снимок, — на этот раз он не ограничился компьютерными файлами, а выложил перед Ниной на стол толстую пачку цифровых фотографий с места происшествия.

Нина невольно отшатнулась, охнула.

— Вы хороший человек, Нина. Вы женщина, вы мать. — Колосов подбирал слова. — Тогда, в Май-Горе, вы старались нам помочь. Я не забыл это дело. И я вас прошу, Нина. Другого такого подходящего человека мы скоро не найдем. Это займет неделю, может, даже две. А за это время черт знает что еще может случиться.

— Ты боишься, что это убийство не последнее? — спросила Катя.

— Я бояться права не имею. Но я знаю одно: это дело очень серьезное. И очень непростое. Иначе эта наша «ошибка резидента», — Колосов кивнул на дверь, — такую бурную активность тут бы не развивала.

— Но ведь еще ничего не известно. У вас и версий каких-то вразумительных, кроме версии дорожного нападения, нет.

— Чтобы появились версии, нужен хоть какой-то объем информации. — Колосов посмотрел на Нину. — Ну что, я могу на вас рассчитывать? На вас обеих в этом деле? Или мне пробивать эту стену одному?

— Один вы поранитесь в кровь. — Нина вздохнула, вернула ему снимки. — А как все это будет организовано? Как я туда к ним заявлюсь?

— Вас порекомендуют как специалиста. Рекомендации будут отличные. А это такие люди, что привыкли все делать через знакомых. Они вам сами позвонят. Думаю, что это будет Константин Абаканов — старший брат убитой Евдокии. Сейчас он фактически глава семьи. С ним вы и договоритесь об условиях, о гонораре. Нет, нет, Нина, тут все должно быть по-настоящему, достоверно. Так что не стесняйтесь, не тушуйтесь. Проявите характер, ну и смекалку тоже. У него и у остальных членов семьи не должно возникнуть и тени подозрений. Никто не должен догадываться, кто вы на самом деле.