Упаковщица тайн и другие истории

Татьяна Стрельченко

Мальчик-индиго пытается понять странную девочку, не умеющую считывать формулу опавшей листвы. Дафна – обитательница Прозрачного мира, амурных дел брокер по специальности и авантюристка по призванию, неожиданно попадает в ловушку и надолго застревает в аномальном Вагоне Забвения. Мастерица кукол Селин мучительно завидует своей красавице кузине, самой прелестной девушке на земле, а чтобы справиться с завистью, создаёт куклу – особенную куклу с секретом. Герои сборника – необычные существа с самыми оригинальными профессиями и такими простыми желаниями. Они подмешивают иллюзии в ваш чай, упаковывают тайны (подальше от чужих глаз!), меняют влюблённость на покой и азартно участвуют в фестивале снов. Они питаются положительными эмоциями и слышат звуки на несколько миль окрест. Они такие разные, но их объединяет поиск любви, мечты, понимания, смысла жизни или себя самого.

Упаковщица тайн

Новелла

В комнате пахло земляникой, белым чаем и душицей — и ещё смесью каких-то неведомых, волшебных трав.

— Новорождённые тайны, как правило, источают нежные ароматы, — прокомментировал начальник цеха Теофиль Ключ, — впрочем, если тайну вовремя не упаковать, она испортится. Запах, соответственно, тоже. Нюхать протухшие секреты не рекомендую. Опасно для здоровья.

Сона кивнула.

Нюхать протухшие секреты в её планы не входило, но информация, в любом случае, была полезная.

Затаив дыхание, она следила за тем, как ловко Теофиль упаковывает учебный секрет в непрозрачную бумагу сорта «энигма»: слой за слоем, слой за слоем, будто лепит снеговика.

Между слоями бумаги помещалась звуконепроницаемая вата, нежно голубая, пушистая.

— Это — на случай, если секрет вздумает завопить, — пояснил Теофиль, — секреты всегда рвутся наружу. Ну, вот — готово. Осталось запечатать. Помните, что профессор Мистериус писал о видах сургуча?

Сона улыбнулась. Трактат знаменитого Мистериуса, главного тайноведа Прозрачной Империи, она знала наизусть.

— Цвет сургуча определяет свойство тайны, — процитировала по памяти девушка, — жёлтый — тайну можно сохранить несколько месяцев. Синий — тайна останется неразгаданной несколько лет. Если же у сургуча цвет киновари, эту печать в будущем уже никто не снимет, даже тот, кто её поставил.

— Совершенно верно, — Теофиль лукаво усмехнулся, словно припомнил нечто забавное, — знаете, Сона, с тайнами следует обращаться крайне бережно и осторожно. Именно на них держится весь плотный мир. Да что греха таить! Наш, прозрачный, тоже. Постичь непостижимое, увидеть незримое, разгадать загадку — по сути, в этом и есть смысл человеческой жизни. Существуют особенные тайны — великие, могущественные, от них дух захватывает, за них можно отдать целую жизнь, но так и не найти ответ. А всё почему? Потому, что на них стоит печать цвета киновари.

— Разве не бывает исключений? — осторожно спросила Сона. Ей не хотелось выглядеть в глазах начальника цеха необразованной дурочкой, но так уж вышло, что историю великих тайн и загадок она знала довольно поверхностно.

Теофиль засмеялся. Его зелёные, словно дубовый мох, глаза стали на тон светлее — цвета первой весенней травки.

— Исключения? Нет, не бывает. Зато случаются ошибки. Вот, послушайте. Однажды наш сотрудник, неглупый, в принципе, парень поймал новорожденную тайну. Бедняга, как позже выяснилось, страдал дальтонизмом, именно потому, упаковав свою находку, он запечатал её синим сургучом. Роковая ошибка! Тайна-то была из тех самых, великих, интригующих — рецепт эликсира молодости, ни больше, ни меньше! О, что тут началось! Тайноведы схватились за свои, полные загадок, головы! Председатель комитета безопасности Ребус Эль-Секрето силовым способом готовился изъять раскрытую тайну из плотного мира; пресса вопила: «Конец света»; профессор Мистериус публично выступил со своей знаменитой речью: «Ненавижу дилетантов»… Словом, изрядный скандал! Несчастный дальтоник уже готовился наложить на себя руки и уйти в Невидимый мир, но тут вновь случилось нечто странное и, не побоюсь этого каламбура, загадочное. Секрет самоуничтожился. Вспыхнул и сгорел в пожаре вместе с человеком, который его открыл. Вот что случается, если перепутать цвет сургуча.

Сона поежилась.

— Страшная история! А поначалу казалось, что всё так просто… упаковывай — и дело сделано.

— Просто? — Теофиль хмыкнул, не скрывая сарказма, — чтобы упаковать новорожденный секрет, его для начала нужно поймать и укротить. Просто!.. Посмотрю я на вас, милочка, когда вы приступите к выполнению практического задания. Да-да, не смотрите на меня так. Я ведь предупреждал, что испытательный срок завершится экзаменом. Справитесь — останетесь работать в цеху тайн. Вот, ознакомьтесь!

Инструкция гласила:

«Для упаковки ищите новорожденную тайну, проявите фантазию. Если понадобится, будьте готовы распороть реальность, вдохнуть в неё загадку, а затем зашить прореху белыми нитками. Несколько раз проверьте, надежно ли запакован объект, затем запечатайте его сургучом. Не забудьте, что цвет сургуча определяет свойство тайны».

Сона вздохнула: упустить эту работу она просто не имела права.

Приличный оклад, страховка, возможность карьерного роста.

Интересные задания, что, согласитесь, немаловажно.

А главное — Теофиль.

Спокойный, сдержанный, уверенный в себе, он, кажется, знал все секреты, когда-либо существовавшие в плотном мире. Заглядывая в его зелёные кошачьи глаза, Сона чувствовала, что готова упаковывать тайны и загадки хоть целую вечность — лишь бы под его руководством.

На выполнение практического задания ей дали неделю — вполне достаточно, если знаешь, что упаковывать.

К сожалению, этого Сона пока не знала.

* * *

В плотном мире ей доводилось бывать и прежде.

Мир как мир: люди, их пустые надежды, мечты, стремления…

Всё, как в Прозрачной Империи, только тяжеловеснее, утолщённей.

Пройдя испытательный срок в цеху тайн, Сона взглянула на плотный мир по-новому. Теперь она видела то, о чем профессор Мистериус писал в своем трактате, — удивительную, необъяснимую сторону жизни.

Повсюду были секреты и загадки, — золотыми маячками подмигивали они Соне, спрятанные в сейфах, замурованные в стенах, зарытые под землёй, захороненные в человеческих сердцах.

«Изменила мужу…»

«Нашел на чердаке странную книгу…»

«Кто же прислал этот букет?»

«Неужели чайные ложки ворует домовой?»

«Не могу признаться, боюсь…»

Сона искала новорожденную тайну, такую, об упаковке которой никто ещё не позаботился. Сквозняком врывалась она в приоткрытые окна квартир, чёрной кошкой гуляла по горбатым крышам многоэтажек, осенним листом-самоубийцей бросалась под ноги случайным прохожим…

Необъяснимого было много — и всё тщательно упаковано Теофилем и его коллегами по цеху.

— Что же мне теперь делать? Вспороть реальность, вдохнуть в неё тайну, а затем белыми нитками заштопать? — огорчённо размышляла Сона, устав от бесплотных поисков.

Стемнело, и город принарядился, засверкал неоновыми огнями, зажёг фонари, вывески, окна. Пабы и трактиры распахнули свои двери, дразня горожан густыми ароматами жареного мяса и звоном пивных бокалов. Афиши кинотеатров обещали показать премьеру «самого кассового блокбастера сезона». В богемном полуподвальном ресторанчике саксофонист оплакивал свою несчастную любовь — его музыка тоже была загадкой, из тех, которые ни за что не разгадаешь, на которых стоит печать цвета киновари.

Взобравшись на крышу высотного здания, Сона ещё раз окинула взглядом окрестности. В центре оживлённой площади возвышалась колонна, украшенная позолоченной лепниной, увенчанная фигурой то ли девушки, то ли ангела; от площади лучами расходились улицы, узкие, старинные, мощёные чёрной брусчаткой. Там, в конце этих улиц, белели колокольни древних соборов; здесь, в самом центре, сверкали фарами сверхновые авто. Столетия причудливо переплетались, смешивались, скрещивались, и в этом тоже крылась какая-то тайна.

Постепенно офисные здания погружались во тьму — клерки торопились домой, или в паб, или в кино, или в ресторанчик, где тосковал хриплый саксофон.

Вот погасло окно напротив, и ещё одно, и ещё…

А во-он там, на восьмом этаже (кажется, это банк?), наоборот, кто-то включил свет, приоткрыл форточку…

Сона принюхалась, словно ищейка, взяв след.

…Мускус, терпкий кедр, сандал, цедра лимона, красный кайенский перец…

Запах опьянял.

Так пахнут новорожденные тайны.

* * *

На восьмом этаже международного банка, в круглой офисной клетке, где уродливые ксероксы и принтеры соседствовали с тропической диффенбахией и скромной комнатной фиалкой, их было двое: он и она.

Он — юноша, сутуловатый, худощавый, похожий на цветочного богомола, сидел за компьютером, сосредоточенно глядя в монитор. Стук клавиш разрезал тишину пустого офиса: казалось, по клавиатуре бегает целая гвардия шумных мальчиков-с-пальчиков, топ-топ-топ, топ-топ, топ-топ…

Она — миловидная сероглазая пышечка, смотрела куда-то в пустоту, задумчиво подперев щёку рукой.

Именно над девушкой витал дивный аромат: сандал, бергамот, цедра лимона… на конечной ноте — мускус.

Запах чего-то необъяснимого, непознанного.

«Чтобы упаковать новорожденный секрет, его для начала нужно поймать и укротить», — вспомнились Соне наставления Теофиля Ключа.

Поймать и укротить, повторила она про себя, ещё раз проверяя наличие снастей.

Всё было на месте, всё было при ней: голубовато-дымчатый сачок с невероятно длинной ручкой, прозрачное лассо, сияющий лунным серебром невод, бамбуковая удочка с медным крючком, хитро сделанный капкан (это для страшных, смертельно-опасных секретов). И, разумеется, флакончик со специальной эссенцией, позволяющей на некоторое время ослабить энергию чужой тайны.

Неслышно подкравшись к хорошенькой толстушке, Сона достала тупую иголку, обмакнула её в эссенцию и сделала несколько стежков, прошивая душистый шлейф тайны ещё одним ароматом — зелёного яблока.

— Сквозняком потянуло, — удивлённо прокомментировала девица, — свежий ветерок, словно мы в лесу или в июньском саду. Никогда б не подумала, что в центре Киева бывают такие запахи! Вы чувствуете, Иван?

— Нет, Сонечка, — буркнул юноша, не отрывая глаз от монитора.

Сона улыбнулась.

То, что пухленькая барышня оказалась её тёзкой, без сомнений, следовало расценивать, как счастливый знак.

«Сейчас, милая, ещё один стежок и…» — завершить свою мысль упаковщица загадок не успела.

Аромат сделался резче, гуще. Проступили очертания тайны: где-то там, в сандалово-бергамотовом тумане резвился и играл дикий жеребёнок — маленький мустанг немыслимого жёлто-горячего цвета. Его короткая грива источала тёплое золотистое сияние. Он был прекрасен.

«Влюблённость», — догадалась Сона, готовясь накинуть на солнечного жеребёнка лассо.

Сероглазая Сонечка влюблена в цветочного богомола. Это её секрет.

…Изящный взмах рукой, свист, невидимая петля зависла в воздухе…

Сона не успела — жеребёнок оказался проворнее, чем она ожидала.

Ловко избежав петли, он пустился наутёк, оставив охотницу за чужими тайнами ни с чем.

— Иван, я хотела вам сказать, я…

Сона с ужасом осознала, что ещё миг — и влюблённая тёзка раскроет свой секрет.

«Нет, дурёха! Стой, замолчи!» — крикнула она — «Новорожденные тайны нельзя раскрывать, иначе быть беде! Замолчи, замолчи!»…

Увы, беззвучный вопль остался неуслышанным.

Зардевшись подобно июньскому закату, пышечка продолжала:

— Мне нужно вам сообщить, Ваня…

Молодой клерк наконец оторвал взгляд от монитора и, не скрывая раздражения, уставился на девушку.

— В чём дело, Рогожкина?

— Я… я уже домой ухожу, Ваня. Не забудьте закрыть окна. Сквозняки, знаете ли.

* * *

Сона облегчённо выдохнула.

Тайна была укрощена, поймана и обуздана.

Спасибо Теофилю Ключу, вовремя подоспевшему, пришедшему ей на помощь.

— Вы спасли меня, Тео…

— Не льстите себе, госпожа претендентка-на-должность! — холодно отчеканил Теофиль, — я не ради вас здесь очутился. Рогожкину стало жаль. Между прочим, из-за вас ей грозили серьезные неприятности. Может быть, в плотном мире разбитое сердце — это мелочь, пустяк, но вам, жительнице Прозрачной Империи… вам должно быть сейчас стыдно!

Глаза Теофиля полыхали, как два изумрудных костра.

Возле таких не согреешься, с тоской подумала Сона.

— Мне стыдно, господин Ключ… Даже не знаю, как это получилось… Я почти накинула на мустанга прозрачное лассо, всё согласно инструкции…

— О Прозрачное Небо! — Теофиль театрально воздел очи горе. — Лассо! Мустанг! Сона, это был жеребёнок, де-тё-ныш, понимаете? Их не ловят на лассо — только на сахар-рафинад.

Сона вспыхнула, мечтая провалиться в Подземный мир, прямо к огненным поварятам на сковородку.

Никогда прежде ей не было так неловко.

— Простите, Тео! Я — никудышная ученица! С заданием не справилась, чуть было беды не натворила, опозорилась… Мне не место в цеху тайн. Профессор Мистериус был прав: секреты не терпят дилетантов.

Теофиль преградил ей путь, не дал вылететь в окно.

— Госпожа претендентка — на-должность, извольте вернуться к выполнению своих обязанностей! Проследите, чтоб Рогожкина успешно добралась домой. Жеребёнок объезжен, укрощен, но всё-таки нужно проконтролировать ситуацию. Кроме того, не забывайте, что до конца недели вам необходимо найти и упаковать новорожденную тайну. Время ещё есть, между прочим. Кстати, известно ли вам изречение великого Мистериуса? «Ненавижу дилетантов, но гораздо больше презираю трусов и пессимистов!». Так что хватит киснуть — за работу!

* * *

Рогожкина снимала квартиру на окраине города, в районе, где серые однотипные высотки врезались в такое же серое бесприютное небо. Скамейки, автобусные остановки, стая бездомных собак, деревья, магазины, прохожие — мышиный цвет преобладал.

Жилье Сонечка делила со своей старшей сестрой Марьяной — девушкой резкой, грубоватой и острой на язык. Впрочем, в проницательности Марьяне нельзя было отказать. С полувзгляда она определила истинное положение вещей, заглянула в клетку, где был заточен секрет-жеребенок, и со знанием дела прокомментировала:

— Сонька, ты чего ревела? Влюбилась, что ли?

Сонечка не ответила, гордо прошествовав на кухню — старшая сестра, сгорая от любопытства, увязалась следом:

— Кто он? Давай, выкладывай! Ваш начальник?

— Какой начальник! — вспыхнула Сонечка. — Отстань от меня, я устала, у меня был очень тяжелый день.

— Не хочешь говорить — и не надо, — обиделась Марьяна, — ну, и дура! Я б тебя жизни научила, а так… Кому ты нужна, Сонька? Мало того, что толстуха, так ещё и глупая, как пень, и простая, как пять копеек, нет в тебе ничего особенного, ни один мужик в твою сторону даже не глянет…

Незримо присутствующая при этом разговоре Сона вздрогнула.

В коридоре качнулся старомодный абажур — размытая тень заплясала на стене, оклеенной зелёными обоями.

Сону осенило.

* * *

Она вспарывала реальность, готовясь вдохнуть в неё загадку, а затем заштопать прореху белыми нитками.

Она создавала тайну, готовила, варила на медленном огне.

Четыре дня ушло на поиск необходимых ингредиентов: в погоне за ними Соне пришлось облететь весь плотный мир, тщательно исследовать Прозрачную Империю и даже написать запрос в императорский архив, где ей дали официальное разрешение на исследование души Софии Рогожкиной.

Старания не прошли даром. На пятый день Сона приступила к совершению великого таинства.

В большом серебряном котле она кипятила пропахший травами ливень, солёную морскую пену и утреннюю росу, собранную в бутонах бледно-розовых лотосов.

Жидкость булькала и пузырилась, словно лужа во время затяжного дождя. Боясь переусердствовать, Сона осторожно отсыпала унцию весенней бессонницы, потом добавила строки забытой всеми печальной баллады, зёрнышко барбариса, толченый янтарь октябрьской луны, зыбкие отражения облаков в горной реке, золотую пыльцу невысказанных вслух признаний.

Чувствуя себя колдуньей, она перемешала магическое зелье, растопив в нём замёрзлые несбывшиеся сны и обледенелый цветок папоротника, по ошибке распустившийся в ноябре и сразу же прихваченный морозом.

Затем в ход пошли специи и пряности: тимьян, розмарин, белый перец, засушенный цветик-семицветик и, наконец, последний, секретный ингредиент, без которого невозможно приготовить ни один секрет в мире.

Сона вдохнула аромат, исходивший от серебряного котла, и осталась довольна.

Тайна пахла тайной.

* * *

К утру зелье застыло и затвердело, превратившись в мерцающую, похожую на кусок хрусталя, загадку.

Сона знала, как её упаковать: шелковый мешочек, запечатанный сургучом цвета киновари, она поместит в эмалевую коробочку, коробочку — в круглый ларец, ларец — в шкатулку из красного дерева, шкатулку — в бархатный чехол, а чехол, в свою очередь, будет обвязан голубой лентой и спрятан в душе Рогожкиной.

— Теперь ни один мужчина (даже цветочный богомол!) не сможет перед ней устоять! И Марьяна не посмеет больше сказать, что в Сонечке нет ничего особенного, — подытожила вслух Сона, готовясь приступить к упаковке.

Интуиция подсказывала, что на этот раз у неё всё получится, и начальник цеха останется доволен.

Вспомнив Теофиля Ключа, морскую зелень его глаз, Сона ощутила странный прилив тоски и нежности. В ладонях и в ступнях появилась необъяснимая легкость: ещё чуть-чуть — и взлетишь, словно отпущенный на волю воздушный змей.

Подумав, Сона отколола кусочек тайны — для себя.

В конце концов, в каждой женщине должна быть какая-то загадка!