Родной отчим

Татьяна Трубникова

Взросление приходит через боль. Как иллюзии становятся нашей судьбой? Что должно произойти, чтобы шоры привычного восприятия близких людей – упали? Утраты формируют характер.

© Татьяна Трубникова, 2022

ISBN 978-5-0059-0524-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Татьяна Трубникова

РОДНОЙ О Т Ч И М

И что только мать в нем нашла? Маленький, плюгавенький, страшненький. Личико — с кулачек, смуглое, какое-то сморщенное все, как у сморчка. Нос на подбородок, узких губ не видно, глазки мелкие. И всегда лыбится. Одна радость — на работе до вечера пропадает. И не пьет, как другие. «Доча, доча» — достал! Какая она ему дочка? Отчим он. И точка.

Глаза у нее огромные, распахнутые, опушенные длинными, густыми ресницами. Губки пухленькие. Длинная челка. Крутая группа «Мираж». Что-то в голосе солистки ее так цепляет, аж до сладкого замирания. «Ми-и-и-ра-а-жи-и-и… Это наша жи-и-и-знь… Мира-а-ж… Мой мираж плывет надо мною… А я опять плыву по теченью…». Магнитофон у нее кассетный советский, плохенький, с огромными кнопками-клавишами. Но и тому рада. Двое братьев, оба от отчима. Маляву, лапушку, она очень любит, души в нем не чает. Так бы и тискала его целый день!

На ее столе рядом с небольшим зеркалом на ножке — фото ее родного отца в рамке. Подолгу она не сводит с него глаз. Смотрит на себя в зеркало, держа его за ручку — одно лицо с отцом. Он такой юный и красивый на фото. Ему не больше двадцати двух лет. Работал на стройке, на кране. Упал и разбился насмерть. Она тогда только родилась. Светка давно привыкла разговаривать с портретом отца. Его распахнутые глаза, точно такие же, как у нее, и затаенная полуулыбка будто были обращены именно к ней, к дочери, через все года…

Она привыкла рассказывать ему все. Поверять все обиды, тайны и свою любовь. Семочка — ее мечта. Она знает, он тоже ее любит. Раньше виделись каждый день, учились в одном классе в одиннадцатой школе, на другом конце города, на Красной горке. Когда Светка вспоминала свою старую школу, слезы на глаза наворачивались. Она всех там любила. И всё. Каждую трещину в асфальте помнила. Ворота скрипучие. Березы огромные у входа. Просторное низкое крыльцо. Душевные, добрые учителя и самые верные, веселые друзья. Они звали ее Светка-Ветка-Веточка.

А здесь она будто в лесу одна… Волчий класс. Поговорить, и то не с кем. Все детство, всю жизнь она чувствует, что отчим — чужой ей. Просто чужой человек. Какая еще дочка?

Много-много раз она прокручивала в голове сладостные картины лета. Они всей компанией ребятни загорают на речке. Она скинула воздушный, светлый сарафанчик. Солнце красным облаком сквозь закрытые веки. Ей кажется, что она плывет куда-то, ее покачивает, настойчиво и важно жужжит шмель где-то рядом… Вдруг услышала крики, смех. Приподнялась. Семочка в ее любимом сарафане, надетом криво, буквально — на шею, бежит к воде. Его пытаются остановить, ржут в голос… Но он увертывается и с головой ныряет в мутную глубь. Вылезает счастливый. Светка гоняет его жестким желтым цветком на длинном стебле, отобранном у шмеля. Все смеются, как шальные. Потом всем коллективом отжимают ее сарафан.

Конец ознакомительного фрагмента.