Ты дура, детка!

Татьяна Хмельницкая, 2023

Я поставила свою жизнь на паузу, и лишь необычный дар вносил в неё сумятицу. Он пришёл ко мне от прабабушки: я вижу покойников, которые пропали без вести, и помогаю правосудию, указывая на их захоронение. Но и у меня наступили непростые времена. Всё началось с публикации в СМИ заявления незнакомца, готового разоблачить кое-кого из криминальных структур из-за убийства некоего Олега Иванушкина. С этого момента трупы посыпались, точно снег зимой, и все мне на голову, а мое прошлое стало догонять меня с упорством локомотива на полном ходу.Вторая книга серии "Перстень в наследство".

Глава 2

Поднявшись в спальню, сбросила с ног туфли, убрала вещи в шкаф. Стянув свитер, и оставшись в бюстгальтере, прошествовала в ванную. Уже там закончила раздеваться. Быстро приняла душ, помыла волосы, немного подкрасилась и, натянув домашний, уютный костюм, отправилась на кухню готовить салат. Включила телевизор и остановилась на федеральном канале.

На экране шла реклама. Потянулась к пульту, чтобы переключить, но потом плюнула — пускай молотит. Открыв холодильник, я осмотрела содержимое полок.

Если бы проходил конкурс: «Узнай, чей холодильник», то мой бы попал в категорию: «Бедные слои населения».

М-да. Шаром покати!

Впрочем…

Я протянула руку к бутылке со сливками, но передумала их трогать.

Вердикт мне, как хозяйке: уморит с голоду.

Не то чтобы я специально старалась всё подъесть перед отъездом, просто к этому свелось после отбытия родителей с их новыми семьями три года назад в разные царства-государства планеты. Для них я всегда держала холодильник забитым. Папа или мама могли заглянуть ко мне, чтобы поболтать, переночевать, пожить пару дней. Причём бывало, что их новые супруги тоже забегали на огонёк, и тогда разогревался мангал для приготовления шашлыков, пиво и вино лилось рекой, а обычный вечер превращался в наполненный уютом и дружеским весельем маленький праздник.

С Лоскутовым всё иначе. Он ел на работе. Мне хватало круп, макарон, простых овощей и зелени для ужина и завтрака. Ради Ильи затариваться в магазинах не собиралась. Он привык.

После вчера спровоцированной мной ссоры, тем более не намеревалась устраивать пир горой. Мне вполне хватит чего-то лёгкого — салатика, например. Ведь Лоскутов ко мне обещался заглянуть — значит, пусть и морочится. Только я готова поспорить с кем угодно, что он всё закажет в ближайшем ресторане и еще горячим привезет с собой.

Реклама сменилась программой «Вести». Говорили о новых вызовах в отношении нашей страны, о политической ситуации, заморозках в отдельных регионах. Под болтовню журналистов я монотонно резала помидоры.

— Срочная новость с пометкой: «Молния».

Я подняла голову и отложила нож. По телевизору утончённая девушка-диктор, опустив глаза, зачитывала короткий текст.

— Сегодня в два часа ночи, в своей квартире был убит Олег Игоревич Иванушкин. Крупный бизнесмен, владелец торгового центра «Ефрат». С места событий наш собственный корреспондент Жанна Куркина.

Я знала Иванушкина очень хорошо, а он — едва на дух меня переносил. И было из-за чего. Так уж вышло, что я понимала его неприязнь ко мне, и мало того, была всецело на стороне Иванушкина в этом вопросе. Стерва, я, и сволочь! Нет мне прощения!

Только сделать со мной уважаемый бизнесмен ничего не мог, ведь я официально для всех была девушкой Ильи. А с Лоскутовыми лучше не связываться и дорогу им не переходить ни в бизнесе, ни в делах семейных. Вот и оставалось Иванушкину, скрывая презрение к моей персоне, удаляться с раутов и увеселительных мероприятий для избранных. Но иногда и ему не везло: приходилось общаться со мной. В такие моменты во мне словно просыпалась прежняя я, напитывающаяся негативными эмоциями, словно вампир — кровью, и чувствовала, как мир преобразуется, становится из бесцветного ярким.

Впрочем, возлюбленной или просто девушкой господина Лоскутова я себя не считала, пусть и спала с Ильёй регулярно, работала на него, и выбиралась в город на различные тусовки с ним же под ручку.

Да, Люська права, у меня проблема — одиночество. Хотя в глазах окружающих, я из тех девиц, кто своего не упустит, потому подцепила одного из самых завидных холостяков. Им оставалось лишь радоваться тому, что Илья никак не брал меня замуж, и они могли об этом посплетничать. А как же иначе? Сказка о Золушке оживала на глазах и окрашивалась современными красками.

Хотелось их успокоить и сказать, что Золушка я ненастоящая, и у них все шансы на успех.

Замуж. Про меня ли это?

Нет, не про меня. Не про Лоскутова тоже. Хотя вот уже четыре года подряд стабильно в Новогоднюю ночь он делал мне предложение и дарил кольцо. Их ровно четыре и я иногда надеваю их на светские встречи. Очень надеялась, что пятого подношения не будет.

Дело не в моём отношении к Илье — я могла бы в пятый раз согласиться на свадьбу, — а в отце. Ему неожиданно поступило предложение создать бизнес за границей. Произошло событие совсем недавно, и подробностей я не знала, но это был шанс для меня и папы. Мы понимали друг друга с полуслова, полувзгляда. Оба желали изменить свою судьбу, развернуть её на сто восемьдесят градусов.

Папа надеялся сделать что-то полезное, важное для фундамента новой семьи. Отец женился на женщине, которую любил. Ирина моложе его намного, но по её глазам видела, что она любила мужа. А я мечтала встряхнуться, почувствовать почву под ногами, плюнуть на прошлое и растереть его.

Папа позвонил мне, чтобы посоветоваться — я согласилась. Попросила его подготовить юридическую платформу, переговорить с кем-то из знакомых, кто живёт давно в другой стране и знает подводные камни и рифы сделок. Вроде бы там всё срасталось. Появилась возможность безболезненно избавиться от Лоскутова. К тому же подруга почти пристроена и за неё я не беспокоилась.

На экране телевизора давно уже показывали дом и подъезд, в котором, как объяснила журналистка, жил пострадавший Иванушкин, и где его настигла несчастная доля. Признаюсь, один из элитных домиков для господ-бояр. Выяснилось, что мужчина был застрелен двумя выстрелами: в грудь и голову.

— Но, что примечательно, — заявила репортёр, когда камера показала её лицо и туловище крупным планом, — за три дня до этого, в интернете был выложен ролик. Неизвестный мужчина собирался разоблачить первых людей города. Он назвался Мистером Икс. Из фамилий некий Икс перечислил только две: Бородинский и Иванушкин. Предлагаю вам послушать, что было заявлено неизвестным.

Фон сменился, и пошла запись сносного качества. Мужчина в балаклаве, глухой чёрной водолазке, развалился в офисном кресле. За его спинкой была натянута белая простыня, а свет кучно падал с левой стороны на светлую, гладкую столешницу. Почти уверена, что источником освещения служила настольная лампа.

А что значит, если лампа стоит справа?

Правильно: незнакомец — левша.

Что мне это даёт?

Тренировку извилин и больше ничего.

В объектив был виден кусок пластмассового корпуса ноутбука и на нем лежал лист бумаги.

Шпаргалим, уважаемый? Или неуважаемый?

Да какая разница! Плевать я хотела на тебя, двоечника и позёра!

Меня больше беспокоил тот факт, что у мужчины на руках были чёрные перчатки. Неужели есть что скрывать? Или сделано это умышленно, чтобы запутать правоохранительные органы, которые всенепременно буду слушать будущий спич?

— Привет! — голос был изменён специальной программой. — Знакомиться не будем, а перейдём сразу к делу. Ну, если вам хочется, то называйте меня, Мистер Икс.

Я закатила глаза и шумно выдохнула. Не, ну, каков идиот, в самом деле! Оперетта!

Сколько тебе лет, мужик?

А и правда — сколько?

Руки прячет, лицо — тоже. Шея обтянута воротом водолазки. Выходит, ему больше, чем хочет казаться? Или меньше, и чтобы сбить с толку тех, кто станет смотреть ролик, назвался именем персонажа, о ком нынешняя молодёжь и не знает?

Мистер Икс продолжал:

— Подписывайтесь на мой канал, если хотите знать правду о тех, на кого вы работаете, кто жрёт ваши мозги, — его взгляд сквозь прорези маски метнулся к листку бумаги, но тут же, снова стал буравить камеру. — Я расскажу вам, что за люди — ваши боссы! Покажу все цепочки, по которым жадные человечки, достигают своего величия. Но сегодня я назову только имя, а когда грянет гром над чьей-то головой, вы узнаете массу интересного. Итак, имя: Матвей Тихорецкий. Этот мужик давно покойник, ребята, но и убиенные очень часто умеют разговаривать. Давайте прислушаемся…

Видео потухло, и вместо него на экране появилась журналистка, которая заверила, что источник близкий к следствию высказал предположение о причастности Иванушкина к группировки Мати Тихого, или иными словами Матвея Григорьевича Тихорецкого.

Причём тут некий господин по имени Бородинский тогда?

Непонятно.

Я бросилась к столу в гостиной, схватила ноутбук и включила его. После загрузки, вошла в интернет, на сайт, где выкладывались видеоролики и написала: «Мистер Икс». Запись отыскалась очень быстро, мало того, она за несколько часов возглавила линейку популярности. Комментариев и лайков под ней — вагон и маленькая тележка. Их я потом прочту. Меня волновало само видео, и я включила его.

«Давайте прислушаемся…», — с этих слов начиналась вторая часть трёхминутного ролика.

— Чьё имя вы услышите? В том-то всё и дело, что труп зовёт своего давнего бывшего друга, Бородинского. Какая кошка пробежала между братанами, да ещё так, что один заказал другого? Если прислушаетесь, то из гроба донесётся имя — Иванушкин. На сём, пока, заканчиваю. Ждите новых эфиров. Я расскажу: на чём так ловко черная кошка поймала обоих друзей. Ну, и если расторопные спецы займутся этим вопросом, то вы всё узнаете от них. Не тяните, господа полицейские, вам же хуже будет, если общественность узнает историю от меня.

Ролик был опубликован три дня назад, а Иванушки скончался накануне. Два выстрела. Два…

Дальше я уже не смотрела в чёрный, замёрзший экран — хватило упоминания о почерке убийцы, чтобы топкое болото памяти, снова засосало меня.

Боже! Когда это было? Но я и сейчас, сидя в теплой гостиной собственного дома, чувствовала на плечах барабанную дробь дождевых капель того вечера. Я снова брела по опустевшей улице, мимо витрин магазинов. Меня бесили плюющиеся водой жестяные водосточные трубы, и я шептала слова ругательств. Мои длинные волосы липли к телу, заставляя чувствовать неудобство при движении.

Я шла, окутанная светом занавешенных ливнем, словно шторой фонарей, и только проезжающие машины, шурша шинами, заставляли меня озираться и инстинктивно жаться к стенам зданий. Чтобы не обрызгали!

Ну, не дура ли? На мне сухой нитки не было, но я боялась, что меня окатит спешащая куда-то легковушка!

М-да…

В те дни я начинала бояться всего, даже собственной тени, и думала лишь о том, чтобы Артём не заметил перемен в моём поведении. В тот вечер хотелось тепла, девчачьих разговоров. Мне не хватало осознания, что я продолжала принадлежать к миру, в котором моральные уроды встречались крайне редко.

Мне хотелось так думать.

Я изголодалась по элементарным человеческим отношениям. Мечтала вспомнить себя, также, как мы ворошим в памяти отрывки из детства: елочные игрушки, витрины со сладостями, долгожданные куклы. Я всё ещё надеялась, что смогу зажить, как прежде.

А ещё у меня было дело к подруге. Я кое-что задумала и несколько дней готовилась. Хотела закрепить результат, понять, что Люда готова стать неким проводником для меня в иную жизнь. Жутко подумать, но я сомневалась в том, что всё шло гладко. Если не услышу от подруги заветных слов, то поднажму на неё, чтобы она всё сделала правильно.

Посвящать Люду в детали не собиралась — желала использовать втёмную. Подло с моей стороны, но другого выхода я не видела. Артём вырезал наше с ним сосуществование, словно подросток на куске коры в парке свои эмоции. Укладывалось оно в примитивную запись: «Маша плюс Артём ровняется…»

Ровняется…

В нашем с ним случае я собиралась оставить это тождество неуравновешенным. Боялась, что после знака «равно» появится слово: «кинуть». В моём случае это бы означало долгую и мучительную смерть. Потому я готовила ловушку для парня. Расставляла её тщательно и взвешенно.

Он попался в неё.

Потом.

А я…

Я.

Бредя под ливнем, нырнула в изящную арку, чтобы позвонить Люси и остаться у неё ночевать. Я уже видела часть двора, едва освещаемую единственным фонарём, и знакомый автомобиль «не первой свежести». Знала его, как облупленного. Слева у легковушки небольшая вмятина; бамперная фара плохо горит; на пассажирском сиденье из обшивки выдран клок; заднее, левое крыло прорезала широкая царапина.

Миновала арку насквозь, но возле выхода замерла. С моего места мне было хорошо видно, как Артём вышел из салона машины и, не скрываясь от дождя, подняв ворот куртки, двинулся к подъезду. Преодолев две ступеньки, он в дверях столкнулся с крупным, грузным мужчиной в очках. Незнакомец открыл зонт и заговорил с Артёмом. Я не слышала, о чём была беседа, но я видела, как парень забрал свёрток из рук толстяка, протянул конверт и отбыл.

Не знаю, что произошло со мной в тот день, но я рванула из арки, хотя мне ничего не стоило шагнуть навстречу Артёму. Я неслась по улице, стараясь удалиться дальше от Люськиного дома. Сердце колотилось так, что готово было выпрыгнуть из груди.

Всё что я смогла тогда: вбежать в кафе и сделать два глубоких вдоха перед тем, как зазвонил мобильный, и я ответила на звонок Артёма. Прощебетала в трубку, что я не успела дойти до дома и застряла под вполне годной крышей. Я знала, что Артём рулил в сторону моего адреса, чтобы остаться в пустой квартире — пересидеть.

Ладно, что о досужем? Именно в тот день я впервые видела Иванушкина.

Второй раз мы встретились, когда он через меня передавал деньги Артёму, а я вручала ему посылку, состоящую из миниатюрной коробочки. Я точно знала, что в ней находилось, и потому постаралась быстрее избавиться. Иванушкин тоже знал кто я такая…

Ладно, ладно, пусть не знал и может где-то в душе надеялся, что я — просто дурёха, которая выполняет просьбу своего парня, но из песни, как говорят, слов не выкинешь. Спустя годы Иванушкин продолжал меня презирать.

Вот и довелось узнать об этой шкодливой собаке, Олеге Игоревече, нечто интересное — у него были враги.

М-да, довелось…

— Эй, Марго, где прячешься?

Фраза, брошенная Ильёй, заставила меня вздрогнуть.

Засиделась! О всякой падали задумалась, а салат себе так и не настрогала. Ох…

— Я здесь, в гостиной! Сейчас!

Захлопнув ноутбук, я бросилась в кухню и застала Лоскутова за вытаскиванием из бумажных пакетов продуктов и коробок. Илья обернулся на мои шаги и широко улыбнулся:

— Привет! Люблю тебя домашнюю.

— Тогда буду тебя встречать в офисном костюме.

Илья быстро положил очередную коробку на стол и бросился ко мне, обнял, чмокнул в губы, прижал.

— Эй, чего ты такая колючая сегодня? Я виноват. Пришёл с повинной. Ну-же, перестань.

От него пахло дорогой, обивкой салона машины, туалетной мужской водой. Я не удержалась, прижалась носом к шее и глубоко вдохнула аромат кожи. Это была провокация с моей стороны, но происходила она не по велению женской хитрости, а скорее уж от дурости или безысходности.

А как иначе можно назвать животную тягу, испытываемую мной к постороннему для меня мужчине, которого даже не любила?

Дурость, она и есть!

Впрочем, ребята из кинематографа придумали этому явлению более благозвучное название — основной инстинкт. Мне тоже так больше нравилось именовать то чувство, которое заставляло раз от раза ложиться с Лоскутовым в постель и заниматься с ним сексом, стонать. Именно так я оправдывала собственное влечение, когда гладила подушечками пальцев мокрую кожу мужчины во время отдыха после соития.

Только инстинкт клокотал внутри меня, заставляя сейчас лизнуть мочку уха Ильи. Увы, объятий мне никогда не было достаточно — всегда хотелось продолжения. Я словно самка какого-нибудь бабуина прикусила свою пару, чтобы спровоцировать, обратить на себя внимание. Язык животных помогал людям, когда слова казались корявыми, никчёмными, нелепыми, неотражающими сути.

Я не была рада видеть Лоскутова, но хотела его. Меня накрывало вожделение каждый раз, когда он обнимал меня и крепко прижимал к своему телу. В душе я протестовала собственным поступкам. Ненормально, против логики отталкивать кого-то и вешаться ему же на шею! Но ничего поделать не могла — хотела и провоцировала.

Моего ответа на его вопрос не потребовалось — Илья накрыл мои губы своими. Поцелуй был наполнен страстью, искушением, и я отозвалась на него. Ладони любовника наглаживали мои ягодицы, распаляя желание.

Я застонала от удовольствия, когда рука сместилась на спину и проникла под курточку домашнего костюма, а вторая — сжала ягодицу. Неосознанно мои пальцы зарылись в густые волосы мужчины, продолжая немой и такой понятный всем язык похотливого принуждения. Мышцы внизу живота напряглись.

Оторвавшись от губ Ильи, я выгнулась и застонала. Мужчина накрыл ладонью мою шею, погладил, перекрывая пальцами артерию. Теперь и я чувствовала собственный взбесившийся пульс. Возбуждение подталкивало меня на следующий этап, где царило бы абсолютное сумасшествие и безотчётность.

Илья гладил моё тело зло, жадно, настойчиво. Я задыхалась от нетерпения. Реальный мир вокруг меня исчезал, растворялся — я не держала его. Проваливалась в пластичный и неуправляемый водоворот страсти — мой личный край света.

Я сбегала туда при каждой возможности, чтобы вновь почувствовать ту грань, где кончается горизонт действительности и начинается полёт.

Полёт в пропасть.

Полёт ввысь.

И вот только тогда снисходит забвение.

Забыть — к этому стремилась.

Забыть. Не помнить ничего, даже себя.

Там, на самом дне водоворота, когда не хватает воздуха от желания и чувственности, был простор — исток. Начало чего-то, что я бы назвала безупречностью.

Да, да, именно низменные инстинкты дарили людям то, что они называли идеальностью: еда, сон, секс. Дико? Согласна. Но именно такие элементарные и малоценные рефлексы отправляли нас к самим себе изначальным, без всей этой шелухи, называемой жизненным опытом.

— Я люблю тебя, — выдохнул Илья, опаляя кожу на шее своим дыханием.

Мы любовники — ничто этого не изменит. Не следует, Илья, говорить этого. Я так всё сделаю правильно, как будет хорошо нам обоим.

Ну-же, возьми меня, и пусть этот мир катится к лешему!

— Я хочу тебя, — прошептал он.

Правильные слова! Одобряю! Нам с тобой не нужна чушь, неразбериха, тупость, называемая любовью. Она — игра без правил, до самого конца. Счастлив остаётся только тот игрок, кто уйдёт в могилу первым. Зачем нам всё это? Покой, страсть, отчуждение — всё это будет, а иного — нам не нужно.

Мне кажется, я выдохнула: «Да», но я не уверена в этом. Потому прокричала:

— Да!

Мне хотелось действий, подарить ответные ласки.

Какой же ты… медлительный. Ну же, давай!

Он подхватил меня на руки и отнёс в спальню. Шёлк покрывала обдал кожу прохладой. Теперь всё шло как надо: по правилам, по сути существования. Мы летели вместе с любовником в чёрную дыру, где переставала существовать гравитация, где мир становился изнанкой. Где постыдность приобретала величие, а реальность — становилась иллюзией.

Я умирала и не желала воскресать.

Почему мир не остановится?

Почему он продолжал бежать куда-то, надетый на иглу Оси времени, словно засушенная бабочка?

Что там, на самом конце Оси?

Нет. Нет. Нет. Я не хочу возвращаться на эту спираль. Отпустите меня! Не невольте!

Нет. Нет. Нет. Не желаю обратно!

Нет!

Но мир рухнул на меня. Придавил, телом Ильи, заставил реагировать на его шумное дыхание.

Мне трудно идти назад. Спасите! Избавьте!

Но шла. Перебирала чувствами, словно конечностями. Выползала из рая, спотыкалась. И вот свалилась на Землю.

Да, здравствует жизнь!

Пристегните ремни, наш полёт заканчивается, и скоро мы снова приземлимся в станицу Никуда.