Право на скелет

Татьяна Хорунжая, 2023

Городской девушке Ане достается в наследство старый деревенский дом. Чем он пугает ее – ощущением чего- то мистического, семейными тайнами или присутствием поблизости беглого уголовника? Разобраться во всем поможет верный Гюнтер.

Пришло письмо.

«Опять реклама, — привычно подумала Аня, доставая белый конверт из почтового ящика. — Или налоговая жаждет моей крови».

Нет, письмо было не из налоговой.

«Нижегородская область, Починковский р-он», — прочла Аня адрес отправителя и открыла конверт. Неизвестная бабулечка старческим почерком сообщала ей, что Аня получила наследство, которое теперь нужно было официально оформить. Бабушкина сестра завещала ей свой дом в деревне.

— Мам, ты знаешь такое село — Ильинское? — спросила Аня, заходя в квартиру и бросая на обувницу ключ.

— Конечно, там баба Шура живет. — Мама отозвалась откуда-то с кухни. — А что?

— Жила…

— Откуда ты знаешь? — мама высунулась из кухни.

— Письмо пришло. Мне какой-то дом от нее остался, — констатировала Аня. — Что там хоть за дом-то?

— Представленья не имею, — не меньше Ани удивилась мама. — Я там была только в глубоком детстве пару раз. Значит, померла баба Шура…Эх, баба Шура… — запричитала мама. — И дом-то оставить некому… Детей у нее не было никогда… Помню, еще когда я приезжала, она… — и мама углубилась в воспоминания о родственниках, а Аня привычно отключила слух.

«Надо ехать в это Ильинское, — подумала Аня. — Посмотреть, что там за дом. Ну что же, поздравляю тебя, Аня, теперь у тебя есть домик в деревне… Нечем тебе было заняться в отпуске — вот и поезжай, развлекайся. Оформишь документы, посадишь картоху и репку…

«220 км туда и 220 обратно. По такой жарище. Хорошо, что я выехала пораньше — к ночи успею вернуться в город».

Аня выезжала из знойного Нижнего в пятницу. Весь район Щербинки стоял в нескончаемой пробке. Мимо стоящих машин проходили хмурые, изможденные зноем и проблемами лица, бросая завистливые взгляды на счастливчиков, которые выезжали за город. «Счастливчики» матерились на пробки, дураков и дороги и посильнее давили на свои клаксоны. Кто-то жевал за рулем шаурму, кто-то делал музыку в салоне погромче… На Аниной радиостанции, будто назло, шла реклама за рекламой, окончательно забивая мозг.

«Ну как так-то? Время 3 часа, а город уже стоит! Никто не работает, что ли?» — злилась Аня, поддаваясь всеобщему настроению. Мозг плавился, макияж норовил сплыть, длинные волосы прилипали к спине… Аня бросила руль, скинула привычные тесные каблуки, бросив их на заднее сиденье, и достала из пакета с соседнего сиденья плетеные эспадрильи. Настроение немного улучшилось. Подержав их в руках, она подумала и бросила рядом с туфлями и эспадрильи. Босиком удобней.

Ничто не вечно, даже пробки. Наконец, машины дернулись и потихоньку поехали, постепенно набирая скорость. Вскоре серые бетонные плиты девятиэтажек и пыльные газоны остались позади, а Аня так и не увидела, что же послужило причиной пробки.

Проехав пост ГИБДД и перечеркнутый знак «Нижний Новгород», Аня с облегчением вздохнула — то ли оттого, что самый напряженный участок дороги был позади, то ли оттого, что перечеркнутый знак гарантировал, что теперь будет легче дышаться лесным воздухом. Мысли постепенно успокоились и потекли в сторону пункта назначения.

Анина бабушка была родом из Починковского района. Она переехала жить в Нижний Новгород, когда ей было 15. Ей хотелось учиться, хотелось хорошую работу, хотелось городского мужа. Всё удалось ей, и ее судьба счастливо сложилась. Она всю жизнь прожила в городе, а ее старшая сестра, баба Шура, осталась жить в деревне одна, постепенно утрачивая связь с городскими родственниками. Оставшись старой девой, она была бездетна и завещать дом ей было некому. Кроме внучки сестры.

Баба Шура умерла в одиночестве, и обнаружившие ее тело соседи не нашли в доме даже номер телефона ее племянницы, чтобы известить близких о случившемся.

Аня, как родившаяся в городе во втором поколении, считалась уже коренной нижегородкой. От деревенских предков, как она сама считала, в ней не осталось ничего, разве что присказки да поговорки от бабушки. Никаких деревенских каникул у нее никогда не было, поскольку не было и самой деревни, и она считала себя абсолютно городской. В школе, когда одноклассники, вернувшись после летних каникул, обсуждали свои деревенские впечатления, Аня рассказывала об отдыхе в хорошем лагере на «Горьковском море». А в университете, когда все поездки на картошку были уже давным-давно забыты и деревня стала не в тренде, уже все однокурсники, включая Аню, хвалились поездками за границу. За несколько лет работы после университета она объездила почти все побережье Средиземного и Красного морей, поэтому поездка в деревню казалась ей «русской экзотикой», как это стало модно говорить иностранным туристам.

Работа в хорошей компании по продаже IT-технологий обязывала ее всегда выглядеть идеально, общаться с «правильными» людьми и тщательно планировать свой день. Никто и никогда не видел ее не накрашенной и не мог представить её в компании «пацанов» грызущей семечки в трениках на скамейке в парке. Никто не знал, какие тараканы живут в ее голове за всегда «приличным» лицом и «воспитанными» манерами. Никто не догадывался, чего ей стоит каждый день держать свою идеальную осанку — окружение замечало лишь новое дорогое платье и «лабутены» на запредельных своей высотой каблуках.

Никто так же не предполагал, как же отвратительно она водит машину. Дорога в 220 км была для нее просто непосильным героизмом.

«Тише едешь — дальше будешь» — методично «рулила» Аня.

В Богоявлении она остановилась, чтобы передохнуть и купить пирог с черникой у местной бабки, торговавшей на небольшой площади у автостанции. Пирог с черникой оказался пирогом с яблоками.

Под Арзамасом она свернула не в ту сторону и долго искала выход на прежнюю трассу.

В Шатках дорогу переходило стадо коров. Буренки, что-то с аппетитом пережевывая, медленно проплывали мимо машины. Они никуда не торопились. Вставали прямо перед мордой машины и, казалось, лягут ночевать прямо здесь, на дороге.

В Лукоянове Аня заехала на заправку. Ожидая своей очереди, размышляла о бренности суетных названий: «И почему Лукоянов называют городом? Обычная деревня, только большая».

На Ужовке был закрыт железнодорожный переезд. Здесь вереница машин терпеливо прождала 26 минут, пока один вагон поезда перегонят через дорогу, а потом обратно. А потом еще 9 минут, пока женщина в оранжевой спецодежде тщательно подметет железнодорожные пути.

«Похоже, кроме меня здесь никто никуда не торопится…» — продолжала размышлять Аня, глядя на ее сосредоточенное лицо. Солнце клонилось к закату. За эти часы в дороге путешественница чудовищно устала, и сейчас у неё было только одно желание — поскорее поспать.

«Обратно сегодня я уже чисто физически не доеду. Придется заночевать здесь», — решила Аня.

Когда в сгущающихся сумерках, наконец, замаячил указатель на синем фоне, гласивший «Ильинское», Аня немного взбодрилась.

«Аллилуйя! Сейчас отыщу свой дом и засну прямо на пороге… Ключа от дома у меня все равно нет, придется спать в машине. Остальное завтра».

Девушка въехала в село. «Ильинское» оказалось довольно большой деревней.

«Никогда б не подумала, что в деревнях тоже бывает много улиц… Улица Большая, где это? — Навигатор, устав от долгой поездки, молчал. — Ладно, спросим у местного населения.»

Деревня начиналась с кладбища.

«Неплохое начало…» — Аня медленно катилась с горы и высматривала хоть кого-то живого. В этот поздний час деревня не отличалась многолюдностью. Какие-то подростки зашли за калитку дома. А вон женщина в платке, несмотря на ночное время, полощет белье на колонке.

— Извините, женщина, Вы не подскажете, где улица Большая?

— Какая-какая? — выпрямилась баба.

–Большая.

— Это Иика, что ль?

— Что? — не поняла Аня.

— Улица-то, говорю, Иика, что ль?

— Нет, Большая.

— Таку не знаю.

— Хорошо, спасибо.

Аня покатилась дальше. Больше спрашивать было не у кого. Путешественнице это уже начинало не нравиться. Хотелось отдохнуть, выпрямить уставшие ноги и попить чайку… Хоть в поле ночуй. Тьма сгущалась, света в окнах почти нигде не было, фонарей — 2 штуки на всю улицу. Зато почти в каждом доме гулко брехали собаки. Аня наугад «брела» за одиноким светом своих фар.

Неожиданно за поворотом резанул глаза яркий свет около одноэтажного, но большого кирпичного дома. Звучала приглушенная музыка, и люди, как мотыльки на огонь, слетались к этому дому из ночной тьмы.

«Клуб, что ли?» — догадалась Аня. Приостановилась и, опустив стекло, спросила у подростков из окна машины:

— Подскажите, пожалуйста, где улица Большая?

В качестве ответа пьяные подростки загоготали и вошли в клуб.

«Так и придется выходить из машины, — сокрушенно подумала Аня и вышла на воздух, не без удовольствия разминая ноги после долгой поездки и вдыхая ночные ароматы.

Решительно открыв дверь клуба, Аня сделала шаг внутрь, и музыка оглушила ее.

— Имя любимое моё, твоё именно… — ритмично горланила популярная дискотечная группа. Анин сон как рукой сняло, захотелось двигаться в такт. Она невольно начала отыскивать глазами источник звука. Им оказался простецкий музыкальный центр, стоящий прямо на полу среди ног в центре зала. Вокруг него топталась с ноги на ногу, как умела, небольшая группа людей. «Имя» закончилось и началась какая-то медленная композиция. Танцующие стали складываться в пары.

Аня оглянулась, у кого можно поинтересоваться про улицу Большую. Вокруг по стенам стояли странные люди, на вид от 10 до 50 лет: подростки ярко накрашены и не менее ярко одеты, люди в возрасте — кто в чем попало: фуфайки, галоши, спортивные треники…

«Сразу видно, кто с какими целями на дискотеку ходит…» — подумала Аня и уже повернулась к мужику в домашних женских тапочках, чтобы узнать про улицу Большую, как вдруг неизвестно откуда появившийся высокий светловолосый парень схватил ее за руку, притянул к себе и, обняв за талию, стал танцевать с ней медляк. Это было так неожиданно, что Аня не успела возразить.

С мужчинами у нее были сложные взаимоотношения. Когда-то, на первом курсе универа, ей нравился один одногруппник… Но, повстречавшись с Аней совсем недолго, он выбрал ее подругу. Тогда Аня решила, что он просто ее не стоил. Что они все ее не стоят. Что такую девушку, как она, еще нужно заслужить…

«Так, надо объяснить этому сельскому увальню, что так не делается», — разозлилась Аня и подняла глаза, чтобы сказать ему, что она здесь не танцует, а ищет улицу Большую, но встретилась с ним взглядом, и у нее захватило дух.

«Какие глаза! Я думала, таких голубых глаз уже и не осталось. Интересные экземпляры сохранились в глубинке…» Парень молчал и ласково улыбался, и Аня отвела взгляд, чтобы невольно не заулыбаться ему в ответ. Сделала лицо посерьёзнее. Крепкие руки этого «сельского увальня» настойчиво прижимали девушку к себе, и Аня с неодобрением заметила, что больше не торопится, а её собственные предательские ладони как-то сами собой обвили его шею. Так она и провисела на нем до конца трека. Когда музыка закончилась, светлоглазый и не подумал отпустить Аню из рук. «Ты нравишься мне! Мне теперь одной не справиться, ты нравишься мне…» — оглушила следующая быстрая песня той же группы. Это отрезвило девушку. Она очнулась и, круто развернувшись, стряхнула с себя руки голубоглазого и вылетела из клуба.

Мужик с розовыми тапочками уже куда-то делся, зато у входа стояли две «девчонки» лет сорока в галошах, увлеченно о чем-то болтая и отплевывая кожуру семечек в траву метра на два от себя.

— Подскажите, пожалуйста, где улица Большая? — быстро сказала Аня уже избитую фразу.

— Иика, что ли?

— Что?? Какая ещё Я…яика? Будь она неладна…

Почему все вокруг сговорились спрашивать её какую-то невыговариваемую чушь? Они все дружно оглохли? У слов «Яика» и «Большая» из общих букв только первая и последняя буквы алфавита!

Одна из баб, ничего не объясняя, повернулась к другой:

— У нас ведь Иика — это улица Большая?

— Да вроде…

Женщина быстро объяснила, как туда добраться. Главными ориентирами были магазин и «дом с большим гаражом» по соседству. Аня мрачно села за руль и отправилась дальше.

Улица Большая оказалась улицей маленькой, с разбитым асфальтом, а местами и вообще без асфальта. «Хорошо хоть номера на домах есть…» — подумала Аня, увидела дом с большим гаражом и зарулила в соседний от него двор.

«Ну, здравствуй, бабушкино наследство…»

В сгустившейся темноте возвышался силуэт старого деревянного дома, заросшего крапивой выше человеческого роста. Рассмотреть его в кромешной тьме было практически невозможно. Как назло, было почти полнолуние: какая-то мистическая, огромная луна с красноватым, будто кровавым оттенком, кралась за спиной бабкиного детища. Каждое «море» на этой планете было видно так четко, будто оно было отчеканено в полиграфии. Вечерний туман, как последние вздохи, клубился вокруг крыши. Печаль и одиночество исходили от старого дома. Что-то страшноватое будто сидело в его комнатах… Наследство произвело на Аню гнетущее впечатление. Ей даже показалось, что в глубине дома что-то шевельнулось. «Жуть какая! — подумала Аня, и ее руки сами собой, на всякий случай, заперли дверки машины. — Я отсюда никуда не выйду… Лучше бы в поле ночевала…» Она немного поразмыслила, что же ей делать, но не найдя никакого другого варианта, решила остаться здесь. В конце концов, усталость от дороги навалилась на нее, спать хотелось так сильно, что она решила не придумывать себе лишних страхов, разложила кресло машины и довольно уютно устроилась, поскорее закрыв глаза, чтобы не видеть очертания дома.

Спала она плохо — было неудобно, тесно, хотелось горячего чаю, которым она привыкла заканчивать свой день; «глаза» она не смыла и от этого было особенно дискомфортно. К тому же этот дом под боком… Но уже с двух часов ночи с горизонта начал пробиваться слабый свет июльского солнца, стало поспокойнее, и усталость окончательно взяла верх. Аня заснула, и ее уставшая черная машина слилась с предрассветной ночной тьмой.

Когда Аня открыла глаза, утро было в полном разгаре. Солнце светило и начинало жарить, птицы свистели, петухи пели, улица ожила звуками газонокосилки, чьим-то смехом и болтовней.

«Уже куры несутся, свиньи поросятся, а я все сплю», — подумала Аня и окончательно проснулась. Утро, похоже, было добрым. Аня вышла из машины. Чистый, свежий деревенский воздух буквально ошеломил ее. Пахло всё: и цвет каждой мельчайшей травинки, и чистый речной ветерок, гонявший запахи с деревенских дворов, и, казалось, пахла сама утренняя прохлада тенёчка.

«Цветущие сорняки так вкусно пахнут? — приятно удивилась Аня. — Так. Дом, надо осмотреть дом. И с чего я взяла вчера ночью, что он страшный?» Утром он производил вполне дружественное впечатление. Простой старый деревенский домик из не крашенного дерева, в три маленьких окошечка с облезшими наличниками, которые когда — то были голубыми. Покосившееся крылечко из четырех ступеней под маленькой крышей. К дому примыкало большое строение, видимо, для содержания скотины. Все какое-то ветхое, старое… Поскольку ключа у Ани не было, она решила хотя бы обойти дом вокруг и заглянуть в окна. До наличников она не дотянулась, а обойти дом вокруг помешала крапива, которая стояла буквально стеной. Видно было, что кто — то здесь лазил до нее — крапива местами была поломана. Подобие узкой тропинки вело в заросший огород, в котором виднелось несколько старых яблонь. Поднявшись на крыльцо, где можно было заглянуть в крайнее окно, и прислонившись лбом к стеклу, Аня рассмотрела одну комнатку без мебели и кухонку с ладошку. Видимо, баба Шура в последние годы плохо следила за домом, потому что кругом были видны следы бесхозности — с крыши в одном месте немного съезжал шифер, обшивку дома у земли начала подъедать зеленая плесень.

«Дом как дом. Старье как старье… — разочарованно констатировала Аня. — И что мне с тобой делать… Ладно бы хоть поближе к городу, хоть маме дача была бы. А так — каждые выходные пылить 220 км — далековато… Ладно, найду местную администрацию, про которую говорилось в письме, что мне туда нужно явиться. Пока ищу — решу. А еще лучше для начала найти бы хоть, где умыться и купить зубную щетку и свой завтрак…» В таких спартанских условиях было дискомфортно. Свой день путешественница привыкла начинать с чашечки кофе и приведения себя в порядок. Ей захотелось поскорее сделать все дела и уехать домой, в город. Зачем ей эта старая рухлядь?

Нашла колонку, умылась. Накраситься в таких условиях составляло особый труд сегодня, но она справилась. Когда девушка докрашивала глаз, мимо, беззастенчиво рассматривая ее, прошел какой-то мужик бомжеватого вида. «На меня здесь как на диковинку смотрят», — подумалось Ане.

Вспомнив про магазин, который был ее ориентиром ночью, она отправилась на поиски своего завтрака. Найти его не составляло труда — он, единственный, стоял в центре села, издалека привлекая своим лимонно-желтым цветом и харизматичной вывеской «КООП». «Хорошо хоть нет записки на дверях, как в соседнем селе — «Хлеб привозят только по вторникам!» — вспомнила вчерашнюю поездку Аня.

На половине полок магазина стояли самые простые представители человеческой еды, некоторые упаковки которых украшала надпись «собственное производство», а на второй половине — стиральные порошки вперемежку с прищепками, искусственными цветами и игрушками. В углу стояла вешалка с женскими халатами и футболками всех возможных цветов радуги, лежали матрасы и обои, а в противоположном углу стояли открытые мешки с чем-то сыпучим и лопаты.

«Эх, сейчас бы кофейку глотнуть… — совсем скисла Аня. На прилавках она не нашла ничего из привычной ей еды для завтрака. — Ладно, возьмем то, что есть. Опробуем «шедевры местной кулинарии».

За прилавком, в уголке, оживленно болтали работники магазина.

–…Да его намедни из тюрьмы выпустили, не слышала, что ли?

— Да ладно? Свят, свят…

— С кого ж он теперь начнет? Все трое на месте, как по заказу.

— Ясно, с кого: с сына милиционера. Неужто сломанную челюсть простит.

— А я думаю, сначала Антоху прирежет…Иль Кольку-тракториста.

«Брр, страсти какие…» — Аня даже на секунду забыла, зачем пришла.

Заметив в магазине нового человека, продавец прикусила язык и с готовностью подошла к Ане с немым вопросом на лице: «Че надо?»

— Здравствуйте, а у вас есть мюсли?

— Что?

Аня отметила про себя, что все люди, с которыми она здесь общалась, начинали свой диалог именно с этого вопроса. Видимо, это здесь излюбленное слово, вместо «здравствуйте». Хорошо хоть про эту… как ее… Яику не спросила.

— Ну, сухие завтраки такие, мюсли.

— А, такого нет.

— А отруби?

— Для кого? — уточнила продавщица.

«Ну уж глупее вопроса не придумаешь…»

— Для меня.

— Нет.

«Интересно, а для депутата нашли бы?» — начала закипать Аня.

— Жаль. — Тут Анин взгляд упал на открытые мешки, стоявшие в углу. В них лежало что-то, напоминавшее мелкие отруби.

— А это что?

— Комбикорм.

Аня вспомнила перекликающееся название одного известного бренда «здорового» питания и воодушевилась.

«Ну, это уже неплохо. Неужели в такой глубинке оно есть? — подумала Аня. — Что-то интересное. Не знала, что оно бывает и весовым».

— Завесьте мне, пожалуйста, грамм 200.

— 200 грамм чего?

— Комбикорма.

В углу стало тихо. На Аню с интересом поглядывали. У продавщицы заблестели глаза, а на лице заиграла плохо сдерживаемая улыбка. Аню уже тихо начинал побешивать этот нездоровый интерес к ее аппетиту. В городе продавцам нет дела, чем ты питаешься — хоть типографскую краску слизывай, только деньги плати. Деревенские мажоры!

— Вы сами хотите его покушать?

— Ну конечно, сама! — с жаром выпалила она.

В углу раздался дружный и бесцеремонный взрыв хохота. Продавец всё с той же улыбкой подошла к мешку и демонстративно отсыпала комбикорма в пакетик.

— 230 грамм оставлю? — В углу опять заржали.

— Оставьте.

— Что-то еще?

— Да. Еще йогурт питьевой. — И опять это ржание! Из угла донеслось:

— Наташ, подари ей комбикорм за счет заведения!

Аня вышла из магазина в оскорбленных чувствах. Какие-то деревенские хабалки смеют смеяться над ней, городской девушкой с высшим образованием! Уселась в тенек беседки на детской площадке и стала горестно пробовать свой завтрак. Комбикорм оказался какой-то дрянью. «Нет, эти отруби даже для меня мелковаты, надо их в какую-то другую еду добавлять, а сами по себе их есть невозможно», — сделала Аня экспертное заключение. Она знала о здоровой пище всё.

А кушать хотелось… Купить бы какую-нибудь другую еду, но в этом магазине ее ноги точно больше не будет! А другого магазина в селе не было.

Выпив йогурт, Аня полуголодная пошла искать… «Искать что? Какое-то специфичное название у администрации здесь… — она достала присланный ей конверт. — Сельсовет?.. — прочла она еще раз, не веря глазам. — Я ищу сельсовет? Коопы, сельсоветы… Похоже, я на машине времени вернулась на 30 лет назад… Ну что ж, опять придется спрашивать местных…

Из местных на этот раз рядом оказались молодые мамочки с колясками.

— Здравствуйте, Вы не подскажете, где я могу найти… — она собралась и выпалила, ожидая насмешек, — сельсовет? Женщины такому вопросу не удивились.

— Сельсовет на другой улице, — замолотила одна из них. — Дойдете до большого белого дома и повернете в проулок. Там через зада напрямую быстрее получится. У Рудни повернете направо и дойдете дотуда, где раньше был колхоз. Вот там в кирпичном доме и есть сельсовет. — подвела итог женщина.

— Эээ… спасибо, — вежливо поблагодарила Аня и отошла. Из всей речи она поняла только фразу «дойдете до большого белого дома». «Через зада» еще какие-то… Она с тоской заперла машину и пошла на поиски пешком.

На пыльной дороге почти не было машин, но часто встречались велосипедисты и мотоциклисты. Своим недешевым городским образом, красивым темным платьем до колен и распущенными длинными темными волосами Аня определенно привлекала внимание местных. Пара пацанов, проезжая мимо нее на мопеде, выразили ей свой респект, оглушительно присвистнув. Какой-то дедушка, дышащий на ладан, стоял на перекрестке, оперевшись на палку, и внимательно смотрел, как она приближается. Когда девушка поравнялась с ним, дед пригласил:

— Красавица, выходи за меня замуж!

Аня для приличия посмеялась и прошла мимо. Несколько неизвестных человек подряд поздоровались с ней. Аня вскинула брови и ничего не ответила.

Жара… Над асфальтом клубились волны горячего воздуха. Редко встречающиеся мужчины ходили «топлесс», дети — полуголые. Тем не менее Аня мысленно отметила, что жара здесь ощущается гораздо меньше, чем в городе — здесь не было асфальтовых и бетонных «клеток», а вместо них дороги охлаждали тенью старые ивы и тополя. Вереница домов не заканчивалась, но ни на одном из них не было вывески «Сельсовет». В палисадниках цвели лилии, розы, огромные шапки гортензий и прочие райские кущи цветов, в некоторых были даже клематисы. «Миленько. Любая городская бабулька обогатилась бы, продавая эти сокровищницы, — думала Аня, с любопытством рассматривая местные пейзажи. — А здесь, в глуши, только сами бабульки ими и любуются.» Каждый четвертый дом был заброшен и стоял с заколоченными окнами, но те, что явно имели хозяев, радовали глаз ухоженными двориками, резными крылечками и тенистыми беседками. В некоторых дворах на траве лежали козы, бегали куры и даже настоящие цыплята. Где-то рядом истошно залаяла шавка.

Внезапно послышался шум, грохот какого-то железа и Аня увидела, что эта истошная шавка вдруг оказалась здоровенным кобелем, который перескочил через глухой забор и побежал прямо на нее. Его злобный лай не обещал дружеских ласканий. Аня оцепенела. Единственная «умная» мысль, которая мелькнула в ее голове, была «Она весит больше меня…»

Все произошло мгновенно: собака прыгнула в Анину сторону, рядом с собакой кто-то возник, схватил ее налету за пасть двумя руками, собака плюхнулась на землю, яростно завыла и всячески извивалась, пытаясь вырваться. Но этот кто-то зажал ее между ног, схватил за загривок и то место, которое у лошадей называют крупом, и подняв над головой, отнес к тому забору, откуда она выскочила секунду назад, и зашвырнул обратно. Аня услышала, как ее спаситель прокричал кому-то про «еще раз» и про «пристрелю» и только тут, наверное, начала медленно понимать, что вообще случилось. Стояла, не зная как повести себя, и проклинала глупое свойство своего мозга «зависать», когда так нужна его работа. Молодой человек, «вернувший» собаку хозяевам, подошел к ней. Аня молчала. Где-то она его уже видела. Осталось только дождаться, что он скажет, чтобы вспомнить, где же именно…

— Привет! — сказал он абсолютно неинформативно и незнакомым голосом. Зато голосом приятным, дружелюбным и как ни в чем не бывало, будто уже забыл про собаку.

— Привет, — выдавила Аня.

— Ты вчера убежала, как Золушка с бала, — улыбнулся парень. — Я даже имени твоего спросить не успел.

А! Так вот откуда она его знала: это вчерашний светлоглазик. Да, вчера в полутьме она не ошиблась: высокий, красивый, широкие плечи… «Богатырь местного разлива», — подумала Аня и пришла в себя.

— Да, торопилась в родные пенаты к злой мачехе… — Аня вспомнила вчерашний мрачный дом и мысленно содрогнулась. — Ты меня вроде как спас от бешенства. Спасибо!

— Да не на чем. Дело случая. Я здесь живу рядом. Пойдем, покажу тебе свои родные пенаты, — улыбнулся он.

«Ну все понятно… — разочаровалась Аня. — Герой хочет награды..»

— А что, там что-то интересное показывают? — девушка отправилась дальше по дороге, всем своим видом показывая, что разговор окончен. Но не удержалась и ляпнула: — Обычно все мечтают посмотреть твои пенаты?

Он будто не заметил ее сарказма:

— Ну, многие хотели бы. Я здесь завидный жених, между прочим, — ухмыльнулся он. — Ну куда ты вечно торопишься? Постой! — он взял ее за руку.

«Ну все, хватит с меня завидных женихов! — с досадой подумала Аня. Она терпеть не могла, когда ее трогали. — Совсем уж… первый парень на селе…» — она вывернула свою ладонь их его руки.

— Скажи хотя бы, как тебя зовут? — крикнул светлоглазый удаляющейся Ане.

— Брунгильда! — прокричала Аня в ответ, не оглядываясь, первое, что пришло ей в голову.

Сельсовет она всё же нашла. Только смысла в этом было не много: на двери висел амбарный замок. Аня стояла на пороге и размышляла.

Рядом на огороде соседнего дома копался какой-то мужик.

— Здравствуйте, а Вы не подскажете, сельсовет сегодня не работает? — Аня была вежлива всегда!

— Так суббота же… — лениво отвечал мужик. — Нет, конечно… — он продолжал копаться, но с интересом поглядывал на Аню.

Аня приуныла: «Ну только не это! Что мне теперь делать? Еще раз сюда возвращаться или ночевать в машине до понедельника?»

Видимо, мужик правильно понял ее расстроенный вид, потому что спросил:

— А Вы издалека приехали?

— Из Нижнего…

— А по какому вопросу в сельсовет?

«Здесь всем до меня есть дело…» — Аня уже начала смиряться.

— Да по вопросу наследства. Не знаю, что с ним делать, — честно сказала Аня. — Думаю отказаться.

— Я вообще-то работаю в сельсовете… — пожалел ее мужик, вытирая руки. — Могу подсказать. Пошли.

— Так-с, бабы Шурин дом… — мужик открыл книгу, не менее амбарную, чем замок. — Общая площадь 41 квадратный метр, при нем 60 соток земли. Он принадлежал еще Вашей прабабке, бабе Нюсе, а уж потом перешел к ее дочери, Шуре. Я бывал у тети Шуры, нормальный дом… Я бы не советовал так сразу отказываться… Ну, подремонтируете. Правда, после похорон бабы Шуры мебель почти всю раздали соседям. Вот ключ от вашего дома, оставила Татьяна Никитишна, которая хоронила Вашу бабку… Она сама из Починок… — Аня почувствовала укор в свой адрес.

— Я не уверена, что мы вообще будем сюда ездить, далеко очень. И продать его все равно не продашь, тут же каждый четвертый дом пустует. Я, наверное, не хочу оформлять документы…

— Ну вы знаете, дом Вам уже завещан и формально Вам уже принадлежит. Вы будете напрасно платить налоги за него и за землю.

— Что нужно сделать, чтобы не платить?

— Нужно написать официальный отказ от наследства в пользу государства.

— Давайте я напишу, — решилась Аня. Она хотела поскорее разрубить этот узел и оказаться у себя дома.

— Если бы все так просто было… Сначала нужно собрать несколько документов… нужно ехать в Починки. В понедельник съездите — возьмете, тогда и приходите снова к нам. Заодно заехали бы к Татьяне Никитишне, у нее сохранились личные вещи Вашей бабки… — и мужик захлопнул амбарную книгу.

Аня вышла из сельсовета в раздумье и брела по улицам наугад. Раньше она думала, что наследство приносит радость. А ей наследство принесло только какие-то проблемы и бумажную волокиту… Ну и куда теперь? Где переждать до понедельника? Полтора дня… Две ночи… Или забить и ухать домой ни с чем…

«Пойду пока к машине, подумаю. Жарища ещё эта… Жара была, жара плыла, в июль катилось лето…» — вспомнились Ане строчки из детства. Даже шевелиться не хотелось, не то что думать. Когда уставшая и вымотавшаяся от жары Аня, наконец, очнулась от своих мыслей, то долго пыталась понять, где находится. Свою машину она оставила где-то в начале села, и теперь ей нужно было отыскать ее, пройдя по лабиринтам улиц с другого края деревни.

Откуда-то из проулка тянуло речной свежестью. Здесь Аня точно не была, но инстинктивно, как зомби, повернула в проулок и пошла в ту сторону, откуда тянуло ветром. Через несколько домов, улица неожиданно закончилась высоким, заросшим травой обрывом. Внизу текла широкая река. Аня подошла к краю и увидела, что прямо под ее ногами, в песке отвесного склона ласточки построили целую колонию гнезд, и если присесть на колени, то их можно достать руками. Конечно, она не стала беспокоить этих веселых птиц. Ане захотелось подойти поближе к воде, и она пошла вдоль берега в поисках спуска.

Ниже по течению Аня увидела небольшой пляж — серо-белый песок и отдыхающих. Местных и тех, кто «понаехал» на лето, было довольно легко различить. Местных было видно сразу по коричневому загару и, главное, по тому, в чем они купаются — мало кто был в модных купальниках, купались будто по принципу «кто в чем мимо проходил»: кто в семейках и лифчиках, кто вообще в штанах и платьях. Было много рыжих макушек. Парнишки прыгали в воду с самодельной тарзанки и переплывали на другой берег сквозь сильное течение, распугивая стаи шныряющих десятисантиметровых рыбок. Отважные дети бросались в сильные ледяные волны, как в теплую лужу.

Холодные речные воды так и манили. Но у Ани не было купальника. Она с завистью посмотрела на девушку, которая плавала в шортах и майке. Аня так не могла. «Вот люди без комплексов…могут себе позволить. Им фиолетово на мнение других, поэтому они не страдают от жары. Свобода!.. — она потрогала воду — Бр-р, ледяная… — Нет, поправочка: это не люди, это моржи без комплексов».

Берег привел ее к бывшей плотине. Эпическое зрелище предстало перед Аней: бурные воды пенились через пороги и обрывчики бывшей плотины, а по берегам росли столетние ивы, укутанные дебрями «бешеного огурца». Местные переходили на другой берег прямо по порогам плотины, и вода была им по колено. А через два метра — обрыв и глубина. Воды с оглушающим шумом и белой пеной летели вниз, приятно холодя брызгами лица и босые ноги тех, кто стоял на берегу. Им приходилось кричать, чтобы слышать друг друга. Прямо в бурных водах, на краю обрыва сидели самые смелые и прыгали туда, вниз, следом за волнами. На бетонных плитах берегов люди целыми семьями мыли ковры. Какой-то отчаянный парень ехал по плотине прямо на мотоцикле. В одной руке он держал какую-то рыболовецкую штуку с сеткой, а второй — руль. Сильное течение грозило смыть его с обрыва, но он удержался. Один пацаненок поспешил снять мотоциклиста на телефон, чтобы назавтра выложить эту картину в Интернет. Остановившись рядом с Аней, стоявшей на краю плотины, лихач смахнул воду с мотоцикла. Аня сделала пару шагов назад, чтобы мотоциклист не забрызгал ее.

— А ты чего не купаешься? — он повернулся к Ане, как к старой знакомой. Рыжая макушка и светлые глаза делали его добродушное «тыканье» каким-то не обидным.

— Да я… просто мимо проходила, — растерялась Аня. Почему здесь все такие фамильярные?

— Подвезти, что ли?

— Так…как бы…Я даже не знаю куда.

Мотоциклист засмеялся.

— Ну поехали тогда со мной кататься.

— Не… Я машину где-то оставила, не могу найти.

— Садись, вместе поищем.

Поразительная легковерность, но ноги Ани сами запрыгнули на мотоцикл. Ну не мог такой открытый и дружелюбный красавчик сделать ей ничего плохого! Все так же придерживая одной рукой рыболовецкую штуку, красавчик повез Аню бог весть куда. Ей было приятно держаться за его крепкий пресс. Удивляясь себе, Аня мысленно отметила, что второй день подряд не стесняясь лапает местных мужиков.

Мотоциклист нарезал по деревне круг за кругом, пока на очередном повороте Аня не увидела свою машину.

— Стой! Приехали! — крикнула она, и ее водитель остановился. Спрыгнув на землю, Аня без удовольствия отметила, что он даже не спросил ее номер телефона.

— Ну, давай, красотка! — он подмигнул ей и умчался.

Аня вздохнула. Снова она осталась одна разбираться с особенностями местной культуры. Хорошо, что красавчик подвез, а то она бы до вечера машину на жаре искала.

В собственном салоне оказалось так нестерпимо жарко, будто этот железный склеп впитал в себя всё солнце пляжа. «Хуже быть уже просто не может, — совсем раскисла Аня. — Поскорее в тенек!» Она воткнула ключ «в зажигание» и с ужасом обнаружила, что он не поворачивается. Просто ни с места! «Нет, оказывается всегда есть куда хуже… Разве что только этого мне не хватало для довершения моего счастья.» Аня остервенело вцепилась в ключ, будто он был в чем-то виноват, вновь и вновь пытаясь повернуть его. Ей хотелось сломать его от злости и обиды. Застрять именно здесь! К кому идти? Что делать?

Через 10 минут безуспешных попыток она совсем потеряла надежду на спасение из этой ужасной деревни, открыла крышку капота и просто смотрела в нутро машины бессмысленным взглядом. Голова ее была пуста. Вдруг за ее спиной раздался громкий голос. От неожиданности Аня ударилась головой о крышку капота, которая упала и захлопнулась. Перед ней в демонстративную позу, на одно колено, прямо в пыль грохнулся утренний незнакомец, спасший ее от собаки. Протягивая правой рукой полевой колокольчик для Ани, левую он прижал к сердцу.

— О прекрасная Брунгильда! Будь моей женой! — с жаром воскликнул он.

— Как-нибудь в другой раз, — сказал Аня, взяла ромашку и прислонила ее к ушибленному месту. — Ты за мной следишь, что ли?!

— Может, это ты за мной следишь? — сказал незнакомец, вставая и отряхиваясь. — Куда ни пойду — повсюду ты. Сильно ушиблась? Давай подую. — Он свысока подул на Анину макушку — Ну, до свадьбы заживет.

Его простота просто обескураживала. «Может, он местный Иванушка-дурачок? — подумала Аня — или у них здесь так принято общаться?

— Ну, что у тебя с машиной, красавица?

У Ани затеплилась надежда. Может, он дурачок, который разбирается в машинах?

— Я не знаю. Ключ не поворачивается.

— Давай посмотрю. — Он сел в машину и через секунду завел её. — Да у тебя просто руль заблокировало. В следующий раз поверти им одновременно с ключом — и будет тебе счастье. Недавно за рулем, что ли?

Аня не стала объяснять ему, что за несколько лет, проведенных за рулем, общаться с машиной на одном языке она так и не научилась. Она с силой хлопнула машину по капоту.

— Да бесит она меня! То не заводится, то жарко в ней, то найти я ее не могу!

— Эй, ты чего, с техникой так нельзя! Она у тебя умница: и завелась, и кондиционер сейчас включим, и нашлась же как-то.

— Это не она нашлась, а какой-то рыжий мотоциклист нашел… с рыболовной фигней в руке!

— Антон, одноклассник мой… — улыбнулся голубоглазый.

— Вы все тут друг друга знаете, что ли?

Ане стало обидно. Нет, это не она не вписывается в деревенскую картину, это они здесь все, со своим «простым» менталитетом, не вписываются в ее жизнь! А Аня может всё! Она с любой задачей справится! Вот только Иванушка-дурачок починил ее машину за секунду, а она, девушка с высшим образованием, не может ступить здесь и шагу, чтобы не вляпаться во что-то и не хлебнуть негативных эмоций. Ей постоянно требуется помощь местных! Ну почему она такая невезучая! В кое-то веки наследство дали — и даже отказаться от него без проблем она не может. Скорей бы домой, в город! Уехать прямо сейчас… От жалости к себе у нее навернулись слезы.

— Ну, Брунгильда, так не пойдет… — забеспокоился голубоглазый, заметив эти метаморфозы на Анином лице. — Давай я отвезу тебя домой, в родные пенаты к злой мачехе…

Слово «домой» стало последней каплей. Аня окончательно раскисла.

— Нет у меня здесь дома…

— Тогда поехали в кафе, хочешь? Покушаешь — и настроение улучшится. А то что-то ты совсем раскисла. Ну-ка, вылезай из машины.

Он по-хозяйски запер ее машину и за руку, как маленькую девочку, отвел ее в другую — стоящий неподалеку белый кроссовер.

— Не надо… — слабо сопротивлялась Аня. — Я и так покушаю… У меня еще этот остался… Комбикорм.

Красавчик удивленно вскинул брови:

— Комбикорм? Богато…

Он посадил её в салон кроссовера и закрыл за ней дверцу.

— Это твоя машина? — спросила Аня.

— Ну конечно. А ты думаешь, украл?

Как бы Ане ни было грустно, она все же не удержалась и съязвила:

— Сколько же у вас здесь колхозники зарабатывают, раз на таких машинах катаются?

Он опять проигнорировал ее сарказм:

— Нисколько. У нас давно никакого колхоза нет. Развалился в 90-е. Разобрали по кирпичикам. И совхоза тоже нет.

— Какая разница… колхоз-совхоз…

Он посмотрел на нее:

— Девушка, вы меня пугаете… Откуда ты такая приехала?

— Я не местная — надулась Аня.

— Я заметил. Саранск, Нижний?

— Нижний…

— Ты только не обижайся, но… Ты сама за рулем проехала 215 км?

— 220! — «Надутая» Аня в двух словах рассказала ему, как и зачем она здесь оказалась. И чем дольше она рассказывала, тем больше успокаивалась. То ли ей просто нужно было выговориться, то ли кондиционер произвел магическое действие.

В конце концов, ничего плохого с ней не случилось. Ну а дом? Что дом? Стоял и пусть стоит дальше. Аня окончательно взяла себя в руки и приняла свой привычный степенный вид с идеальной осанкой. Белобрысый слушал ее внимательно, а когда она, сгустив краски про современный бюрократизм, закончила повествование, он с понимающим лицом спросил:

— А у тебя, случайно, к спинке платья пуговичка не пришита? Я не обратил внимания.

— Что?? — не поняла Аня.

— Просто у тебя такая ровная спина, будто к платью пришита пуговичка, и на нее намотали твою косичку. Был раньше такой способ держать осанку… — он едва заметно улыбнулся.

Аня насупилась и промолчала.

— Да расслабься уже… Поможем мы твоему горю… Есть у меня знакомый в Починках… Дадут тебе твои справки в воскресенье…

Кафе оказалось в соседнем селе. Вопреки Аниным ожиданиям, это была не украинская хата, а вполне современное заведение. Чистенько и довольно уютно. Голубые занавесочки, плетеные солонки на столах, полная и добродушная официантка — всё было просто, по-домашнему. Дав себе слабинку там, в Ильинске, Аня теперь уже ругала себя за то, что позволила себе глупое поведение при незнакомом человеке.

— Ты извини меня за беспокойство и за потраченное время. Я сама за себя заплачу.

— Ну уж нет. Я тебя сюда привез, я и платить буду. — Он заметно оскорблялся ее официальным поведением. Аня смотрела на него как на клопа.

«Ой, да ладно… Сельский увалень хочет заплатить за городскую девочку… Ню-ню, посмотрим…» — подумала она и стала выбирать самые дорогие блюда в меню. Как назло, ничего особо дорогого в нем и не предлагалось. — «Ну что же, возьмем количеством…» — и она стала заказывать все подряд названия.

Белобрысый засмеялся.

— Вас в городе не кормят, что ли? В тебя же столько не влезет!

— Ты не знаешь моих способностей… — Аня уплетала салатик за салатиком. Светловолосый наблюдал с умилением и интересом.

— Это потому, что ты ешь траву какую-то. От нее нет чувства сытости. На, попробуй мяса! Ням-ням! — он отрезал здоровый кусок со своей тарелки и, взяв вилку из ее руки, нанизал на нее мясо.

— Все люди должны есть «траву», — назидательным тоном сумничала Аня. — Мы не хищники, а приматы. У нас даже пищеварительная система травоядных. — Она позвала кошку, которая терлась у ее ног. — Кс-кс, Маруська! На. — И отдала мясо кошке. Кошка воздала благодарение Аллаху за такой подарок судьбы и, рыча, стала быстро поглощать его.

— Человек — хищник. — Светловолосый заказал себе еще мяса. — Я бы поспорил насчет пищеварительной системы, там не всё так просто. К тому же, у нас бинокулярное зрение — зрение хищников. А травоядные хотя не убивают себе подобных, как человек, но и не умеют смотреть на небо, как хищники… Но, чтобы сделать тебе приятное, я готов сойтись на всеядности. — И он протянул ей свою большую примиряющую ладонь.

Аня промолчала. Обычно после ее фразы про «пищеварительную систему травоядных» собеседник сдавался и менял тему.

— Как тебя зовут? — спросила она, протягивая ему свою руку в ответ.

— Гюнтер! — он засиял, будто ожидал этого вопроса, и пожал ее ладошку.

— Гюнтер?.. Я вижу, интернет у вас здесь хорошо ловит…

— Не жалуемся.

«Похоже, он был прав: покушала — и настроение наладилось, — подумала Аня. — Надо же, как мало нужно, чтобы заслужить благосклонность женщины — всего лишь накормить ее…»

Когда Аня, отдохнув и наевшись, посмотрела на часы, времени было больше, чем хотелось бы. Гюнтер заметил её движение.

— Значит, так. Сейчас забираем твою машину и едем ко мне. А завтра утром я отвезу тебя в администрацию Починок, чтобы ты ее с колхозом не перепутала…

— Эээ, я уточнить, — перебила его Аня. — А ночую я, то есть, у тебя?

— Ну конечно. Как будто у тебя есть варианты. Если хочешь, можешь ночевать как вчера, в машине. У нас как раз местный уголовник «выписался», может, познакомишься.

— Пожалуй, я так и сделаю.

— А мне прикажешь сидеть в кустах и ждать, когда тебе опять понадобится помощь?

Аня фыркнула:

— Можно подумать, я пропаду, как только сделаю шаг от тебя.

— Так и есть. Ты не приспособлена к деревенской жизни. Это другой мир для тебя.

— Но уж переночевать без тебя я смогу точно!

— Как хочешь, — пожал он плечами. — Но если передумаешь, запомни адрес: улица Октябрьская, дом 16.

— Не передумаю.

— Улица Октябрьская.

— Угу.

— 16.

— Ага.

— Повтори адрес.

— Октябрьская, 16.

Они вернулись в Ильинское — туда же, откуда он ее и забрал. Аня молча пересела в свою машину и демонстративно поехала в сторону бабкиного дома. В зеркальце заднего вида она видела, что Гюнтер, облокотившись на свою машину, смотрит ей вслед, и еще больше выпрямилась.

Но чем ближе она подъезжала к бабкиному дому, тем больше спина ее ссутуливалась. Чем ближе был дом — тем больше она его боялась… Когда Аня вновь увидела его зловещие очертания в сумерках, она поняла, что повторения прошлой ночи у нее точно больше не будет: жутко, да и так хочется простых бытовых человеческих условий… Самому убогому жилищу она была бы сейчас рада больше, чем родной машинке. Она притормозила у дома. Ну почему он так пугает?.. Призраки? А вдруг и вправду какой-то маньяк из тюрьмы вышел… Утром в магазине говорили… Аня посмотрела на зловещие, зияющие черные окна дома и с уверенностью нажала на педаль газа, проехав мимо.

«Нет, к нему тоже нельзя ехать… — уговаривала она себя. Меня не так воспитывали, чтобы я ночевала у всех подряд или крутила романы с деревенским хлыщом. Да и потом, одно из двух: либо он сумасшедший, который хочет благодетельствовать первых встречных, либо он бандит, который хочет заманить меня к себе в обитель зла. Может, он вообще про себя говорил, когда рассказывал, что здесь уголовник «выписался»?.. В магазине ждали, что кто-то, кто из тюрьмы вышел, прирежет кого-то… Может, Гюнтер и есть тот самый уголовник? Конечно, он не похож на маньяка, но это ни о чем не говорит. Да, он, в общем — то, неплох. Что-то в нем располагает к себе, что-то притягивает… Его голос. Его взгляд. Его плечи… Нет, я к нему точно не поеду. Нет. Хотя…

«Какая у него улица? Что-то, связанное с революцией…» — Аня уже пожалела, что не потрудилась запомнить его адрес. Наученная горьким опытом прошлой ночи, она решила искать его дом до наступления темноты, пока на улицах еще есть люди.

— Вы не подскажете, где здесь улица Революционная? — спрашивала она у прохожих и уже по привычке ожидала встречного вопроса про какие-то невразумительные яйца. Но никто не знал такую улицу.

«Надо спросить у старожил. Уж они-то должны знать!» — заметила она бабушек, громко спорящих в полутьме на лавочке у одного из домов.

— Я своих курей всех до единой на двор загнала! Этому уголовнику жрать что-то надо, сейчас начнет таскать…

— Я уж и внучке сказала, пусть пока не приезжает. Она у меня девка видная, красивая… Вот к августу его за что-нибудь опять посадят — тогда спокойнее будет.

«Опять про «утреннего» уголовника… Вся деревня только о нем и твердит», — подумала Аня и обратилась к «старожилам».

— Подскажите, пожалуйста, где здесь улица Революционная?

Пока бабульки недоуменно обсуждали между собой, что это за улица, позади хлопнула дверь подъехавшей машины. Аня обернулась и засияла: вот уж никогда б она не подумала, что будет так рада снова видеть Гюнтера!

— Да как так-то?! — кипятился он — я раз пять сказал: улица Октябрьская! Октябрьская же, а никакая не Революционная! — он подошел и, схватив ее за руку, поволок к машине. — Всё в порядке, бабушки! — крикнул он ворчащим старушкам и продолжил бубнить: ну как тебя оставить одну хоть на пять минут…

Его дом выглядел вполне себе мирно. Белые кирпичи, светлое дерево и красивые резные наличники, пять штук в ряду. Около дома светил фонарь, мирно шелестели листочки на березке, растущей во дворе.

— Заходи! — он открыл дверь перед Аней.

«Ну, будь что будет! — подумала Аня и перешагнула через порог. — Ого, похоже от деревенского дома здесь только наличники…» Перед ней оказался обычный городской добротный коридор, выходивший на 4 большие комнаты и не менее большую кухню. «А снаружи дом казался не большим. Внешне так и не скажешь, что в этом доме столько места, столько комнат убирается…» Аня даже сама не ожидала, что будет так рада человеческому жилищу. Она раздулась и осторожно пошла осматривать комнаты. Было весьма уютно. Особенно Ане понравилась комната, оббитая светлым деревом вместо обоев. На полу лежал большой белый ковер с высоким пушистым ворсом. Ничего лишнего, только странно соседствовали между собой домашний кинотеатр в углу и старинная икона над ним. Гюнтер включил свою технику. На экран вылезли наименования треков — тонны музыки. Аня не успевала читать названия исполнителей: рок, попса, классика, фолк, хаос…

— Ты, что ли, ди-джеем в клубе работаешь?

— Вообще там не бываю.

— А как же вчера?

— Друг, который там работает, попросил музыкой поделиться. Считай, что это судьба подстроила, чтобы нам с тобой встретиться.

Аня усмехнулась и пошла дальше. Везде чисто. Слишком чисто… Не хватало разбросанных шмоток, бесполезных сувенирчиков на полочках, да и просто рюшечек на занавесках… С кем же он живет? Пока Гюнтер не видел, она открыла дверцу и заглянула в шкаф: ряд мужских рубашек, причем породистых, брендовых — белых и прикольных, но все ничегошные такие, со вкусом… Аня решила прощупать почву:

— Где твоя семья? — крикнула она.

— Кого именно ты имеешь в виду? — спросил он из другой комнаты.

— Ну… жена, дети…

— Ты невнимательна, Брунгильда! Я уже сообщал тебе, что я завидный жених, — показался он на пороге.

— А родители?

— Они живут в другом месте. Пойдем, я покажу тебе, где ты будешь спать. Я сейчас постелю. — Он водил ее по дому. — А вот здесь туалет. В баню пойдешь? Она еще теплая.

— Нет! — взвизгнула Аня и для интереса заглянула в туалет. Он перевернул ее представление о сельских туалетах — всё было как в городе.

— Эээ… А где же дырка в полу?..

— Тебе нужна дырка? Ну, ходи к соседям, у них есть. Я договорюсь.

— У тебя и вода в доме? И горячая даже? — Аня не переставала удивляться.

— А ты думала, в деревне люди на банановых пальмах качаются?

— Ну не обязательно на банановых…

— Ну дожили: раньше иностранцы думали, что в России ничего нет, кроме медведей, которые пьют водку и играют на балалайках, а теперь городские так же думают про деревню… Есть будешь?

— Я не ем на ночь.

— Да я и не сомневался. Хоть чай со мной попей.

Он пожарил себе яичницу из 8 яиц, налил горячего чаю. Аня взяла чашку. Стало тепло и спокойно. Он стянул с себя рубашку и бросил ее на кресло, оставшись в одних джинсах. У Ани захватило дух: да у него просто идеальная, дорогая фигура! Загорелое тело, ни грамма лишнего жирка, ни одной слабой мышцы. Тело Аполлона… Так и хочется потрогать… — всякие неприличные мысли полезли Ане в голову… Она покраснела и не сразу услышала, что он спрашивает.

— Брунгильда, хочешь шоколадку? — и он достал из холодильника хороший горький шоколад. Аня улыбнулась своим мыслям:

— А у тебя и шоколадка в холодильнике водится? Как мило.

— А ты думала, у меня холодильник сырым мясом забит?

Примерно так она и думала.

Кто он? Еще уголовник этот покоя не даёт… Да нет, это не может быть он.

— А что, у вас здесь правда какой-то уголовник из тюрьмы вышел?

— Правда.

— А за что сидел?

— Да за всё… — пожал плечами Гюнтер.

— У. Душевно у вас тут…

Они поболтали ни о чем и разошлись спать по разным комнатам.

— Ну, женских сорочек у меня не водится, могу предложить на выбор свою рубашку или футболку.

— Нет, спасибо. Не буду злоупотреблять Вашим гостеприимством, Гюнтер, — расшаркалась Аня и закрыла дверь. «Ну нееет. Майки чужого сельского мачо носить… это уже перебор».

Уходя из кухни, Аня незаметно прихватила с собой вилку, которую теперь уютно устроила у себя под подушкой.

«Ну, обители зла, вроде бы, не видно… Уже неплохо. А если он будет приставать ко мне ночью — воткну в него вилку! Хотя… Жалко портить такое тело», — она вспомнила свои неприличные мысли и никак не могла заснуть. Немного поворочавшись в кровати, на цыпочках прошла в его комнату — проверить, что он делает. Гюнтер мирно сопел. Аня вернулась к себе с легким разочарованием и заснула — крепко, как младенец.

Проснулась она поздним утром. В комнате было тихо, светло и хорошо. С улицы доносилось пение петухов. Хотелось поваляться подольше. Где-то в глубинах комнат тихонько погремывала посуда и вкусно пахло. «Как в детстве по воскресеньям, когда мама блинчики пекла» — подумала Аня и ноги, гонимые любопытством, сами понесли ее на кухню. Так и есть: Гюнтер в своем вчерашнем «эротическом» наряде, с мокрой головой и полотенцем на голом плече, пек блины.

— Доброе утро, моя прекрасная принцесса! Садись завтракать. — И он, пробегая мимо со сковородкой, чмокнул ее в щечку. Аня умилилась.

— Почему у тебя всё так просто? — улыбнулась она.

— А зачем всё усложнять? Обычно проблемы сами находят нас, не стоит придумывать себе дополнительные.

Аня взяла чашку ароматного кофе в руки — то, о чем она так мечтала вчера утром. Блаженство…

Блинчики тоже оказались восхитительными. Гюнтеру было заметно приятно любоваться, как обжирается с утра пораньше его шедеврами Брунгильда.

— Какие сны видела моя принцесса?

— Никакие. Спала как убитая. А тебе что снилось?

— Таблица Менделеева.

Аня засмеялась.

— А ты всегда так рано встаешь?

— Кто рано встает — тому Бог подает. Так, на турнике поболтался.

— Зачем? — фыркнула Аня, не удержавшись от комментария. — Это типа фитнеса, что ли? А для кого? Перед кем красоваться-то? Перед коровами?

— Захотелось. Не знал, что спортом для кого-то занимаются. Я это делаю для себя, просто так, потому что мне просто нравится… Ну, пора ехать в Починки, нас уже ждут.

Когда Аня вышла на улицу, ее вновь охватили головокружительные запахи утреннего цветущего луга. Хотелось дышать глубже и глубже. Она решила осмотреть территорию и заглянуть на огород. Гюнтер провел ей экскурсию. Странное смешение стилей продолжалось и на улице: рядом с современным гаражом стоял памятник русского зодчества — мазанка, масенький летний домик без окон. «Обмазанная глиной, потому и мазанка», — пояснил Гюнтер. На огороде не росли ни огурцы, ни какие-либо другие овощи — все было засажено ровненьким газоном. Только старые яблони возвышались по центру, да кусты смородины, вишни и малины по периметру. У забора, над рядом незамысловатых цветочков кружились пчелы.

— Ты цветочки посадил? Как миленько! — хихикнула Аня.

— Это жена брата развлекается… Ну всё, поехали!

Перед тем как сесть в машину, Аня несколько раз напоследок глотнула воздуха. Наверное, она только сейчас поняла, что называют «чистым воздухом», ради которого некоторые люди меняют города на деревни.

На выезде из Ильинского, около остановки, Гюнтер остановился около одиноко стоящей пожилой женщины в платке и с ведрами.

— Бабуля, в Починки?

— В Починки, милый, еду викторию продавать.

— Садись, подвезем.

Бабуля с готовностью села на заднее сиденье. Она со своими ведрами как-то плохо сочеталась с белоснежным кроссовером Гюнтера. Аня скривила недоумение на лице.

— Автобус ходит два раза в день, — тихо прокомментировал Гюнтер. — Поэтому у всех адекватных местных водителей неписанное правило — подвозить.

Бабуля протянула Ане на переднее сиденье стакан великолепной спелой клубники:

— Угощайся, милая!

— Спасибо!

— Вам спасибо, молодые. Дай вам Бог доброго здоровья.

— Гюнтер, почему эта милейшая бабуля назвала клубнику викторией? — заговорщическим тоном спросила Аня.

— Потому что клубникой здесь называют полевую, дикую ягоду, — вторил ее тону Гюнтер. — А это обычная виктория!

Районный центр оказался большой деревней. Они заехали к «нужным людям» и быстро получили все необходимые справки для отказа от наследства. Аня вспомнила, что мужик из сельсовета советовал ей забрать личные вещи бабы Шуры у некоей Татьяны Никитичны. Зашли и к ней.

Татьяна Никитишна оказалась неспешным и недоверчивым божьим одуванчиком. Она пустила их на порог только получив Анин паспорт. После этого долго шла через сени, где пахло книгами и старостью, долго копалась в комоде… Аня и Гюнтер стояли в ожидании.

— Баба Шура сама накопила денег себе на похороны, — наконец, прервала она молчание. — Сама оставила мне наказ, как и где ее хоронить… Вас не было на ее похоронах, и жизнью ее Вы так же не интересовались, как и смертью, — не стеснялась Татьяна Никитишна в укорах. — Но дом она завещала Вам… Мне это не любо, но я сделаю всё, как она наказывала. Вот ее икона, которую она просила передать лично Вам в руки, вот фотокарточки и украшения… А здесь все документы и письма, которые лежали в ее комоде. Я собрала всё до последнего листа, некоторые принадлежали еще ее матери. — Она передала в Анины руки весь этот незамысловатый скарб. — А вот это письмо ее матери она особенно просила передать Вам лично в руки, барышня, — она протянула кусочек бумаги, пожелтевший и помятый от времени.

«Моей внучке Анне на день ее 20-летия. От Анны Матвеевны», — прочитала Аня в уголке конверта надпись мелким почерком, сделанную химическим карандашом. Ей хотелось провалиться сквозь землю.

— Нет, это вряд ли мне… это ошибка, — тихо сказала она, протягивая конверт обратно. Что за Анна Матвеевна? Мою прабабку звали Нюсей. А ее единственная внучка — моя мама, ее тоже зовут не Анна.

Татьяна Никитишна посмотрела на Аню так, что, казалось, она просверлит в ней дырку одним взглядом.

— Никакой ошибки! — прошипела она. — То, что письмо от Вашей прабабки — это очевидно. И, я думаю, Анна Матвеевна не осердится на меня за то, что я передала ее письмо не внучке, а правнучке Анне.

Выйдя из дома Татьяны Никитишны, Аня вздохнула с облегчением. Подальше отсюда… Так паршиво на душе у нее давно не было. Они прошли несколько шагов. Гюнтер молчал. Она посмотрела на него:

— Что? И ты считаешь, что я мерзкая внучка, приехавшая только ради наследства?

— Ну-у… Вообще-то… Да! А разве нет? Я всегда думал, что свои «корни» нужно знать и неплохо бы уважать. Особенно когда наследство от них получаешь.

Аня отвела взгляд.

Гюнтеру, видимо, захотелось подбодрить ее.

— Значит, моя Брунгильда оказалась простой Аней? — запаясничал он. — Брунгильда идет тебе больше. Аня — звучит слишком банально. Вот если б хотя бы Нюся…

— Мне просто не приходило в голову, что «баба Нюся» — это производное от Анны, — перебила его Аня. — Меня — то Нюсей, слава богу, никто не называет!

— Неужели ты думала, что твою прабабку звали Нюся Матвеевна?

— Я просто никогда не задумывалась над этим. Я ее никогда не видела, и мало о ней знаю.

— То есть о тех родственниках, кого ты не встречаешь каждый день в квартире, можно ничего и не знать?

Аня молчала. Он опять заёрничал:

— Позор тебе! Вот она — современная молодежь…

— Ну всё, хватит! — опять перебила его Аня. — Ты прав и мне стыдно. Просто у вас здесь принято давать какие-то странные кликухи. Мама, помнится, рассказывала, как трем родным братьям в паспортах записали три разные фамилии согласно их кличкам. А когда я искала дом, то меня все посылали на какие-то яйца… как их…

— Какие еще яйца?

— Погоди, вспомню… Яика, что ли..

— А, Иика? — он засмеялся.

— Точно. Что это такое?

— Да это просто местное название улицы. Ты еще не знаешь, на какой улице живу я, по-местному названию.

— Это Октябрьская-то? Я запомнила, обрати внимание… Ну и на какой же?

— На Самодурихе.

— Что?? Что за ругательное название?

— И ничего ругательного. Землю раньше колхозные власти не давали, а людям селиться где-то нужно было. Вот они и строили дома по ночам без разрешения, самодуром. Отсюда и название пошло. Надо же как-то новую улицу называть. Люди не виноваты, что село появилось раньше, чем официальная документация. Жил на улице Лукьян — получите Лукьяниху. Жил поп — получите Попову гору. Жили нищие — получите Махровку.

— Ну а Иика-то почему?

— Этого я не знаю. История умалчивает.

— А еще зады какие-то… — вспомнила Аня.

— Не зады, а зада. Это…ммм… Ну как бы усадьба, не огороженный огород за домом — уж извините за оксюморон… Огород 50 соток, пока туда дойдешь… Вот так и назвали. Это как бы изнанка улицы, не красная линия, а задворки.

— А ты хорошо объясняешь.

Своим голосом Гюнтер заглушал голос Аниной совести, и она переключилась на исследование местности. Проходя через центр Починок, она, как ребенок, читала вывески, написанные краской на ватмане: Дом культуры, Дом Пионеров — всё такое советское. И вдруг вывеска «Кинотеатр».

— Ничего себе, здесь есть кинотеатр? Что там показывают?

— Понятия не имею, я там лет 15 не был…

— Позор! Что за молодежь пошла — вообще не следит за веяниями культуры, — передразнила его Аня. Гюнтер остановился и глаза его стали колючими, как крыжовник.

— Пошли! — и, схватив ее за руку, он потащил ее в кинотеатр.

— Да что ты меня все время тащишь! — возмущалась Аня.

В кинотеатре, казалось, от Советского Союза сохранилось всё. Даже запах. В пустынном холле, выложенном советской плиткой, им так обрадовались местные сотрудники, что специально для них провели сеанс — фильм ужасов с неизвестным Ане названием.

— Ничего себе, целый зал для нас двоих! — Аня была в восторге. — Выберем лучшие места!

Они зашли в советский зал, вдыхая историю, сели в самый центр на смешные короткие сиденья и приготовились смотреть ужас ужасный…

Когда кино началось, Аня зашлась в смеховой истерике. Это был американский «триллер» лет так 60-х, с нарисованными вручную спецэффектами, наиглупейшим сюжетом и театральной игрой актеров. Несколько раз лента, видимо, рвалась и склеивалась, потому что были смешные накладки кадров. Все это было так нелепо, что Аня прохохотала непрерывно весь час, что шел фильм. Гюнтер был счастлив от этого и получал эстетическое удовольствие, глядя на произведенное на Аню впечатление.

— Это был самый смешной ужастик в моей жизни! — вытирая слезы от смеха, говорила Аня, выходя из зала.

— Теперь ты понимаешь, почему я не был в этом кинотеатре лет 15?

На обратном пути в Ильинское они подсадили в машину целую компанию молодых людей, которые шли пешком по жаре из одной деревни в другую. Это были очень веселые три парня и две девушки, которые, усевшись на заднем сиденье в два слоя, заряжали своей позитивной энергетикой, всю дорогу выкрикивали разные веселые глупости и, пританцовывая всеми частями тела, пели песни:

— Коровка на лугу, на лугу, на лугуууу… — вопили они хором. — Мычала на луну, на луну, на луну-у-у… — А когда песня заканчивалась, начинали новую:

— Бор-до-вые халаты, о-о-о… — разносилось в открытые окна машины. — Коричневые кеды, о-о-о, зеленые колготы, о-о-о…

Аня и Гюнтер двигались с ними в такт и подпевали. Даже жалко было их высаживать. «Спасибо, братан! Вы суперрр!» — кричали они и пожимали руки.

Высадив их рядом с рекой, Гюнтер поехал вдоль берега по песчаной дороге. Здесь, с другой стороны от дороги, начиналось поле. Перед машиной, будто указывая дорогу, перелётывали трясогузки, а за машиной вздымались клубы пыли. Ни одной живой души вокруг. В открытые окна дул свежий ветерок с реки. Здесь она была не такая бурная, но заросшие густой травой берега были всё же крутыми. Вспомнив плотину, Аня спросила:

— Как называется эта река?

— Это великая русская река Алатырь! — пафосно сказал Гюнтер. — Хотя большая ее часть на самом деле протекает по Мордовии.

— Тут была плотина?

— Бери выше: гидроэлектростанция. И мельница. Но это было давно… А сейчас в омутах живут гигантские щуки и сомы. Однажды, когда мы с братом рыбачили, они перевернули нашу лодку.

Неожиданно он остановил машину посреди дороги, выбежал и, как был, в рубашке и джинсах, сиганул с небольшого обрывчика в воду. Вынырнув, стал плавать и нырять, совсем как дельфинчик. Аня невольно залюбовалась.

— Ты хорошо плаваешь! — крикнула она ему, открыв свою дверку.

— У нас все хорошо плавают… Алатырь обязывает. Иди ко мне? — позвал он.

— Нет, простите, я забыла свои парадные лифчик и семейки дома! — фыркнула Аня, вспомнив «купальные костюмы» местных.

— Ах да, простите, сударыня, и я забыл, что вы городская цаца, — раскланялся в воде Гюнтер. Аня вышла из машины и встала над обрывчиком.

— Мое платье, к счастью, стоит слишком дорого, чтобы я портила его Вашей грязной водой, Гюнтер! — парировала Аня.

Гюнтер подплыл поближе и встал напротив нее. Вода была ему по подбородок.

— Тогда позвольте мне взять эту обязанность на себя, сударыня, — и он плесканул на ее платье ледяной водой. Аня взвизгнула.

— Ну всё, я раздавлю тебя, презренный раб! — крикнула она и хотела вдавить его голову в воду босой ногой.

Он увернулся, и Аня с визгом занырнула в воду с головой. Ледяная вода обожгла ее тело тысячей иголок! Аня захлебнулась, вынырнула и с ужасом поняла, что не чувствует под собой дна! В панике начала бултыхать руками по воде и уцепилась за единственное твердое, что под них попалось, — плечо Гюнтера. Ничего не соображая от страха и холода, подтянулась поближе и залезла на него как обезьянка — с руками и ногами, трясясь от холода и страха и инстинктивно прижавшись к нему всем телом — какой он тепленький… тепленький…

— Спокойно! Я держу тебя, — тихо сказал Гюнтер. Он действительно крепко прижал ее к себе, и Аня увидела перед собой его голубые глаза. Ей стало жутковато — он глядел на нее взглядом голодного волка. Она сразу пришла в себя и замерла: «Боже, что я делаю — вишу полуголая на шее у мужика, даже имени которого я не знаю… Но какой же он притягательный…» Избыток эмоций перехватывал дыхание, оглушал. Гюнтер брал власть над ней одним своим волчьим взглядом, и хотелось ему подчиняться…

«Нет, я не могу! Это всё неправильно!» — Аня преодолела себя и отодвинулась от него подальше.

— Извини. — Тихо сказала она. — Я не хотела…

И, сама не поняв, чего же именно она «не хотела», оттолкнулась от Гюнтера и по-собачьи поплыла к берегу. Когда она выходила из воды, новая волна стыдливости и вместе с тем ощущения собственной соблазнительности охватила ее: ее дорогое платье облепило всё тело, выставляя напоказ всё, что можно и чего нельзя… Она быстро посеменила в машину. Гюнтер молча стоял в воде и смотрел ей вслед. Простояв так еще пару минут и о чем — то размышляя, он, наконец, вышел и они поехали дальше, делая вид, что ничего не случилось, и Аня только искоса бросала взгляд на его широкую грудь в облепившей ее мокрой рубашке.

— Вчера в тебе убралось столько еды, что ты напомнила мне стишок про Робина-Бобина… — говорил Гюнтер, чистя картошку огромным ножом. Они разместились на светлой кухне. Пока он хозяйничал, она достала полученную в Починках пачку грустных документов из бабушкиного комода. Пачка была дольно внушительной — письма, фотографии, записки и даже какие-то платежки. Разложив всё это на кухонном столе, Аня по очереди их просматривала.

— Это я только здесь, в деревне, столько ем… Не понимаю, зачем хранить столько старья?

— Значит, эти вещи были ей дороги…

Писем было много, а отправителей мало — в основном они повторялись: Анина бабушка; родственница из Нижнего; письма самой бабы Шуры — очевидно, их кто-то вернул; какой-то мужик со смешным именем Лукьян.

— Смешно: — заметила Аня — Лукьян из Лукоянова… Одни лУки какие-то… Будто другой еды не было, чтоб в честь нее назвать людей и населенный пункт. А у нас одни Анны. Что у людей с фантазией?

Потом посмотрела фотографии. В основном, это были черно-белые, советские старые «карточки» с неизвестными Ане людьми. Смотреть их было не интересно — она даже не знала, кто из этих людей баба Шура, кто баба Нюся, а кто пятиюродная тетушка. На одной фотографии вообще были изображены чьи-то похороны.

— Ну капец фотография… — удивилась Аня. — Никогда не понимала, зачем такие фотографии делать… Кому в радость? Ладно хоть трупак крупным планом не сфоткали… — она убрала фотографии подальше и вернулась к разбору писем. — Надо разобраться с иерархией старушек. Моя прабабка — Анна Матвеевна. У нее две дочери — покойная Шура и моя бабушка. У Шуры детей нет, у моей бабушки единственная внучка — это я. — В руки ей попал пожелтевший конвертик, которые особенно просила передать баба Шура. «Моей внучке Анне на день ее 20-летия. От Анны Матвеевны». И дата. — И вот, значит, моя прабабка пишет письмо какой-то «левой» внучке, которой никогда не существовало, по имени Анна. Интересно, а если бы меня звали Ефросинья, то письмо бы мне отдали? Или его бы никто никогда не получил?

— Я сварил тебе настоящий деревенский борщ, чтобы ты, наконец, наелась, — не обращая внимания на ее размышления, Гюнтер торжествующе поставил на стол огромную кастрюлю. — Моя бабушка всегда говорила: кушай супчик — и будешь толстый и красивый.

— На мясном бульоне?

— Конечно. Куча мяса. Давай ешь!

— Прости, но я не ем трупную вытяжку даже в порядке исключения, — в задумчивости сказала Аня, не заметив, что Гюнтер немного расстроился.

— Ну и чем мне тебя тогда кормить?

— Ну… я бы, конечно, съела вареной фасоли и спаржи.

— Боюсь, вареной фасоли и спаржи в местном магазине не водится. Могу предложить картошку с салатом из помидоры и огурцов.

— Давай… Моя прабабка Анна умерла, наверное, лет 50 назад, я не знаю. И письмо, судя по дате, написано примерно тогда же.

Конверт был распечатан. Видимо, кто-то прочитал его раньше Ани. Может быть, сама баба Шура? Но почему она не передала его по назначению? Тоже не знала никакой внучки Анны и решила разобраться? Возможно, ее мать дала это письмо ей перед смертью? Или она сама его нашла, разбирая архивы. В любом случае, при чем здесь сама Аня и зачем этот конверт особенным образом просили передать ей?

Аня достала из конверта листочек, выдернутый из советской ученической тетрадки. В письме было всего несколько строк, написанных старческим почерком. Аня зачитала их вслух: «Дорогая моя внучка Анна! В своем доме я оставила тебе немного безделушек, которые принадлежали нашей семье. Пожалуйста, найди их, для меня это важно. Мне хотелось бы, чтобы часть из них ты оставила себе на память, а остальными правильно распорядилась. Анна Матвеевна.»

— Какие еще безделушки? И где именно в доме? — ничего не поняла Аня.

— Похоже, прабабка для тебя сокровища несметные зарыла, — пошутил Гюнтер.

Но Аня задумалась серьёзно.

— У нас в семье, вроде бы, не было зажиточных. Откуда взяться сокровищам? У крестьян, насколько я знаю, и на хлеб-то насущный не всегда хватало. Да и зачем их зарывать? Отдала бы дочери — да и всё.

Аня стала читать все старые письма подряд, но они ничего не проясняли. Какие-то нелепые предположения стали приходить ей в голову.

— Вообще, похоже на простую записку, которую на столе оставляли, когда на работу уходили — сотовых-то еще не изобрели. Но, вроде бы, не было никакой внучки Анны… да и зачем запечатывать записку в конверт? Да ну, бред какой-то… — Она ещё подумала. — А может, всё же были зажиточные? Может, вообще дворяне были, а я не в курсе? — неуверенно, но с надеждой предположила она. — Надо маме позвонить.

Конец ознакомительного фрагмента.