Если ты вернёшься…

Тиана Хан, 2023

Спустившись с бокового лестничного пролёта я с размаху впечаталась в стоящую на межэтажной площадке девушку.– Нищенка, ты совсем оборзела? – произнесла Люба, схватив меня за запястье.– Извини, – не отрывая взгляда от пола ответила я.– Ага, и ты меня тоже!Усмехаясь она сняла пластиковую крышку со стаканчика лимонада и нисколько не сомневаясь в своём решении выплеснула его содержимое на мою голову.Где-то сзади раздался злой смех её приспешников. Развернувшись я было бросилась бежать по лестнице, но получив толчок между лопаток не удержала равновесие и полетела стремительно вниз, больно ударяясь о ступени.

Глава 2

Не такая, как все

Мы жили в старой панельной пятиэтажке, расположенной на самой окраине города. Однокомнатная квартира досталась маме в наследство после смерти родителей. Вчетвером мы ютились на площади в тридцать квадратных метров, не имея, даже в очень отдалённой перспективе, шанса, улучшить свои жилищные условия.

Ветхий раскладной диван, занимавший большую часть кухонного пространства, служил для родителей спальным местом. Обивка из некогда зелёного гобелена, давно уже выцвела и истончилась. Изношенные, местами проржавевшие пружины натужно скрипели, безжалостно впиваясь в тело, когда кто-то из домочадцев садился на продавленные подушки. Чтобы защититься от их внезапной ночной «атаки» мама застилала его поверхность стёганым ватным одеялом, служившим жалким подобием наматрасника.

В наше с братом пользование негласно отошла единственная комната, величественно именуемая залом, центральным украшением которой была люстра советских времён, что являлась главной причиной бабушкиной гордости. Два раза в год я снимала с неё все «висюльки» тщательно промывая их раствором из тёплой воды и нашатырного спирта.

Одну из стен занимал югославский мебельный гарнитур, покрытый тёмным лаком. Два платяных шкафа, зеркальный сервант и книжный стеллаж были насквозь пропитаны запахом нафталина. Бабушка повсюду рассовывала прессованные белые таблетки с резким запахом, борясь с молью и отпугивая мышей, которых у неё никогда не было. Даже спустя пять лет после её смерти, мебель, промытая мною не на один раз, отчётливо издавали этот неповторимый аромат, хотя, может быть это просто моя услужливая память подсовывала картинку из прошлого, едва я прикасалась к створкам давно отжившей свой век стенки.

На дощатом полу был толстый слой облупившейся золотисто-коричневой краски. Она была вся в сеточке мелких трещин, в просветах которых виднелось жёлтое защитное покрытие, нанесённое молодым дедом в то время, когда гладко оструганные доски ещё источали запах сосны.

Наш район считался неблагополучным, вечерами здесь часто бывали драки и разборки между подвыпившими людьми. Одиноким путникам, что не могли постоять за себя, тёмными вечерами нередко приходилось расставаться с телефонами и имеющейся в карманах наличностью. Вот и сегодня, когда родители переступили порог дома, задержавшись на пару часов дольше обычного я с ходу поняла, что произошло нечто непредвиденное.

Заплаканная мама покрасневшими глазами укоризненно смотрела на отца, периодически она тяжело вздыхала, приводя меня в замешательство. Папа виновато опустил взгляд, присев на табурет, стоявший в коридоре, на его лице сиял довольно большой синяк, над верхней губой была рана края которой кровоточили. Взяв из аптечки бинт, оторвала кусок марлевого холста и сложив его в четыре раза протянула вмиг присмиревшему отцу.

— Ограбили этого охламона, — начала говорить мама, снимая обувь, — зарплату им сегодня выдали за целых два месяца. Павел как с автобуса вышел, привязались к нему трое, на остановке, закурить всё просили. Вот теперь полюбуйся, на защитника нашего! — протянув руку она резко развернула его ко мне лицом.

— А что полиция? — спросила я дрогнувшим голосом.

— Развели руками, сказали, что будут искать. Что толку с того? Кого они найдут? Когда? Как жить теперь будем, ума не приложу…

— Мам, не расстраивайся ты так! Главное, что все живы, а деньги ведь не самая важная вещь в мире!

— Рассчитывала я на них. Хотела твой выпускной оплатить, да видимо не судьба, Алёна.

— Обойдусь и без него, — пожала плечами пытаясь приободрить её.

— Эх…

— Мама. Я сегодня Наталью Геннадьевну видела, она только и говорит, что про родительскую плату за садик…

— Знаю я! — вдруг озлилась мать, махнув на меня рукой. — Зарплату получу и внесу деньги на счёт, а ты ей лишний раз на глаза не попадайся.

Прижавшись к холодной бетонной стене, я замолкла, как всегда, пытаясь избежать надвигающейся грозы.

— Чем целый день занималась? Пол не мыт, пыль повсюду! Бельё хоть догадалась постирать?

— Мама, я убиралась. Если не веришь мне, спроси у Сашки, он подтвердит, — пролепетала еле слышно, внутренне сжимаясь под её сердитым взглядом.

— Вижу, как ты «убиралась»! Родители с работы пришли, усталые. Мне ещё в ночную идти… ужин надеюсь готов?

— Макароны с тушёнкой. Наверное, ещё не остыли, я на плите оставила…

— «Наверное», — передразнил отец, — иди и подогрей, чем гадать.

Встав с места, он взял в руки незамеченный мной ранее пакет и вытащив из него жестяную банку пива открыл её сделав глубокий жадный глоток.

— Папа… не пей. Пожалуйста…

— Много ты понимаешь, шмакодявка. Своими делами занимайся, а во взрослые нос не суй. Не доросла ещё.

Молча включив конфорку, я передвинула на неё сковороду и забралась на подоконник, спрятавшись за занавеской.

Минут через пять в кухню вошла мама. Нарезав хлеб, нервно поставила тарелку на стол и села на подлокотник дивана. Взяв в руки один кусок, она медленно расщипывала его на крошки, отправляя в рот.

— Сейчас макароны подогреются… мам…

— Что? — встрепенулась она. — Зачем ты туда залезла, Алёна? Почему не накрываешь на стол?

Спустившись я разложила еду по тарелкам. Санька уже приготовил вилки для всех. Подтащив к столу табурет, он встал коленями на сиденье, в нетерпении крутясь из стороны в сторону.

— Сядь нормально, — одёрнул его отец, дав незаслуженный подзатыльник.

Малыш притих. Не сводя взгляда с тарелки, он молча ел, старательно тыкая острыми зубцами вилки в податливое мягкое тесто завитков. Залпом выпив кружку сладкого чая, разведённого тёплой кипячёной водой, выпалил слова благодарности повару и стрелой унёсся во двор.

Я осталась с родителями, которые негромко переругивались между собой, чем-то снова недовольные.

Поздним вечером, проводив маму на работу я перемыла посуду, оставшуюся после ужина и расстелив для отца постель ушла к Сашке, чтоб прочитать вместе с ним очередной комикс. Дождавшись, когда домочадцы наконец уснут я тенью, прошмыгнула к входной двери. Аккуратно прикрыв её за собой устремила взгляд на металлическую лестницу, что вела на крышу. Приподняв деревянную крышку, я откинула её, проникая в своё тайное убежище. Над люком располагался небольшой «домик» в четыре стены, выйдя из которого можно было оказаться на плоской поверхности крыши.

Здесь я могла позволить себе не скрывать чувств и эмоций, рвущихся наружу. Сидя тёмными ночами на самом краю здания, я свешивала ноги вниз, опираясь руками на ограждение. Наблюдала за перемигиванием звёзд, прислушивалась к звукам затихающего города и мечтала, что когда-нибудь всё изменится и в моей жизни тоже наступит белая полоса, я тоже смогу быть одной из тех, кто не понаслышке знает, что такое счастье.

Почему одним людям судьба даёт крепкую дружную семью, любящих родителей, уютный дом, что принято называть полной чашей, а иные влачат жалкое существование, никому не нужные, никем не любимые? Чем я хуже своих сверстников? Что со мной не так? От чего именно мне выпал горький жребий одиночества?

Всё началось ещё в начальной школе. Первый повод для вечных насмешек был до банальности прост. Они высмеивали мой цвет волос, и лицо, усыпанное мелкими веснушками, упрекая за то, чем меня одарила природа, и что никак нельзя было изменить по щелчку пальцев. Наверное, у людей так принято, обращать своё внимание на всё редкое и необычное, таковыми и были мои волосы. Огненное рыжее пламя, издалека бросавшееся в глаза, стало той самой нитью, за которую дети смогли легко ухватиться, сплотившись в своей слепой ненависти ко мне.

Рыжая-бесстыжая — это было одно из самых безобидных прозвищ, которым они «наградили» меня. А сколько их было много позже?..

В то время я совсем была не готова к детской агрессии, и никак не могла взять в толк, чем же я так не угодила ребятам. Хотя… разве можно подготовиться к такому?

Будучи со всеми приветливой, старалась не показывать своей обиды, искренне пытаясь отыскать среди них, единственного друга, но они словно озлившиеся волчата кидались на меня, вновь и вновь цепляясь грубыми словами к слишком яркой для них внешности.

Именно тогда я поняла, что значит, быть не такой, как все и постаралась стать незаметной, не отсвечивая своей самобытностью на общем фоне. Я обрезала волосы до плеч, стала их гладко причёсывать и заплетать в тугие косы, чтобы не так сильно бросаться в глаза. Это помогло, но отнюдь не на долго.

В классе шестом я снова оказалась эпицентром всеобщего презрения. Пример для подражания, отличница, которую хвалили учителя, лучше мишени и не придумать.

Заучка, страшилка, зубрилка — теперь меня называли только так, беспрестанно тыкая в спину с требованием дать списать или решить за кого-то его вариант на контрольной. В это время я сделала для себя ещё один весьма важный вывод — надо быть посредственностью, чтоб слиться с толпой тех, кто тебя окружает. Нельзя показывать свою индивидуальность. Ни при каких условия. Твоё мнение никого не интересует, просто кивай головой и соглашайся с общепринятыми нормами, плыви по течению, не пытаясь грести против, и тогда тебя оставят в покое. По крайней мере потеряют интерес.

Девятый стал сущим кошмаром. Всё что было до — цветочки, выросшие в ягодки. Волчьи ягодки…

Моими одноклассниками было пробито самое дно, теперь надо мной издевались за бедность. Я стала для них подобием боксёрской груши и каждый считал своим долгом, проходя мимо «ударить» как можно больнее, отрабатывая своё мастерство под одобрительные возгласы благодарных зрителей.

У меня не было навороченного смартфона, лишь самый дешёвый сенсорный телефон с вечно тормозящим откликом экрана. Не было красивой новой одежды, которую так любили демонстрировать девчонки из класса. И что? Разве это мешает мне быть хорошим человеком? Разве бедность — это порок?

На глаза навернулись непрошенные слёзы, утерев которые я резко оглянулась назад, почувствовав чужое присутствие рядом.

— Кто здесь? — произнесла дрогнувшим голосом, спешно поднимаясь на ноги.

Вокруг стояла полнейшая тишина, которую изредка нарушали отзвуки жизни города: голоса ночных прохожих, доносящиеся обрывками фраз, перекликались с редкими машинами, что шуршали шинами по асфальту.

Осмотревшись по сторонам и не найдя ничего подозрительного, я снова опустилась на своё место печально смотря на звёздный небосклон.