Собственность и процветание

Том Бетелл, 1998

Автор прослеживает историческое развитие института собственности на протяжении истории человечества, от Древнего Рима до наших дней, и одновременно рассматривает взгляды экономистов на роль частной собственности. В книге собрана огромная коллекция исторических примеров того, как ослабление частной собственности вело к распаду и гибели сообществ или к увековечению низкого уровня жизни: судьба колоний в Джеймстауне и Плимуте, коммуна Роберта Оуэна, картофельный голод в Ирландии, СССР и Китай, арабский мир, земельные реформы в странах «третьего мира» и т. п. Особое внимание уделено связи собственности и экологии, а также проблемам интеллектуальной собственности. Книга начинается с изложения философских и юридических основ прав собственности. Автор анализирует экономическую логику стимулов и демонстрирует пагубность общего пользования ресурсами, при этом широко используя исторические иллюстрации и аналогии. Им представлены взгляды Адама Смита, Иеремии Бентама, Карла Маркса и Фридриха Энгельса, Кеннета Эрроу, Милтона Фридмена и многих других экономистов. Особое внимание уделено возрождению интереса к правам собственности в экономической теории в 1950–1960-е годы (А. Алчиан, Г. Демсец, Р. Коуз).

Часть IV. От священного до нечестивого

Введение

То, что самый влиятельный трактат по экономической теории был написан в то время, когда принцип частной собственности достиг наивысшего авторитета, возможно, было чистой случайностью. В любом случае, Адам Смит не счел нужным много говорить об этом предмете. Впрочем, он, как и его современники, упомянул о «священном праве частной собственности». В политических дебатах принцип частной собственности находился вне критики. Поэтому и в экономических трактатах не было необходимости настаивать на том, что институт, защищаемый общим правом, является необходимым основанием экономического анализа. Ведь все были с этим согласны. Если и были сомневающиеся в достоинствах частной собственности, они предпочитали держать свои мысли при себе — по крайней мере, до появления на сцене Уильяма Годвина.

К середине XIX столетия ситуация кардинально изменилась. Над частной собственностью нависло тяжкое подозрение. Коммунистические теории утверждали, что ее следует полностью искоренить. Но созданная Адамом Смитом традиция оказалась очень влиятельна, и ко времени начала открытых нападок на собственность экономисты мало что сказали в ее защиту. Что касается англоязычных экономистов, то без преувеличения можно сказать, что собственность подверглась нападкам прежде, чем ее успели по-настоящему защитить. Она перешла из разряда вещей священных в нечестивые так быстро, что промежуточной стадии практически не было.

К концу XIX века между экономистами, по-видимому, сложилось молчаливое соглашение не касаться этого предмета. Считалось, что природа человека меняется и, когда изменения станут достаточно значительными, институт собственности сделается ненужным. Полагали, что он отжил свой век и в новом мире ему места нет. «Мы усвоили идею эволюции и считали непрекращающиеся изменения непременным условием жизни», — написал Ричард Или, первый президент и один из основателей Американской экономической ассоциации.

Глава 7. Недосмотр экономистов

В Британии времен Адама Смита критика частной собственности, как правило, просто не попадала в печать. Томас Спенс, школьный учитель из Ньюкасла, был редким исключением. В лекции, прочитанной в философском обществе, он утверждал, что земля общины «равным образом» принадлежит каждому, кто в нем живет. Когда Спенс опубликовал свою лекцию в виде брошюры, его исключили из общества. В XIX веке социалисты разрекламировали это незначительное событие, тем самым засвидетельствовав крайнюю редкость такой критики в те времена. Другим критиком был получивший впоследствии признание Уильям Огилви, учившийся в университете Глазго, когда там преподавал Адам Смит. В «Опыте о праве собственности на землю» (Essay on the Right of property in Land, 1782) он рассуждает, что все граждане, а не только немногочисленные собственники имеют право на полезность необработанной земли. Но он издал брошюру анонимно, так что его авторство долгое время оставалось тайной. В те времена «священное право собственности» было не пустым звуком^[232].

Д-р Джонсон полагал, что опасность ошибочных мнений по некоторым вопросам — в частности, о собственности — так велика, что следует запретить передачу этих мнений даже собственным детям. В защиту общности имуществ выдвигается «столько же правдоподобных аргументов, как в поддержку самых ложных доктрин», — заявлял он. «Вы учите их, что сначала все было общим, и что ни у одного человека нет прав ни на что, к чему он не приложил собственных рук, и что человечество и сейчас следует или должно следовать этому правилу. Вот так, сэр, вы подкапываетесь под великий принцип общества — под собственность. А вы не думаете, что у судьи должно быть право остановить вас?»^[233]

Критика собственности публиковалась и до Адама Смита, но крайне редко и производила куда меньшее впечатление, чем может показаться по современным переизданиям. «Утопия» сэра Томаса Мора, предтечи коммунистической мысли, описывает идеальное общество, в котором государство регулирует все стороны жизни, хозяйство основывается на принудительном труде, а «частной собственности у них нет»^[234]. Но это сочинение относили скорее к области побасенок, а не политической теории. В XVII веке трактаты против собственности распространяли диггеры, коммунистическая группа, вождем которой был Джерард Уинстэнли, но во времена Смита о них уже мало кто помнил. Их значение преувеличили позднейшие социалисты.

Некоторые полагают, что первым современные нападки на собственность начал Ж.-Ж. Руссо, сочинение которого «Рассуждение о происхождении и основаниях неравенства между людьми» содержит следующий знаменитый пассаж: «Первый, кто, огородив участок земли, придумал заявить “Это мое!”и нашел людей достаточно простодушных, чтобы тому поверить, был подлинным основателем гражданского общества. От скольких преступлений, войн, убийств, несчастий и ужасов уберег бы род человеческий тот, кто, выдернув колья и засыпав ров, крикнул бы себе подобным: “Остерегитесь слушать этого обманщика; вы погибли, если забудете, что плоды земли — для всех, а сама она — ничья”»^[235].

Этим «в течение столетия питался пыл революционеров и социалистов», написал Питер Гэй^[236]. Но политическое влияние Руссо на современников, возможно, преувеличено. Оно определенно уступало его влиянию на академический мир ХХ века. Можно даже усомниться в том, что его идеи так сильно, как это предполагалось, повлияли на французскую революцию. В 1760-х годах Руссо больше года прожил в модном изгнании в Англии, но там его знали больше как автора рискованных романов, сочинений о музыке и теории воспитания. Его, одетого в американский кафтан и дикарскую меховую шапку, принимали в Лондоне как знаменитость, а не philosophe, пожалуй даже как ранний образец радикального шика^[237].

Адам Смит прочитал «Второе рассуждение» Руссо и опубликовал его разбор в Edinburgh Review. Взгляды Руссо не произвели впечатления на Смита, который вежливо отверг ученые притязания женевского мудреца. «С помощью своего стиля и философских хитросплетений он сделал так, что рядом с ним проповедник расточительности Мандевиль кажется воплощением чистоты и нравственности в духе Платона»^[238]

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

232

John M. Davidson, Concerning Four Precursors of Henry George and the Single Tax (1899; reprint; Port Washington, N.Y.: Kennikat Press, 1971).

233

James Boswell, Life of Samuel Johnson (New York: Doubleday, 1946), 270.

234

Мор Т. Утопия. М.: Наука, 1978. С. 48.

235

Руссо Ж.-Ж. Трактаты. М.: Наука, 1969. С. 72.

236

Rousseau, Discourse on the Origin of Inequality, in Jean-Jacques Rousseau, Basic Political Writings, trans. and ed. Donald A. Cress, Introduction by Peter Gay (Indianapolis: Hackett Publishing, 1987), 25.

237

Joan McDonald, Rousseau and the French Revolution, 1762–1791 (London: Univ. of London Press, 1965).

238

Бернард Мандевиль доказывает в «Басне о пчелах» (1723), что такие «частные пороки», как стяжательство, являются общественными добродетелями: спрос на предметы роскоши подстегивает производство и тем самым способствует процветанию. Он чернил бережливость. Если распространится бережливость, занятость сократится. Джон Мейнард Кейнс видел в доктрине Мандевиля разновидность «парадокса бережливости» и восхищался его «безнравственностью». Адам Смит, со своей стороны, писал, что экономность, представляющаяся «благоразумной в образе действий любой частной семьи, вряд ли может оказаться неразумной для всего королевства». Мандевиль Б. Басня о пчелах. М.: Мысль, 1974; Кейнс Дж. М. Общая теория занятости, процента и денег. Избранное. М.: ЭКСМО, 2007; Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов. М.: ЭКСМО, 2007. С. 444.