Вампир из заграницы

Томас Прест

В шестой книге про похождения необычного анти-героя, мистера Варни, читатель вновь встретится с порождением дьявола, который предстает перед нами в облике лощеного английского джентльмена. Вооруженный сознанием собственной безнаказанности и всесилия, он творит ужас в итальянских городках. Объектом его гнусных посягательств вновь становятся юные и прекрасные девушки… Впервые появившись на прилавках роман «Варни вампир» произвел в Англии фурор едва ли не больший, чем романы Дюма, Диккенса, Бальзака и открыл дорогу несметному количеству комиксов, книгам ужасом и всему тому потоку, который мы сейчас называем «массовой литературой».

Глава V

Разговор отца Франциска с аббатисой — Цели и желания святого отца

Пройдя по нескольким коридорам, они вошли в комнату, похожую на гостиную, со стульями и креслами, но не остановились здесь. Сестра подошла к двери, постучала и подождала. Голос из-за двери велел ей войти, и, поманив монаха, она вошла вместе с ним в уютную комнату, где сидела аббатиса.

— Вот тот святой отец, который попросил о крове и пище, — сказала сестра. — Но он сказал, что не примет ничего, пока не сделает все, что может от него потребоваться.

— Святой отец. — сказала аббатиса, — путнику нужен отдых, а голодному человеку нужна пища. Воспользуешься ли ты нашим гостеприимством?

— Мне сказали, что вы желаете поговорить со мной, и не мог допустить, чтобы мои обязанности священника ждали, пока я буду чревоугодничать.

— Нет, брат, я не для этого послала за тобой, а чтобы услышать, какие новости ты принес из Рима, откуда, как я слышала, ты пришел.

— Да, я пришел оттуда.

— Но не подкрепишь ли ты свои силы здесь — все принесут сюда, если пожелаешь.

— Как вы распорядитесь, сестра.

— Тогда принес лучшей еды для этого доброго человека, сестра, и оставь. Я ничего не ела за ужином, и могу восполнить это сейчас. Принеси для меня кусок мясного пирога и ломоть холодной оленины.

Монашка вышла, и аббатиса открыла небольшой буфет, откуда достала бутылку и два стакана — больших, если учесть, что монастырь был женским.

— Благослови это вино, святой отец, — попросила аббатиса. — К нему не прикасались недозволенные губы, ибо это подарок от святой госпожи, дабы я пила его сами и предлагала тем, кого я сочту достойным — а ты, святой отец, как я полагаю, достоин.

Достойный монах произнес полагающееся благословение и выпил стакан прекрасного настоящего бургундского.

— Благодарю, достойная сестра, благодарю.

— Брат, я счастлива, что могу угостить тебя этим вином, ибо это доставляет мне больше удовольствия, чем тебе — пить его. Заверяю, что такое вино никогда не проходило через руки торговца, потому что тот никогда не расстался бы с ним за цену, которая сделала бы его доступным в таком месте, как это. Ибо мы, святой отец, бедны, очень бедны.

— Тогда, боюсь, живущие в этих краях люди не столь благочестивы, как им следовало быть, раз ваш монастырь испытывает нужду.

— Есть много людей благородных.

— И они должны платить щедро.

— Они так и поступают, и я им благодарна. Но мне хотелось бы предлагать бедным, больным и беспомощным людям пищу лучше той, что я предлагаю сейчас.

— Но такое должно быть в вашей власти, когда богатые и благородные живут так близко от вас. У вас должны быть богатые кающиеся грешники.

— Но лишь немногие из богатых каются, брат.

— Мне говорили, что Неаполь погряз в пороке. И я не ожидал увидеть в реальности то, что мне описывали. Но, сестра, мы должны быть благодарны за то, что имеем. И в то же время, когда нравы настолько упали, мы не должны сидеть, сложа руки, а молиться за спасение душ грешников.

— Но они отвечают лишь тем, что шлют приглашения на воскресные балы, — с великой печалью ответствовала несчастная аббатиса.

— Тогда их нужно воспитывать. И нужно бранить и распекать.

— И тогда они отвратят руки свои от благотворительности, перестанут делать для нас хоть какие-то добрые дела, и у нас не будет ни даров, ни пожертвований.

— Но для этого не нужен никакой мотив. Когда они увидят вашу искренность, то перестанут упорствовать и сопротивляться, и сами принесут то, что должны.

— Ах, святой отец, ты не знаешь неаполитанцев — мир еще не видел больших грешников, чем они.

— Понтифик должен об этом узнать. Нужно сообщить ему о характере этих скверных людей, и об этих фактах. Какая печальная ситуация, настоящий позор для христианской страны, и это необходимо исправить.

Тут вернулась монахине с едой для монаха и проголодавшейся аббатисы.

Когда все было разложено на столе, аббатиса подала монахине знак, что она здесь больше не нужна, и та вышла, оставив монаха и аббатису наслаждаться обществом друг друга наедине.

Прошло несколько минут, прежде чем они заговорили, и это время было потрачено на пережевывание самых лакомых кусочков наиболее деликатесного мяса, которое можно отведать в таком религиозном заведении, а его обычно снабжали лучшим из всего, что могло быть предоставлено.

— Святой отец, — сказала аббатиса, — эта пища скудна, но, надеюсь, она избавит тебя от того голода, который властная природа требует удовлетворить.

— Да, я полностью удовлетворен.

— Тогда позволь обратить твое внимание на эти пироги с олениной. Их испекла сестра Бригитта, а она за всю жизнь ни разу не испекла плохого пирога.

— Я решительно одобряю мастерство сестры Бригитты, — сказал монах. — Она, несомненно, достойная женщина и мастерица на кухне.

— А я никому не позволю исполнять ее обязанности, разве что в качестве епитимьи, — добавила аббатиса. — И ни за что не расстанусь с ней, пока монастырь дает ей кров.

— Совершенно правильно, сестра, совершенно правильно.

— Но каковы же новости из Рима, брат?

— Их немного, кроме той, что святой понтифик был очень болен.

— Я тоже про это слышала. И многие уже предположили, что его святейшество вознесется на небеса, если ему вскоре не станет лучше.

— Нет-нет, его святейшество в безопасности, насколько такое возможно для любого человека. Да пошлет ему господь многие лета!

— Аминь! — искренне добавила аббатиса.

— Но разве у вас нет кающихся грешников, святая сестра?

— Есть несколько, но все они исполняют назначенные епитимьи, кроме одной. Она несколько упряма, святой отец, и я не знаю, что с ней делать. У нее нет никакого уважения к тем, кто облечен властью.

— Она сестра вашего ордена?

— Нет, она неофит.

— В таком случае, как… что привело ее сюда?

— Ее прислали родственники, которые испугались бесчестия, и не дадут ей возможности обречь их семью на столь позорный брак. Прежде она соглашалась принести обет послушания, но теперь у нее появились возражения.

— И на каком основании она отказывается.

— Потому что считает, что не будет счастлива.

— Чепуха! Где она сейчас?

— Мы были вынуждены ограничить ее свободу, потому что она неоднократно пыталась сбежать. И у меня есть основания полагать, что в этих попытках ей оказывалась внешняя помощь.

— Это серьезное преступление. Очень серьезное преступление для тех, кто к этому причастен. И оно неизбежно подаст ужасный пример, если их разоблачат.

— Несомненно. И мы считаем, что обязаны приложить все усилия, чтобы наказать любого, кто сделает попытку нарушить святость нашего монастыря.

— Так и должно быть, сестра.

— Да, конечно. Поэтому я и охраняю девушку, которая, если ее образумить, сделает крупное пожертвование монастырю.

— Да, этого необходимо добиться.

— Я, конечно же, страстно желаю, святой отец, чтобы юная дева стала одной из нас. Как знать, а вдруг именно она сможет стать тем избранным сосудом, из которого проистечет немало добра?

— Такое возможно, — согласился монах. — Я пришел из Рима, и вы можете прочесть верительные документы, которые у меня с собой. Я займусь этой вашей непокорной сестрой, и наставлю ее на путь, который приведет ее к согласию с вашими мыслями.

— А пожертвование?

— Оно и тогда будет принадлежать вашему монастырю, раз оно будет ему сделано. У меня нет иных целей, сестра, кроме благополучия церкви. Я не ищу вознаграждения, кроме того, что могут дать благие слова мудрости и добра.

— Вы заслуживаете всяческих похвал, святой отец. Я и сама думала не о пожертвовании, святой отец, потому что, как вы понимаете, оно будет принадлежать не мне, а церкви, и конкретно этому монастырю, и будет использовано во благо тех бедных овец, над которыми я назначена пастырем. Поэтому у меня нет иного отношения к этому делу кроме того, какое я должна испытывать относительно духовного благополучия наших грешников.

— А у меня нет полномочий вмешиваться в нечто иное.

— Понимаю, святой отец. Вы замечательный человек. Такой, кто совершит много добра.

— Я попытаюсь совершить добро, сестра.

— А я осмелюсь сказать, что вас ждет успех, святой отец. Хотя вынуждена смиренно признать, что испробовала все для переубеждения той несчастной молодой женщины, что скорее усиливает зло, чем дает какие-либо обещания на будущее.

— Такое я мог ожидать.

— А вы пойдете другим путем?

— Возможно, но это зависит от обстоятельств. Если я сочту это необходимым, то мне моет понадобиться некое надежное место, где с ней никто не сможет общаться кроме тех случаев, когда я это прикажу, или где она будет оставаться в заточении, если потребуется.

— Конечно, очень правильно.

— Кроме того, если я решу, что по отношению к ней нужны столь суровые меры, я не разрешу давать ей еду — кроме той, что ей буду давать я, или в моем присутствии, а это, разумеется, практически одно и то же.

— Именно так, святой отец.

— И я не допущу, чтобы сия святая обитель была оскорблена инакомыслием, ибо я решительно настроен на то, чтобы никакой еретик не расстраивал планы служителей религии.

— О, насколько такое неуместно! Воистину, это будет не только отягчающим обстоятельством, но и потерей для церкви, которая проклянет такого еретика.

— Несомненно, — ответил монах, — несомненно. И с вашей помощью я надеюсь приложить к этому серьезное усилие, а также стану молить небеса о помощи и поддержке.

— Я верю в это. А теперь, святой отец, скажите, как мне вас называть?

Конец ознакомительного фрагмента.