Глава 14
Тук-тук, кто там?
Следующие пятнадцать минут я пытаюсь извергнуть из себя все содержимое моего желудка, надеясь, что если этот медвежий угол и впрямь желает моей смерти, то она хотя бы будет быстрой.
Когда полчаса спустя тошнота наконец отпускает меня, я чувствую себя вымотанной, сильно болит голова.
— Может, мне все-таки привести к тебе медсестру? — спрашивает Мэйси, перестав ходить взад и вперед за моей спиной и вытянув руки, чтобы подхватить меня, если по пути в кровать я вдруг начну падать. — Думаю, это необходимо.
Я тяжело вздыхаю, ложась в прохладную постель.
— Давай подождем еще немного.
— Вряд ли…
— Можешь считать, что я пользуюсь привилегией старшинства. — Я натянуто улыбаюсь и зарываюсь головой в подушку. — Если утром мне не полегчает, мы вызовем медсестру.
— Ты уверена, что не хочешь вызвать ее прямо сейчас? — Мэйси переминается с ноги на ногу, не зная, что делать.
— После всего того внимания, которое обрушилось на меня с момента моего приезда в эту школу? Да. Однозначно.
Видно, что она недовольна отказом, но в конце концов все-таки кивает.
Пока моя двоюродная сестра умывается и облачается в ночную рубашку, я то засыпаю, то просыпаюсь, но когда она выключает свет и ложится в кровать, на меня опять накатывает тошнота. Я пережидаю ее, стараясь не думать о том, как мне хочется, чтобы моя мама была сейчас рядом и приласкала меня, и в конце концов погружаюсь в неспокойный сон, из которого в шесть тридцать утра меня вырывает будильник. Затем кто-то выключает его звук.
Я просыпаюсь, не понимая, что происходит, и пытаясь припомнить, где я нахожусь и чей мерзкий будильник орал мне в ухо. Затем вспоминаю все. После еще одного бегства в ванную, которое случилось около трех часов ночи — у меня опять начались рвотные позывы, хотя в моем желудке уже ничего не осталось, — тошнота наконец прошла, что очень меня радует. И все остальное, кажется, тоже пришло в норму — у меня больше не кружится и не раскалывается голова, а горло хотя и пересохло, но не болит.
Похоже, Интернет не ошибался насчет акклиматизации, занимающей от двадцати четырех до сорока восьми часов. Кажется, теперь я полностью восстановилась.
Но, сев, я обнаруживаю, что это далеко не так — каждая моя мышца ноет, словно я только что совершила восхождение на вершину Денали, а до того пробежала марафон. Я уверена, что это просто результат обезвоживания, а также напряжения, которое я испытывала весь вчерашний день, но, как бы то ни было, сейчас у меня нет настроения вставать. И не хочется делать вид, будто все хорошо, и идти на уроки.
Я снова ложусь, натягиваю одеяло на голову и пытаюсь решить, что же мне делать. Десять минут спустя я все еще лежу, тщась что-нибудь придумать, когда Мэйси ворчит и просыпается.
Первым делом она хлопает по своему будильнику, чтобы снова заставить его замолчать, чему я чрезвычайно рада, поскольку для пробуждения она выбрала самый что ни на есть омерзительный звук, но тут Мэйси встает с кровати и подходит ко мне.
— Грейс? — шепчет она, словно желая узнать, как я, и в то же время боясь разбудить меня.
— Со мной все нормально, — говорю ей я. — Вот только ноют мышцы.
— Фу ты черт. Наверное, это от обезвоживания. — Она подходит к холодильнику, достает из него графин воды, наливает два стакана, дает мне один из них, затем садится на свою кровать. С минуту она пишет текстовое сообщение — надо полагать, Кэму, — затем бросает свой телефон на кровать и снова устремляет взгляд на меня. — Мне надо идти на уроки — сегодня в планах тесты по трем предметам, но я еще зайду, когда смогу, чтобы справиться о твоем самочувствии.
Мне очень нравится ее уверенность в том, что на уроки я сегодня не пойду, так что я, разумеется, не спорю. Только говорю:
— Тебе нет нужды сбиваться с ног, справляясь о моем самочувствии. Сейчас мне уже намного лучше.
— Что ж, тогда считай это днем здоровья из серии «это ж надо, меня только что занесло на Аляску».
— А что, для этого в самом деле существует день здоровья? — прикалываюсь я, сев и прислонившись спиной к стене.
Мэйси фыркает:
— Не день, а несколько месяцев. Аляска — это вам не шутки.
Теперь фыркаю уже я:
— Что верно, то верно. Я нахожусь здесь менее двух суток, но это я поняла.
— Это потому, что ты боишься волков, — поддразнивает меня моя кузина.
— И медведей, — нисколько не смутившись, добавляю я. — Как и любой здравомыслящий человек.
— Тут ты права. — Она ухмыляется: — Тебе надо денек посачковать, делая все, чего ты хочешь. Почитать книгу, посмотреть по телевизору какую-нибудь развлекуху, полакомиться чем-нибудь из моего запаса вредной еды, если ее выдержит твой желудок. Папа скажет твоим учителям, что учебу ты начнешь не сегодня, а завтра.
Черт, я даже не вспомнила про дядю Финна.
— А он не станет возражать, если я пропущу сегодняшние уроки?
— Не станет, ведь он сам это и предложил.
— А как он мог узнать, что… — Я замолкаю, услышав стук в дверь. — Кто это?
— Мой папа, кто же еще? — Мэйси подходит к двери и распахивает ее.
Вот только это вовсе не дядя Финн. Это Флинт, и, взглянув на Мэйси в ее коротенькой ночной рубашке и на меня в моем вчерашнем платье и с размазавшимся макияжем, он начинает ухмыляться до ушей.
— Как же классно вы смотритесь, дамы, — он присвистывает. — Похоже, вчера вы решили поднять эту вашу вечеринку на совершенно новый уровень, да?
— Так тебе все и расскажи, — насмешливо бросает Мэйси и скрывается в ванной. Я же вообще не заморачиваюсь с ответом и просто показываю ему язык. Он смеется и вскидывает брови.
— Вот именно, мне бы очень хотелось послушать ваш рассказ, — говорит он и, подойдя к моей кровати, садится на нее. — Куда это ты сбежала? И почему?
Я решаю не выкладывать ему всего — ведь тогда мне пришлось бы попытаться объяснить мою странную реакцию на Джексона, не говоря уже обо всем том, что последовало затем, — и довольствуюсь частью правды. — Это все горная болезнь. Меня затошнило, и я вернулась к себе.
Это стирает с его лица улыбку.
— А как ты чувствуешь себя сейчас? С горной болезнью шутки плохи.
— Сейчас я уже дышу вполне нормально. Честное слово, — добавляю я, увидев сомнение на его лице. — Я почти пришла в себя. Наверное, мне просто надо было привыкнуть к горам.
— Кстати, о горах. — На лице Флинта снова появляется подкупающая улыбка. — За этим я и зашел. Сегодня вечером после ужина мы собираемся поиграть в снежки. Вот я и подумал — может, ты к нам присоединишься? Ну, если будешь хорошо себя чувствовать и все такое.
— Играть в снежки? — Я качаю головой: — Вряд ли мне стоит это делать.
— Почему?
— Потому что я даже не умею лепить снежки, не говоря уже о том, чтобы их бросать.
Он смотрит на меня так, словно я сморозила глупость.
— Надо просто набрать снега, слепить его в комок и бросить в того, кто стоит к тебе ближе всех остальных. — Он показывает руками, как это делается. — Ничего трудного.
Я смотрю на него с сомнением.
— Давай, Новенькая, попробуй. Уверяю тебя, ты не пожалеешь.
— Осторожнее, Грейс, — говорит Мэйси, выйдя из ванной с полотенцем на голове. — Никогда не доверяй… — Флинт, подняв брови, поворачивается к ней, и она замолкает.
— Сегодня после уроков они будут играть в снежки, — объясняю я ей. — И он хочет, чтобы в этом поучаствовали и мы. — Вообще-то Мэйси он не приглашал, во всяком случае напрямую, но я ни за что не пойду без нее. По улыбке на ее лице я понимаю, что сделала правильный выбор.
— В самом деле? Нам надо непременно пойти, Грейс. Флинт славится своими играми в снежки.
— Все это отнюдь не повышает мою уверенность в себе, ведь я понятия не имею, что мне надо будет делать.
— Вот увидишь, тебе понравится, — хором говорят они.
На сей раз брови поднимаю уже я сама, глядя то на Флинта, то на мою кузину.
— Поверь мне, — просит Флинт. — Я о тебе позабочусь.
— Не верь ему, — возражает Мэйси. — Стоит этому малому взять в руку снежок, как он превращается в сущего дьявола. Но это вовсе не значит, что игра в снежки — это плохое развлечение.
Я по-прежнему считаю, что мне не стоит соглашаться, но, кроме Флинта и Мэйси, у меня в Кэтмире нет друзей. Кто знает, каким боком повернется ко мне Лия, а что до Джексона… Джексон многогранная личность, но другом я бы его не назвала. Если уж на то пошло, его не назовешь даже дружелюбным.
— Ну, ладно, уговорили, — с достоинством сдаюсь я. — Но если эта ваша игра в снежки прикончит меня, мой призрак будет вечно являться вам обоим.
— Уверена, что ты сможешь пережить эту забаву, — заверяет меня Мэйси.
Флинт же только подмигивает.
— А если нет, то это далеко не худший способ провести вечность.
И прежде чем я успеваю придумать достойный ответ, он наклоняется и чмокает меня в щеку.
— До скорого, Новенькая. — И, не оглядываясь, бесшумно выходит за дверь.
Я остаюсь один на один с Мэйси, которая стоит, раскрыв глаза и разинув рот, и восторженно аплодирует этому невинному поцелую. А также тому печальному факту, что, каким бы очаровательным ни был Флинт, он даже близко не вызывает во мне таких чувств, как Джексон.
