Черчилль говорит. Цитаты, экспромты, афоризмы, размышления

Уинстон Черчилль, 2008

Сэр Уинстон Леонард Спенсер Черчилль (1874–1965) – один из самых харизматичных и противоречивых политических деятелей XX века, лауреат Нобелевской премии, дважды премьер-министр Великобритании, писатель и журналист. Его помнят как непревзойденного оратора, который вдохновил британцев на борьбу с нацистской Германией в годы Второй мировой войны. Ричард Лэнгворт, многолетний руководитель Черчиллевского центра и главный редактор ежеквартального издания Finest Hour, более 20 лет посвятил изучению письменных и устных высказываний Уинстона Черчилля. В этом авторитетном томе представлен результат его труда – тематически и хронологически упорядоченное, аннотированное собрание высказываний на разнообразные темы, позволяющее получить подлинное представление о Черчилле на основе его собственных слов. Также выделяется ряд цитат, которые ошибочно приписывают Черчиллю. Размышления о мировых лидерах, таких как Рузвельт, де Голль и Сталин, о Третьем рейхе, о внешней и внутренней политике, ораторские находки в зале палаты общин, философские изречения, общение в семейном кругу – как свидетельствует официальный биограф Черчилля Мартин Гилберт, «нет такой сферы жизни и мысли, о которой Уинстону Черчиллю нечего было бы сказать». Особую ценность изданию придает то, что каждая цитата снабжена указанием на источник. Интеллект, остроумие, многогранность, дар провидения и легендарная мудрость – ключевые характеристики черчиллевского культурного наследия. «У этой книги простое назначение: предложить читателю самое полное собрание когда-либо опубликованных цитат, экспромтов, афоризмов, поговорок и размышлений Уинстона Черчилля – с указанием источников, комментариями и перекрестными ссылками. Используя знаменитую фразу Томаса Джефферсона, можно сказать, что в этом сборнике содержится все, сказанное Черчиллем о жизни, свободе и стремлении к счастью». (Ричард Лэнгворт) В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Пролог

Настоящий Черчилль

Меня часто спрашивают: «Зачем изучать Черчилля? Ведь ему нечего сказать в наше время». Однако в моей работе, открывая папку за папкой в архиве Черчилля, с момента его прихода в правительство в 1905 году и до отставки в 1955-м (а это полвека!), я неизменно поражаюсь истинности его суждений, современности его мысли, оригинальности его ума, конструктивности его предложений, его человечности и — что удивительнее всего — его предвидению^[3].

Сэр Мартин Гилберт, Командор ордена Британской империи

У этой книги простое назначение: предложить читателю самое полное собрание когда-либо опубликованных цитат, экспромтов, афоризмов, поговорок и размышлений Уинстона Черчилля — с указанием источников, комментариями и перекрестными ссылками. Используя знаменитую фразу Томаса Джефферсона, можно сказать, что в этом сборнике содержится всё, сказанное Черчиллем о жизни, свободе и стремлении к счастью^[4].

«Всё» — это, пожалуй, преувеличение. Приблизительно из 350 000 слов этой книги подавляющее большинство принадлежат Черчиллю. Однако эти слова представляют лишь 0,2 % из его 15 миллионов опубликованных слов — книг, статей, речей, писем и документов. Несомненно, я пропустил какие-то заслуживающие внимания цитаты, но при этом уверен, что сущность его остроумия, мудрости и непреходящей актуальности отразить здесь удалось.

Слова Черчилля и еще 35 миллионов слов о нем, написанных или сказанных коллегами, биографами и друзьями, составляют информационный массив, на который опирается настоящая книга (см. раздел «Благодарности»). Цифровая база данных, составленная из оптических сканов этого обширного материала, позволяет проследить цитаты до их истока. Каждая из 4120 записей в базе данных подкреплена надежными источниками; в ней нет ни одного высказывания, исключающего точную атрибуцию. Эта же технология позволила выявить многочисленные «ложные следы» — цитаты, приписываемые Черчиллю ошибочно; они приведены в Приложении I.

Зачем нам нужен еще один «цитатник» Черчилля? Затем, что, несмотря на отдельные прекрасные попытки, ни одна из предыдущих книг не дает всеохватного и точного отображения его вневременного значения, его предвидения, остроумия и мудрости.

Интернет, очень полезный во многих отношениях, может помочь в этом деле лишь отчасти: он переполнен цветистыми искажениями или высказываниями, которые Черчилль никогда не делал. В одном случае Черчилль цитирует чужие слова, в другом — мы сталкиваемся с городской легендой, которую невозможно с достоверностью приписать кому-либо. Например, вопреки тому, что Черчилль прославился замечанием, что демократия — «наихудшая форма правления, не считая все прочие, которые человечество пробует время от времени», он не был автором этих слов — и никогда не претендовал на это. (Вообще-то у него было множество куда более мудрых мыслей о демократии: все они в этой книге.)

Качество слов

Подобно Библии, Уинстона Черчилля цитируют философы, мыслители и политики любых взглядов. В этом нет ничего удивительного: он исполнял ведущие роли на политической сцене в течение полувека (что само по себе достижение, не превзойденное ни одним другим политиком) — а это достаточно долгий срок, чтобы успеть наговорить много чего, с чем согласится каждый или что можно толковать по своему вкусу. Однако, как мне кажется, причина, по которой Черчилль — настолько притягательный источник цитат, это высокое качество его слов.

Опираясь на фотографическую память о прочитанных в юности книгах великих писателей и собственный впечатляющий словарный запас, Черчилль оттачивал свою прозу в самых трудных условиях из всех возможных — в палате общин. Майкл Доббс, автор исторических романов настолько точных, что они выглядят документальными, отмечает ключевые особенности опыта, который дает палата общин:

Выступающие в палате общин отдаются в руки опасности, ибо, еще не начав говорить, они вдруг понимают, что зеленый ковер, на котором они стоят, превратился в песок. Иногда им удается запечатлеть след в парламентских песках, который сохранится — оставить по себе память, которая будет восхищать их детей и внуков. Впрочем, намного чаще их следы смывает вечерний прилив. А иной раз политики обнаруживают, что ступили на зыбучий песок, который вот-вот поглотит их целиком^[5].

Невозможно переоценить влияние на Черчилля этого прославленного законодательного собрания, которое он считал своим «естественным обиталищем». Треть приведенных здесь цитат — со значительным перевесом это самый большой из отдельных источников — относятся к дебатам в палате общин. Черчилль порой действительно ступал на зыбучие пески, однако он оставил след, который не исчез и поныне.

Сам Черчилль скромно отмечал: «…вы должны помнить, что я всегда зарабатывал себе на жизнь пером и языком»^[6]. Его письменный канон так же объемен, как и его речи: его перу принадлежат свыше сорока печатных произведений в более чем шестидесяти томах, а также тысячи статей. Необъятная переписка Черчилля представлена в сопроводительных томах его «Официальной биографии» или в сборниках, подобных этому: «Сами о себе: личные письма Уинстона и Клементины Черчилль» (Speaking for Themselves: The Personal Letters of Winston and Clementine Churchill) леди Соумс.

Пожалуй, я не зайду слишком далеко, если предположу: в 1940 году Британия смогла выжить и сберечь свободу для всего мира благодаря тому, что ею руководил профессиональный писатель. В то время, когда у его страны был крайне ограниченный арсенал других вооружений, Черчилль «мобилизовал английский язык и отправил его в бой», как выразился Эдвард Р. Мёрроу.

Каждому, кто сомневается в ценности чтения «великих книг», стоит вспомнить Черчилля. Что он не придумал сам, то обычно черпал из своих широких познаний в классической литературе, от Библии до Шекспира. В апреле 1941 года, в тот мрачный период Второй мировой войны, когда Британия сражалась в одиночку и вмешательство американцев и русских еще не предвиделось, Черчилль напомнил соотечественникам слова Клафа, понимая, что в ту более просвещенную эпоху их сразу же узнают:

For while the tired waves, vainly breaking,

Seem here no painful inch to gain,

Far back, through creeks and inlets making,

Comes silent, fl ooding in, the main.

And not by eastern windows only,

When daylight comes, comes in the light;

In front the sun climbs slow, how slowly!

But westward, look, the land is bright.

Пока устало бьет волна

О неприступность темных скал,

Рождает моря глубина

Огромный, самый страшный вал.

Зарю дарует нам восток,

И солнце прогоняет тень:

Взгляни на запад — близок срок,

Когда там воссияет день!^[7]

Этого требовал момент — и таких моментов, связанных с делами великими и малыми, было еще много. В 1955 году Черчилль писал королеве, перед которой преклонялся:

Наш остров более не обладает таким же авторитетом и могуществом, как в дни королевы Виктории. Огромный мир бушует вокруг него, и даже после всех наших побед мы не могли бы претендовать на то положение, которое занимаем, если бы не уважение к нашему характеру и здравому смыслу и не всеобщее восхищение, не лишенное, впрочем, зависти, нашими общественными институтами и образом жизни. Последние лишь упрочились в начальные годы нынешнего царствования. И то, что здание нашего новообразованного Содружества скрепляется и озаряется блистательным присутствием на его вершине, я считаю самым прямым знаком Божьей милости, какого мы еще не удостоивались за все долгое время моей жизни^[8].

«И если вы, дамы и господа, позволите мне замечание в скобках, — вопрошает профессор Дэвид Дилкс, процитировав этот отрывок, — не тоскуете ли вы иногда по личностям на вершине нашей общественной жизни, которые были бы способны мыслить и писать на таком уровне?»^[9]

Черчилля часто цитируют по частным беседам, в которых он, как вспоминает его дочь леди Соумс, был недалек от своей «ораторской ипостаси». По какой причине, помимо славы Черчилля, столь многие люди записывали его высказывания? Радиоведущий Коллин Брукс полагал, что Черчилль был «эталоном» редкой породы людей — тех, кто говорит и много, и хорошо, даже если и не всегда по какой-то глубокой теме:

Его славе оратора не помогают, но вредят образчики его быстрого, порой злобного остроумия, которые разлетаются по клубам и попадают в газетные разделы сплетен…

Никогда еще не встречалось оратора, одаренного столь разнообразно, оратора, которого слушали с таким же упоением и в котором было так мало от резонера. Никогда еще в человеке, столь преданном точности и словесной утонченности, не было так мало от педанта… Сэра Уинстона Черчилля в равной мере приветствовали бы и Фальстаф в Истчипе, и Бен Джонсон в таверне «Русалка», и Эдмунд Берк с Сэмюэлом Джонсоном в «Митре» — то есть в любом окружении, где речь мужественна, остроумие и юмор спонтанны, эрудиция непритворна и где вкус — главнейшее качество^[10].

Последовательность и глубина суждений

Если Черчиллю приходила на ум удачная фраза, он не колеблясь использовал ее снова, вследствие чего его мысли удивительно последовательны на протяжении полувека. Например, я часто наталкивался на словосочетание «любопытный факт», которым описывалась какая-нибудь характерная черта британцев. Я ввел эту фразу в свою поисковую программу и обнаружил, что Черчилль употреблял «любопытный факт» десять раз, и каждый из них — чтобы проиллюстрировать нечто странное или заслуживающее внимания, от спора Гурта и Вамбы о происхождении норманнской говядины (в черчиллевском пересказе «Айвенго» в 1933 году) до склонности парламентариев обсуждать телевидение вместо внешней политики в 1953-м. Каждый пример «любопытного факта» включен в настоящую книгу. Эта подборка может очень много рассказать нам о мышлении Черчилля.

Кропотливо исследуя черчиллевское словесное наследие, я был впечатлен его суждениями, которые — вопреки всем его критикам со времен Дарданелльской операции в Первую мировую — были в высшей степени уместны и обычно обоснованны. Тед Соренсен, советник и спичрайтер президента Кеннеди, подчеркивал приоритет суждений перед организацией, структурой, процедурами и аппаратом: «Все это, разумеется, важно, но это ничто по сравнению с правильными суждениями». Два профессора экономики, несколько лет изучавшие лидерство во всех сферах американской жизни, пришли «к неизбежному выводу, что способность суждения в большинстве случаев превосходит опыт… Лидерство, по своей сути, — это хроника решений на основе личного суждения»^[11].

Однако Черчилль часто смягчал свои первоначальные суждения, пересматривал их и, если необходимо, изменял. «У него всегда были мысли второго и третьего порядка, — пишет Уильям Манчестер, — и обычно они улучшались со временем. Его способ реагирования на любую политическую проблему характеризовался тем, что его первый отклик часто бывал эмоциональным и даже недостойным его, однако затем разум и великодушие, как правило, перевешивали»^[12].

Если бы не Вторая мировая война, отдельные упоминания об ораторском таланте и мудрости Черчилля, вероятно, остались бы лишь в сносках учебника истории. Однако у нас все равно была бы его литература, заслужившая Нобелевскую премию; пять объемных томов речей до 1940 года; размышления о жизни, тирании и свободе; незабываемое остроумие и радостная человечность. Кто сказал бы, что подобная книга невозможна?

Многозначительная пауза

Грэм Которн, проницательный наблюдатель парламентской сцены, приоткрывает для нас механику подготовки выступления и ораторскую технику Черчилля, которую трудно передать в письменном виде: расчетливое использование моментов, когда его речь прерывало замечание кого-либо из коллег в послевоенном парламенте:

Планируя свою речь, Уинстон учитывает все. Говорят, он даже пытается предусмотреть, в каком месте его, скорее всего, перебьют. И тогда, если это происходит, у него обычно заготовлена эффектная реплика. Несомненно, он поступал так в речах о бюджете, когда был канцлером казначейства. Эти речи строились таким образом, что объявление об изменении налогов оказывалось ответом на возражение. Он обычно «ходил вокруг да около», пока кто-либо из оппозиционных парламентариев не восклицал нетерпеливо «Что с того?» — и тогда, словно удар, следовало объявление…

«С чего начинается семья?» — задавал Уинстон риторический вопрос. И сам же отвечал на него: «С того, что молодой человек влюбляется в девушку!» Его оппоненты охотно пользовались случаем посмеяться. Но он ни капли не был обескуражен. Казалось, он заранее рассчитывал именно на такую их реакцию, ибо, широко улыбаясь и сдерживая смех, он провозглашал им: «Лучшей альтернативы пока не придумали!» Благодаря шутке его пассажи запоминались надолго^[13].

Актуальность этой книги

Единственной статьей, посвященной Черчиллю в первом издании Оксфордского словаря цитат (Oxford Dictionary of Quotations), опубликованном в мае 1941 года, была «терминологическая небрежность» (глава 2). Однако месяцем ранее Черчилль произнес по радио вышеприведенные строки Клафа в ответ на февральское обращение Рузвельта, когда тот цитировал Лонгфелло (см. «Дайте нам орудия!» в главе 1), и редактор ОСЦ Бернард Дарвин отметил это в своем предисловии: «Мы были, как никогда, уверены в том, что г-н Черчилль — именно тот человек, который нам нужен». Сейчас в ОСЦ включена сорок одна фраза Черчилля: похвально, но едва ли достаточно.

В последнем довоенном издании «Известных цитат» Бартлета (Bartlett’s Familiar Quotations) (Черчилль: «…изумительная книга, и я внимательно изучил ее»^[14]) не было вообще ни одной цитаты Черчилля. В текущем издании их шестьдесят девять. Достойна восхищения редакторская бережливость, породившая столь рафинированный сборник. Но надеемся, что настоящая книга добилась несколько большего.

Как составитель я пытался избегать предположений о соотносительности высказываний Черчилля с современными делами. То, что сейчас у нас на уме, через десять лет может показаться не таким уж и захватывающим. Хотя я идентифицировал для читателя людей, места и события, я старался не объяснять и не рационализировать мысли Черчилля. Ему не нужен толкователь, чтобы подчеркнуть его актуальность среди огромного множества проблем, похожих на его проблемы, но не тождественных им.

Например, мессианская настойчивость, с которой левые лейбористы противодействовали британским испытаниям атомной бомбы в 1950-х годах, напоминает пылкое сопротивление современных политиков определенного рода любым мерам национальной обороны. Однако пройдут годы, и эти вопросы, если на земле установится мир, будут сняты с повестки дня. А слова Черчилля в любом случае останутся. Они говорят сами за себя.

Не все цитаты исключительны, и я не отстаиваю тот тезис, что наш герой — единственный источник выдающихся суждений. Однако Черчилль обладал уникальным красноречием, и в оставшихся после него обширных архивах в виде публичных и частных документов обнаруживается больше ценных цитат, чем в наследии большинства других лидеров.

Могут сказать, что в своих примечаниях я пытаюсь, насколько это возможно, представить слова Черчилля в самом выгодном свете. Однако Черчилль проживал жизнь по-крупному. Если его ошибки, как и его достижения, и были масштабными, последние, я уверен, перевешивают первые. Никакого «ревизионизма» тут нет.

Эта книга — действительно «Черчилль дословно». Как он отметил в Фултонской речи о железном занавесе в 1946 году: «Здесь нет ничего, кроме того, что вы видите». Все цитаты принадлежат исключительно ему. Изо всех сил я старался цитировать Черчилля так, чтобы цитаты не казались вырванными из контекста. Кто-то скажет, что те или иные его замечания — это просто здравый смысл; мой ответ таков: как часто нам встречаются политики, в словах которых так же много здравого смысла?

Порядок изложения

Обычный порядок в книге — алфавитный по темам, затем хронологический по датам (как в главе 1 «Бессмертные слова»). Однако отдельные главы требуют иного порядка для удобочитаемости. Например, цитаты об Америке (глава 8) разделены на два подраздела: вначале идут англо-американские «особые отношения» (одна из главных тем Черчилля на протяжении всей жизни), а затем общие замечания об Америке и американцах.

В других главах, как, например, тех, что посвящены двум мировым войнам, межвоенному периоду и атомному веку (главы 16–19), цитаты вначале приводятся по годам (синхронно с происходящими событиями), а затем, в качестве «общих наблюдений», в алфавитном порядке по темам. Благодаря этому принципу читатель, например, сможет отслеживать события Второй мировой войны, не нарушенные строго алфавитным изложением.

Ссылки

Ради краткости я не привожу полное название каждого источника, но указываю (в этом Прологе и везде в книге) ключевые слова, которые расшифровываются в Библиографии.

Например, «OB» означает «Official Biography, Winston S. Churchill» («Официальная биография Уинстона С. Черчилля»). «OB, CV5/3» — «Official Biography, Companion Volume V, Part 3: Documents: The Coming of War 1936–1939» («Официальная биография, сопроводительный том V, часть 3: Документы: Приближение войны, 1936–1939»). «Crisis IV» («Кризис IV») отсылает к тому IV «Последствия» (The Aftermath) в мемуарах Черчилля о Первой мировой войне «Мировой кризис» (The World Crisis). «Марш» — к книге Эдди Марша «Несколько человек» (A Number of People), «Nicolson II» — ко второму тому дневников Гарольда Николсона. Труды плодовитых авторов, таких как Мартин Гилберт, обычно идентифицируются по двум словам: «Gilbert, Search» («Гилберт, Поиски»), что отсылает к превосходному отчету сэра Мартина о собственной работе «В поисках Черчилля» (In search of Churchill). Все ссылки исчерпывающе идентифицируются по Библиографии.

Любая цитата без указания источника относится к речам Черчилля в палате общин: их источниками могут служить официальные отчеты о парламентских дебатах (Hansard) или «Уинстон С. Черчилль: полное собрание речей, 1897–1963» (Winston S. Churchill: His Complete Speeches 1897–1963 / CS I — CS VIII). Атрибуция высказываний, относящихся к другим местам, приводится всегда — либо по «Полному собранию речей», либо по отдельным сборникам речей Черчилля (см. раздел «Библиография»).

В нескольких случаях — таких как «Лестница в темную пропасть» (глава 1) и «Войны великих держав» (глава 30) — речь в палате общин цитируется не по официальным парламентским отчетам и не по «Полному собранию речей», но по одному из сборников речей Черчилля. В данном случае — по сборнику «Вооружения и Устав» (Arms and the Covenant), Covenant. Эта прекрасная заключительная часть речи не была воспроизведена в парламентских отчетах и, следовательно, отсутствует в «Полном собрании речей». Возможно, Черчилль, неутомимый редактор, добавил эти слова в книжной версии. В тех немногих случаях, когда его книги расходятся с парламентскими отчетами, я опираюсь на опубликованный им текст.

Датировка

Приведенная дата — всегда самая ранняя из относящихся к данной цитате. Иногда можно точно датировать цитату периода Второй мировой, даже если она взята из послевоенных мемуаров Черчилля, потому что ее датировка указана самим Черчиллем. Если же такой возможности нет, то приведенная датировка повторяет дату первой публикации книги или статьи.

Например, лаконичное замечание Черчилля о политике военного времени «безопасность прежде всего» (глава 12 «Война»: «Принятие риска») датируется 3 ноября 1940 года, поскольку именно так она датирована в «Их самом славном часе»^[15], хотя эта книга и была издана лишь в 1949 году. Однако его высказывание о том, что «нельзя гарантировать успех на войне» (глава 12 «Война»: «Афоризмы и размышления»), датируется 1949 годом, потому что в той же книге не указано никакой конкретной более ранней даты.

Места

Места и населенные пункты, кроме Лондона, Чартуэлла и Даунинг-стрит, указываются, если они известны. Цитаты из выступлений по радио приводятся именно в этом качестве и с указанием источника. Если высказывание встречается и в статье, и в книге, ссылка дается на книжное издание.

Ложные цитаты

Забавный пример дурного совета, который часто повторяют составители сборников цитат: «Если сомневаешься в авторстве, припиши любое широко известное уместное высказывание Черчиллю, Шекспиру, американской Декларации независимости, председателю Мао или Библии. Это добавит авторитета, и, если повезет, никто ничего не заметит». Как же, не заметят!

Сэр Мартин Гилберт продолжает: «Дилемма аутентичности всегда актуальна в случае Черчилля, которому каждый, естественно, хотел бы приписать свою любимую историю». Многие старые анекдоты «объявляют Черчилля своим автором, чтобы повысить к себе интерес. Разве Черчилль говорил когда-либо Нэнси Астор: «Если бы я был вашим мужем, я бы выпил его» после ее фразы «Если бы я была вашей женой, я бы подсыпала вам яд в кофе»? Не имею ни малейшего представления, хотя несколько старожилов намекали мне, что прототипом Уинстона в этой истории был Ф. Э. [Смит]^[16] (значительно превосходивший Черчилля в пристрастии к алкоголю и известный своим едким остроумием)»^[17].

Как все знают, интернет — это настоящий электронный Уголок ораторов, подобный тому, что в Гайд-парке. Полагаться на него при подтверждении цитат Черчилля опасно. Интернет полон предполагаемых цитат — фраз, которые Черчилль либо никогда не произносил, либо позаимствовал у другого оратора. Проверка каждой цитаты, в интернете или где-либо еще, — это прежде всего установление того, сопровождается ли она атрибуцией. Если нет, это может быть чистейшей воды выдумкой — словами, кем-то вложенными в уста Черчилля.

Возьмем в качестве примера знаменитую фразу Черчилля, якобы сказанную Рузвельту^[18] после выхода нагишом из ванной: «Премьер-министру Великобритании нечего скрывать от президента Соединенных Штатов»^[19]. Можно ли поверить в это? Поскольку с этим не связано ничего особо важного, и при условии, что едва ли разумно подозревать телохранителя Черчилля Уолтера Томпсона (который первым цитирует эти слова) в неправде, а также при значительном правдоподобии, я заключаю, что в это можно поверить.

Гарри Гопкинс, советник Рузвельта, достаточно часто повторяет свою версию этой фразы (используя «утаивать» вместо «скрывать»), что дает дополнительное основание для признания ее достоверности. Этим соображениям, как кажется, противоречит свидетельство самого Черчилля. Роберт Шервуд однажды набрался смелости и спросил напрямую, соответствует ли эта история действительности. Черчилль ответил, что это «вздор» — что он «никогда не принял бы президента, не обернувшись хотя бы банным полотенцем».

Относительно содержания этой фразы Черчилль добавил: «Едва ли я мог сделать подобное заявление. Да и сам президент понял бы, что это не может быть правдой в строгом смысле слова». Однако Черчилль также признавался королю, что был «единственным в мире человеком, который принимал главу государства нагишом» (глава 33 «Экспромты»: «Встреча в голом виде»).

Итак, истина уклончива, но что особенно важно в этом легкомысленном эпизоде — каковы бы ни были реальные факты, приведенные слова согласуются с личностью Уинстона Черчилля. Еще существеннее то, что они согласуются с полным отсутствием церемоний во взаимоотношениях Черчилля и Рузвельта: их товарищеским сотрудничеством, несмотря на многие разногласия.

Черчилль в ретроспективе

Как четвертьвековой редактор Finest Hour^[20] я постепенно пришел к пониманию уникальности нашего героя. Недавно, обсуждая с леди Соумс одно из провидческих высказываний ее отца, я был поражен ее вполне спонтанным и, как мне показалось, немного грустным замечанием: «А ведь он был единственным в своем роде, не так ли?» Это правда.

Пусть же Грейс Хэмблин, его секретарь с 1932 года, резюмирует сущность Уинстона Черчилля словами, совпадающими по духу с признанием Мартина Гилберта в начале этого пролога:

Потом я поехала с семьей на погребение, которое должно было состояться недалеко от его любимого места рождения — Бленхеймского дворца. Тихая и скромная служба на деревенском погосте была для меня куда трогательнее грандиозной помпы и торжественности государственной церемонии в Лондоне… Я задумалась над тем, что заставляло любить и уважать эту энергичную, но мягкую личность — и такого прекрасного начальника.

Как мне кажется, прежде всего — смелость. Он ничего не боялся, ни в моральном, ни в физическом смысле. Также в нем была искренность, правдивость и прямота: он не мог намеренно обмануть ни министра правительства, ни каменщика, ни секретаршу. А еще умение прощать, теплота, нежность, верность и, пожалуй, самое важное в нашей требовательной жизни — чувство юмора, которым он обладал в избытке…

Одно из многих и многих писем с соболезнованиями леди Черчилль получила из Америки, от одного из ваших соотечественников, и я навсегда запомнила эти слова: «Не важно, что он умер, ибо мы все должны умереть. Но то, что он жил, имеет огромное значение для судьбы всех порядочных людей в мире. Он не ушел. Он живет везде, где люди свободны»^[21].

Примечания

3

Churchill for Today. Finest Hour 73. Fourth quarter 1991, 11.

4

Из Декларации независимости США. — Примеч. перев.

5

Dobbs M. Whispers of Betrayal. L.: HarperCollins, 2000.

6

Речь в Вестминстер-холле, Лондон, 30 ноября 1954 г.

7

Перевод С. Чернина. Цит. по: Черчилль У. Никогда не сдаваться! Лучшие речи Черчилля. М.: Альпина нон-фикшн, 2014. С. 374.

8

Черчилль — королеве, с Сицилии, 18 апреля 1955 г. OB VIII, 1127, 1128.

9

Dilks D. The Queen and Mr. Churchill // Finest Hour 135, Summer 2007; по замечаниям в Королевском обществе Св. Георгия 6 февраля 2007 г.

10

Brooks, Collin, in: Eade, 240, 248.

11

Bennis W. and Tichy N. Judgment Trumps Experience // New York Times, 29 November 2007.

12

Manchester I, 843, 844.

13

Cawthorne G. The Fabulous Parliamentarian: Mr. Speaker, Sir. L.: Hume Press, 1952. 24–26.

14

MEL, 130.

15

Русский вариант перевода названия второго тома книги «Вторая мировая война» Their Finest Hour (цитата из речи Черчилля от 04.06.1940 г. «Это был их звездный час») приводится по изданию: Черчилль У. С. Вторая мировая война: В 6 т. Т. 2: Их самый славный час / Пер. с англ. под ред. А. Орлова. М.: ТЕРРА; «Книжная лавка — РТР», 1998. — Примеч. ред.

16

Лорд Биркенхед — см. главу 20. — Примеч. перев.

17

Gilbert, Search, 232.

18

Во время трехнедельного пребывания Черчилля в Белом доме в 1941 г. — Примеч. перев.

19

Thompson, Assignment, 248; Lowenheim, 8; Pilpel, 142.

20

«Звездный час» (Finest Hour) — ежеквартальное издание Черчиллевского центра. — Примеч. перев.

21

Hamblin G. Chartwell Memories // International Churchill Conference, Dallas, 1987; перепечатано после ее смерти в Finest Hour 117, Winter 2002/03.