Восточная история

Улия Воронина, 2022

Главная героиня, Анна, встретив любимого человека отправляется с ним к его приемной семье, в загадочную восточную страну Эсмир на краю пустыни. Семья ее жениха прохладно принимает столь непохожую на эсмирских девушек невесту, кроме того, они уверены в том, что он начнет свою карьеру в Эсмире, где его ждет совсем другая, роскошная жизнь, но без Анны. И больше всего на этом настаивает его сводный брат. Чувствуя себя одиноко среди чужих людей в прекрасной, чужой стране главная героиня борется за свою любовь. И в этой стране ее ждут не просто переживания, но и опасные приключения.

Глава 3.

На улице внезапно началась весна, или ей так показалось, но солнце палило остро и вызывающе ослепительно, откуда-то вылезла трава, на деревьях объявились почки, распространяя запах свежести и молодости. Анне даже почудились бабочки, порхающие прямо над сырой после вчерашнего ливня мостовой, а, возможно, это были ее собственные ноги в коричневых стареньких башмаках, так легко она перескакивала с одного сухого островка на другой, благополучно минуя лужи.

Кондитерская находилась недалеко от ее дома, и она решилась пройтись пешком. Любуясь этой внезапно развернувшейся весной, созвучной с ее собственным внезапным счастьем, трепеща от нетерпения снова видеть его, она свернула не в тот переулок. Пришлось поспешить, чтобы найти правильную дорогу. Она запыхалась, стараясь успеть вовремя, но коварные улицы запутали ее, и она все-таки опоздала. Во всяком случае, он был уже там. Он поднялся со стула, увидев ее, и сделал приглашающий жест.

Как всегда элегантный, он словно не чувствовал никакой духоты, и не ощущал неудобства ею вызванного. При виде раскрасневшейся Анны, по тонким гордым чертам его слегка отрешенного лица скользнула улыбка.

— Что, все же заблудилась?

— Да.

— Ладно, присаживайся. Я позволил себе, зная некоторые твои гастрономические пристрастия, заказать чай, тем более, что он здесь неплохой.

В его обращении к ней по-прежнему сквозила ирония, но даже так он не смог скрыть нежности, которую испытывал, и она это чувствовала.

— Ты все еще едва дышишь. Неужели бежала всю дорогу? — спросил он, наливая ей чай и наклоняясь ближе.

— Да. Даже не знаю как это произошло, но я свернула не в тот переулок и очень боялась, что не найду чайную вовремя.

— Глупышка, — тихо сказал он, снова улыбнувшись, — другая бы ни за что в том не созналась, чтобы мужчина не возгордился. И потом, я все равно бы тебя дождался, потому что ждать прихода любимой женщины это уже счастье. Будешь сахар? Молоко?

— Нет, нет только чай, пожалуйста.

Он молча смотрел на ее нежное лицо с робким и одновременно смелым взглядом, обводящим зал чайной. Чайная эта была довольно уютной — высокие лепные потолки, присобранные оборками белые шторы и скатерти, свежие весенние цветы на столах. Посредине залы стояла высокая плетеная птичья клетка с канарейками, развлекавшими посетителей весенним щебетом. Весь интерьер воздушный и радостный. В другое место он бы ее не позвал.

— Здесь хорошо.

— Очень рад, что тебе нравится. Кстати, у нас не так уж много времени, так что, если позволишь, я ознакомлю тебя с моим планом. Во-первых, как я уже говорил, мои приемные родители должны познакомиться с тобой до нашей свадьбы. Видишь ли, они растили меня как родного сына, и могут претендовать на то, чтобы я выполнил сыновний долг. Поэтому мы поедем в Эсмир. Думаю, это мы сделаем через три — четыре недели, тянуть я не хочу. В моих делах как раз наступит летнее затишье, и я смогу сделать перерыв. Кроме того… Вчера, я плохо спал ночью. Мне было трудно сознавать, что ты рядом, ты моя душой, и оставаться джентльменом. Не смотри на меня сейчас так нежно, мы в общественном месте, и я слишком хорошо воспитан, иначе тебе пришлось бы познакомиться с восточным темпераментом воочию… Ну вот, теперь ты смеешься, а ведь я не шучу. Вернемся к плану. Во-вторых, там, в Эсмире нам предстоит провести несколько недель, возможно месяц, полтора. Видишь ли, они, конечно, захотят, чтобы свадебная церемония прошла у них, а это длительное действо, со всеми обрядами и сговорами, зато очень красивое. Нам придется его там совершить, но, если захочешь, мы можем по возвращению повторить все в мэрии.

— Александр, но ведь… я не верю в вашего бога!

— Тебе придется принять хотя бы на это время веру моих родных. Будет лучше, если ты сделаешь это до отъезда. Надеюсь, для тебя это не принципиально?

— Не знаю, это как-то странно… неужели это необходимо? — спросила она растерянно.

Мысль о том, что придется принять чужую веру, почему-то смутила ее. Она почувствовала себя как то неловко, пусть она не так уж религиозна, но ведь эта вера всегда ощущалась здесь, рядом с ней, даже в ее доме. Иконы, праздники, иногда молитвы, все это сопровождало ее жизнь с девства. И потом, верили ее дедушка и бабушка, и мама, и дядя. Отец был атеистом, но религиозность родственников не осуждал. И теперь ей придется перешагнуть через это.

— Да, это необходимо для моих родных. Ты ведь знаешь, на Востоке с верой не шутят, не будучи их единоверкой, ты станешь изгоем. Но ведь я сказал, это не надолго.

— Тогда это тем более нехорошо…

— Раньше я не замечал в тебе ничего религиозного… И все же это необходимо, хотя бы в целях безопасности. Ты понимаешь?

— Но может быть, никто не узнает…

— Анна, для моей семьи это важно. Сделай это ради меня. Хорошо?

— Хорошо, — она очень его любила.

— Вот и славно. Ну а теперь о главном, о нашей будущей совместной жизни: моя старая квартира слишком мала и неудобна для семьи, я покупаю сейчас дом на Вишневой. Он небольшой, но вполне комфортный и удачно расположен, кроме того, на заднем дворе дома разбит небольшой садик, тебе понравится. Я покажу тебе его перед отъездом. После свадьбы, мы будем жить там. А твой дом, видимо, придется продать, разумеется, если ты не возражаешь.

— Нет, не возражаю… — она просто не могла снова ему возражать, и потом, дом — это не такое уж важное дело, даже если он ей дорог. У нее ведь теперь будет новая жизнь и новый дом.

— Конечно, хорошо бы уладить дело с продажей еще до отъезда, но сейчас цены на недвижимость невысоки, подождем осени.

— Конечно, подождем, — обрадовано вырвалось у Анны.

Он тут же заметил ее интонацию и внимательно вгляделся в ее виноватое лицо поверх чашки.

— Расставаться с родным домом тяжело, я понимаю, — Александр сказал это очень ласково.

За это она могла бы отдать все и теперь же.

— И все же, мы не сможем содержать два дома. Но если хочешь, мы можем его сдавать, или… впрочем, поглядим осенью, спешить не зачем.

— Спасибо, Александр!

— Ты очень красиво произносишь мое имя. А мое второе имя — Джаиль.

— Тебя так назвали приемные родители?

— Да, моя мать.

— Как же мне теперь тебя называть?

— Здесь — как захочешь, но в Эсмире я — Джаиль.

— Две страны, два имени… тебе, наверное, непросто приходилось? Наверное, и там, и здесь ты чувствовал себя одиноко?

— В начале — да. Когда был ребенком… Ничего, за то сейчас я обрел тебя. Думаю, я это заслужил.

— Знаешь, я очень тебя люблю.

Его глаза блеснули.

— Осторожнее, дорогая, ты приучишь меня к нежности, а это, в виду длительного отсутствия, может превратить меня либо в деспота, либо в человека полностью зависящего от своей будущей жены. Пей же чай, он совсем остыл.

— Думаю, ты в любой ситуации останешься Великолепным.

— Уверена? А вот я — нет. Особенно когда смотрю на тебя. Это правда, а не комплимент. Видимо, ты — мое испытание, посланное судьбою… Знаешь легенду, о том, что каждому человеку, по пути к совершенству необходимо пройти испытание, которое его изменит? Каждому дается либо несколько небольщих, либо одно, но такое, которое переворачивает его привычную жизнь, и грозит изменить его сущность. Бережливому, например, может быть послано разорение, спокойному и рассудительному — любовь… По легенде, тот кто проходит его, остается счастливым на всю оставшуюся жизнь… Не думал, что так полюблю… Что ж, мне пора возвращаться к работе, но прежде я хочу проводить тебя прямо до дверей твоего дома. Допивай свой чай, и пойдем. Не хочу, чтобы ты потерялась именно теперь, когда я тебя нашел.

Три недели пролетели как день. Она была счастлива, и каждое утро просто боялась открыть глаза, боялась, что сон, где не было Александра и есть реальность, а жизнь, освещенная его присутствием, на самом деле являлась лишь сном.

Александр ухаживал за ней и со снисходительной иронией, как старший, и с нежной заботливостью, как влюбленный. Он дарил ей прекрасные цветы, водил в театр, рестораны и кондитерские, а потом провожал до дверей дома. Он разговаривал с нею, посвящая в свои знания об искусстве, литературе, и вежливо выслушивая ее мнение. Он настоял на том, чтобы его экономка переехала жить на это время к ней, поскольку Анна, по его словам, находилась «совсем одна в большом почти непригодном для жилья доме с малоизвестными подозрительными слугами». Он по-прежнему был очень занят и до последнего дня работал. Но всякий свободный час посвящал ей. Иными словами, он был идеальным возлюбленным, о котором можно лишь мечтать.

Одно только омрачало ее счастье. Анну очень беспокоила предстоящая поездка в Эсмир…. Она сознавала ее важность, и очень боялась потерять любовь Александра.

В один из дней они ходили в храм, где Анна отреклась ради его любви от веры своей семьи, своих предков. Перед этим она не могла уснуть всю ночь, словно перед казнью, вспоминала прошлое, все доброе, важное, что было в ее жизни. Когда она произносила слова отречения, ей казалось, что земля разверзнется под ее отступническими ногами и поглотит ее прямо так, без могилы, без имени, в страшное чужое никуда, где ей придется скитаться одной в ночи вечность. Она не слышала слов чужого священника, отвечала механически на его вопросы, мысленно ожидая кары. Но когда ее не последовало, стало еще хуже — она поняла что, «сама наказала себя». Эта мысль возникла ниоткуда и долго пульсировала в ее сознании, пока они не вышли на улицу. Она не достойна ничьей любви, раз способна отречься от части себя, от лучшей части, связанной с честью и совестью. Анна терзала себя этим, пока до нее не донесся голос Александра, звучащий с особенной нежностью и тревогой:

— Дорогая, что с тобой? Почему ты не отвечаешь мне?.. Ты бледна…Боже, тебе не хорошо?.. Присядь, пожалуйста, сюда…

Она села на скамейку и расплакалась, ничего не говоря, а он был так чуток, что понял все и без объяснений. Александр просто прислонил ее голову к своему плечу и тихонько гладил по голове, пока она не успокоилась.

Они так и не говорили об этом, только позже он сказал:

— Знаешь, мне все равно кто он есть настоящий, я готов молиться любому богу, но только пусть он благословит тебя, за то, что ты так меня любишь.