Время нас подождёт

Ульяна Владимировна Орлова, 2014

Каждый ребенок, живущий в детском доме, мечтает о семье. Одному из них, Мишке Жукову, случайно повезло. Но найти дом – не значит обрести спокойствие. Не так-то просто стать своим, особенно если знаешь, что через девять месяцев у тебя появится младший братец или сестричка. И если вдруг, возвращаясь из школы, ты встречаешь на пути старых детдомовских хулиганов, заставляющих тебя совершать такие поступки, из-за которых ты можешь потерять самое дорогое…

Глава 7. Небо для всех одно

— О чём ты думаешь, когда приходишь на могилу к брату и папе?

— Ни о чём. Я за них молюсь…

Чего? Я посмотрел на Юру. Мне было и стыдно, и неловко за мои слёзы, но он ничего мне не сказал, он просто был рядом и плакал со мной. Мы шли обратно — мимо тех же холмиков, цветов и памятников. Смеркалось, всё вокруг было синим и зябким.

— Чего ты делаешь?

— Молюсь. Разве ты никогда не молился за родителей?

— Не-а… А как?.. Ой, постой… Этому в храме как-то учат?

Юра слабо улыбнулся.

— Миш… Ты скажешь тоже — учат, будто в школе.

Я заморгал.

— А как? И главное, зачем?

— Рассказать?

— Давай! Ты вообще про себя не рассказываешь!

Юра вздохнул.

— Когда Олега с отцом не стало, мне было чуть больше, чем тебе, — двенадцать лет. Знаешь, я был мальчишкой и о смерти особо не задумывался. Не интересно было, что ли… Мы разные строили гипотезы со своими ребятами — товарищами по играм, да были и те, кто искренне верил, что к тому времени, пока мы вырастем, придумают лекарство для бессмертия… А тут, говори — не говори, придумывай — не придумывай, — они погибли. Вот сейчас. И никак их не вернёшь, и не будет их больше рядом… И ведь меня тоже рано или поздно — не будет. Когда я это понял — стало страшно… Но страшнее было за них — неужели они навсегда исчезли и я не увижусь с ними никогда? Знаешь, Миш, мне тогда так тоскливо было… Дома — мама плачет, да что там… Какая тут школа? Какие уроки? Зачем?

Одно было только, что меня утешало, — друг Денис: он каждый день чуть ли не силой тащил меня в эту школу, потом гулять по городу… Я молчал, а он тогда мне что-то рассказывал… Ненадолго отвлекало. А потом мы с мамой пошли в храм. И тут произошло такое…

— Чудо?

Юра кивнул.

— Можно сказать и так… Как будто ты шёл по пещере и впереди вдруг увидел фонарик… В какой-то момент народу стало много, и я поднялся по лестнице, и сверху мне всё хорошо было видно… Батюшка вынес Чашу, он её держал очень бережно и говорил удивительные слова — про Тело и Кровь, что это — Тело и Кровь Господа. И люди стали подходить к ней, а я стоял и удивлялся — как?! Там Тело и Кровь Бога?

Я тогда не думал — есть Бог или нет; если раньше я и задумывался над этим или с Олежкой мы рассуждали — пришли к выводу, что есть. А иначе — как появился этот мир? Кто-то ведь его создал? Всё так непросто устроено, продуманно. Гармонично. Да и папа нам говорил, что есть Бог. И матери говорил, и про случаи разные рассказывал на операциях, а мы слушали…

В общем, пришёл я домой, открыл Библию… Вопросов было больше, чем ответов. И я через неделю тихонько сбежал в храм, чтобы всё спросить у батюшки. Ох, Мишка, смотри, наш автобус подъехал. Побежали, может, успеем!

— Не надо! Юр, мы…мы другой подождём.

Мне хотелось узнать, что было дальше. Мне хотелось, чтоб он говорил, говорил, чтоб мне хоть немножко забыть об этих слезах и неловкости, которая была между нами.

— Ладно… Ты не замёрз?

Я отчаянно замотал головой.

— Ты спросил?

— Да. Кое-что удалось спросить, всё не успел, да и не мог я тогда… Стал приходить по субботам, брал книги в библиотеке… Но самое главное — мне удалось попасть на исповедь.

— Что такое исповедь?

— Я тоже так спросил. А батюшка мне говорит: «Юра, бывает, было же у тебя такое, что ты сделал что-то — и плохо тебе от этого, совесть мучает… Было?» А я… Он внимательно на меня смотрел, а я не смог ничего сказать, кивнул.

Понимаешь, Миш, тяжело мне было оттого, что мы с папой поссорились. Перед тем, как он погиб. И не успели помириться… И я был виноват. И висит этот камешек, и покоя не даёт… Вроде раскаялся, а толку? Ведь больше ничего не сделаешь.

— А что тут сделаешь-то?

— Мне казалось даже, что он из-за меня погиб, — чуть слышно сказал Юра. — Я не мог себя простить. Такое ощущение… беспомощности, и хоть бы вернуть всё назад!.. Но это невозможно. Я бы, наверное, умер от тоски, если бы не Денис и не разговор с батюшкой… Мы говорили долго. Помню, что он гладил меня по голове и тоже плакал… Это и была моя исповедь. И — будто сполз снежный ком. Стало легче. Как будто в детстве: долго плакал, а потом мама умыла, приласкала — и всё плохое позади… «Только ведь отца-то уже нет… — сказал я батюшке, — его же не вернёшь!» — «Да с чего ты взял, что его нет?! У Бога все живы!» — «Как так?»

— Как… Ой, Юра, это когда люди умирают — они только на Земле умирают, а душа у них не умирает, да?

— Откуда ты знаешь, Миша?

— А, это к нам как-то батюшка приходил и рассказывал…

— Молодец, запомнил.

— А что с того?

— Что?

— Ну, я не знаю, вправду ли это…

— Поживёшь — увидишь.

— Не, я вот тоже думаю, что у человека есть душа. Это как блок питания, без неё человек не живёт. Бывает же, что в коме человек, вот где его душа?

— Не знаю… Путешествует где-то… Наверное, всё зависит от его жизни здесь, на Земле. А откуда у тебя такие познания?

Я пожал плечами. Не мог я рассказать Юре, что, когда тебе очень плохо и кажется, что ты один на свете, — свернёшься калачиком и чувствуешь её, эту душу. Она как маленькая птичка, мы видели таких в контактном зоопарке, они так красиво назывались — амадины… Прыгает, мечется внутри, хочет вырваться наружу, на волю, где не больно, не страшно, где спокойно и тихо… Мне казалось, что такого места не бывает. Я и сейчас не мог поверить до конца, что это всё кончилось, что меня не тронут, что Юра — он не приснился… Поэтому я просто пожал плечами и хрипловато попросил:

— Ты расскажи, что дальше было.

— Дальше… Ну что дальше? — Юра словно понял мои мысли, взял меня за руку. Я вздрогнул. Так неожиданно, и… мне стало хорошо. Рука была крепкой и тёплой. — Бегал в храм и молился за Олега с отцом. Как умел… Потом мне подарили молитвослов, там были молитвы за усопших.

— Это кто такие?

— Это умершие. В православии говорят: «усопшие». Значит, уснувшие.

— Выходит, они проснутся?

— Да.

— Когда?!

Но тут подошёл наш автобус, и мы быстренько туда забрались. Народу вскоре стало много, и мы молчали.

А мне очень захотелось ещё поговорить с Юрой. И побывать в храме. Только как ему об этом сказать?

…Вот откуда этот страх, что засмеются над тобой, не поймут, подумают что-нибудь про тебя? Юра, он ведь ещё ни разу не упрекнул, не обидел меня… Даже не ругался. А всё равно страшно попросить — вдруг не поймёт? Или решит, что я маленький, и вообще.

Не могу я перешагнуть через себя.