Мамы вошли в чат. Сборник

Ульяна Киршина, 2022

«Ребенку холодно. Ребенку душно. Ребенок голодает. Ребенок страдает от жажды. Ребенок не улыбается. У ребенка слишком тонкие ноги. Ребенку нужно больше солнечного света. Прикройте ребенка, свет мешает ему спать. Ваша коляска кривая. Не берите ребенка на руки, когда он не плачет. Ребенок плачет! Вы его не докармливаете. Ребенок голодает. А ещё ему холодно…» Со всех сторон слышны голоса тех, кто знает, как стать идеальной мамой. Но только вот где они водятся, идеальные мамы? Я попросила реальных женщин рассказать про свой опыт материнства. «Материнство – не для слабонервных», – сказали они. И, поплакав и посмеявшись, мы составили этот сборник. В него вошли 20 историй о беременности, родах, грудном вскармливании и воспитании, рассказанных настоящими мамами.

За чертой

Надежда Ларионова

Боль скручивается под лопатками, выпускает языки-плети и шпарит по ребрам, по хребту. И от боли все тело наливается силой, такой могучей, что я не могу с ней совладать. Я мычу, я топчусь, я стучу пятками — чтобы боль попала в кровь, побежала по венам, побежала вниз, в ноги, ноги-корни, вросшие в пол родильного зала. Я — древняя жрица, выплясывающая землю, и я чувствую ее силу через перекрытия второго этажа.

Боль стегает спину и захлестывает живот, мой живот, где маленький яростный человек борется за право рождения. Я дышу глубоко и выдыхаю так гулко, что стекла моей палаты вибрируют. Целый мир теперь вибрирует вокруг меня, а я — вокруг моего человека.

Лоно, сжатое, будто суровый отрицающий рот, рот, который привык говорить только «я, я, мне, мне, для меня». Я чувствую, как оно пульсирует, сопротивляется, не хочет учить новое — вот он, человек мой, для него, для него открываешься, его приглашаешь наружу — иди. Иди, мой человек, иди, туда, где уже ждут тебя. Где уже ищут тебя руки, судорожно жмущие все подряд — поручни, простыню и другие руки.

Другие руки. Какие они? Теплые, теплые и дающие, теплые и всетерпящие, будто руки Бога. Бога, который ничем в родах «не сможет помочь», но будет рядом. И от этого «рядом» мне хочется в эти руки передать моего новорожденного человека, хочется, чтобы качали они его, когда я не смогу качать, чтобы были моими руками, если я не смогу быть.

Я иду в роды, как в смерть. Ведь я уже не вернусь из них собою. Сколько женщин закончились в них, всю себя отдав родовой крови, и ни одна не вернулась такой, как была. Ни одна не сохранила в них своего сердца.

Сердце мое, я чувствую, бьется теперь внизу, где стоит в родовых путях мой ребенок. Где мои себялюбивые жилы держат его.

Боль приходит и приходит, и я ложусь перед ней, обессиленная борьбой и говорю:

— Приходи.

Приходи, чтобы научить меня, как ты учила меня неделями тренировочных схваток. Приходи, как приходят волны, ждут их скалы или не ждут. Приходи, потому что я сама позвала тебя девять месяцев назад, приходи, потому что моя судьба — стать сегодня песком для строительства нового, и я стану им в борьбе или в принятии.

И мой выбор — принять тебя, согласиться на тебя, ведь я уже была на другой стороне, когда женщина рожала другую женщину. Когда я была человеком, который больше не ждет приглашения, а просто идет напролом.

Я смотрю вперед и вижу только тьму. Ни экран с КТГ, ни родившееся солнце в прорехах жалюзи, ни руки — руки любимые и руки в белых смотровых перчатках — никто не может помочь мне. Никто не сможет осветить мой путь.

Но я боюсь. Как же сильно во мне желание бороться. Ведь всю жизнь я училась — нужно бояться боли, нужно бежать от нее, новое страшно, старое — лучше, понятнее. Я хочу и не хочу знать — что за чертой. Но еще сильнее страха — ожидание встречи. Ожидание встречи с моим человеком.

Он приходил ко мне во снах. Четыре года. Он смотрел на меня и говорил:

— Я приду.

Он толкался ножками мне в ладонь и говорил:

— Я с тобой.

Он растягивает меня изнутри, он вызывает волны боли одну за другой. И говорит:

— Выпусти меня, я хочу увидеть мир.

Я смотрю в темноту, на бегущую над полом полоску подсветки, на блестящие ножки кювеза для новорожденных, на проходящие туда-сюда туфли акушерки и врача.

Я знаю, что они — уже за чертой, как и сотни тысяч до них, сотни тысяч родивших и перешедших, боявшихся и принявших.

И я прошу их, я прошу сотни тысяч, встать за моей спиной, помассировать мне поясницу, протереть мой лоб влажной ватой, встать рядом, как бесстрашная конница, и пойти со мной в мой бой.

И пусть мой бой страшен, пусть он рвет мое лоно, я уже не боюсь. Я жду эти волны, и пусть волны будут сильнее, я запрыгну на ту, что вздыбится выше всех.

И на гребне, на пике я чувствую, как подвернулась головка — и в следующий миг я вижу его всего. Вот он, мой человек, синетелый и черноокий, розовеющий на глазах. Я смотрю на него, и он смотрит в ответ.

Я кормлю его первыми капельками молока из своей груди, моего долгожданного гостя.

И две пары рук, мужские и женские, обнимают его через кокон пеленок, и два голоса говорят:

— Я приветствую тебя.