ЛюБоль

Ульяна Соболева, 2022

Цыган Ману, чья нижняя часть лица всегда скрыта под черной полумаской, похищает дочь известного олигарха Лебединского и делает ее своей рабыней. За что он так люто ненавидит свою пленницу и ее отца? И за что так жестоко мстит? Между ним и семьей Лебединского есть тайна, которая уходит своими корнями в далекое прошлое. Оля боится и презирает своего похитителя, но ненависть и любовь часто сплетаются в смертельном танце и приносят с собой страдания и боль.Римейк Легенд о проклятых в Современный любовный роман.

Глава 6

Меня сопровождали лучшие люди, из тех, что остались дома. Остальные поехали с отцом. Что-что, а стеречь меня папа умел хорошо. Какая же я дура, что надела платье и шубу. Надо было одеться по-спортивному, тогда и я бы могла за себя постоять. Стрелять умею, драться тоже. Чем еще было заниматься в постоянном одиночестве с частными учителями и совершенно без друзей. Я попросила отца нанять мне тренера по стрельбе и по рукопашному бою. Отец тогда возмутился «Лучше бы училась танцам». Я его услышала… и каждый мой день был полностью забит тренировками. Чтобы ночью упасть в постель и уснуть, а утром снова встать и не чувствовать дикого одиночества, окружавшего меня со всех сторон в роскошном доме.

Я подумала о гибели Артема и почувствовала, как сердце снова болезненно сжимается в твердый камень. Нет, я не плакала. Свое потрясение пережила, когда нам позвонили и сказали, что Артем разбился. Что он сломал позвоночник и свернул шею. Мастер спорта, человек, который проводил свое время на горнолыжных тренировках с самого детства.

Целый день я не выходила из комнаты и смотрела в одну точку, но так и не заплакала. Разучилась или выплакала так много за эти годы понимания, что отец и братья меня стесняются, прячут, не считают достойной носить фамилию Лебединская. Слез давно не осталось.

Я просто понимала — пустота внутри меня стала больше. В моем сердце теперь просторней, и скоро там будет звенеть от опустошения. Артем — единственный из братьев, с кем я была близка. Единственный, кто практически жил в этом своеобразном заточении со мной добровольно и любил меня. Он был всего лишь на три года старше. Тема научил меня всему, что знал сам. Это он нашел и привел ко мне своего тренера по борьбе. Он проводил со мной много часов и тренировался вместе. Боже! Кто мог желать Артему зла?

Ведь он был слишком мягок и добр, чтобы нажить врагов так быстро. Я никогда не поверю, что он разбился сам. Мой любимый Тема, который перебирал мои волосы и говорил, что никогда в жизни не видел ничего красивее их.

А я никогда не видела кого-то красивее моего братика. Светловолосый, с глазами такого же цвета, как и у меня, высокий и сильный. Когда смотрела на него, то чувствовала, как сердце согревает любовь. Зачем отец отправил его одного так далеко? Разлучил нас. Почему не позволил поехать вместе с ним? Впрочем, я ведь прекрасно знала ответ на этот вопрос — папа лелеял тайную надежду, что я все же уйду в монастырь. Ведь потом можно будет рассказывать своим друзьям и газетчикам, что его дочь святая, потом можно будет добиться большего на выборах в мэры города.

От одной мысли об этом внутри поднималась волна дикой ярости. Почти такой же, как когда я узнала о смерти своего жениха. Нет, я не скорбела о нем, потому что видела всего лишь раз в жизни — на собственной свадьбе. Я понимала, что он женится не на мне, а на кошельке моего отца и на моем щедром приданом, которое папа увеличивал с каждым годом, разыскивая для меня женихов еще до того, как точно решил определить меня в монастырь.

Речи о том, чтобы я выбрала себе кого-то по любви, и не было, и не могло быть. Папа хотел выбрать кого-то из своего окружения, кого-то с таким же доходом, с такими же возможностями. Сына его партнера по бизнесу звали Роберт. Его мать была англичанкой, и всю свою жизнь он провел в Англии. Отучился в Оксфорде и должен был унаследовать весь бизнес своего отца.

Но не сложилось… я помню, как он упал навзничь, и из дырки на лбу на пол фонтанировала кровь. Люди орали, разбегались в панике, охрана толпилась возле трупа, а я в окровавленном свадебном платье просто смотрела на умирающего жениха и…понимала, что ощущаю дикую жалость и в то же время освобождение.

А потом я плакала от злости, плакала и понимала, что замужество было единственной возможностью сбежать от отца, стать независимой, уехать подальше. А теперь…теперь это точно приговор. Отец не оставит мысли избавиться от меня.

Моя жизнь разделилась на «до» и «после». Я смотрела на лицо своего мертвого жениха с короткой рыжей бородой, веснушками на щеках, которые стали коричневого цвета из-за синевы холодной кожи, и понимала, что меня начинает тошнить еще больше, чем когда я представляла себе, как он будет ко мне прикасаться.

Иногда я раздевалась у зеркала и подолгу смотрела на свое тело, слушала лесть Миры и думала о том, что могла бы быть жуткой уродиной — это все равно ничего бы не изменило. Иногда мне самой хотелось взять нож и исполосовать себя до мяса, чтобы понять, что я еще жива, чтобы в этом однообразии изменилось хоть что-то. Чтобы отец приехал из своих вечных поездок или кто-то из братьев навестил меня. Но они все слишком заняты или слишком считают меня другой, чтобы любить в открытую. Идеальность нарушена — Олег Александрович Лебединский не само совершенство. У него родилась дочь с очень странным цветом волос. Дочь…которую втайне все считали чужой. Из-за которой могли за спиной называть его рогоносцем.

— Оля, с замужеством не вышло. Может, ты все-таки обдумаешь мысль о том, чтобы обратиться к Богу? Спокойная жизнь, твое любимое одиночество…

— А почему ты решил, папа, что одиночество мною любимо?

— Ты никогда не жаловалась.

— Значит пришло время жаловаться. Мне не нужно проклятое одиночество. Я всю жизнь ждала своего совершеннолетия, я хотела учиться, я хотела выйти в люди. Неужели то, что скажут другие, намного важнее меня? Важнее моей судьбы? Или поддержка церкви на выборах стоит того, чтобы упрятать меня навечно?

— Как ты смеешь со мной так говорить и перечить мне!

— Наконец-то смею. Что я теряю и что могу потерять? Разве может быть хуже, чем уже есть?

— Может! Мои враги воспользуются тобой!

— Я никогда не приму постриг, отец. Никогда. И можешь делать со мной что угодно.

Но внутри появился страх, что отец заставит меня насильно. Отвезет и оставит в монастыре, где проклятые фанатики скрутят мне руки и постригут, не спрашивая моего мнения. Я бы не удивилась. Зачем мне это тело, которое больше никогда не увидит мужчина, зачем мне эти волосы, к которым никогда никто не прикоснется, кроме стилистов и парикмахеров? Хотя и они мне нужны. На меня все равно никто не смотрит. Я даже никогда не давала интервью и фотообъективы газетчиков попадала так редко, что люди забыли о том, что у Лебединского помимо трех сыновей есть еще и дочь. Я даже не успела любить… Судьба, проклятая лживая тварь, выдрала у меня даже это, едва дав потрогать кончиками пальцев языки пламени…Я уже любила. Но жизнь распорядилась иначе, и он исчез. Исчез мой Хищник…Так я его называла. Мальчишку с карими бархатными глазами и лицом, как на картинах художников. С черными волосами и худощавым мускулистым телом.

— Ольга Олеговна, — я вздрогнула, очнувшись от воспоминаний, и перевела взгляд на одного из охранников, бегущего к костру и размахивающего руками, — там люди, две машины приехали. Они прочесывают лес. У них оружие…Говорят, здесь есть местные группировки. Кажется, мы на них нарвались. На банду самого Гайдака.

Я почувствовала, как по спине прошел холодок ужаса. Я слышала о них. Ублюдках, рыскающих в лесу, и убивающих, и грабящих путников.

Со мной всего четверо, двоих мы потеряли. Они так и не вернулись с разведки. И здесь не наша стихия — это для гайдаковских дом родной, а мы чужаки, против которых будут даже ветки на деревьях. Тем более мы не знаем этот лес, и у нас нет проводника из местных жителей. Я посмотрела на Гену, который нервно покусывал губы, глядя то на своих парней, то на меня.

— Мы их задержим, — наконец-то сказал он, — а вы бегите. Бегите так быстро, как только сможете в том направлении, которого мы старались держаться. Мы близки к развилке, я точно знаю.

Я судорожно сглотнула, чувствуя, как от волнения разрывает легкие. Я не могу их бросить. Не могу бежать, прятаться. Я не трусливое животное. Меня учили сражаться и смотреть в глаза опасности, а не бегать от нее.

— Я могу драться вместе с вами. Пусть Мира бежит одна. Пытайтесь дозвониться до проводника, там с ним тоже охрана, они могут прийти к нам на помощь.

Гена нахмурил густые брови и шумно выдохнул.

— Ольга Олеговна, это банда. Охреневшие от вседозволенности, их даже местные власти боятся. Бывшие зэки, отребье. Эта стычка не будет равной. Сила на их стороне. Вы не знаете, с чем имеете дело. Мы не продержимся долго, а если они вас схватят…

— Не схватят, — жестко сказала я, думая о том, что быстрее погибну, если буду бегать по этому проклятому лесу одна. — Дайте мне ваш второй пистолет. Не забывайте, что я тоже умею стрелять и могу постоять за себя.

— Оля, я умоляю тебя, надо бежать, — простонала Мира, глядя на меня расширенными от ужаса глазами, — Геннадий прав. Если это банда Гайдака, то мы в большой опасности. Нам с тобой лучше спрятаться, и они нас, может быть, не заметят, а утром.

— Поздно, — мрачно сказал Геннадий и протянул мне пистолет, — вы уже не успеете, они пойдут по вашему следу. Пусть Мира бежит. Может быть, ей удастся встретится с отцом Михаилом и их людьми.

Только сейчас я поняла, насколько отец изолировал меня от жизни, насколько отдалил от понимания, как страшен человеческий мир и насколько он полон зла.

— Не нападаем! Просто стоим вместе! Посмотрим, что они скажут!

Но он ошибся, никто не собирался с нами говорить. Это была одичавшая толпа убийц и самых последних отмороженных ублюдков. Они меньше всего походили на людей. Одетые в рвань, с нахлобученными на лбы теплыми шапками. Их рты блестели золотыми зубами, а у кого-то и вовсе были беззубые. Беглые зэки…значит Гена точно понимал, на кого мы здесь можем нарваться.

С ними две псины беспородные, большие, клыкастые. Они тут же бросились на нас. Без предупреждения.

Они клацали острыми клыками, царапая ноги моих людей, и тут же мерзко скулили, получая смертельные раны от кинжалов. Псины падали замертво, окрашивая снег в красный цвет, и к моим ногам упала туша одной из них с острыми ушами и худой узкой мордой. Похожа на шакала или гиену, но прирученная и обученная убивать в команде со своими жуткими хозяевами. В иной ситуации мне было бы ее жаль. Но не сейчас, когда она кидалась мне в лицо и готова была отодрать от меня кусок мяса. Ее этому научили.

— Почему эти проклятые ублюдки стоят? Почему не бросаются сами? — хрипло спросил один из парней, и напряжение повисло в воздухе. Каждый из нас ощущал его кожей, тяжело дыша и оглядываясь по сторонам, силясь разглядеть через клубы дыма от костра притаившегося врага. Оказывается, страшно не только когда нападают со спины — страшно не видеть, откуда на тебя обрушится смерть, и понимать, что обрушится она непременно, и твой пульс отсчитывает секунды до кровавой бойни.

— Они выжидают, вселяя страх неизвестностью. А также смотрят, что у нас есть. Ждут, когда мы истратим пули. Такова их стратегия. Не размыкать круг и не двигаться. Они рядом. Я видел тени за кустами. Еще немного, и они нападут.

В этот момент послышались отвратительные крики. Они взорвали тишину так резко, что у меня заложило уши. Я не видела нападавших, меня защищали с дикой яростью, отбивая нападение и не размыкая круг. Свистели пули, раздавались выстрелы.

Я смотрела в спины моих охранников расширенными от ужаса глазами, видя, как на них набрасываются эти нелюди. Ловкие, опасные и жуткие. Сами похожие на псов. Так похожи на людей, и тем не менее давно переставшие ими быть. Они сыпались, как горох, с разных сторон, и все плотней сжималось живое кольцо. На глаза навернулись слезы от понимания, что все мои люди готовы ради меня умереть. Моя охрана, парни, которых Артем отобрал лично. Каждый верный и поклялся жизнью защищать меня, иных здесь и не было. Я никогда не думала, что им придется это делать в полном смысле этого слова. Враги были эфемерны. Конкуренты отца, какие-то немыслимые злопыхатели и хейтеры. Ничего такого, что могло угрожать настолько явно.

Их было слишком много, слишком, чтобы мы смогли выстоять. Первым к моим ногам упал самый молодой из ребят, держась за лицо окровавленными ладонями. Из его глаза торчала рукоять ножа. Он дико орал, и меня всю трясло от ужаса. Эти нелюди буквально резали моих людей. Они просто превращали их в мясо.

— Бегите, Ольга Олеговна, бегите, мы их задержим, — заорал Гена, когда трое из зэков бросились к нам, скалясь и размахивая окровавленными ножами и пистолетами, которые уже успели отобрать. Остальные сдирали вещи, обувь с мертвых, стягивали крестики с шеи, сдирали кольца.

— Мы больше не сможем вас защитить. Спасайтесь.

Он бросился вперед, и троица накинулась на него, повалила в снег. Один из них замахнулся ножом, и я услыхала крик Гены.

Я спряталась за деревьями, тяжело дыша и зажмурившись, чувствуя, как по спине ручьями стекает холодный пот, и тошнота подступает к горлу. Я поняла, что это конец.

Мы в каком-то адском месте, где люди перестали быть людьми, где они убивают друг друга, как животные. Я, осторожно ступая, двигалась спиной к чаще. Пока они, занятые воровством, не заметили меня. Мне казалось, что не заметили…но я ошиблась. Меня просто пока не трогали, но едва я попыталась бежать, как ко мне повернулись сразу несколько лиц. Они еще как заметили.

— Сучка…беленькая, свеженькая. А ну иди сюда цыпа. Настоящих мужиков видала? Ну что? Развлечемся?

Они смеялись, переглядываясь, и загоняли меня в чащу, потому что точно знали — я не сбегу. Некуда бежать. Я прислонилась спиной к дереву, задыхаясь, выставила дрожащий нож впереди себя. Насколько мне хватит ножа? На минуты, пока его не выбьют из моих рук. Я заставила себя успокоиться. Но напрасно. Один из них поднял пистолет и наставил на меня.

— Раздевайся, сучка. Хотим посмотреть на твои голые сиськи тут в снегу. Давай, покажи их нам. Прежде чем мы тебя вые*ем всей толпой!

Мира…она уже могла добежать за помощью. Она может привести людей. Каждая секунда, что я их задержу, продлит мне жизнь. Принялась медленно раздеваться, стягивать с себя вещи одну за другой, под мерзкое улюлюканье мужиков, под их ужасные шуточки и обещания со мной сделать такие вещи, от которых внутри все сжималось.

Когда я осталась полностью обнаженной, они расхохотались, переглядываясь и скалясь. Я знала, о чём они думали — им предлагают утехи взамен на жизнь. Будь это на самом деле так, то меня бы сначала отымели, а потом всё равно убили.

Колючие снежинки обжигали кожу, заставляя покрываться мурашками, а ветер трепал волосы, и они хлестали меня по голой спине, как мокрые плетки.

Мне не было холодно — адреналин взрывал меня изнутри. Я буду драться, я буду грызть их зубами, я буду отбиваться, я буду царапаться и выкалывать глаза. Так просто меня не возьмут.

Вдобавок ко всему я успею порезать некоторых из них на ленточки, а потом перережу себе глотку. Только сейчас я поняла, почему Гена все-таки дал мне нож. Он знал, что я с ними не справлюсь, но также знал, какое решение я могу принять.

Один из ублюдков подошел ко мне, скалясь желтыми зубами и источая зловонный смрад немытого тела и алкоголя.

Не знаю, что случилось и как передо мной оказался человек. Во всем черном. В ночной темноте он казался тенью. Он словно выпрыгнул из ниоткуда. Из самой ночи, но, увидев его, банда замерла.

— Она наша! — крикнул один из них и поднял вверх руку, — Мы первыми нашли их! Это наше место!

Пока я пыталась справиться с оцепенением и вздохнуть, мужчина, наклонив голову вперед, смотрел на зэков.

— Вон пошли. Передайте вашему главарю, что это моя добыча! Ману сказал!

А я, словно под гипнозом, смотрела, как под его ногами остаются большие следы, он идет, не торопясь, втаптывая капли крови в снег с хрустом, который бьет по натянутым нервам.

Мужчина остановился, закрывая меня от толпы одичавших нелюдей. Его черная кожаная зимняя куртка поблескивала от мокрого снега, а глаза словно фосфорились металлическим блеском хладнокровного убийцы, и он прекрасно знал, кого убьет первым. Он не спешил, как будто раздумывал или давал им время на раздумья.

— Есть уговор…цыгане сюда не лезут. Это наше.

Сказал один с золотым зубом.

— Телку отдай нам и иди, Ману. Тебя никто не тронет.

— Телка моя! — рыкнул мужчина, — Забирайте награбленное и валите на х*й!

Зэки в очередной раз переглянулись, осторожно отступая, но мужчина словно ждал первого движения и не дал им шанса. Когда он напал на них, меня затошнило от ужаса и отвращения. Уже через секунду я, зажмурившись, слушала, как он их убивает. Он двигался и молча косил их. Скручивал головы, резал горло. Вначале на него бросились, а потом все же посыпались врассыпную.

Я слышала, как истошно вопят бандиты, которые теперь сами стали добычей чудовища.

Я попятилась назад, стараясь не смотреть, что там происходит, споткнулась о чье-то тело и упала на четвереньки, закрыла уши руками. Не знаю, как долго длилась эта вакханалия смерти, мне казалось, что целую вечность, пока вдруг все опять не стихло. Ни звука…только завывание ветра и шорох осыпающегося снега вперемешку с моим бешеным сердцебиением. Где-то вдали стоны тех, кто выжил, заглушаемые порывами ветра. Я все еще не решалась открыть глаза, а когда открыла, чуть не закричала, увидев лицо убийцы прямо перед собой.