Нежность

Федор Раззаков, 2010

Популярные люди не любят, когда кто-то вторгается в их личную жизнь. Однако хотят они этого или нет, такое вторжение – естественный элемент их звездной жизни. Это своего рода расплата за популярность. Даже во времена СССР, когда такого явления, как светская жизнь, официально не существовало, публику все равно больше всего интересовала не творческая сторона жизни известного человека, а интимная. То есть кто из звезд на ком женат, сколько детей имеет и какую зарплату получает. Увы, но в советские времена средства массовой информации эти подробности никогда не афишировали, что побуждало людей довольствоваться самыми невероятными слухами и сплетнями. Сегодня с этим стало проще: пресса мало пишет о творчестве, зато светскую жизнь звезд освещает со всеми подробностями. Как ни странно, но даже этот избыток информации не решил проблему окончательно: по поводу интимной жизни многих российских звезд продолжают ходить самые невероятные слухи. Эта книга проливает свет на многие тайные, скрытые стороны жизни российского бомонда. Но она не вторгается в личную жизнь, она рассказывает о том, о чем сами звезды просто не успели нам рассказать.

Евгений МАТВЕЕВ

Свою первую и единственную жену Евгений Матвеев повстречал в 1946 году в Тюмени. Это была молоденькая студентка музыкального училища Лида. Матвеев руководил самодеятельностью военного училища, где тогда служил. И сам тоже в самодеятельности участвовал. Вся Тюмень ходила смотреть эти представления. Так что первый раз Лида увидела его на сцене. Он тогда играл Гитлера.

Вспоминает Е. Матвеев: «Я тоже Лиду впервые увидел на сцене. В их музыкальном училище был какой-то концерт, и Лида в нем выступала. Ее не украшенный никаким гримом или побрякушками вид поразил меня… Лицо, глаза, грудь были так целомудренны, что я просто онемел от этого! И держалась она на сцене так, будто говорила: «Я буду петь не для вас. Я просто не могу не петь…» И без напряжения, свободно и легко полилось: «Вижу чудное приволье…» Тут меня словно ударило током! Потом оказалось, что и ее…

Демобилизовавшись, я пришел работать в Тюменский драматический театр, а Лида там же проходила стажировку. Но жениться я боялся. Только кончилась война. Надо было учиться. Кроме шинели, надеть было нечего… Но Лида еще тогда каким-то своим бабьим чутьем почувствовала: если мы с ней будем идти по жизни параллельно и каждый будет стремиться к своему финишу — семьи не будет! Она всегда относилась ко мне по-матерински, воспитывала меня и помогала…

Поженились мы 3 апреля 1947 года. И сразу же «гордо» отделились от родителей Лиды — сняли комнату. Потом я привез туда свою маму…»

В 1948 году Матвеев вступил в ряды КПСС. Тогда же его пригласили в Новосибирск — в труппу знаменитого театра «Красный факел». Для начинающего актера это было большим успехом, однако руководство Тюменского театра нашего героя отпускать не собиралось. Уходить со скандалом Евгений не хотел, поэтому не очень-то и возражал. Кроме того, в Новосибирске ведь не было ни квартиры, ни продуктовых карточек… Но и тогда в дело вмешалась его молодая жена. Взяв с собой восьмимесячную дочку Светлану, она одна отправилась в Новосибирск, сказав мужу на прощание: «Если хочешь жить с нами — приедешь». И наш герой, естественно, приехал.

В Новосибирске они прожили без малого четыре года. К концу этого срока Матвеев стал одним из ведущих актеров «Красного факела», и его популярность среди местных зрителей была очень высока. Можно даже сказать, что многие ходили в театр специально «на Матвеева». Поэтому не случайно в 1952 году нашего героя пригласили в Москву — в Малый театр. Правда, предупредили, что квартиру сразу дать не смогут и какое-то время придется пожить в гостинице. Но Матвеевы согласились. В столицу наш герой отправился поначалу без жены (она тогда заканчивала учебу), а лишь с матерью и дочкой. Первое время они жили в гостинице, а затем получили небольшую комнатку на «Соколе». Туда же вскоре при-ехала и Лида. Она устроилась на работу в хор Большого театра (и проработала в нем, кстати, около 25 лет).

Несмотря на стесненные жилищные условия, молодая семья жила дружно. Хотя бывали и тяжелые моменты. Так, когда Матвеевы жили еще в Новосибирске, Лида едва не увлеклась своим сослуживцем, который слишком рьяно за ней ухаживал. Но когда женщина поняла, что это увлечение может стоить ей семьи, она поставила на нем крест и сама попросила мужа подыскать ей другую работу. А когда молодые супруги переехали в Москву, настала «очередь» Матвеева. Вот его собственный рассказ:

«Так случилось, что я влюбился. Да, влюбился. Влюбился в актрису. И не в красоту, не в женственность (этими качествами и моя Лидочка обладала в избытке), а в огненный темперамент (сценический), в страсть служить театру, кино, в способность воспламеняться…

Мне казалось, что я встретил неземное чудо… Вглядываясь в ее глаза, в ее пластику в момент исполнения роли, вслушиваясь в ее дыхание, я пытался понять: как такое может быть, какими струнами своей души она пользуется?

Может, это вовсе и не любовь была, а простое обожание, поклонение таланту? Как бы то ни было, но загрустил я, замолчал, ушел в себя…

Вывести меня из этого оцепенения Лида все-таки решилась. Однажды (мама и дочь уже спали, а жили все в одной комнате) мы улеглись в своем уголке за занавеской.

— Женя, тебе трудно? — шепотом спросила Лида.

— Да…

— Пойдем поговорим.

Пошли на кухню. Молчали долго.

— Ты влюбился?

— Кажется, да.

Помолчали еще. Я знал: Лида сильнее меня, она разорвет эту тупиковую паузу.

— Тогда уходи, — сказала она, не повысив голоса, но решительно. — Не мучай себя и нас…

До утра я вертелся под одеялом один, а Лида всю ночь готовила меня в «экспедицию на съемки» (как потом она сказала дочери). В чемодане уже лежали отглаженные, с накрахмаленными воротничками рубахи, белье, недочитанный том Бальзака…

Мама плакала, Светланочка, вытаращив глазенки, робко подходила то ко мне, то к Лиде… Решиться должен был я. Понимал: не переступлю порог — загоню болезнь в хроническую. Надо излечиться от тяжкого недуга. Сейчас или никогда…

Закрывая за мной дверь, Лида сказала:

— Мы тебя подождем год… Позже не беспокой… А мы будем думать, что тебе хорошо…

К Актрисе я не поехал. Две недели жил у своего приятеля, так сказать, «госпитализировался» у него… Правда, пил много — часто голову держал под струей холодной воды… Решил не видеть ни Жену, ни Актрису. Сил смывать с себя дурь-хмурь хватило недели на три…

Спасибо приятелю: он, всегда такой говорливый, тогда молчал. Молчал даже о своих победах над слабым полом, в чем отменно преуспевал. Его вовсе не в шутку называли «бабником-террористом»… И надо же, молчал.

— Что с тобой? Не заболел ли ты? Или еще не сезон охотиться за юбкой? — спросил я как-то, пытаясь сострить.

— Главное, что ты, заблудший, кажется, выздоравливаешь: хохмить тужишься, — ответил приятель, подавая на стол нехитрую закуску — ливерную колбасу, сдобренную им самим разными специями.

И, сорвав с бутылки «бескозырку», плеснул в стакан водки.

— Будь! — сказал. Выпил и добавил: — Ключ, если что, положи под коврик.

Я даже не успел спросить, куда он на ночь глядя так торопливо ушел. Оставил меня одного — побыть наедине со своими мыслями. Как он догадался, что мне нужна еще одна капелька в «чашу терпения» моих терзаний?..

Я уже знал, что утром, пока дочь в школе, а Лида еще не ушла к себе на работу в Большой театр, поеду домой.

За окном еще не рассвело, когда я, взглянув на стакан с недопитой водкой, легко щелкнул дверью квартиры приятеля. А вот поднять руку к звонку своей квартиры оказалось намного труднее: что там за дверью? Кто откроет? Только бы не мама — слезы…

Открыла Лида. Хотел сказать «прости» и… не сказал. В сердце кольнуло: лицо Джоконды. Только бледнее и красивее… А усмешка ее, Джоконды…

— Завтракал?

Сказать «нет» не успел. Только услышал, как что-то звякнуло на кухне — похоже, упала крышка на кастрюлю. И сдавленный стон. Мамин стон… Вскоре передо мной уже стояла сковородка с яичницей — такой, какую я люблю: с луком, салом, помидорами…

С тех пор Лида ни разу не напомнила мне о той давней истории…»

Спустя примерно год после этого у Матвеевых родился второй ребенок — сын Андрей. Причем врачи настоятельно не советовали Лиде рожать из-за проблем со щитовидной железой. Но она-то видела, как мечтает о сыне ее муж. А тут еще эта история с актрисой. Короче, она решилась. И едва не поплатилась за это жизнью. Вот как об этом вспоминает Е. Матвеев:

«Это было в октябре. Я пришел домой после очередного прогона пьесы (в Малом театре Матвеев тогда репетировал в спектакле «Привидения» по Г. Ибсену. — Ф.Р.). А дома… Вижу — мама в слезах:

— Женя! У тебя родился ребенок!..

–???

— Сын!

— Какой сын?! Ведь рано еще!

Никаких подозрительных мыслей, которые могли бы прийти в голову любому мужчине в подобной ситуации, у меня не было. Беспокоило другое — ведь только семь месяцев беременности! Или тот профессор-советчик ошибся? Что с Лидой? И какой родился ребенок?

Главврач родильного дома рассказал мне:

— Случай редчайший… Вопрос стоял так: или мать, или ребенок… Мы откровенно заявили, что нужна операция… Предложили ей посоветоваться с вами. Она ответила: «Его не беспокойте. У него сегодня сдача спектакля. А ребенок должен жить. Он очень хотел сына…» Это были ее последние слова перед операцией. Слава богу, живы оба…»

Между тем уже в 4-летнем возрасте сын Андрей едва не стал артистом — отец решил снять его в крохотном эпизодике в картине «Воскресение». Но эта задумка так и не осуществилась. Вот как об этом вспоминает отец мальчика:

«В фильме есть такая сцена: Нехлюдов приходит в тюрьму на свидание с Катюшей, и вдруг к нему подходит ребенок. Нехлюдов удивленно спрашивает у мальчика: «А ты что тут делаешь?» А тот отвечает: «Я здесь родился. Моя мама — политическая». Вот и вся сцена. Швейцер говорит мне: «Роль крошечная, искать ребенка времени нет. Может, ты своего приведешь?» Андрею тогда было около пяти лет. Тут же отрядили «Волгу» и привезли его на съемочную площадку. Швейцер приступил к репетиции и долго уговаривал сына сказать: «Моя мама — политическая». Андрей крепился-крепился, а потом выпалил: «Не скажу! Моя мама — хорошая!» На этом и кончилась его актерская биография».

К началу 60-х Матвеев стал одним из самых популярных актеров советского кино. Славу ему принесли не только роли Нехлюдова в «Воскресении» и Макара Нагульнова в «Поднятой целине», но и — особенно! — образ танкиста Федотова в фильме «Родная кровь». Любовная история, рассказанная в этом фильме (кстати, героиня Артмане по своим душевным качествам — полная копия жены Матвеева), не оставила зрителя равнодушным. Тысячи одиноких женщин, посмотрев «Родную кровь», сразу же влюбились в образ, созданный на экране. Сотни писем, которые стали приходить на имя Матвеева, говорят об этом со всей очевидностью. Вот что вспоминает об этом сам актер: «После моих спектаклей поклонницы Лиду просто отталкивали: мол, ты его еще ночью увидишь. И письма писали, и телефон обрывали, и гадости порой говорили. А уж про моих партнерш чего только не придумывали! Про Вию Артмане, Олю Остроумову, Валерию Заклунную, Людмилу Хитяеву… Когда встречаюсь с этими очаровательными женщинами, они смеются: какая я там по счету у тебя в гареме? Это не значит, что у меня к ним не было никакого душевного расположения. Было. Еще какое! Но я всегда боялся, что рассыплется моя семья. Без своей жены я или спился бы, или истаскался бы по бабам…»

В 1997 году, давая интервью одному из печатных изданий, Матвеев рассказал о своих детях следующее: «Сын Андрей и по темпераменту, и внешне ну просто до противности похож на меня. Вот смотрю сейчас свой «Дом, в котором я живу» — вылитый мой Андрей. Дети у меня абсолютно нормальные — по моим стопам никто не пошел. У сына вполне мужская профессия — он инженер-механик, золотые руки. Старший внук Алексей, ему двадцать один, бросил юридический и пошел помогать Андрею (кроме него, у Матвеева еще двое внуков: 14-летний Евгений и 5-летняя Надежда. — Ф.Р.). Светланочке одно время будущий зять внушал, что ей надо стать актрисой. Она даже поступала в Щукинское и во МХАТ — и там, и там дошла до третьего тура. Я в то время был в Риге, на декаде русской культуры. Волновался страшно, боялся: а вдруг примут?! Петр Глебов узнал про мои терзания и предложил позвонить своей приятельнице Цецилии Мансуровой, которая набирала курс в Щукинском училище. Я Пете говорю: «Ты позвони, задай вопрос, а потом дай трубку мне». Он так и сделал. Я беру трубку и слышу хриплый голос Мансуровой: «Хорошая девочка. Очень. Но, по-моему, рыба». Я тут же перезвонил домой и категорически запретил дочке идти на третий тур. Она послушалась и до сих пор мне благодарна. Сейчас работает филологом…»

После этого интервью Матвеев прожил еще шесть лет. Он умер 1 июня 2003 года.