Ведьмина шутка

Филип Капанадзе, 2021

Молодой парень разыскивает девушку, и отправляется в загадочное испанское поселение, пронизанное тайнами инквизиции. Но по дороге, он входит в конфликт с ведьмой, которая, за непочтительное отношение и насмешку над ней, накладывает на него необычное заклятие, вложив в это немного своей фантазии.

Глава 2

Наконец, разместившись в номере скромной гостиницы, разложив по местам вещи и приклеив пластырь к запекшейся кровью ране на лбу, Симон улегся в постель и крепко заснул.

Наутро он проснулся от головной боли и, сдернув одеяло, к великому ужасу увидел на руке увеличенного размера опухший средний палец — синего цвета, будто его разнесло от инфекции.

В первые часы похмелья он не в состоянии был припомнить причину столь странного явления, пока к концу дня длина среднего пальца не увеличилась в пятнадцать сантиметров, а кисть не стало сводить и превращать в то, что еще в древней Греции считалось грубым оскорблением. Тогда-то он и припомнил инцидент со старухой у часовни, но решил обратиться сперва к доктору.

По своему несчастью, Симон нашел молодого, очевидно, начинающего фельдшера, который больше из наделанного важничества, чем со знанием дела, принялся изуверски выпрямлять ему суставы. Эта бахвальная демонстрация со знанием дела по выворачиванию костей закончилось воплем с отборным ругательством.

— Ах ты, садист! Ты чуть не сломал мне палец, кретин! — кричал Симон, держась за свою проказу.

— Господи! Он у вас как закоченелая сарделька. Если честно, его только пилить двуручной пилой, — с идиотским выражением лица отвечал фельдшер.

— Ты, конченый балбес! Пиши направление к специалисту!

Молодой доктор с пришибленным видом что-то написал на бумажке и протянул:

— Вот. Направляю вас на амбулаторное обследование.

В тот же день, поскольку недуг продолжал прогрессировать, а амбулаторный врач деликатно намекал на ампутацию, Симон отправился к часовне и по дороге встретил католического священника. Испытав моральное облегчение, он хотел было почтительно перекреститься, но вовремя вспомнив о скрытой несчастной своей конечности и неэтичности манипуляции, которую должен был бы ею проделать с несгибаемым, выпирающим средним пальцем, решил воздержаться, дабы не оскорбить божьего служителя. Однако, когда Симон поведал святому отцу о своей беде, ему пришлось обнажить свою непристойную клешню для того, чтоб продемонстрировать жуткое последствие заклятия, совершённого над ним престарелой ведьмой. И был изумлен, что святой отец не воспринял этот жест близко к сердцу.

— Мда… чертовски оригинально она вас заколдовала. Видимо, вы очень разозлили ее. Боюсь даже представить, что вы ей такого наговорили.

— Вы можете расколдовать меня?

— Думаю, это не в моей компетенции, сын мой. В прошлом году некие сумасшедшие умоляли меня исцелить четверых прокаженных — и ни одного я не вылечил.

— Проклятие! Что мне делать?

— Единственное, что я могу для вас сделать, это дать вам настойку одной божьей травницы. Ею надо опрыскать больное место. Процедура десять дней натощак.

Симон недовольно сморщился.

— Ладно. Но в первую очередь я хотел бы отыскать эту горбатую Квазимодо.

— Если вы хотите снять заклятие, она вряд ли вам посодействует. Нет у нее милосердия. Не будьте наивны, а лучше последуйте моим рекомендациям.

— Я хочу сказать вам еще, что я ищу свою пропавшую девушку.

— А девушку есть смысл поискать.

Священник печально ухмылялся на пошлое произведение искусств, сотворенное ведьмой, и, сделав утонченный и заумный вид, указал парню в сторону юга, где, за туманом и густыми зарослями леса, в пятнадцати километрах от них находилась небольшая, богом забытая местность с имевшейся там башней, маршрут к которой в те времена не значился ни на одной дорожной карте, и знали его лишь некоторые жители близлежащих деревень, случайно забредшие в эти места.

«Как поведывают негласные сказания, известные лишь немногим из монахов цистерцианского ордена, — рассказывал священник, — то злополучное место когда-то, с 1558 года, являлось жилищем некоего весьма влиятельного высокопоставленного цистерцианского сановника, где находилась его личная резиденция в крепости с башней инквизитора, как ее окрестили, потому что верный ему палач жил всегда при нем — в этой башне.

Валенсия, когда-то в прошлом бывшая супруга цестерианского монаха (до того, как он посвятился в цестерианский орден и принял обед безбрачия), завладела его крепостью и, охмурив епархиального епископа, основала там пансион для молодых девиц — для того, чтоб под его покровительством вместе с коллективом угнетенных женщин выживать от репрессий инквизиции. Каждая гонимая чародейка, так или иначе связанная с колдовством и узнавшая об этом месте, находила себе в нем безопасное пристанище — до тех пор, пока крепость не осадило войско ордена меченосцев во главе с неким иезуитом, называвшимся в народе святым Дамианом из-за того, что он был единственный, кто мог властвовать над стихиями и поражать особо сильных ведьм.

Этот сановник, узнавший, что цистерианский монах в беде, а его владения заселила армия наводивших ужас бедствиями, голодом и мором сатанинских отродий, двинулся на них с войском. Осада крепости длилась почти трое суток. Оказалось, что женщины умело управлялись с башен огненными баллистами, поражая вражеские требушеты, сбивая со стен осадные приспособления и вызывая у рыцарей страшные галлюцинации. В результате группа женщин примерно в четыреста человек одержали верх, вынуждая выбившуюся из сил армию на время отступить от крепости. Однако Валенсия все же была поражена молнией, вызванной святым Дамианом, и, пока она умирала на своем одре, к нему прибыла подмога тамплиеров в восемьсот человек, наконец разбив адское полчище, а дочь Валенсии заточив в тюрьму.

Существует история о дочери Валенсии, которую звать Марибели. Жестоко истязаемая восемь дней подряд безжалостным молодым Аколитом, Марибели лишь дразнила истязателя в ответ на попытки развязать ей язык, и однажды коварно обманула его, раскрыв мучителю с проницательностью пророка о его страшном поступке — изнасиловании и убийстве троюродной сестры одного французского виконта Бастиана, который являлся уважаемой персоной королевской знати. Марибели сообщила, что тело убиенной (которое он сбросил в расщелину) уже скоро найдено будет стражниками, а следы, оставленные им на месте преступления, скоро приведут к нему, и тогда убийце не миновать смертной казни, и сам инквизитор четвертует его. Молодой изверг очень сожалел, что не сжег на месте тело девушки и, перепугавшись, решил подстраховаться. Прихватив с собой хворост и огниво, он отправился к небольшому утесу, откуда сбросил тело. Но всю дорогу ему чудился чей-то едкий, ухмыляющийся смех сзади, словно за ним кто-то следовал. Достигнув места, он наконец спустился в расщелину и, обнаружив на месте уже разложившийся труп девушки, принялся его сжигать. Когда костер ярко заполыхал, он стал рядом, дожидаясь конца истления страшной улики, не подозревая, что в этот миг с утеса за ним наблюдала какая-то гнусная прислужница Марибели, занеся уже над ним булыжник и метнув им в изувера, который, потеряв равновесие, с воплем обрушился в пламя и там дотла сгорел. Подойдя к истлевшим костям, прислужнице оставалось только подобрать ключи от тюрьмы, проникнуть ночью в камеру и выпустить свою предводительницу.

После побега главной целью этой ведьмы было уничтожать Домиана — за то, что тот убил ее мать. Но как бы то ни было, о смерти его до сих пор ничего не известно, кроме того, что Домиан бесследно исчез прямо из своих покоев, охранявшихся десятками вооруженных тамплиеров. Узнавший о побеге Марибели и странном исчезновении своего Аколита, инквизитор бросился на его поиски, и вскоре, увидев его жалкую смерть, поклялся отправить Марибели в ад.

Никто определенно не знает, как закончилась его месть. Лишь ходят слухи простолюдин в народе, что инквизитор сурово покарал ведьму, но та, вернувшись из преисподней, отплатила ему тем же. Так или иначе, женщина, именуемая Марибели, сейчас управляет замком в крепости и имеет во владении около трехсот прислужниц. В ее общину завлекались дамы разных возрастов, мотив которых заключался в том, чтобы убежать от дискриминации и разного рода социальных зависимостей. Изначально, община имела феминистскую направленность, но практиковавшаяся в ней колдовство, одновременно с профанацией сектантской доктрины превосходства и всемогущества над людьми — властью и силою темной магии — постепенно вымещала первоначальные цели женщин, обезображивая их тела и души».

— Нельзя ли по существу дела, я утомился, — заговорил Симон, скучно зевнув.

— Пойми, я только хочу сказать тебе, что в шести милях от нас, — священник указал в направлении тумана, за которым находятся крепость с башней, — обитает целая свора хладнокровных феминисток. И если ты задумал отыскать ведьму, то одумайся, пока не поздно. Ведь, если тебя обратят в истукана или в смоляной столб, то душу твою повергнут дикие терзания. Это как если бы кого-либо замуровать цементом без возможности дать умереть. Ты не увидишь света, радости, прелестей жизни. Запомни это! — напутствовал священник Симона.

В выражении священника читалась все та же тихая и едва заметная насмешка над озорной шуткой ведьмы на руке Симона. И вдруг его озарило уведомить его о таинственных свойствах его проказы:

— Я забыл тебе сказать, что этот нецензурный жест, олицетворяющий культуру вашей извращённой молодежи, может расти до невероятных размеров. И знаешь, почему?

— Нет, осените меня, святой отец.

— Потому что магия — это химия. Как в природе. Знаешь, есть камень, который растёт при соприкосновении с влагой, например, дождя. Его название Тровант. Есть в этой ведьминой шутке примесь Трованта. Это я точно знаю. Мой брат — химик. Он изучил состав этих откуда ни возьмись выросших, словно из-под земли, трехметровых изваяний, которые, наверное, попадались тебе на пути. Это люди, которые оказались не в том месте, где надо, перед лицом козней этих пакостных тварей сатаны.

— Это я знаю без вас, что она у меня растет, — потряс больной рукой перед проповедником Симон, — и что мне с этим делать?

— Не знаю. Можешь попробовать рецепт травницы. Ну, или, на худой конец, поладить со старухой?

— Знаете, что я сделаю? Простите уж вы меня, святой отец! Я отвешу этим гигантским пальцем ей смачный щелбан, если она не поладит со мной. Клянусь вам, — при этой реплике Симон не со зла опять экспонировал в лицо святому отцу своей монолитной озорной шалостью, демонстрируя, с помощью чего он будет налаживать отношения с ведьмой.