Я дарую Вам презренье. История безымянного человека

Фёдор Титарчук

Перелом в сознании общества начался, наверное, с фильма «Бойцовский клуб». Перелом в сознании, которое задает вопросы вроде: «Где моя война?», «Почему я раб работы?» и «Почему общество указывает мне что верно и что неверно?»Именно так! Перелом начался и подвижки уже налицо, но вот что делать тем, кто своим нутром ощущает ущербность этого общества, но обстоятельства заставляют делать именно то, что требуется для чьего-то блага.Протестовать! И только! Примерно так, как это делает главный герой этой книги.

3

Район, некогда бывший обителью тракторостроителей, встретил Его, на удивление, утренней прохладой. Пышная зелень заброшенных насаждений и растрескавшийся, поднятый местами массивными корнями, асфальтом. Прохлада, ленивые коты, греющиеся в пятнах солнечного света, теплый асфальт, да редкие прохожие, — вот и все, что окружало Его по пути к метро.

Спускаясь в метро, пробегая быстро участок перехода, принадлежащий железной дороге и потому находившийся в двух минутах от состояния заброшенности, выскочив в освещённое пространство облицованного керамогранитом перехода непосредственно метрополитена, Он мимоходом вспомнил барышню, с которой Ему посчастливилось скоротать прошлую ночь. Образ сам собой всплыл в памяти и так же ушёл куда-то, откуда навряд ли уже вернется. Она осталась в прошлом, хотя, думал Он, вполне можно было бы внести её в перечень тех, у кого на непредвиденный случай можно было бы прислониться как телом, так и душей.

Порой так случалось, что «жизнь давала серьезную трещину» и требовался кто-то, кто мог бы создать ощущение не полной безнадежности существования, давал возможность окунуться в объятия уюта и чужого тепла. Несколько раз Его пытались «привязать» и остепенить, но внутреннее ощущение поводка было невыносимо, потому при первых же признаках, что дело идет к более-менее серьезным отношениям, Он тут же увеличивал дистанцию, порой вообще скрываясь из виду. В этом был весь Он. Женщины его привлекали. Более того, без них Он просто не смыслил своего существования! Они были не просто необходимым атрибутом — они были смыслом Его жизни, но лишь до тех пор, пока не претендовали на Его личные свободы и не ставили ограничений на общение с иными особями своего пола.

Прохлада метро расслабила. Расслабила до состояния сонливости. Поезд тарахтел, попутно наполняясь пассажирами, спешащими на работу. Говорят, были времена, когда направление в сторону центра в это утреннее время было практически пустынным. Было то во времена бытности Союза, когда основная занятость населения приходилась на заводы и основной пассажиропоток направлялся как раз в сторону ныне заброшенных монстров советской индустрии. Теперь люди спешили в офисы, расположенные в иных частых города, в обратном направлении.

На Жукова в вагон уже не поместились все желающие. Девушки в джинсе с низкой посадкой врывались в сознание, стоило лишь открыть на миг глаза. Полупрозрачные топы, сандалии, оголенные животы… Руки сами тянулись прикоснутся ко всему этому, нарушая тем самым сразу как морально-этические нормы, так и отдельные статьи административного, а возможно и уголовно-процессуального кодексов.

Увы, солнце, метро, ощущение безысходности при первом шаге через порог офиса, все это уничтожило ощущение «удавшейся жизни». Напротив, усталость последних дней напомнила тут же о себе. В кабинет Он едва ли не ввалился. Ноги сами собой донесли Его до кресла, в которое Он тут же рухнул, желая лишь одного — забыться, послав всех подальше.

Ни о какой работе, естественно, речи идти не могло, и спасти Его была в состоянии, разве что, изрядная порция кофе. Кофе-автомат стоял этажом ниже, в комнате приема пищи, прозванного просто «Кухней». Стоял себе, горел лампочкой индикации и ждал, когда в него засыпят порцию кофе, зальют водой и… Кофе, естественно, не было. Но Он прекрасно знал где таковым можно было «разжиться». В шкафчике над автоматом исправно кто-то оставлял свою пачку, постепенно таявшую на глазах.

Кухня, вопреки Его ожиданиям, оказалась не пустынной комнатой, а даже очень обитаемой. Барышня была молода, даже чересчур. Стояла она к Нему спиной и потому Он не мог определить что-либо по её лицу, хотя и взора с кормы было достаточно, чтобы уставший и опустошенный мужской организм тут же потребовал размножения во имя продолжения рода.

«Да уж, я бы с ней переспал!» — подумал Он и она тут же обернулась, устремив на Него свой ещё наивный взор неопытной девочки, вступившей во взрослую жизнь, но ещё не успевшей достаточно познать таковую.

— Что? — переспросила она.

— Наверное это были мысли в слух, — пробормотал Он, пройдя мимо неё в сторону шкафчика с кофе.

— Ты захотел со мной переспать? — поинтересовалась она детским голосочком от которого Ему и впрямь захотелось исполнить это желание. Было в ней нечто, что пока ещё не раскрылось, но давало основания полагать о достаточно большом потенциале.

— Я совсем другое хотел сказать, — кровь забурлила, и Он покрылся краской. Она, к счастью, этого не заметила, глядя, должно быть, в упор, в спину.

Кофе, увы, в шкафчике не нашлось. Краснел Он в последний раз уже настолько давно, что даже забыл что это такое. Потому Он попросту застыл, не находясь что ответить и как действовать дальше.

— У меня есть кофе, — произнесла тоненьким голосочком она. — В стике, правда.

— Поделишься? — резко повернулся Он, отчего та отскочила на пару шагов назад, хоть и стояла метрах в семи позади.

— Да, — протянула она Ему стик. — Ты будешь здесь пить?

Он и сам не знал где собирается пить кофе. Здесь? Почему бы и нет!

— Только если ты составишь компанию, — улыбнулся Он. И, видимо, улыбка оказалась столь измученной, что она тут же выразила все признаки жалости к Нему:

— Наверное устал?

Он и действительно устал. Днем работа, ненавистная и бесперспективная — благо что в офисе. Ночью та жизнь, которая влекла Его, хотя, моментами, что последнее время случались все чаще и становились все продолжительней, и эта часть Его естества вызывала отторжение. И тогда не хотелось жить, мир становился пустым, Он казался здесь лишним и тяжесть в душе тянула на край моста или вперед с перрона под очередную электричку. Но, естественно, все это было у Него внутри. Глубоко и недоступно ни кому. Его внутренний мир был только Его вотчиной, куда Он не пускал, пожалуй, вообще ни кого, создавая для охочих до близкого общения людей, искусственные, созданные под них, миры. Это было интересно и даже захватывающе, но часто миры не стыковались меж собой и общие знакомые удивлялись, когда оказывалось, что у них вроде бы как имеется общий знакомый, но такой неоднозначный в их трактовках.

— Это давление… — ответил Он. — Чайник ставила уже?

Чайник она, конечно же поставила, тот уже даже гудел, готовясь выдать порцию кипятка. Чашка, хозяйская, нашлась здесь же и трясущиеся руки в свете темных кругов в глазах отправились к ней.

— Звать то как тебя, девочка? — поинтересовался мимоходом Он.

— Я не девочка! — возмутилась та. — Мне уже двадцать пять лет, и я…

«Может и так. Может и двадцать пять, только последняя моя знакомая в этом возрасте уже имела двух состоятельных любовников, у которых бал на содержании и которым взамен этого доставляла определённые услуги-удовольствия, а в перерывах зарабатывала на перекрестке в вечернее время».

— Извини, я несколько резковат… — остановил поток её возмущения Он. — И все же, обращаться то к тебе как?

— Аля, — ответила она. — Алина я.

— Ну вот и прекрасно, Аля. Давай нальем себе кофе.

***

Аля оказалась достаточно интересной барыней, увлекающейся каким-то видом спорта, суть которого он понять не особо стремился. Связано это было с разбиением на команды, альпинизмом, выполнением чего-то вроде квестов и тому подобное.

В ней было что-то такое, что заставило пересмотреть к ней отношение, как к объекту приложения похотливой составляющей, забыть о ней вовсе, и просто посидеть и в течении минут пятнадцати просто попить кофе, поговорить ни о чем и не ощущать, что реагировать нужно сексуально, выбирать слова, оттачивать арсенал «самца» и периодами вбрасывать нечто веселое или забавное. Она оказалась чем-то таким, что не тяготило и не требовало дополнительных затрат энергии.

— Ну что, пора по рабочим местам? — кофе был допит.

— Да, идем, — несколько поспешно вскочила она. — Меня, наверное, уже кинулись.

«Навряд ли», — подумал Он, зная особенности утреннего офиса, но ничего ей говорить не стал.

— Что делаешь сегодня вечером?! — как-то само собой вырвалось уже на лестничной клетке. Он и сам удивился как это случилось. Естественным продолжением сегодняшнего дня должен был стать отдых. И ничего кроме него. Но извечная привычка охотника и ходока взяли сиюминутно верх над благоразумием и…

— Не знаю, — уставилась на Него она своим наивным взором. — Нужно спросить у мамы…

— Хорошо, извини, — отмахнулся улыбаясь Он. — Лучше забудь. Это плохая идея. Извини. — они разошлись.