Воспоминания старого шамана. Модорхон

Хамархан Хамтай Александр

Модорхон – это имя девушки из древнего эвенкийского рода. – Это ценный бриллиант, с виду обычный, будто простое стекло, но если присмотреться на свет, тогда он расцветет и заиграет своими гранями.История Модорхон – это яркое солнце и холодная луна, это человек и природа. Радость первого вздоха и чистая слеза юной наивной любви. Это художник, что сидит у подножья высокой горы, он Творец мироздания. Он – это мы, его дети. И мы, как и он, несем свою жизнь в этот прекрасный и удивительный мир!

Глава 2. Народ кочевой, северный

Шел народ кочевой по своей земле,

Шел лесами густыми, зелеными,

Вдоль широких и чистых рек,

Где-то вброд проходил, на другую сторону.

Где-то шел полями и степью широкой.

Когда горы вставали на его пути,

Поднимался он в горы без сомнений и страха.

Там Создатель народ свой испытывал,

Ветром сильным его задувал,

И дождем проливным его поливал,

Бурями крутил и вихрями,

Туманами прятал тропы, снегом их засыпал.

Все равно шел народ по своим дорогам.

Сквозь крутые пики, сквозь холодные ледники,

С благодарностью шел, он, к Создателю,

За путь тот нелегкий, и за все его испытания.

Спускался когда, он, с высоких гор,

С ледников холодных и пиков крутых,

В долине предгорной продолжал свой путь.

Летом шел и зимой, осенью и весной.

Легкий народ кочевой, — как ветер,

Светлый, — как солнце небесное,

Крепкий — как зимний мороз,

Суровый и стойкий — как северный край.

Был в том народе старейшина,

У костра, на привале, учил молодых:

— «Все на этой земле повторяется,

Что было раньше, — повторится и с нами,

Что будет после — повторится с другими людьми».

Много лучших сынов родила Природа,

Многих носила она по своей земле,

Жизнью учила, их, крепко воспитывала,

Многих из них проводила в Вечность.

Время пройдет, и вода утечет из рек,

Но ничего на земле не измениться.

Все те же леса густые и поля вокруг,

Та же степь широкая и высокие горы.

Пока жив наш народ посреди земли,

Будет жить и Природа среди своих сыновей,

Пока живы в ней Небеса,

Будет солнце яркое их освещать,

Новый народ будет шагать по земле,

Светлый народ, — как солнце небесное,

Крепкий и сильный — как зимний мороз,

Суровый и стойкий — как северный край.

Будет привал, у него, и костер в новом месте,

Скажет тогда старейшина нового рода:

«Все на нашей земле повторяется,

Что было раньше, — повторится и с нами,

Что будет после — повторится с другими людьми».

(Народ кочевой северный)

Жил был северный народ. Кочевал он много, перебирался на оленьих упряжках с утра и до позднего вечера. Недолго стояли стойбища на одном месте. Пока олени пасутся, пока траву с веточками объедают, люди рядом с ними находятся. А как объели траву, как опустел для них лес своим кормом, так двинулись люди дальше кочевать.

Долго сохранялся такой уклад, ничего не менялось у народа. Был у людей свой язык, не простой и не понятный для других, однако напевный и искренний. Много в нем было слов от самой природы. Лес, тундра, деревья, трава и снег — все по-особому говорилось, по-своему.

У снега, к примеру, много имен: ветреный снег — одно имя носит, морозный лежалый — другое. Свежий и «теплый» — третье, «мохнатый» — четвертое. Еще был «ледяной снег» — рыхлый весенний, или крепкий и плотный. Много очень точных и емких названий. На каждую погоду — свои имена. Важные они были для пастухов, потому как менялась погода, менялся от этого и пастуший уклад.

Раньше так старики молодым говорили:

«Для городских жителей снег почти одинаковый: — толи чистый, — толи грязный, может пушистый или колючий. У нас, жителей севера, снег всегда разный, много характеров у него, много своих названий. Важно для северного кочевника, какой сегодня снег. По его состоянию и погоду определяли, и охоту, и наперед события, могли предсказывать кочевые люди. Много примет они замечали.

Человек природы

Человек, который кочует, сильно от природы зависит: от циклов ее, от изменений разных. От капризов природных тоже зависит. Связь у людей образовалась со всем живым, не живым, и со всем окружением лесным. Как думали они, как мыслили — так все и получалось. Если думали плохо, сквернословили, недоброго другим желали, — тогда отворачивалась от них природа, учила людей своими уроками.

Связь совершенно не сложная: следствие проявилось — причина рядом где-то. Подумай и найдешь ее сразу. Вот так люди, через простые истины, наблюдения свои и знания, становились мудрыми. Суть вещей понимали и природную истину.

Были у людей Духи, почитаемые и свои божества. Поклонялись они, уважали небесного Бога. Прославляли в песнях своих, детям в колыбельных рассказывали. Воспитывали, их, историей края родного, словами первыми, молоком материнским. Позже, когда подрастали дети — взрослую жизнь начинали постигать.

Солнце, для них, ходило от рассвета к закату, горизонты открывало новые и новый опыт».

Знали Кочевники: — все в этом мире подвижно, нет ничего постоянного. Менялись места для кочевок, и природа везде была разная. И если понимал человек ту подвижность, — тогда он свободу свою обретал. Обретал он счастье земное, и большую любовь.

Одни старики кочевые так молодых учили:

«Веками искал человек, где лучше. Где он никогда не бывал. Казалось ему, что в других местах и реки прозрачнее, и трава гуще, и солнце там светит ярче. Небо глубокое синее, там, — еще глубже и еще синее. Но попав на чужую сторону, понимал человек со временем: все на земле одинаково, только с разницей небольшой.

И как бы не отдалялся, он, от корней своих, от мест знакомых и родных, — всегда он стремился попасть назад. Родные места свои навестить. — Таковы у природы законы, — таковы у людей правила.

Другие старейшины, из других мест, для своих людей повторяли:

— «Хорошо где нас нет: — там, в тех местах хлеб пышнее, возможностей больше. Красот распрекрасных полно и зимы не такие суровые. Есть там счастье и новые звезды. Все это так, но лишь на поверхности. Люди другие там и климат не каждому. Уклад и порядок другой в тех местах. Человек, на чужой стороне, должен встроиться. Подчинить самого себя под чужие законы, и правила».

Третьи старейшины своим молодым вторили:

— «Есть посреди кочевого народа другие люди. Помнят они о своем месте, — о старцах мудрых своих родовых. Легко таким на любой земле. Куда бы они ни пошли, и куда бы ни ехали. Везде, их, предки поддерживают, и везде раскрывают двери. Сохраняют они, кочевые пути и дороги. Ведут за собою других людей, к новым звездам и к новому счастью!»

Песня северного кочевника

Жизнь моя светлая

Когда вижу я лес непроходимый,

Зимней белой одеждой припорошенный,

— Спою про него обязательно,

Вижу зайца впереди

— И про него не забуду спеть.

Вот следы впереди медвежьи,

Шел хозяин тайги по своим делам.

— Страшно ему на глаза попадаться.

Но я, его, все равно не боюсь,

Потому что есть у меня ружье,

И собаки есть верные.

Если что, залают, они, защитят,

Не дадут медведю напасть на меня.

Он хозяин тайги, у него свои заботы

И своя косолапая жизнь.

А у меня своя дорога, кочевая,

С медвежьей совсем не схожая.

Сани мои легкие, сани мои надежные,

Несутся быстро по лесу,

Несутся быстро по тундре.

Еду я далеко, еду я со своими оленями.

Жизнь моя светлая, — как солнце на небе,

Жизнь моя прозрачная — как сами небеса,

А мысли мои бесконечные

— Как сама вечность над моей головой.

Есть у меня семья: жена моя и дети,

Есть у меня братья и сестры,

Есть у меня родители.

Все они живы и здоровы, и все в пути находятся.

Жизнь моя летит, не останавливается,

Никуда не сворачивает моя жизнь.

Торопится она все увидеть и везде побывать,

Торопится новое познать и старое,

То чего предки мои видели,

И то, что увижу только я и никто другой!

Хорошая жизнь на земле, без горя и печали,

Со светлым днем она поднимается,

И весь день по дороге бежит,

Только с первыми звездами останавливается,

И на новой кочевке спать ложится.

Есть на земле и другая жизнь,

Жизнь людей ушедших, — предков наших далеких.

Не знаю ее совсем, но знаю точно,

Придет и мое время, и я сам пойду туда.

Оставлю земную дорогу и живых людей.

Тогда дети, мои, будут оленей запрягать,

Чум заново в дорогу укладывать.

Будет у моих детей жизнь светлая,

А путь, их, такой же легкий,

Как и у меня сейчас!

Вырастит тогда сын мой старший,

Скажет другим, как я сам говорил:

Жизнь моя светлая, — как солнце на небе,

Жизнь моя прозрачная — как сами небеса,

А мысли мои бесконечные

— Как сама вечность над моей головой!

«Жизнь моя светлая!»

(Песня северного кочевника)

Стояло пастушье стойбище

Стояло пастушье стойбище,

Чум стоял посередине леса.

Олени лежали там на снегу,

Отдыхали после длинного перехода.

Собаки мохнатые рядом лежали,

Там же с оленями отдыхали.

Самые лучшие друзья пастухов.

Самые надежные их защитники.

На охоту с ними, или в кочевку,

— Везде сопроводят, собаки,

Предупредят везде, защитят людей.

Снег лежит возле чума,

Ногами и копытами утоптанный,

Ветром северным уплотненный.

А внутри чума костер горит.

Теплится жизнь человеческая посреди Тайги,

Душу таежную от холода согревает.

Радуется Тайга своим детям,

Дарит для них новый морозный день.

Тепло пастухам внутри чума, уютно.

Вкусно пахнет там: по-особому по родному.

Хозяйка готовит ужин для своей семьи.

Все как обычно и просто, — ничего нового,

Однако приятно так, и так хорошо!

То, что у прадедов, у далеких было,

Все и у правнуков, их, сохранилось.

Истории старые кочевые пастушьи,

Передавались мужчинам и женщинам.

Женщины песни пели мелодичным голосом,

А мужчины, под треск у костра,

Делились сказаниями старыми,

Теми, что слышали раньше от предков,

И всем тем, что видели по своей дороге.

В том и счастье природное для людей кочевых:

Каждый день новое, в то же время знакомое,

Не однажды увиденное, не однажды хоженое.

Где люди чум поставили,

— Там и дом настоящий на целые века,

— Там и жилище у тех кочевников,

— Там и пища для них самих.

Летят птицы над чумом,

Все вокруг видят, все обозревают.

Лес под ними огромный заснеженный,

Со своими заснувшими жителями.

Реки, замерзшие, крепким льдом скованные,

Начало берут, они, высоко в горах,

В мелких ручьях и речушках текут,

Собирают свои холодные воды.

Наполняются по своему пути,

И широкими там становятся,

Где быстро бегут напрямую,

А где зигзагами обходят препятствия.

Большая тайга под низом у птиц,

— Тайга бескрайняя, беспредельная.

Где-то там посреди лесов,

Затерялся поселок малый.

Что там делают люди, и зачем там живут?

Видят птицы поселок,

И мимо него пролетают,

Есть, у них, цели свои воздушные,

Есть, у них, ориентиры свои.

Далеко, далеко тайга раскинулась:

Ни взглядом, её, птичьим не охватить,

Ни в голове человеческой не представить.

Там на самом далеком месте,

На бескрайних просторах тайги, есть конец земли.

Солнце там первое просыпается,

Новый день поднимает от крепкого сна.

Не одно поколение народ там живет,

Всю историю помнит, и другим передает.

В постоянстве том, счастье свое находит.

Так было раньше, так есть и сейчас,

Так оно будет после далеких времен!

Другой же народ в вечном странствии пребывает,

Не привязанный, он, к одной местности.

Корни свои и традиции, он, с собой, далеко несет.

Дух у того народа крепкий, силой наполненный.

Неутомимый Дух, — древний, — Кочевой.

Водит народ, Он, своими дорогам,

Краями неведанными и не хожими тропами.

Открывает все тайны, народу, в его пути,

Сберегает в дороге людей преданных, верных,

Сберегает в пути, он, своих людей!…

«Стояло пастушье стойбище»

(Песня северного кочевника)

Мать наша — Тайга

Кочевой народ, северный, легкий

Нет у него ничего про запас.

Все что нужно, ему, — в дороге,

— Все по пути, у него, в Тайге.

Мать-Тайга для народа приветливая,

Заботливая, она, для него.

Не бросает своих детей,

Одних в беде никогда не оставит.

Соглядатаи есть у Тайги:

Звери малые, не заметные.

Есть у нее и защитники,

— Звери больших размеров — хищные звери.

Есть у Тайги маяки: горы высокие и холмы.

Далеко, их, отовсюду видно,

По ним ориентиры для легких птиц.

Птицы — воздушные сущности, — быстро летят,

Напрямую, Тайге, вести приносят.

У них другие законы и другие правила.

Так и живет Тайга со своими жителями,

Кочевому народу в его пути помогает.

По дороге, его, домом становится,

С легкой «ветреной крышей»,

И с лесными сосновыми стенами.

Водят сыны таежные свои сани в оленьих упряжках.

Знают они о «Таежной Матери»,

И любовь, ее, великую материнскую

В своих верных сердцах берегут.

Море есть на самом краю земли.

Холодное море, далекое северное.

— Как завет, оно, для того народа.

Стремятся к нему кочевники.

В своей жизни хоть бы раз повидать,

Поклониться Духам морским,

Поблагодарить их за путь не легкий,

За путь долгий кочевой и священный.

Везде им поможет Таежная Мать,

Позволит им море увидеть северное,

Поклониться ему позволит,

И назад вернуться, в родные края,!

«Мать наша — Тайга».

(Песня северного кочевника)

Катились кочевники по своему пути от раннего утра и до позднего вечера. К вечеру только становились на постой. Сами себе хозяева, сами себе гости. С духами местности здоровались, со своими духами вместе кочевали.

Оленей, они, распрягли, и пастись отпустили. Чум «подняли» высόко, — возвели его быстро на хорошем месте. Вещи в новое жилище из саней перенесли. Олени у кочевников приученные, от кочевья далеко не уходят. Траву копытят под глубоким снегом, питаются, силы восполняют для следующего дня. Собачки тоже умные, хозяевами прикормленные, — не далеко улеглись от чума, — лежат от дальнего перехода отдыхают. Шерсть у собак густая, защищает их от мороза и от ветра. Обо всех позаботилась Природа, о своих коренных обитателях.

* * *

Хозяин с хозяйкой развели костер в чуме, огонь запустили в свое жилище. Загорелся он, разгорячился, дымом стал виться. Через отверстие стал наружу выходить.

Высыпал пастух травы, из мешочка, в огонь. Молитву свою не хитрую прочитал. Подхватил огонь пахучую траву, проглотил, ее, сильным пламенем, обдал жилище травяным запахом, обкурил его изнутри: — каждый мелкий уголок, — каждый закоулок в чуме.

Услыхали Духи таежные, прилетели, пришли на запах. Поздоровался пастух с ними, поприветствовал и в гости пригласил. Обрадовались, Духи, новым пришельцам, — пастухам почитающим местные правила. В чум вошли, расселись вокруг костра. Рядом с пастухами сидят, греются, разговаривают и общаются беззвучно друг с другом. Понимают их пастух со своею женой, понимают чужое присутствие.

Хозяйка ужин стала готовить, первой пищей огонь кормить. Через стихию огненную к предкам своим обращаться, к бабушкам далеким, к хранительницам старых историй. Запела хозяйка песню в половину голоса, песню хорошую, про свою жизнь в тайге. Услышали Духи, ее, — обрадовались. Сидят на местах у очага, слушают внимательно. В котле варится похлебка, чум ароматами наполняет. Готовит хозяйка ужин, бульон деревянным черпаком помешивает. Закончилась песня пастушья, и тут же началась другая.

Дети кочевников рядом сидят, смотрят на свою мать и на своего отца. Слушают песни и глядят на костер. Длинный день у них оказался: большой переход сегодня сделали. Устали за всю дорогу, проголодались. Ждут с нетерпением не дождутся, когда же их мама покушать положит.

Сготовился ужин, стала хозяйка похлебку по плошкам разливать. Сперва хозяину налила, потом детям малым, а потом и себе. Мясо выложила на большой поднос. Отрезал пастух кусочек мяса и кинул в костер, еще отрезал и еще кинул. Поднял свою плошку и покапал бульоном в огонь. Снова Духов поприветствовал, покормил костер свежей пищей.

Радовались Духи местные новым гостям, — пастухам кочевым радовались. Пищи попробовали, песни их послушали. Приняли подношения от людей, рядом с ними посидели. Погрелись, они, у костра, а потом разлетелись по всей Тайге.

Наполнялась Большая Тайга радостью, от почтения и от любви от своих детей. Наполнялся «дом» пастухов новой энергией, с новой силой входили люди в Большую Тайгу.

Хозяин

Есть у любого народа такое слово, понятное на любом языке. У северных людей так поставлено: — один хозяин в доме, один человек ответственный голова. Он несет свои мысли, — он по своим путям ведет семью. Обеспечивает ее новым местом, теплом и огнем, пищей сытной. Добычей лесной обеспечивает — если охотник, рыбой пойманной — если рыбак, олениной — если пастух олений.

Есть у хозяина свои правила и свои законы. Подчиняется им вся его семья. Так сложилось давно, такими устоями жили, его, предки далекие, так будут жить, его, дети и внуки.

Хозяина все слушают, и никто ему не перечит. Если сказал чего, — тогда выполняют.

Гости редкие появляются в чуме, в первую очередь здороваются с хозяином и с хозяйкой, разрешения просят войти в жилище. Разрешает, хозяин, гостям, — никогда не отказывает.

Разница есть оттого кто хозяин:

— Молодой хозяин в чуме — это одна история, — старый — совсем другая. Тут как жизнь сложится, — у всех она разная. Кому-то повезет со своими стариками пожить. Их навыков и мудрости рядом набраться.

Чувствует старый хозяин силу, — вперед идет и семью большую ведет за собой. А коли время пришло для него, так он старшему сыну место уступает, сам с ним рядышком становится, — вторым человеком. Хорошо молодому, если отец его рядом. Есть всегда с кем посоветоваться, мыслями своими поделиться.

Так в природе суровой заложено: — один Вожак в стае посреди хищных зверей, — один Хозяин в чуме, посреди кочевых людей.

В этом чуме был взрослый хозяин со своею женой. Были у них дети: три сына и младшая дочь. Далеко кочевали пастухи, надолго не задерживались в одних местах. Где их родина, где их предки? — Одному только Богу известно.

Предки, их, — в пути похоронены, — на бескрайних сибирских просторах.

Родина их — почитай вся земля кочевая: — где переходы длинные, — где остановки пастушьи, — там и место их, — там родина для кочевников. Не привязанная она к одной земле, никем не якоренная.

Свобода народная северная, — сила Духа кочевая. Предки далекие, истории старые, — все в головах и в сердцах пастухов сохраняются. Память о близких родных — у них, в душах, в потаенных самых уголках. Легкие люди северные, по своей сути — быстрые. На месте не сидят, — всегда двигаются. В этом движении жизни свои находят: — новый рассвет встречают в одном месте, а к закату — в другое место перебираются.

Старики говорили про северный народ:

«От первой остановки, от самого первого кочевья и до последнего следа оленьего — все это их земля, — все это их Родина. Где ступила нога кочевого человека, там тайга благословенная стала. Все потому, что любит Природа движение, и детей, своих, кочевать отправляет. Прославляют, ее, дети, с почитанием к ее стихиям относятся. Так оно было раньше, так оно есть сейчас, так оно будет дальше, покуда жив кочевой народ, покуда заботится о нем Природа.

Вечер поздний стоял в тайге. Небеса теменью укрылись, затянулись мутными непроглядными облаками.

Задумалась Тайга перед сном, решила снегом убранство свое припорошить. Нахмурилось темное небо и просыпало на Тайгу крупные белые хлопья.

Лежат олени на снегу, сверху снегом густым посыпаются. Глазами хлопают, ресницами большие снежинки ловят. Морозно было до сих пор, пока снег не посыпал с небес. А когда разошелся сильно, — потеплело сразу, хорошо стало вокруг, тихо.

Друзья верные, мохнатые

Собаки лежат на снегу рядом с оленями, уши свои навострили. Для них ночная работа — самая главная. Где ветка хрустнет, где птица своим крылом взмахнёт — любое движение учует собака, любое колыхание услышит.

Есть у кочевников две опасности посреди тайги.

Первая — хищники лесные. На тот случай собаки выручают, если что — предупреждают пастухов. Для защиты от зверя ружья есть у кочевников, пули в них, огнем отлитые.

Вторая опасность серьезнее, — нету ни пули на нее, ни ружья. — Эта опасность — Духи чужие, местные, — не приветливые бестелесные существа.

Бывает, стараются пастухи их задобрить, — угощениями вовремя накормить, — молитвами своими упросить. Но гневаются, все равно, Духи, гостей непрошенных не принимают. Уводят, их, не теми дорогами, голову кружат старшему пастуху.

Могут, Духи, зверем хищным прикинуться, — отклониться заставят людей от своей дороги. Могут птицей вверх полететь, — знак людям не тот подать. Бывает, призраками темными, посреди деревьев, носятся, — страху на кочевников нагоняют.

Но бывает и так, что кочевники сильные, — не боятся призраков этих. Тогда Духи пугают оленей, на животных домашних страхом влияют. Боятся олени призраков, движение свое останавливают. Но и здесь пастухи смелые, — управляют своими оленями.

Так, со зверьем лесным, хоть как-то можно поладить, — по-хорошему разойтись или пулями, его, отогнать. Но вот с Духами — не всегда получается. Не силен человек, на них влиять, — нету такой способности. В этих особых случаях, когда трудно совсем становится, молится Богу кочевник и Природе молится, предков своих поминает. Просит защиты, благословления, продолжение своего пути просит.

Помогают кочевнику его родители, земные и небесные: — Бог по-отечески строго, его, наставляет, а Природа — ласково и по-матерински.

В каждом таежном действии, в каждом явлении непонятном, есть серьезное испытание, и урок есть особый, — смысл для того человека. Понимает он: — если исправит ошибки в пути, — тогда он проходит урок. Мудрость предков своих познает, постигает тогда, он, истину.

Небеса перед ним открываются, очищаются от темных туч. Путь у кочевника становится светлым и легким, прямым становится без поворотов и лишних петель.

Жизнь кочевая — не быстрая: сколько нужно ногами пройти, сколько копытами оленьими побежать. Всю судьбу в жизни отмерить, судьбы детей своих сопроводить. Так оно было по всей кочевой судьбе: помогали пастухи друг другу, по пути своих предков следовали.

Летом рек держались и ручьев, чтобы самим напиться и оленей с собаками напоить. Посреди стоянок костер разводили, дымокур устраивали, — травой, от гнуса, себя и животных окуривали. Рыбачили рыбу в таежных реках, на дичь лесную, в пути, охотились. По-хозяйски жил человек. Лишнего у Природы не брал, про запас ничего не прятал, — только самое нужное в кочевом пути. Там где прошли кочевники, — ни трава не примята, — ни деревья живые не срублены. Лишь сухие убрал человек, завалы природные за собой почистил.

Понимал кочевник: вся тайга, на его пути, и весь лес — это дом его, а дома у себя, — по-хозяйски нужно: аккуратно ходить и ездить, — прибирать за собой лесные стоянки. Не один человек на свете, есть и другие, которые в лес придут, или на оленях туда приедут. Негоже гостей встречать в неприбранном доме, — мусор негоже за собой оставлять.

Старики кочевые так объясняли:

«Что для природы хорошо, то для пастуха северного благостно.

— Солнце утром выглянуло, тайгу осветило, — хорошо пастуху, — новый день для него наступил, — новые события в его дороге.

— Спряталось солнце за тучи, — тоже не плохо: по прохладе легко кочевать, — не так жарко для оленей и для людей.

— Дождик пошел — землю напитал, — поросла трава и растения в лесу, — плодами Природа кочевников одарила: грибами и ягодами, мхами и травами оленей накормила. Намочила дождем жилище пастушье, сверху вниз по нему скатилось. Очистилось жилище от всего старого, освободилось от пыли и грязи путевой. Стало оно еще легче, еще воздушнее стал кочевой путь».

Летели пастухи по земле на оленьих упряжках, землю ногами своими и оленьими вращали. Помогали они горизонт поднимать, от раннего восхода и до позднего заката. Вечером, когда на ночевку становились, горизонт с другой стороны опускался. Отдыхала природа от дня трудового, тьмою ночною она укрывалась.

Дни, для кочевников, быстро летели: все в пути, все в своей дороге. Каждым рассветом ясным и каждым новым закатом, отмеряли их кочевые жизни.

Месяцы, следом, за днями шагали, сезонами разными людей испытывали.

После лета теплого и осени плодородной приходила зима в тайгу, наступали морозы трескучие. Менялся лес: из зеленого теплого, становился белым холодным. Замерзала тогда земля, реки с ручьями покрывались льдом и снегом.

Пастухи снег собирали, таяли на горячем огне, чай для себя кипятили и пищу готовили. Зимним днем кочевали люди. А вечером длинным, и темной ночью, смотрели люди на высокое небо.

Небо морозное чистое, звезды как солнышки яркие, — все на ладони видно.

Длинная, долгая северная ночь, — хороша она для раздумий. Думает много кочевник, — жизнь свою осмысливает. Созерцает Природу северную и ее не простые посылы.

Звезды на небе высоком, свою мудрость, ему, рассказывают. Смотрит на них человек, — о безграничной Вечности думает. Думает он о родных и о Вечности, и об этом он песню поет.

Все, что видит глазами кочевник, все, что есть у него на душе — все обретает куплетами песня, и мелодией, его, голоса оборачивается.

Мысли, его, лёгкие, — как и он сам. Мысли, его, веселые — как его кочевая жизнь. Откуда они приходят? — Из Вечности. И туда же, — в далекую Вечность уходят.

Ночью в тайге

Ночь наступила, ветер подул, поземку над землею погнал. Летит он, играет поземкой, полог у чума пытается отогнуть, посмотреть хочет на пастухов и на их жилище.

Лежат олени на снегу, от поземки ветреной глаза прикрыли. Сохраняют тепло под оленьей шерстью. Завтра не скоро наступит, нужно ночь переждать до времени. Лежат собаки мохнатые на снегу, накормленные своим хозяином. Самые лучшие друзья, его, по его кочевой дороге, — верные помощники на его пути. Калачом свернулись, греются в шубах собачьих, носы в шерсть густую уткнули. Уши у них подрагивают, не спят уши, — все слушают. Сквозь поземку ветреную и сквозь шум от деревьев слышат. По слуху чуткому и по запаху узнают они новости в темноте. Дополняют, они, с человеком друг друга, верностью служат, ему, и храбростью.

Волк серый, больше собаки, порой, — но не боятся, его, собаки. Кабан пострашнее волка и поболее, — однако, и он для собак не страшен. Не страшатся, его, друзья человеческие, сразу в драку вступают с ним.

Медведь по тайге ходит, — самый большой и опасный зверь: ходит не слышно, нападает внезапно. Однако собаки и тут наученные: не пускают медведя к кочевью, чуют, они, зверя заранее, заранее, они, лай поднимают. Будят, они, пастуха со своей семьей.

Но если зверь совсем рядом, — тогда собаки дерутся, — защищают своих хозяев.

Проснулись хозяева ото сна и от лая собачьего, — поняли, что происходит. Достали они ружья с пулями, вышли из чума и стали в медведя стрелять. Но медведь не дурак, — под пули не лезет. Дальше отходит, на оленей напасть пытается. Собаки и здесь рядом, — не дают развернуться, подскакивают.

Ходит медведь, будто тень посреди ночи. Почти не заметно его и почти не слышно. Но пастухи опытные, — глаза у них острые. Днем и ночью хищника различают.

Поначалу пугают медведя «хлопком оружейным». Боится медведь человеческих выстрелов. Но если он не боится вдруг, тогда люди прицельно в него стреляют. Худо, тогда, медведю. Ранить хищного зверя, у кочевья нельзя, — может дел он наделать, — на зверей напасть, — на людей. Если стрелить в такого медведя, то только прицельно и только убить его.

Здесь, на севере, все пастухи: — и охотники и рыбаки. Без пищи в лесу не останутся. Глаза у них меткие, и сердца холодные. Не дрогнет рука, у них, — ничего не испугается: ни волка, ни кабана, ни большого бурого гостя.

Походил медведь возле чума пастушьего, ревом своим, собак попугал, да так и ушел в тайгу ни с чем. И потом не вернулся назад. Отвернулся от тех пастухов с оленями, в покое, их, на время оставил.

Успокоились люди, и зажили по-новому: безо всякого страха, и безо всякой паники.

На одном месте стоят, — не боятся, и кочуют с оленями, — не беспокоятся.

Много дичи, возле людей, — целое стадо оленье, но и много от них и опасности — ружья их и собаки. Люди здесь меткие, пули у них быстрые. Можно шкуру свою потерять, и без головы на мохнатых плечах остаться.

Новый рассвет

Проходит длинная зимняя ночь, светает. Тихо на рассвете, изморозь после снега появляется, туманом покрывает низкие места. За дальними белыми деревьями, на светло-синем небе, желтеет новый горизонт.

Расступается туманная дымка, освещает лесную округу. На рассвете самый сильный мороз, то, что за ночь накопилось: крепкий холод и лед, — все выходит наружу. С первый солнцем оголяется зимняя сущность. Белый сезон завершает свой годовой цикл.

Лежат олени на снегу, глаза приоткрыли, вся шерсть и морды у них в изморози. Собаки рядом с оленями, лежат своими ушами подрагивают. Поработали ночью собачки, отогнали бурого зверя.

Вышел пастух из чума, накормил собак, набрал котелок свежего чистого снега и вернулся в свое жилище.

На рассвете кочевники поднимаются. Хозяйка первой встает, огонь малый, почти угаснувший, сухими дровами разводит. Заботится она о своих домочадцах: воду из снега растапливает, греет чай для них утренний. Просыпаются дети, матери с отцом помогают. Завтракает все семейство, чай пьет из лесных трав. За чаем сидят, разговаривают. Отец со старшим сыном общается, дает ему разные поручения. Подрос уже старший, и два брата его, тоже подросли. Одна сестра пока еще маленькая, любимая дочка у своих родителей.

— Второй чум надо строить, дети взрослые уже, — проговорил Хозяин.

— А куда нам торопиться, в нашем чуме пока не тесно, — отвечала хозяйка. — Зимой, чем больше народу, тем теплее.

— И то верно, говоришь. Зиму вместе поживем, а к весне, по теплу, новый поставим, — согласился пастух.

— Оленей надо на новый чум вырастить, где столько шкур на него наберешь? Наш-то хороший: ни ветра, и ни мороза, — сколько лет на него растили, — покачала головой хозяйка.

— Потеплеет к весне, мы сосновой коры наготовим, и жердей нарубим. Будет новый чум для сыновей. Два чума рядом, — считай родовое кочевье!

— И не жалко тебе детей? — Под корой-то холодно, — возразила хозяйка. — Это ж не под оленьими шкурами.

— А чего, я молодой, когда был, — мы с таким чумом круглый год кочевали. — Привыкнут, поди.

— Хорошенькая привычка, — в морозе сидеть, — ответила ему жена.

— Если холодно будет, тогда к нам, в старый чум придут. — Кто же прогонит их, из родительского жилья? Взрослые сыновья уже, — пора жизни учиться, — не все же нам с тобой делать.

— Ну, если только на лето и на осень, — тогда ладно, — смягчилась мать. — А потом, по первым морозам, снова к нам. Переживала хозяйка за своих детей. Они для нее всегда маленькие, какие бы ни были — а все равно ее дети.

Старшие братья пили чай и слушали своих родителей. Не перебивали, не вмешивались во взрослый разговор. Позавтракали пастухи, планы обсудили и дальше кочевать собрались, потому, как ночью, прошлой, знак был природный от хищника.

Снялись с места пастухи, чум собрали и дальше покатили по лесным тропам и по дорогам. Едут, пока, ночь вспоминают беспокойную, знаки пытаются понять.

Нету случайных знаков в тайге. На каждое действие, на каждый звук и движение, — есть своя причина и свой особый смысл.

Едут кочевники дальше, оленями своими управляют. Великая тайга бескрайняя: — что на север, — что на юг, — что с востока на запад, — все одинаково, на многие километры, — все далекие дали сибирские.

Поет Душа у кочевника, радуется каждому новому дню. Можно многое увидеть, многому по пути научиться. Еще одну жизнь короткую пробежать, еще одну страницу в судьбе закрыть.

Берелту и Аялик

Берелту-пастух, был самым старшим из своего рода. Немало зим суровых пережил, кочевал с оленями по бескрайней тайге. Раньше он жил со своими родителями — в большой кочевой родове. Потом, когда вырос, женился на красивой девушке Аялик, из другого далекого рода.

Свой чум построили Берелту и Аялик, свои сани сделали, оленей своих завели. Началась у них другая жизнь, самостоятельная. Ходили, они, тропами предков, вслед за родителями кочевали. Приглядывался Берелту за отцом, все повторял за ним. Набирался, рядом с родителем, навыков и умения. Позже, когда силой окреп, поднатаскался в кочевках совместных, попрощался с родителями и пошел своей дорогой.

Много времени, с того прошло. Теперь только Аялик и Берелту. Никого рядом помочь, не у кого совета спросить. Сам себе выбрал судьбу Берелту, — другую, ни на чью не похожую. Не стал со всеми кочевать, покочевал своими путями. Отец его, был крепким пастухом, обеспечил сына оленями. Собачек сыну выделил — все, что нужно для жизни в тайге — все ему дал. Рыбачить Берелту научил, и стрелять из ружья. Мать Берелту молилась Богу, чтобы все у молодых сложилось. Чтобы невестка, Аялик, — детишек ему нарожала здоровых и крепких. Дети в кочевой семье всегда радость и подмога: подрастут, окрепнут, станут матери с отцом помогать, дедов с бабушками радовать.

Народились собаки своими щенятами, новых собачек принесли пастухам. Народились новые олени, пополнилось стадо у Берелту. Стал он теперь хозяином у своих оленей и своих собак.

Ходили пастухи путями разными, короткими и дальними. По тайге кочевали и по бескрайней холодной степи. Улыбалась Природа молодым пастухам, дарила им свою любовь и радость.

Старый художник — Создатель картину рисовал на своем холсте. Новую судьбу уготовил, он, молодым, — чистую, и ничем не закрытую, со своими земными радостями, со своими уроками трудными и испытаниями сложными. Подарил он, им, новый шанс на земле: жизнь достойно прожить и оставить след, на ней, в своих детях.

Микола и Виктор

Время бежало рядом с кочевниками. На ночь оно останавливалось, отдыхало вместе с ними, а утром, с рассветом вставало и снова в путь собиралось.

Родились у кочевников дети. Старшего назвали Микола, как русского Николая, — геолога, с которым они повстречались однажды. Отец выстругал деревянный нож для сына, чтобы с самого раннего возраста привыкал. Кода тот подрос, Берелту посадил его за стол. Достал ему кость из супа и дал помусолить, зубы молочные, об нее, поточить.

А когда, сыну, пять лет стукнуло, у него появился собственный нож. Конечно, не такой острый, и не такой большой как у отца. Но маленький, и самый, что ни на есть, настоящий. Микола копировал Берелту, повторял за отцом все его движения. В особенности, когда тот срезал кусочки мяса с кости.

Шло время. Сильным Микола рос, и со своим непокорным характером. Доставалось ему, от отца, за упрямость. Воспитывал, его, Берелту как старшего, — по всей своей строгости. Никакого спуску, ему, не давал.

Аялик пробовала защищать сына, однако Берелту не позволил:

— Негоже ему, хозяину, в воспитании сына жену свою слушать.

Так у них было: Микола нашкодит, что-то сломает нечаянно. Берелту строжится, ругает, его. А как он уйдет за полог, по своим делам, — так Аялик к Миколе бежит, — жалеет, пока отец не увидел.

Конец ознакомительного фрагмента.