Девочка и призрак

Ханна Алкаф, 2020

Можно ли дружить с тьмой? Со злым духом, созданным при помощи страшного колдовского ритуала для того, чтобы вредить людям? И к чему приведёт такая дружба? Сурайя не задумывалась ни над одним из этих вопросов. Ведь Розик (так девочка назвала этого духа) появился у неё тогда, когда она ещё и разговаривать толком не умела. Долгие годы дух был её лучшим и единственным другом. Пока однажды тьма, из которой он был создан, не вырвалась на свободу…

Глава седьмая. Девочка

ДНИ ШЛИ СВОИМ чередом. Сурайя проживала их как могла, усердно работая на уроках, по возможности избегая «К» (которую, как выяснилось, вообще-то звали Камелией) и остальных задир, терпя их издёвки, когда приходилось.

К счастью, их пути пересекались не часто. Камелии было четырнадцать, и она ходила во второй класс средней школы, на целый год впереди. Вот только по физкультуре их определили в одну группу. Дважды в неделю после занятий Сурайя была вынуждена переодеваться в спортивные шорты и ярко-красную футболку команды. При этом она испытывала сосущую боль в животе, зная, что Камелия и её бандитки при первой же возможности изобретут новый способ усложнить ей жизнь. Часто, приходя домой, она подсчитывала свежие синяки на худеньком теле — результат злобных щипков, выверенных толчков и (как-то раз, когда никто не видел) сильного пинка по ноге.

Розик мрачно наблюдал за всем этим.

— Знаешь, я мог бы их наказать, — говорил он. — Раздробить каждую косточку в их телах на крохотные осколки. Заставить их пожалеть о том, что они вообще посмотрели в твою сторону. Сделать так, чтобы они поплатились за свою жестокость. Именно так поступила бы ведьма!

Сурайю ужасало, как легко его тёмная сторона показывала своё лицо в последние дни. Однако она лишь покачала головой:

— Нет, Розик. Во-первых, я не моя бабушка. А во-вторых… ну, им рано или поздно это надоест. К тому же пусть лучше они издеваются надо мной, чем над какой-нибудь девочкой, которая не сможет этого вынести. — Она заметила, что дух всматривается в её лицо, и изо всех сил попыталась приподнять поникшие уголки рта.

— Да ведь ты и есть та самая девочка, — сказал он.

Губы Сурайи сжались. Розик умел донести свою мысль так, что она оказывала на Сурайю эффект, ровно противоположный задуманному духом. Сродни тому, как мама просила её петь дома потише, из-за чего Сурайе хотелось выкрикивать строчки всех известных ей песен, пока не задрожат стропила. Розик стал для неё вторым родителем, о котором она никогда не просила. Сурайя догадывалась: он хочет её переубедить, заставить с ним согласиться, признать, что он прав. А всё, чего прямо сейчас хотелось ей, — это скрестить руки, упереться пятками и доказать, что он ошибается.

— Глупенький. Уж я-то справлюсь.

Сурайя понимала: он знает, что она врёт.

Тогда-то и начали происходить странности.

Они случались не с ней, поэтому поначалу Сурайя не слишком обращала на них внимание. Как, например, мы не очень-то замечаем муравья, лениво ползающего по нашей ноге. Но если один муравьишка превращается в двух, затем в семерых, а после в сотню, игнорировать пощипывание малюсеньких лапок и жгучие укусы крохотных зубов становится всё сложнее.

Именно так и было. Началось всё с сущего пустяка. Как-то раз в одной из безукоризненно белых матерчатых туфель Камелии появился камешек, из-за чего она стала прихрамывать и ругаться, но убрать его у неё никак не получалось — сколько бы раз Камелия ни трясла гадкой туфлей. На другой день насквозь промокла её тетрадь по географии, хотя рюкзак, из которого девочка её достала, был безупречно сухим. А на следующий за ним, когда Камелия решала математическую задачу на доске, у неё в руке, испачкав её с головы до пят чёрной пастой, взорвался маркер.

Несчастьям не было конца. И поначалу их легко удавалось списать на полосу невезения. Вот только они не прекращались и почему-то всегда происходили сразу после того, как Сурайя становилась жертвой очередной жестокой шутки Камелии. Вскоре игнорировать эту связь стало невозможно.

«Совпадения», — отчаянно думала Сурайя. Она изо всех сил старалась забыть взмах усов Розика, злорадную усешку на маленькой мордочке кузнечика. Но однажды, когда они на физкультуре играли в волейбол, Камелия каким-то образом получила мячом девять раз подряд. Особенно сильно ей прилетело по плечу. Девочка взвизгнула так громко, что крик разнёсся по двору эхом. Даже Сурайя была вынуждена признать, что совпадениями такое уже не объяснишь. Банда Камелии не понимала, что именно происходит, но всё же они заметили: если навредить Сурайе, с ними непременно что-нибудь случается. И им это было не по душе.

«Нужно поговорить с Розиком, — сказала себе Сурайя твёрдо. — Спросить, что происходит. Велеть ему прекратить, если это делает он». Однако она никак не решалась: иногда убеждала себя, что дух остановится сам, а порой размышляла, что это в любом случае ничего не изменит. Но чего Сурайя себе не говорила, так это правду: она не желала ссориться с единственным другом на всём белом свете.

Ей не хотелось снова остаться одной.

Как-то днём Сурайя ждала автобуса до дома и рисовала в блокноте извивающегося дракона. Вдруг на него упала тень. Сурайя постаралась не обращать на неё внимания, пытаясь сосредоточиться на чешуйках огромного хвоста, которые так кропотливо и аккуратно выводила. Хотя управлять ручкой дрожащей ладонью было непросто.

— Что это у тебя там, деревенщина?

Несколько девочек, ждущих автобус рядом, почуяв неладное, спешно ретировались.

— Ничего, — сказала Сурайя, быстро захлопнув альбом. Она завозилась с молнией на рюкзаке, изо всех сил стараясь просунуть тетрадь внутрь, пока задиры не добрались до неё. Слишком поздно.

Длинными пальцами с аккуратно подпиленными ногтями Дивья выхватила блокнот прямо из рук Сурайи и стала листать страницы. Дивья была лучшей подругой Камелии, и ей доставляло особенное удовольствие впиться этими самыми ногтями в руку Сурайи, когда не видели учителя. Глубокие красные полумесяцы, остающиеся на коже Сурайи, не проходили по нескольку дней. Ногти вонзались так глубоко, что девочка частенько закусывала губу, чтобы не закричать.

Ухмыляясь, Дивья вскинула брови и выпучила глаза с деланым шутовским удивлением.

— Ты только посмотри, Кей, — произнесла она, бросая альбом подруге. — Она воображает себя художницей!

Камелия хмурясь просмотрела тетрадь:

— Ого, деревенщина! И долго ты над этим сидела? Похоже, обожаешь рисовать, а? — Сурайя молчала, не сводя глаз с блокнота в руках Камелии. Она уже давно усвоила: не стоит доверять внешне доброжелательному тону старшеклассниц и их праздной болтовне. Слова Камелии были подобны спокойной реке: крокодилы плавали у самой поверхности, готовые схватить тебя острыми зубами. — Вот будет жаль, если… упс, — Горячий дневной воздух прорезал тошнотворный звук рвущейся бумаги. Сурайя подавила вздох ужаса. — О нет! И как только меня угораздило?!

Дивья хихикнула:

— Дай-ка мне, пока окончательно не испортила… Ой-ёй! — Ещё один звук рвущейся бумаги — резкий, пронзающий сердце. Ехидно улыбаясь, Дивья уставилась на Сурайю и, скомкав бумагу в шарик, бросила его в открытую канализацию позади девочки. Когда рисунок проскользил по воздуху, Сурайя мельком заметила причудливые драконьи чешуйки. — Мы таки-и-ие неуклюжие, — протянула Дивья, и Камелия засмеялась.

— Прекратите, — прошептала Сурайя. — Пожалуйста, хватит!

Однако это лишь подстегнуло негодниц рвать быстрее и смеяться громче. Вскоре от блокнота осталась лишь тоненькая коричневая обложка, с потрёпанного корешка которой жалко свисали клочки бумаги.

— Не волнуйся, — сказала Камелия с усмешкой. — Мы сами выбросим этот мусор. — И, запустив то, что осталось от альбома, в глубокую тёмную канализацию, старшеклассницы побежали домой.

Сурайя медленно приблизилась к краю канализации и долго смотрела, как зловонная вода уносит маленькие белые клочки бумаги. Словно бледные корабли в грязном море. Она даже не пыталась вытереть текущие по щекам слёзы.