Не отпускай

Харлан Кобен, 2017

В небольшом городке, где все друг друга знают, при невыясненных обстоятельствах погибают парень с девчонкой, ученики выпускного класса. Прошло пятнадцать лет, однако та трагедия все не дает покоя детективу Напу Дюма. Он не может принять ни одну из версий следствия, у него вообще не складывается целостная картина тех дней, когда его жизнь столь роковым образом переломилась. Ведь тогда он потерял не только своего бра-та-близнеца – ровно в тот же день неожиданно пропала его любимая девушка, и попытки найти ее ни к чему не привели. Но вдруг спустя столько лет отпечатки ее пальцев всплывают в деле об убийстве полицейского, по странному совпадению – некогда их общего одноклассника. И в старом школьном альбоме обнаруживается некая зацепка, которая может привести к очередным смертям… Впервые на русском языке!

Глава четвертая

Место убийства на небольшом отрезке тихой подъездной дороги, какие встречаются рядом с аэропортами или железнодорожными депо. Жилых домов здесь нет. Промышленный парк, знавший лучшие дни. Там и тут складские сооружения, либо уже заброшенные, либо на пути к этому.

Мы выходим из полицейской машины. Несколько самодельных ограждений на месте преступления, но машина может их объехать. Пока я не вижу, чтобы кто-то здесь проезжал. Делаю себе заметку на память: редкий трафик. Кровь еще не смыта. Место, где лежал Рекс, обведено мелом. Не помню, когда в последний раз видел такое — реальные очертания мелом.

— Введите меня в курс дела, — прошу я.

— Вы здесь не в роли следователя! — рявкает Бейтс.

— Вы чего хотите — состязания, кто круче, или хотите поймать убийцу?

Бейтс, прищурившись, смотрит на меня:

— Даже если убийца копа — ваша старая пассия?

В особенности если. Но вслух я этого не говорю.

Еще минуту они упрямятся, потом Рейнольдс начинает:

— Полицейский Рекс Кантон останавливает здесь «тойоту-короллу» приблизительно в час пятнадцать ночи, предположительно для проверки водителя на алкоголь.

— Насколько я понимаю, Рекс сообщил об этом по рации?

— Да, сообщил.

Таковы требования протокола. Если ты останавливаешь машину, то сообщаешь по рации или проверяешь регистрационный номер, чтобы узнать, не украдена ли машина, не было ли на нее ориентировок и всякое такое.

— И чья это была машина? — спрашиваю я.

— Взята напрокат.

Меня это беспокоит, как беспокоит и многое другое в данном деле.

— Это не одна из больших сетей?

— Что?

— Арендная компания. Не «Герц» или «Авис»?

— Нет, маленькая фирма какого-то Сэла.

— Выскажу предположение, — начинаю я. — Это случилось близ аэропорта. Без предварительного бронирования.

Рейнольдс и Бейтс переглядываются.

— Откуда вы знаете? — спрашивает Бейтс.

Я игнорирую его вопрос, смотрю на Рейнольдс.

— Машину взял напрокат человек по имени Дейл Миллер из Портленда, штат Мэн, — говорит она.

— Документы, — спрашиваю я, — фальшивые или украденные?

Они снова переглядываются.

— Украденные.

Я прикасаюсь к крови. Засохшая.

— Камеры наблюдения в прокатной компании?

— Нам скоро передадут запись, но тот, кто выдавал машину, сказал, что Дейл Миллер — пожилой человек лет шестидесяти, а то и семидесяти.

— Где нашли машину? — спрашиваю я.

— В полумиле от аэропорта Филадельфия.

— Сколько человек по отпечаткам?

— На переднем сиденье? Только отпечатки Мауры Уэллс. Агентство тщательно моет салон после каждого клиента.

Я киваю. На улицу сворачивает грузовичок, неторопливо проезжает мимо нас. Первая машина, которую я здесь вижу.

— Переднее сиденье… — повторяю я.

— Что?

— Вы сказали: отпечатки на переднем сиденье. С какой стороны — водительской или пассажирской?

— И там, и там.

Я осматриваю дорогу, отмечаю положение упавшего тела, очерченного мелом, пытаюсь сложить все это воедино. Потом поворачиваюсь к ним.

— Гипотезы?

— В машине двое — мужчина и ваша бывшая, Маура, — отвечает Рейнольдс. — Кантон останавливает их для проверки. Что-то ему не нравится. Они впадают в панику, стреляют Кантону два раза в затылок и делают ноги.

— Стреляет, вероятно, мужчина, — добавляет Бейтс. — Он вышел из машины. Ваша бывшая перелезает на водительское место, он садится на пассажирское. Это объясняет ее отпечатки на водительском сиденье и на пассажирском.

— Как мы уже говорили, машину арендовали по украденным документам, — продолжает Рейнольдс. — Так что, мы полагаем, мужчине как минимум было что скрывать. Кантон останавливает их, чувствует — дело здесь нечисто, и это стоит ему жизни.

Я киваю, словно в восторге от их умозаключений. Их гипотеза не верна, но, пока у меня нет ничего лучше, я помалкиваю, чтобы не настраивать их против себя. Они что-то утаивают от меня. Я бы, вероятно, делал то же самое на их месте. Мне нужно выяснить, что именно они утаивают, а единственный способ добиться этого — дружелюбие.

Я включаю самую обаятельную из своих улыбок и говорю:

— Могу я посмотреть запись видеорегистратора?

Это, конечно, ключевой вопрос. Часто регистраторы мало что показывают, но в данном случае покажут достаточно. Я жду ответа — у полицейских есть все права на этом приостановить сотрудничество, — но, когда они снова обмениваются взглядами, я чувствую: тут что-то новенькое.

Им словно неловко.

— Почему бы вам не перестать валять дурака? — говорит Бейтс.

Больше очаровательные улыбки не работают.

— Мне было восемнадцать, — отвечаю я. — Выпускной класс. Маура была моей подружкой.

— И она порвала с вами, — подхватывает Бейтс. — Вы нам это уже сообщили.

Рейнольдс движением руки призывает его помолчать.

— Что случилось, Нап?

— Мать Мауры, — говорю я. — Вы, видимо, нашли ее. Что она сказала?

— Вопросы задаем мы, Дюма, — отвечает Бейтс.

Но Рейнольдс опять чувствует, что я хочу помочь.

— Да, мы нашли мать, — говорит она.

— И?..

— Она заявляет, что много лет не общалась с Маурой. Что понятия не имеет, где ее дочь.

— Вы говорили с самой миссис Уэллс?

— Она отказалась беседовать с нами, — качает головой Рейнольдс. — А это заявление сделала через адвоката.

Значит, миссис Уэллс наняла адвоката.

— Вы ей поверили? — спрашиваю я.

— А вы?

— Нет.

Я пока не готов сообщить им эту часть. После того как Маура бросила меня, я пробрался в их дом, взломав двери. Да, глупо, импульсивно. А может, и нет. Я чувствовал себя потерянным, сбитым с толку, получив двойной удар: потерял брата, а потом любовь всей моей жизни. Может, это и объясняло мое поведение.

Зачем я пробрался в дом? Я искал какие-нибудь указания на то, куда делась Маура. Я, восемнадцатилетний парнишка, изображал из себя детектива. Я почти ничего не нашел, но из ванной комнаты украл две вещи: зубную щетку Мауры и стакан. Я тогда не подозревал, что со временем стану копом, но сохранил их на всякий случай. Не спрашивайте зачем. Но так я сумел ввести отпечатки Мауры и ее ДНК в систему, когда у меня появилась такая возможность.

Да, меня еще и поймали. И не кто-то, а полиция. Конкретно капитан Оги Стайлс.

Тебе ведь нравился Оги, да, Лео?

После того случая Оги стал для меня кем-то вроде наставника. Это из-за него я пошел работать в полицию. Он и с отцом дружил. Дружки-забулдыги — так их можно было назвать. Нас всех связала трагедия. Это сближает — когда человек переживает то же, что и ты, — правда боль никуда не уходит. Отношения кнута-пряника — точное определение горько-сладкого.

— Почему вы не доверяете ее матери? — говорит Рейнольдс.

— Я наблюдал за ней.

— За матерью вашей бывшей девушки? — недоверчиво переспрашивает Бейтс. — О Иисус! Дюма, вы же типичный параноидальный тип!

Я делаю вид, что Бейтса здесь нет.

— Матерям звонят с неотслеживаемых телефонов. По крайней мере, так было прежде.

— И откуда вы это знаете? — хмыкает Бейтс.

Я не отвечаю.

— У вас есть ордер на прослушивание ее телефонных разговоров?

Я молчу, смотрю на Рейнольдс.

— Вы считаете, что Маура ей звонит? — спрашивает она.

Я пожимаю плечами.

— Так почему ваша бывшая предпринимает такие усилия, чтобы ее не нашли?

Я опять пожимаю плечами.

— Какая-то мысль на этот счет у вас должна быть, — говорит Рейнольдс.

У меня она есть, но я пока не готов делиться с ними. Мысль, на первый взгляд, как очевидная, так и невозможная. У меня ушло немало времени, прежде чем я принял ее. Я опробовал ее на двух людях — Оги и Элли, и они оба считают, что я чокнулся.

— Покажите мне запись с регистратора, — повторяю я.

— Мы еще не закончили задавать вопросы, — говорит Бейтс.

— Покажите мне записи, и я думаю, что смогу понять, в чем тут дело.

Рейнольдс и Бейтс в очередной раз неловко переглядываются.

Рейнольдс подходит ко мне:

— Записи нет.

Меня это удивляет. Вижу, копов тоже.

— Регистратор не был включен, — говорит Бейтс, словно это может что-то объяснить. — Кантон был не при исполнении.

— Мы предполагаем, что полицейский Кантон выключил его, — продолжает Рейнольдс, — потому что возвращался в отделение.

— В какое время он заканчивает? — интересуюсь я.

— В полночь.

— Далеко от этого места до отделения?

— Три мили.

— Так что же Рекс делал от двенадцати до четверти второго?

— Мы все еще пытаемся восстановить его последние часы, — говорит Рейнольдс. — Пока мы знаем, что он патрулировал допоздна.

— В этом нет ничего странного, — быстро добавляет Бейтс. — Вы же знаете, как это обычно происходит. Если у тебя дневная смена, то ты берешь патрульную машину домой.

— А если протокол не требует включения видеорегистратора, его и не включают, — говорит Рейнольдс.

Я не покупаюсь, но и они и не стараются мне это втюхать.

Звонит телефон на поясе Бейтса. Он снимает его, делает несколько шагов в сторону. Пару секунд спустя он произносит:

— Где? — Потом пауза. Потом он отключается и обращается к Рейнольдс, в голосе нервная нотка: — Нам нужно ехать.

Они высаживают меня у автобусной станции, такой пустынной, что мне приходится дожидаться, пока ветер не унесет оттуда перекати-поле. В билетной кассе никого нет. Кажется, что у них и кассы-то нет.

В двух кварталах по дороге я нахожу «мотель без документов», который сулит весь блеск и все прелести герпеса, что в данном случае является логической метафорой на нескольких уровнях. На вывеске тариф почасовой оплаты, обещание «цветного телевидения» — неужели еще остались мотели, которые предлагают черно-белое? — и «тематических номеров».

— Я беру гонорейный люкс, — говорю я.

Портье кидает мне ключи с такой стремительностью, что я опасаюсь, как бы мне не досталось именно то, что я попросил. Цветовое решение номера с большой натяжкой можно определить как «выцветшая желтизна», хотя цвет подозрительно близок к мочевому семейству. Я расстилаю простыню и, напомнив себе, что у меня еще действует прививка от столбняка, рискую лечь.

После того как я проник в дом Мауры, капитан Оги в наш дом не приходил.

Я думаю, он опасался, что с отцом случится удар, если он еще раз увидит на нашей подъездной дороге полицейскую машину. Эта картинка на всю жизнь останется в моей памяти: полицейская машина, словно в замедленном повторе, сворачивает к нам, Оги открывает водительскую дверцу, устало шагает по кирпичной дорожке. Жизнь Оги за несколько часов до этого была разорвана в клочья — и вот теперь он шел к нам, понимая, что его приход сделает то же самое и с нашей жизнью.

Как бы то ни было, именно поэтому Оги не пошел к отцу, а поймал меня на пути в школу и пропесочил в связи с моим проникновением в дом Мауры.

— Не хочу, чтобы у тебя были неприятности, — сказал мне Оги, — но ты так больше не должен поступать.

— Она что-то знает, — сказал я.

— Не знает, — возразил мне Оги. — Маура всего лишь испуганный ребенок.

— Вы с ней говорили?

— Поверь мне, сынок. Ты должен забыть о ней.

Я поверил — и до сих пор верю ему. Но я не забыл и до сих пор помню ее.

Завожу руки за голову, устремляю взгляд в потолок, разглядывая пятна на нем. Я стараюсь не думать о том, как они там оказались. Оги в этот момент находится на побережье Хилтон-Хед в отеле «Си Пайн» с женщиной, с которой он познакомился на каком-то сайте знакомств для стариков. Ни в коем случае не хочу прерывать его отдых. Оги развелся восемь лет назад. Его брак с Одри получил катастрофический удар в «ту ночь», но прохромал еще семь лет, прежде чем был милосердно похоронен. Оги понадобилось еще немало времени, прежде чем он снова стал встречаться с женщинами, так зачем тревожить его домыслами?

Оги вернется через день-другой. Можно подождать.

Я размышляю, не позвонить ли Элли и не ошарашить ли ее моей безумной гипотезой, но тут раздается громкий, настойчивый стук в дверь. Я сбрасываю ноги с кровати. В дверях два копа в форме. Вид у них мрачный. Говорят, что человек иногда становится похожим на своего супруга. Я думаю, это применимо иногда и к полицейским-напарникам. В данном случае оба белые, у обоих нависающие над бровями лбы. Если я встречусь с ними еще раз, то вряд ли вспомню, кто из них кто.

— Не возражаете, если мы войдем? — с ухмылкой спрашивает коп номер один.

— У вас есть ордер? — спрашиваю я.

— Нет.

— Да, — говорю я.

— Что «да»?

— Да, я возражаю против того, чтобы вы входили.

— Плохо.

Коп номер два подзуживает меня. Я не возражаю. Они входят оба и закрывают дверь.

Коп номер один снова ухмыляется:

— Хорошая у вас тут лежка.

Насколько я понимаю, меня хотят тонко уязвить. Словно я лично автор этого интерьера.

— Говорят, вы что-то от нас скрываете, — начинает коп номер один.

— Рекс был нашим другом.

— И копом.

— А вы что-то от нас утаиваете.

У меня на все это не хватает терпения, поэтому я вытаскиваю пистолет и прицеливаюсь куда-то между ними. Их рты превращаются в удивленные «О».

— Какого дьявола?..

— Вы вошли в номер мотеля без ордера, — говорю я.

Я прицеливаюсь в одного, потом в другого, потом снова направляю пистолет между ними.

— Я могу без труда пристрелить вас обоих, в мертвые руки вложить ваши пистолеты, а потом сказать, что стрельба была оправданна.

— Вы спятили? — спрашивает коп номер один.

Я слышу страх в его голосе и двигаюсь в его сторону. Смотрю на него безумными глазами. Безумные глаза у меня хорошо получаются. Ты, Лео, это знаешь.

— Хотите устроить со мной ушную драку? — спрашиваю я его.

— Что?

— Твой братан, — я киваю головой в сторону второго копа, — выходит. Мы запираем дверь. Кладем оружие. Один из нас выходит отсюда с ухом другого в зубах. Что скажешь?

Я подаюсь к нему и щелкаю зубами.

— У тебя, на хрен, крыша поехала! — говорит первый коп.

— Ты даже представить себе не можешь, каково это. — И теперь я настолько втянулся в игру, что чуть ли не надеюсь: он поймает меня на слове. — Ну, согласен, громила?

Раздается стук в дверь. Коп номер один практически прыгает к двери и открывает ее.

Это Стейси Рейнольдс. Я прячу пистолет за ногу. Рейнольдс явно не рада присутствию коллег. Она сердито смотрит на них. Оба опускают голову, как пристыженные школьные хулиганы.

— Какого черта вы тут делаете, два клоуна?

— Да мы… — пожимая плечами, бормочет коп номер два.

— Он что-то знает, — говорит коп номер один. — Мы просто хотели сделать за вас грязную работу.

— Убирайтесь! Живо!

Они убираются. Теперь Рейнольдс замечает мой пистолет у ноги.

— Какого хрена, Нап?!

— Не беспокойся. — Я укладываю пистолет в кобуру.

Она качает головой:

— Копы лучше справлялись бы со своей работой, если бы Господь одарил их членами подлиннее.

— Ты тоже коп, — напоминаю я ей.

— А меня особенно. Идем. Мне нужно показать тебе кое-что.