Майор и три богатыря

Цви Миркин

Что случится, если перепутать падежи в тексте заклинания? Кем были средневековые коллекционеры произведений искусства? И было ли в Средние века международное сотрудничество? Об этом – в сказке историка и дипломата Цви Миркина.

Глава 2.

Поиски купеческой дочери

Тем временем на Дальнем Западе была глубокая ночь. В башне на одинокой скале горели факелы. Горели они и в глубоком подземелье, где за семью дубовыми дверьми и семью медными замками томилась Настенька. Ещё не пришедшая в себя после того, что произошло после ворожбы, она лежала на полу подземелья, прикованная за ногу к стене тяжёлой цепью. Перед ней прохаживалось взад и вперёд Чудище:

— Слушай меня, девица красная. Хотела ты меня в полон взять? Чтобы на цепи держать? Не пройдут со мной такие шутки! Я — Чудище Великое! И за гордыню и наглость свою всю жизнь расплачиваться будешь! Теперь ты мне до конца жизни служить должна! По дому работать — убирать, стирать, что там ещё делают?

Настенька поняла, что крепко влипла. Она не знала, сколько прошло времени и где она находилась, о том, чтобы убежать, она даже не думала — вообще, на то, чтобы думать, сил особо не осталось, да и не была она к этому процессу приучена. Поэтому только и оставалось ей, что снова горько заплакать, но это она делала уже в одиночестве, ибо, закончив свою речь, Чудище повернулось, махнуло хвостом, больно стегнув Настеньку по ногам, и вышло из темницы.

Поднявшись по винтовой лестнице, ступени которой сильно стёрлись, Чудище очутилось в своих покоях. Они представляли собой полную противоположность тёмному и сырому подземелью. Их ярко освещали многочисленные свечи, стены были затянуты дорогими тканями, а мебель была деревянная, резная, сделанная в самом Константинополе. Помимо любви к красивой обстановке, Чудище имело небольшую слабость — оно испытывало тягу к современному искусству, и по его покоям были расставлены и развешаны идолы, привезённые из земель славян, металлические украшения из земель франков и викингов и даже несколько икон, привезённых, опять же, из Константинополя.

Привычки и увлечения Чудища стоили немалых денег, но это не было проблемой — мимо башни нередко проплывали, возвращаясь с очередного грабежа, викинги, и Чудище брало с них плату, угрожая наслать бурю, которая отправит на дно всю добычу. От них же Чудище узнавало о всех современных веяниях в искусстве и зачастую заказывало им доставку того или иного произведения. Раз оно даже заплатило одному из конунгов, чтобы он доставил из дыры, называвшейся то ли Лютеция, то ли как-то ещё, статую какой-то крылатой дряни, украшавшую местную церковь. Подобные украшения только вошли в моду, и Чудище страстно желало заиметь образец в своей коллекции. Конунг задание выполнил, правда, по ходу дела, сжёг весь город, но побочные эффекты Чудище мало волновали. Теперь статуя красовалась над воротами башни, в которой Чудище обитало.

Единственным местом в башне, где никаких произведений искусства не наблюдалось, был последний этаж. Там находился только один предмет — громадное зеркало на гранитной подставке. Чтобы поднять его сюда, Чудищу пришлось напрячь всю свою магическую силу, ибо одно дело доставить миниатюрную отроковицу из Киева, а другое — поднять на верхний этаж несколько тонн гранита. Когда-то давно Чудище получило зеркало в подарок от Ундины, проживавшей в Галлии. В нём отражалось всё, что происходило в башне, а когда к ней приближался незнакомец, оно начинало вопить благим матом, так что иногда именно эти вопли незваных гостей и отпугивали. Благодаря зеркалу Чудище могло не тратиться на охрану и жило в башне в гордом одиночестве — если, конечно, не считать отроковиц, которых оно время от времени похищало в разных странах.

Отроковицы были ещё одной слабостью Чудища. Помимо прочего, они были нужны Чудищу для экономии магической силы — при наличии в башне девицы, можно было заставить её убирать и прислуживать, не задействуя магию по мелочам. Поэтому в подземелье почти всегда содержалась хотя бы одна отроковица. Когда они совсем обессиливали от жутких нагрузок, Чудище по дешёвке продавало их проезжим викингам, которым постоянно требовалось приносить кого-то в жертву Одину.

Выехав из ворот стольного града Киева, три богатыря медленно поехали вдоль дороги, ведущей на Запад. Ничего хорошего там не было — сначала Галич, потом Польша, где говорили вроде по-русски, но как-то странно, а потом вообще неизвестно что, где богатыри по работе уже бывали, но находили те края крайне непривлекательными — и даже алкоголь там делали, на их вкус, хуже, чем на Руси. Правда, по мнению всех троих, в южном, восточном и северном направлениях тоже было так себе — хазары, волжские булгары и новгородцы казались ничем не лучше поляков, немцев и галичан.

Миновав холм, на котором стояла уже известная нам избушка Бабы-Яги, откуда как раз доносился чей-то визг, они пришпорили коней. Дорога петляла между холмами, уводя всё дальше и дальше и становясь всё хуже и хуже — по мнению дьяков, отвечавших за её ремонт, чем больше появлялось на ней ям и рытвин, тем труднее было захватчикам дойти до города Киева. Правда, захватчиков это не убеждало, и до Киева они доходили с завидной регулярностью.

То тут, то там встречались деревни, жители которых не обращали на проезжавших никакого внимания — их интерес могли вызвать только княжеские дьяки и дружинники, выехавшие на полюдье, но, во-первых, на полюдье ездили зимой, а во-вторых, не втроём, а гораздо большими группами — иначе было опасно. Так, пересказывая друг другу услышанные в корчмах срамные истории и время от времени останавливаясь, чтобы справить естественные надобности, скакали богатыри почти до полудня. В полдень же они подъехали к развилке, где дорога разделялась на три.

Перед развилкой стоял камень, на котором правильным уставом было выбито:

Прямо пойдёшь — к полякам придёшь.

Налево пойдёшь — в Корсунь придёшь.

Направо пойдёшь — в Литву придёшь.

Добрыня Никитич прочитал надпись вслух, но это было излишне — все трое знали её наизусть.

— Ну что же, — изрёк Илья Муромец. — Сказано — на запад ехать, так и поехали. А в Корсунь и к литовцам нам пока не надобно.

И богатыри поехали на запад.

Вскоре богатыри увидели большой развесистый дуб. Подъехав к нему, они спешились, привязали коней, наскоро перекусили сухарями, запили их самогоном, обсудили, в каком порядке будут дежурить, и легли спать.

Времена тогда были неспокойные, разбойников водилось много, поэтому путники спали, не снимая кольчуг и мечей. Первым выпало дежурить Алёше Поповичу, как самому молодому. Чтобы не заснуть, он описывал круги вокруг дуба, поглядывая вокруг. Гораздо чаще он, правда, смотрел на походные песочные часы, которые должны были показать, когда придет пора будить Добрыню Никитича.

Когда половина песка просыпалась вниз, Алёша Попович решил дать себе небольшой отдых, подошёл к стволу, облокотился на него и снял шлем. Вдруг ему на голову что-то упало. Выхватив меч, богатырь посмотрел вверх и увидел, что на ветке сидит ворон и внимательно на него смотрит.

— Смотри, куда гадишь, хмырь пернатый! — прошипел Алеша.

Ворон благоразумно перелетел на более высокую ветку и ответил:

— А ты кто, вообще, такой? Я на этом дубе живу, вот и гажу. Или уже у себя дома нагадить нельзя?

Алёша Попович вложил в ножны меч и потянулся за луком, но был остановлен окриком проснувшегося от шума Добрыни Никитича:

— Отставить стрелять! Что тут происходит?

— Да вот, Добрыня, ворон этот на голову мне насрал…

— А ты не зевай! Воин должен быть внимательным! Надо было пристрелить до того, как срать начнёт, а сейчас поздно уже.

— Вот именно, — заметил ворон. — Вы кто вообще такие и куда путь держите?

— А тебе зачем? — спросил Добрыня Никитич, который, как старший, взял на себя ведение разговора.

— Как зачем? Остановились под моим дубом, намусорили тут, так хоть представьтесь, — обиженно сказал ворон.

Оглядев место ночлега и признав претензию справедливой, Добрыня ответил:

— Из Киева мы. А путь держим на запад. Куда точно — не знаем.

— Как не знаете?

— А вот так. Подрядились мы найти дочку купца одного — Чудище Заморское её похитило. Знаем только, что живёт Чудище далеко-далеко на Западе, на берегу холодного океана, в башне на одинокой скале. Вот и едем мы искать эту самую скалу.

— Да-а… Нелегко вам, добры молодцы. И как же вы её искать-то собираетесь? Без карт, без джипиэса и даже без какого-нибудь завалящего путеводителя?

Добрыня понял, что разговор начал принимать нежелательный оборот — похоже было, что ворон пообразованнее его, и даже умение читать и писать его бы не удивило. С другой стороны, он мог дать какой-нибудь совет, поэтому Добрыня решил не будить вспыльчивого Илью Муромца, а попытаться вытянуть из ворона что-нибудь дельное.

Конец ознакомительного фрагмента.