Посмертные записки Пиквикского клуба

Чарльз Диккенс, 1837

Одно из самых очаровательных произведений английской юмористической литературы. Книга, после выхода которой молодой журналист Чарлз Диккенс стал самым популярным писателем Англии. Четверо «настоящих английских джентльменов» – милейший Сэмюел Пиквик, вечно попадающий впросак, престарелый романтик Трейси Тапмен, не написавший ни одного стихотворения «поэт» Огастес Снодграсс и спортсмен-недотепа Натэниел Уинкль – отправляются на поиски приключений… Вот уже два века после первой публикации роман «Посмертные записки Пиквикского клуба» по-прежнему остается одной из любимых книг читателей всего мира.

Глава IX

Открытие и погоня

Ужин был подан, стулья придвинуты к столу, бутылки, кувшины и стаканы расставлены на буфете, и все предвещало приближение самого веселого часа в течение всего дня.

— Где же Рейчел? — спросил мистер Уордль.

— И Джингль? — добавил мистер Пиквик.

— Верно! — воскликнул хозяин. — Странно, что я до сих пор не заметил его отсутствия. Право, я вот уже по крайней мере два часа как не слышу его голоса. Эмили, милая, позвони.

На звонок явился жирный парень.

— Где мисс Рейчел?

На это он не мог ответить.

— Ну а где мистер Джингль?

Этого он не знал.

Все с недоумением посмотрели друг на друга. Было поздно — двенадцатый час. Мистер Тапмен посмеивался в рукав. Они где-нибудь задержались, беседуя о нем! Ха! Чудесная выдумка — забавно!

— Не беда, — помолчав, сказал мистер Уордль, — конечно, они сейчас придут. Я никогда и ни для кого не откладываю ужина.

— Прекрасное правило, — заметил мистер Пиквик, — превосходное.

— Пожалуйста, садитесь, — сказал хозяин.

— Благодарю вас, — ответил мистер Пиквик; и они уселись.

На столе красовался гигантский кусок холодного ростбифа, и мистер Пиквик получил солидную порцию. Он поднес вилку к губам и только раскрыл рот, чтобы отправить туда кусок мяса, как из кухни долетел многоголосый гул. Мистер Пиквик замер и положил вилку. Мистер Уордль тоже замер и машинально разжал руку, сжимавшую нож, который так и остался вонзенным в ростбиф. Он посмотрел на мистера Пиквика. Мистер Пиквик посмотрел на него.

В коридоре послышались тяжелые шаги; дверь распахнулась, и в комнату ворвался слуга, который в день прибытия мистера Пиквика чистил ему сапоги, а вслед за ним ввалились жирный парень и остальные слуги.

— Черт побери, что это значит? — воскликнул хозяин.

— Эмма, уж не показался ли огонь в кухонном дымоходе? — осведомилась старая леди.

— Ах, нет, бабушка! — крикнули обе юные леди.

— Что случилось? — заревел хозяин дома.

Слуга перевел дух и робко проговорил:

— Они уехали, хозяин… так-таки и уехали, сэр.

(Было замечено, что в этот момент мистер Тапмен положил нож и вилку и очень побледнел.)

— Кто уехал? — сердито спросил мистер Уордль.

— Мистер Джингль и мисс Рейчел, в дорожной карете из «Синего льва» в Магльтоне. Я был там, но не мог их задержать. Вот я и прибежал рассказать вам.

— Я дал ему денег на дорогу! — закричал мистер Тапмен, вскакивая как сумасшедший. — Он у меня выманил десять фунтов!.. Задержите его!.. Он меня одурачил! Я этого не допущу! Я с ним расплачусь, Пиквик! Я этого не потерплю!

Испуская такого рода бессвязные восклицания, злополучный джентльмен в припадке бешенства кружился по комнате.

— Да сохранит нас Бог! — воскликнул мистер Пиквик, с ужасом и изумлением наблюдая необычайные движения своего друга. — Он помешался! Что нам делать?

— Что делать? — подхватил дородный хозяин, который расслышал только последние слова. — Запрягайте лошадь в двуколку! Я возьму карету в «Синем льве» и помчусь прямо за ними. Где этот злодей Джо? — воскликнул он, когда слуга побежал исполнять приказание.

— Здесь, но я не злодей, — раздался голос.

Это был голос жирного парня.

— Дайте мне расправиться с ним, Пиквик! — закричал мистер Уордль, бросаясь на злополучного юношу. — Его подкупил этот мошенник Джингль, чтобы навести меня на ложный след дурацкими небылицами о моей сестре и вашем друге Тапмене. (Тут мистер Тапмен упал на стул.) Дайте мне расправиться с ним!

— Не пускайте его! — завизжали все женщины, но их возгласы не заглушали всхлипываний жирного парня.

— Не смейте меня удерживать! — кричал старик. — Уберите ваши руки, мистер Уинкль! Мистер Пиквик, пустите меня, сэр!

В этом хаосе и суматохе великолепное зрелище являла философски благодушная физиономия мистера Пиквика, хотя и покрасневшая слегка от напряжения, когда он стоял, крепко обхватив руками обширную талию дородного хозяина, сдерживая таким образом бурное проявление его страстей, в то время как жирного парня, царапая и теребя, выталкивали из комнаты толпившиеся там женщины. Мистер Пиквик не разжимал рук, пока не вошел слуга, доложивший, что двуколка подана.

— Не отпускайте его одного! — завизжали женщины. — Он кого-нибудь убьет!

— Я еду с ним, — заявил мистер Пиквик.

— Вы — славный человек, Пиквик! — воскликнул хозяин, пожимая ему руку. — Эмма, дайте мистеру Пиквику какой-нибудь шарф на шею. Пошевеливайтесь! Позаботьтесь о бабушке, дочки, ей дурно. Ну что, готовы?

Рот и подбородок мистера Пиквика были поспешно обмотаны шарфом, шляпа надета на голову, пальто переброшено через руку, и мистер Пиквик дал утвердительный ответ.

Они вскочили в двуколку.

— Гони вовсю, Том! — крикнул хозяин, и они помчались по узким проселкам, подпрыгивая на выбоинах, задевая за живые изгороди, тянувшиеся с обеих сторон, и рискуя в любой момент разбиться.

— На сколько они нас опередили? — крикнул Уордль, когда они подъехали к воротам «Синего льва», где, несмотря на позднее время, собралась большая толпа.

— Не больше чем на три четверти часа, — отвечали все.

— Карету и четверку! Живо! Двуколку доставите после!

— Ну, ребята! — закричал хозяин гостиницы. — Карету и четверку! Поторапливайтесь! Не зевать!

Конюхи и форейторы пустились бегом. Мелькали фонари, метались люди; копыта лошадей цокали по плохо вымощенному двору; с грохотом выкатилась карета из сарая; шум, суета.

— Подадут когда-нибудь карету? — кричал Уордль.

— Она уже на дворе, сэр, — ответил конюх.

Карету подали, лошадей впрягли, форейторы вскочили на них, путники мигом влезли в карету.

— Помните, перегон в семь миль — полчаса! — кричал Уордль.

— В путь!

Форейторы пустили в ход хлыст и шпоры, лакеи кричали, конюхи подбадривали, и лошади бешено помчались.

«Недурное положение, — подумал мистер Пиквик, улучив минутку для размышлений. — Недурное положение для президента Пиквикского клуба. Сырая карета… бешеные лошади… пятнадцать миль в час… и вдобавок в полночь».

На протяжении первых трех-четырех миль оба джентльмена не произнесли ни слова, ибо каждый был слишком поглощен своими думами, чтобы обращаться с какими-либо замечаниями к спутнику. Но когда они проехали это расстояние и лошади, разгорячившись, взялись за дело не на шутку, мистер Пиквик, возбужденный быстрой ездой, не мог долее хранить мертвое молчание.

— Мне кажется, мы непременно их настигнем, — сказал он.

— Надеюсь, — ответил его спутник.

— Славная ночь, — продолжал мистер Пиквик, глядя на ярко сиявшую луну.

— Тем хуже, — возразил Уордль, — потому что при лунном свете им легче удрать от нас, а нам луна недолго будет светить. Она закатится через час.

— Пожалуй, не очень-то будет приятно мчаться во весь опор в темноте? — осведомился мистер Пиквик.

— Несомненно, — сухо ответил его друг.

Возбуждение, охватившее мистера Пиквика, начало понемногу спадать, когда он подумал о неудобствах и опасностях экспедиции, в которую столь легкомысленно пустился. Он очнулся от громких криков переднего форейтора.

— Ио-йо-йо-йо-йо! — кричал первый форейтор.

— Ио-йо-йо-йо-йо! — кричал второй.

— Ио-йо-йо-йо-йо! — бодро подхватил сам старик Уордль, высунув из окна кареты голову и часть туловища.

— Йо-йо-йо-йо-йо! — присоединился к хору и мистер Пиквик, хотя понятия не имел, какой в этом смысл. И под эти «йо-йо» всех четверых карета остановилась.

— В чем дело? — осведомился мистер Пиквик.

— Застава, — ответил Уордль. — Мы наведем справки о беглецах.

Минут через пять, потраченных на непрерывный стук и оклики, из сторожки вышел старик в рубахе и штанах и поднял шлагбаум.

— Давно ли проехала здесь дорожная карета? — осведомился мистер Уордль.

— Давно ли?

— Да.

— Вот уж этого я хорошенько не знаю. Не так чтобы очень давно, но нельзя сказать, что недавно, этак, пожалуй, середка на половину.

— Может быть, здесь и вовсе не проезжало никаких карет?

— Да нет, проехала одна.

— А давно, друг мой? — вмешался мистер Пиквик. — Час назад?

— Да пожалуй, что так.

— Или два часа? — спросил форейтор, сидевший на задней лошади.

— А кто его знает, может, и два.

— Вперед, ребята, погоняйте! — крикнул вспыльчивый пожилой джентльмен. — Нечего нам тратить здесь время на этого старого идиота!

— Идиот! — ухмыляясь, воскликнул старик, стоя посреди дороги перед полуопущенным шлагбаумом и провожая взглядом быстро уносившуюся карету. — Э, нет, не такой уж я идиот! Вы тут десять минут потеряли и ничего путного не узнали. Если все сторожа, получив по гинее, постараются ее отработать не хуже, чем я, — не догнать вам, старый пузан, этой кареты до Михайлова дня!

И, еще раз ухмыльнувшись, старик закрыл ворота, вошел в дом и запер за собой дверь на засов.

Тем временем карета, не уменьшая скорости, летела к концу перегона. Луна, как и предсказывал мистер Уордль, скоро зашла, тяжелые, темные гряды облаков, постепенно затягивая небо, слились над головой в сплошную темную массу, и крупные дождевые капли, барабанившие в окна кареты, казалось, возвещали путникам приближение ненастной ночи. Ветер, дувший им прямо в лицо, яростно проносился вдоль узкой дороги и уныло завывал, раскачивая окаймлявшие ее деревья. Мистер Пиквик запахнул пальто, примостился поудобнее в углу кареты и заснул крепким сном, от которого очнулся, когда экипаж остановился, зазвенел колокольчик конюха и раздался громкий крик:

— Лошадей, живо!

Но здесь снова произошла задержка. Форейторы спали таким подозрительно крепким сном, что понадобилось пять минут на каждого, чтобы разбудить их. Конюх затерял ключ от конюшни, а когда его, наконец, нашли, два заспанных помощника перепутали упряжь, и пришлось заново перепрягать лошадей. Будь мистер Пиквик здесь один, эти многочисленные препятствия заставили бы его немедленно прекратить погоню, но не так-то легко было устрашить старого Уордля; он с такой энергией взялся за дело, одного угощая толчком, другого — пинком, тут застегивая пряжку, там подтягивая цепь, что карета была готова значительно раньше, чем можно было надеяться при наличии стольких затруднений.

Они продолжали путь, и разумеется, перспективы были отнюдь не утешительны. До станции оставалось пятнадцать миль, ночь была темная, ветер — сильный, и дождь лил потоками. Невозможно было с достаточной быстротой подвигаться вперед, одолевая столько препятствий. Был уже час ночи. Чтобы добраться до станции, понадобилось почти два часа. Но здесь выяснилось одно обстоятельство, которое вновь пробудило надежду и воскресило бодрость.

— Когда приехала эта карета? — закричал старик Уордль, выскакивая из своего экипажа и указывая на облепленную жидкой грязью карету, стоявшую во дворе.

— Четверти часа еще не прошло, сэр, — ответил конюх, которому был задан этот вопрос.

— Леди и джентльмен? — задыхаясь от нетерпения, спросил мистер Уордль.

— Да, сэр.

— Высокий джентльмен во фраке, длинноногий, худой?

— Да, сэр.

— Пожилая леди, худое лицо, костлявая, да?

— Да, сэр.

— Ей-богу, это наша парочка, Пиквик! — воскликнул пожилой джентльмен.

— Они бы раньше здесь были, — сообщил конюх, — да у них постромки порвались.

— Они! — заявил Уордль. — Клянусь Юпитером, они! Живо карету и четверку! Мы их догоним еще до следующей станции. Ребята, каждому по гинее! Живей! Пошевеливайтесь, молодцы!

Выкрикивая такие увещания, пожилой джентльмен метался по двору, суетился и пребывал в таком возбуждении, что оно передалось и мистеру Пиквику; и, заразившись им, сей джентльмен бросился помочь запрягавшим в сложных манипуляциях со сбруей и запутался между лошадьми и колесами экипажа, твердо веря, что этим он может существенно ускорить приготовления к дальнейшему путешествию.

— Влезайте, влезайте! — кричал старик Уордль, забираясь в карету, поднимая подножку и захлопывая за собой дверцу. — Торопитесь! Скорее!

И не успел мистер Пиквик сообразить, в чем дело, как почувствовал, что рывок пожилого джентльмена с одной стороны и толчок конюха — с другой вбросили его в карету с противоположной стороны, и они снова помчались.

— Ну, уж теперь-то мы не стоим на одном месте! — возликовал пожилой джентльмен.

Они и в самом деле не стояли на одном месте, о чем мог засвидетельствовать мистер Пиквик, ежеминутно наталкивавшийся то на твердую стенку кареты, то на своего соседа.

— Держитесь! — посоветовал дородный старик, когда мистер Пиквик, нырнув, уткнулся головой в его широкую грудь.

— Никогда еще не испытывал я такой встряски, — сообщил мистер Пиквик.

— Не беда, — отозвался его спутник, — скоро это кончится. Держитесь крепче.

Мистер Пиквик постарался устроиться поплотнее в своем углу; карета неслась еще быстрее.

Они проехали таким образом около трех миль, как вдруг мистер Уордль, через каждые две-три минуты высовывавшийся из окна, повернул к мистеру Пиквику забрызганное грязью лицо и, задыхаясь от волнения, воскликнул:

— Вот они!

Мистер Пиквик высунул голову из своего окна. Да, впереди на небольшом расстоянии от них мчалась галопом четверка лошадей, запряженных в карету!

— Вперед, вперед! — завопил пожилой джентльмен. — Каждому по две гинеи, ребята! Не упустить их! Догоняйте, догоняйте!

Лошади первой кареты пустились во весь опор, а лошади мистера Уордля мчались за ними бешеным галопом.

— Я вижу его голову! — рассвирепев, воскликнул старик. — Черт меня возьми, я вижу его голову!

— И я вижу, — подтвердил мистер Пиквик, — это он!

Мистер Пиквик не ошибся. В окне кареты ясно видна была физиономия мистера Джингля, сплошь покрытая летевшей с колес грязью; а рука его, которой он неистово размахивал, обращаясь к форейторам, призывала их напрячь все силы.

Возбуждение дошло до предела. Поля, деревья, изгороди проносились мимо, словно подхваченные вихрем, — с такою быстротой летели лошади. Они почти поравнялись с первой каретой. Даже стук колес не мог заглушить голос Джингля, понукавшего форейторов. Старый мистер Уордль бесился от ярости и нетерпения. Он десятки раз выкрикивал «мошенник» и «негодяй», сжимал кулаки и выразительно грозил ими объекту своего негодования, но мистер Джингль отвечал только презрительной улыбкой, а на угрозы отозвался ликующим возгласом, когда его лошади, в ответ на усиленное вмешательство хлыста и шпор, развили еще большую скорость и опередили преследователей.

Мистер Пиквик только что втянул голову в карету, а мистер Уордль, устав кричать, последовал его примеру, как вдруг страшный толчок швырнул обоих к передней стенке экипажа. Сотрясение… громкий треск… Колесо отлетело, и карета опрокинулась.

После нескольких секунд смятения и растерянности, когда лошади рвались вперед, сыпались стекла и больше ничего нельзя было разобрать, мистер Пиквик почувствовал, что его энергически вытаскивают из разбитой кареты; и как только он встал на ноги и сбросил с головы завернувшиеся полы пальто, которые препятствовали пользоваться очками, ему открылись во всей полноте размеры постигшего их несчастья.

Старый мистер Уордль без шляпы, в изорванном костюме стоял около него, а у их ног валялись обломки кареты. Форейторы успели перерезать постромки и стояли теперь возле своих лошадей, облепленные грязью и взлохмаченные от бешеной езды. Впереди, ярдах в ста, виднелась другая карета — она остановилась, когда раздался треск. Форейторы, ухмыляясь во весь рот, взирали на противников со своих седел, а мистер Джингль с явным удовольствием созерцал картину крушения из окна кареты. Загорался день, и в серых лучах рассвета можно было разглядеть все подробности.

— Эй, вы! — крикнул бесстыжий Джингль. — Никто не пострадал? — пожилые джентльмены — немалый вес — опасное предприятие — весьма!

— Негодяй! — заревел Уордль.

— Ха-ха! — ответил Джингль; затем, многозначительно подмигивая и указывая большим пальцем внутрь кареты, добавил: — Послушайте — она прекрасно себя чувствует — шлет поклон — просит, чтобы вы себя не утруждали — поцелуйте Таппи — не хотите ли влезть на запятки? — Вперед, ребята!

Форейторы выпрямились в седлах, и карета загрохотала; мистер Джингль, высунувшись из окна, насмешливо махал белым носовым платочком.

Приключение не могло смутить спокойный и уравновешенный дух мистера Пиквика — даже опрокинувшаяся карета. Однако подлость человека, который сначала взял деньги у верного его ученика, а затем позволил себе сократить его фамилию в «Таппи», переполнила чашу терпения. Он с трудом перевел дыхание, покраснел до самых очков и проговорил медленно и выразительно:

— Если я еще когда-нибудь встречу этого человека, я…

— Да, да, все это прекрасно, — перебил Уордль, — но, пока мы тут стоим да разговариваем, они получат лицензию и заключат брачный союз в Лондоне.

Мистер Пиквик умолк, а жажду мести спрятал в бутылку и закупорил ее.

— Далеко ли до станции? — обратился мистер Уордль к одному из форейторов.

— Шесть миль. Верно, Том?

— Малость побольше.

— Малость побольше шести миль, сэр.

— Ничего не поделаешь, Пиквик, — сказал Уордль, — придется идти пешком.

— Ничего не поделаешь! — отозвался сей великий муж.

Отправив вперед одного из форейторов верхом на лошади, чтобы вытребовать новый экипаж и лошадей, и оставив разбитую карету на попечение второго форейтора, мистер Пиквик и мистер Уордль мужественно продолжали путь пешком, обмотав предварительно шарф вокруг шеи и надвинув шляпу на глаза, чтобы защититься, насколько возможно, от проливного дождя, который хлынул снова после небольшого перерыва.