Семейные тайны

Чингиз Абдуллаев, 2012

Молодая немка Эмма Вихерт пригласила знаменитого сыщика Дронго в Потсдам на юбилей своей пожилой родственницы. Эмма знакома с Дронго уже много лет и прекрасно осведомлена о его уникальных способностях. Именно потому она больше других была заинтересована в том, чтобы международный эксперт присутствовал на юбилее. Как говорится, на всякий пожарный. Потому как женская интуиция подсказывала Эмме, что на банкете может произойти нечто из ряда вон выходящее. И молодая женщина не ошиблась – в самый разгар застолья виновница торжества Марта была отравлена смертоносным ядом. Дронго немедленно приступает к расследованию и сразу понимает, что убийца… ошибся.

Глава 5

Берндт вошел в комнату, улыбаясь и радостно приветствуя собравшихся. Подошел к своей теще и поцеловал ее в щеку. Вежливо кивнул Сюзанне. Церемонно поздоровался с Анной, поцеловал в голову Еву. С мужчинами обменялся крепкими рукопожатиями. Это был типичный западноевропейский банкир. Среднего роста, модно постриженный, в великолепном темном костюме в тонкую полоску, галстук был повязан двойным американским узлом. Открытое, дружелюбное лицо, хорошая улыбка. Усевшись рядом со своей супругой, Берндт сразу поднял бокал и выпил за здоровье тещи. Она благосклонно кивнула. Казалось, что с его приходом мрачная обстановка дома развеялась и присутствующие стали относиться друг к другу гораздо терпимее.

Берндт плохо говорил по-русски, с большим акцентом. Но, учитывая обстановку, он говорил именно по-русски, чтобы его все поняли. Хотя было очевидно, что русский язык ему давался с трудом.

— Говорите по-немецки, — предложил Арнольд, — мы все понимаем.

— Он специально говорит по-русски, — пояснила Мадлен, — собирается поехать в Россию генеральным представителем «Дойче Банка», и поэтому совершенствует свой язык. Не беспокойтесь, он уже неплохо его выучил.

— Я стараюсь говорить много, чтобы лучше знать язык, — добавил Берндт. — Всегда полезно изучать языки и знать такой язык, как ваш русский.

— Между прочим, я не русский, — сообщил Пастушенко, — по отцу я украинец, а по матери чуваш. И жил всю жизнь в Казахстане, а потом на Украине. Поэтому к русским не имею никакого отношения. Вот у Леси мама русская, а у Анны с Эммой мама была наполовину русской. Просто вы, немцы, привыкли называть нас всех «русскими» без разбора.

— Наверно, вы правы, — вежливо согласился Берндт, — но таковы стереотипы восприятия всех бывших советских людей, которых на Западе традиционно называли «русскими».

— Карелия Яковлевна, мы все в сборе! — крикнул Герман.

— Сейчас несу, — сообщила она из кухни и через минуту уже появилась с очередными тарелками.

— Я помогу ей, — поднялась Анна и прошла на кухню.

На горячее подавали пожарские котлеты, запеченную рыбу и грудинку молодого ягненка, фаршированную грибами, луком, чесноком и кишмишем. Берндт от удовольствия не удержался от восторженного восклицания. Арнольд в знак согласия кивнул:

— Все сделано отлично.

— И мне понравилось, — неожиданно подала голос Сюзанна.

— Тебе вредно есть много мяса, — одернула ее старшая сестра. — И вообще на твоем месте я бы следила за соблюдением диеты.

— Я только попробовала, — возразила младшая сестра.

— Все равно не нужно так увлекаться, — голосом учительницы произнесла Марта.

— И мне тоже очень понравилось, — снова не удержалась Эмма. — Так вкусно. Спасибо Анне и Герману за то, что они организовали для нас такой стол. Только, тетя Марта, вы не говорите, что мне тоже пора садиться на диету.

Многие из присутствующих начали улыбаться. Даже Берндт оценил эту шутку. А вот его супруга нахмурилась и ничего не сказала. Марта тоже никак не отреагировала на эту шутку.

Герман пытался сдержаться, чтобы не рассмеяться, но тоже не выдержал и прыснул от смеха под неодобрительные взгляды своей матери и сестры.

Калерия Яковлевна вносила последние блюда из меню. Настроение у собравшихся было гораздо лучше, чем в начале ужина.

— Давайте выпьем за ваших детей, — предложил Арнольд Пастушенко. — Вы счастливый человек, фрау Марта. У вас двое мальчиков и две девочки. Я имею в виду не только ваших родных детей, Германа и Мадлен, но и Берндта с Анной, тоже ставших вашими детьми. И, конечно, трое ваших внуков, которыми вы можете гордиться. За ваших детей и внуков, дорогая фрау Марта!

Наверно, в другом сочетании хозяйке дома не могло понравиться сравнение ее родных детей с Анной. Но Берндта она готова была терпеть, не прибавляя туда Анны. Тем не менее она в знак согласия кивнула и подняла бокал вместе со всеми.

Пастушенко явно солировал, хотя никто его не выбирал тамадой. Следующий тост был за Сюзанну, младшую сестру юбилярши, которую она так любит и опекает. Марта еще раз одернула Сюзанну, когда та попыталась что-то добавить.

— Они все время живут вместе? — уточнил Дронго, наклоняясь к Эмме.

— Да, втроем.

— Почему втроем?

— Марта, ее сестра и Калерия Яковлевна, — тихо пояснила Эмма. — Никто другой, кроме Калерии, здесь бы долго не продержался. Она плохо слышит и настолько флегматична, что может выдержить эту старую сволочь.

— Кажется, кроме дочери и зятя, ее здесь никто не любит, — шепотом заметил Дронго.

— Это большое преувеличение, — сдерживая смех, сказала Эмма. — Они ее тоже не очень любят. Ее вообще никто по большому счету не любит. Даже ее собственные внуки.

Марта, словно услышав ее слова, подняла свой бокал. Обвела всех долгим взглядом. У этой женщины был острый взгляд и твердый характер. Дронго подумал, что ее не могут любить все собравшиеся. Марта посмотрела и на него.

— Я хочу вас всех поблагодарить за то, что вы решили приехать ко мне, — строго сказала она. — Спасибо Герману, который привез свою семью из Кельна, спасибо Берндту, который нашел время навестить меня вместе с Мадлен. Спасибо всем остальным, которые решили здесь собраться.

— Обратите внимание, — прошептала Эмма, — кроме своего сына и дочери, она назвала только своего любимого зятя. У этой дамочки железный характер.

— Я уже понял про их напряженные отношения с невесткой, — сказал Дронго. — Судя по всему, вашей сестре повезло, что она живет от свекрови на некотором расстоянии.

— Расстояние слишком короткое, — со вздохом сказала Эмма, — только четыре часа на железнодорожном экспрессе, которое очень быстро преодолевается в случае необходимости.

— Зачем вы меня сюда позвали? — спросил Дронго.

— Мне важно, чтобы вы были со мной. Не знаю, почему, но я не хотела сегодня сидеть здесь одна. Представляю, сколько язвительных замечаний я бы услышала от Марты, если бы появилась одна. Она и так все время доводит мою сестру замечаниями из-за того, что мы не можем ужиться с местными немцами. При этом себя она считает стопроцентной немкой, словно она родилась здесь, а не в Советском Союзе.

— В таком случае вы нашли плохого кавалера, — возразил Дронго. — Я вообще не немец и не европеец. Хотя они считают меня то ли итальянцем, то ли югославом.

— Это из-за вашего необычного имени, — сказала Эмма. — А вообще вы действительно очень похожи на итальянца. Разве вам об этом не говорили?

— Много раз, — признался Дронго, — очевидно, потому, что у меня жена итальянка. Наверно, со временем мы становимся похожими друг на друга.

— Итальянец даже лучше немца, — призналась Эмма, очаровательно улыбнувшись. — Во всяком случае, вы производите очень хорошее впечатление. Солидный мужчина в возрасте, который решил стать моим другом. Совсем неплохо для опровержения теории Марты о том, что женщины из нашей семьи не умеют ладить с европейцами.

— И только поэтому вы меня сюда позвали? — недоверчиво спросил Дронго.

— Не только, — ответила Эмма. — Мне нужно было почувствовать себя в безопасности. Каждый раз, когда я прихожу в этот дом, я ощущаю себя как-то странно. Говорят, что в тридцатые годы здесь была явочная квартира гестапо. Но после войны этот уцелевший дом достался родственнице Марты. Через шестнадцать лет после войны она поехала навестить своих друзей в Западном Берлине и осталась у них ночевать. А вернуться уже не смогла — вокруг начали возводить стену, которая разделила город и не позволила ей попасть обратно домой. Она осталась в Западном Берлине на целых двадцать восемь лет, а ее бесхозный дом достался агентам «Штази», которые тоже устроили здесь свою явочную квартиру. Вот такой невероятный парадокс. В тридцатые годы здесь работали гестаповцы, а в шестидесятые-восьмидесятые — агенты «Штази». Ну а потом дом вернули владелице, и она, умирая, завещала его своим родственникам. Вот так Марта оказалась владелицей этого странного дома. Ведь до этого они жили с сестрой в небольшой квартире на окраине Кельна. А уже потом переехали сюда.

Пастушенко поднял свой очередной тост за присутствующих женщин и предложил мужчинам выпить стоя. Все мужчины поднялись. После последнего тоста начали убирать со стола, и Калерия Яковлевна объявила, что скоро принесет торт и кофе.

Конец ознакомительного фрагмента.