Звериные души

Чингис Цыренов, 2020

Человечество мертво. По земле бродят антропоморфные разумные звери. На останках человеческой цивилизации они воздвигли свою. Прошли сотни лет, и звери совершенно позабыли, кто они и откуда. Города-государства погрязли в междоусобицах. В северных лесах и степях пытаются выжить дикие племена, борясь с неведомым злом, оставленным людьми. Кислотные дожди уничтожают почву. А с севера всё ближе подбирается зловещая Красная пустыня, в которой обитают чудовищные твари. Зло, совершённое людьми, не искуплено до конца. Земля всё помнит. Макс – черный кот с самого дна города Джаако. Он привык выживать, совершая вылазки в руины древних, добывая металл и сбывая его. Но эта последняя вылазка изменит его жизнь навсегда.

Глава 2. Учитель

Ал’Тан приоткрыл глаза. На глиняном потолке расползалось мокрое пятно, напоминавшее очертания одного из древних материков, о которых он читал в старинных книгах. Очень хотелось ещё чуток поспать, но нужно было вставать. Он высунул лапу из-под одеяла. Почувствовав холодок, он не смог оказать сопротивление сильному желанию спрятать лапу обратно в нагретое местечко.

Была глубокая ночь, когда он получил от хозяйки квартиры ключ, еле поднялся по скрипучей лестнице. Не хотелось будить соседей. Открыл дверцу и, толком не осмотревшись, рухнул в кровать без сил.

Поборовшись с собой ещё немного, Ал’Тан резким усилием откинул одеяло и встал с кровати. Он огляделся и принюхался. В комнате пахло сыростью, заплесневелой древесиной и чем-то ещё… похожим на едкий запах разлагавшейся крысы.

Свет в комнату проникал с улицы через единственное прямоугольное окошко с деревянной рамой, покрытой когда-то давным-давно белой краской, пожелтевшей, усеянной трещинками и заусенцами от старости. Окошко прикрывали выгоревшие на солнце и не подходившие к нему по высоте занавески. Шторки оставляли открытой снизу широкую область окна, сквозь которую в комнату проникал солнечный свет и мощным потоком падал вниз, образуя на дощатом полу яркую широкую полосу.

“Ну и дыра. Вряд ли, я задержусь здесь надолго. Я мог бы быть сейчас совсем в другом месте. Или не быть вовсе… На первое время сойдёт,” — успокоил себя Ал’Тан и подошёл к окну.

Лапы ступили на нагретую солнцем область пола и тепло волной снизу-вверх поползло по телу. Ал’Тан потянулся, урча от удовольствия. Ночью он очень замёрз в постели, несмотря на то, что спал, свернувшись калачиком.

Он выглянул в окно и, прищурив глаза от яркого света, посмотрел на улочку, тянущуюся прямиком от их дома и виляющую между нависшими над ней трёхэтажными деревянными домами. Улица была настолько узкой, а дома настолько хаотично и неестественно выдавались верхними этажами в бока, что казалось, будто вот-вот строения рухнут на неё, погребя под собой всех бродящих туда-сюда жителей этого прелестного квартала.

Внизу кишела, словно муравьи в муравейнике, разношёрстная толпа. Все куда-то спешили. Разные донгу, кошачьи и собачьи, в шляпах и без, одетые и не очень, заполонили улочку почти полностью. Их было так много, что все соприкасались друг с другом плечами, спинами и животами.

Ал’Тан попытался вспомнить, когда он видел в последний раз такую массу народа одновременно в одном месте. Пожалуй, это было в детстве на рынке в городе Нирус, куда они часто приходили с отцом за свежими овощами и фруктами. Сейчас такой картины у него в родном городе не увидишь — все кошачьи покинули город пару лет назад. Кто-то уехал из Нируса добровольно, пока это было возможно, кого-то сослали, не дав возможности прихватить с собой имущество, перешедшее после этого в собственность города. Почти все кошачьи бежали на свою Родину в Элро.

И только здесь, в пограничном городе Джаако, Ал’Тан увидел то, что согрело его сердце и душу. Слухи оказались правдой! Кошачьи и собачьи донгу живут здесь в относительном мире, как и много лет назад в родном Нирусе. Неужели конфликт и впрямь не докатился до здешних мест? От радости ему захотелось выбежать, и завести беседу с прохожими. Но он подавил в себе эти эмоции. Отец всегда учил его, что только слабые духом открыто проявляют эмоции и так делать не следует.

“Никто по внешности не должен знать, что у тебя на уме. Тогда будешь сильнее других, тогда ты будешь на шаг впереди прочих! — упорно наставлял его отец. — Всегда помни, кто ты и каково твоё происхождение!”

Ал’Тан посмотрел на себя в кривое грубо изготовленное зеркало, висящее на стене у двери. Шерсть на голове слиплась и скаталась в комки от дорожной пыли. Глаз и носа почти не было видно — они полностью заросли длинными серыми волосками.

Удивительным было то, что при этом сам он всё вокруг видел довольно хорошо. У длинношерстных донгу есть такая способность — волоски, падающие на глаза абсолютно не мешают им видеть. Но Ал’Тан совершенно об этом забыл, так как всегда постригался и никогда не доводил до такого состояния своё тело.

Дорога с Нируса до Джаако в повозке заняла почти два месяца и не было никакой возможности постричься в пути. Ал’Тан достал из сумки ножницы и лезвие. Нужно было скорее привести себя в порядок и выходить, его должны были ожидать. Под столом он обнаружил корыто с водой, поставил его на табурет и умылся.

Обычно подобные процедуры занимали гораздо больше времени, но сейчас он вынужден был делать всё второпях. Будет нехорошо, если он придёт на встречу к директору школы во второй половине дня. Всё дело в воспитании. Его воспитали так, что не мог он себе позволить столь вопиющего хамства — заявиться на переговоры по трудоустройству после обеда, так как считал это совершенно неподобающим настоящему учителю.

Придав себе более-менее цивилизованный вид, он облачился в серый строгий костюм из овечьей шерсти, состоящий из прямых, широких штанов, узкой туники, пиджака с широкими бортами и длинными рукавами. На лапы он надел чёрные кожаные ботинки. Любой донгу, разбирающийся мало-мальски в одежде, сразу понял бы по костюму и обуви, что он принадлежал к классу старейшей интеллигенции Нируса.

Тщательно причесав волосы на голове, Ал’Тан направился к выходу. Приоткрыв дверь, он замер у самого порога на несколько секунд, затем захлопнул дверь обратно, подошёл к зеркалу и исподлобья пристально заглянул себе в глаза.

— Всё… будет… хорошо… Они ничего не знают. Прошлого не изменишь, — тихо, почти шёпотом произнёс он, отчётливо выделяя каждое слово. Затем уверенным шагом направился к двери и вышел из комнаты, захлопнув и заперев её.

Протиснувшись кое-как сквозь толпу, Ал’Тан решил не идти по главной улице, а чуть срезать путь. Он повернул налево и вышел на удивительно пустой проулок. Пахло гниющими овощами, горелыми волосами и грязью… повсюду землю устилала серо-коричневая вязкая жижа. Поднимая повыше лапы, чтоб не вымазать штанины чистых штанов в грязи, он маршировал в направлении высоких зданий административного квартала.

Ал’Тан переживал, что не взял с собой специальную защитную обувь, называемую у него на Родине мокроступами. Эта обувь представляла из себя своеобразные тканевые чехлы в форме ботинок, пропитанные смолянистым веществом. Мокроступы были весьма популярны у знати Нируса. Их надевали прямо поверх ботинок и, таким образом, предохраняли дорогую обувь от загрязнения и влаги. Ал’Тана мучала мысль о том, что прямо сейчас грязь разъедает нежную кожу дорогих ботинок, сшитых на заказ. Однако скоро он осознал, что это совершенно не то, о чём действительно следовало беспокоиться.

Прямо по курсу он увидел кучку парней, вальяжно расположившихся на крыльце одного из убогих двухэтажных бараков и громко ведущих беседу. Внешность парней открыто говорила об их образе жизни. Судя по боевому раскрасу и вооружению, парни собирались не на мирные посиделки.

И тут его мозг, словно игла, пронзила мысль, воспоминание о том, как кто-то давно рассказывал ему о запредельно высоком уровне преступности в пограничном городе Джаако. Говорили, будто весь город поделён на некие фракции, банды, враждующие между собой. Тогда, находясь в родном Нирусе, Ал’Тан не придал этим россказням никакого значения. Да, честно говоря, он вообще счёл их небылицами и благополучно выкинул эту информацию из головы.

Шерстка на лбу и висках резко взмокла — кожа под волосками вспотела. Мысли заметались в панике. А лапы так и продолжали сами собой ступать по грязи.

Сворачивать в сторону было поздновато — погрузившись в раздумья о губительном воздействии грязи на изысканную телячью кожу, он заметил компанию слишком поздно. Останавливаться резко было не лучшей идеей. Да и не хотелось сразу показывать слабость, это наверняка подтолкнёт негодяев на активные действия, а так оставался шанс, что всё обойдётся.

Молодчики бурно что-то обсуждали, при этом выкрикивая фразы на непривычном наречии. Двое, стоявших к нему мордами, заметили учителя ещё издалека, а теперь же увидели и остальные, обернулись и принялись пристально рассматривать.

Время, как будто, замедлилось. Ал’Тан прищурил глаза, чтоб не было отчётливо видно, куда он смотрит и попытался рассмотреть потенциальную угрозу подробнее.

Их было трое. Один сидел на лестнице, двое стояли по бокам. Самым крупным был здоровенный пёс со стоячими ушами, на каждом из которых болталось по несколько крупных серёжек. Верзила стоял у крыльца и пристально изучал приближавшуюся фигуру. На обеих лапах было надето что-то вроде деревянных кастетов. Коричневая шерсть на макушке шарообразной головы и в области вокруг глаз окрашена в красный цвет.

Однако гораздо большую опасность Ал’Тан ощущал не от громилы, а от низкорослого кота, стоявшего справа от крыльца, чуть согнув лапы, как будто готовился к прыжку. Несмотря на рост ниже, чем у товарища головы на три, он был весьма крепко сложен. На голову себе он водрузил некое подобие шлема с торчащим пером посередине, по бокам шлем был утыкан шипами.

В лапе кот сжимал длинную деревянную палицу. На передней кромке оружия торчала пара острых лезвий. Пока низенький крепыш стоял спиной к приближавшемуся Ал’Тану, палица в опущенной лапе свисала и упиралась в основание крыльца. Затем он развернул корпус и грозно взглянул на учителя из-под раскрашенных в синий цвет надбровных валиков.

Третьего Ал’Тан рассмотреть не успел, так как поравнялся с ними и смотреть нужно было прямо перед собой, а не выкручивать голову вправо.

Запах напряжения и тревоги повис в воздухе.

В ушах зазвенело от резкого свиста. Боковым зрением он увидел, что сидевший на ступенях встал и спрыгнул с крыльца.

— Заблудился? — выкрикнул кто-то из парней. Агрессивная интонация не сулила ничего хорошего.

Ал’Тан остановился и повернул голову направо. Напротив него стоял, ссутулившись, высокий худощавый пёс. Он что-то активно жевал. В отличие от прочих, этот не был раскрашен. Длинный плащ песочного цвета с капюшоном укрывал долговязое тело от костлявых плеч до коленей. Снизу торчали кривоватые худые лапы, обутые в остроносые башмаки. Было понятно, что сутулый здесь — главный.

— Глухой? — спокойным сипловатым голосом произнёс сутулый и сплюнул зеленоватую жижу прямо перед ним на грязь.

— Н…нет, — выдавил из себя Ал’Тан, еле сдержавшись, чтоб не поморщить морду — от сутулого исходил едкий, кислый запах. Видимо, так пахло то, что тот жевал.

— Ты кто такой? Не видел тебя раньше, — сутулый пёс подошёл ещё ближе.

— День добрый. Меня зовут Ал’Тан, я прибыл в ваш гостеприимный город Джаако по особому приглашению, — выпалил он на одном выдохе и вовремя остановился, поняв, что сказал лишнего.

“Ну что ты такое несёшь? Зачем ты это вообще сказал?” — пронеслось в голове.

— А кто вы, господа? — добавил к сказанному Ал’Тан, как будто и того было недостаточно.

Возникла длинная пауза.

Он робко взглянул на сутулого. Только сейчас удалось рассмотреть покрасневшие глаза, еле заметные в глубине капюшона. Взгляды пересеклись.

“Теперь не вздумай отвести взгляд в сторону. Нужно показать этим отбросам, что ты не боишься их.”

— Надо же! Посмотрите кто к нам пожаловал! Должно быть, это какой-то важный господин. Может, мэр или… вождь.

Из-за спины сутулого раздался громкий смех. Если это вообще можно было назвать смехом. Гуси и те издают более разумные звуки. По идиотскому гоготу, было понятно, что смеющийся не обладал высоким уровнем интеллекта.

— Прошу прощения, но, к вашему сведению, вожди бывают у диких племён, а не у цивилизованных донгу… как мы с вами… вам ли этого не знать… господа.

— А ты смелый, как я погляжу. Гуляешь тут по моему кварталу, вырядился, как петух. Да ещё и дерзишь…

— Дерзить вам не было у меня ни малейшей мысли.

Ал’Тан перенёс вес с одной лапы на другую, словно готовился к внезапной атаке.

— Позволь, я проучу его! Размажу его, как таракана, — выкрикнул низкорослый кот-боец, стоявший позади.

Кот взял палицу в обе лапы, угрожающе поднял её и стал быстро приближаться к Ал’Тану, который уже было поджал голову к туловищу и приподнял лапы в попытке защититься. Вдруг сутулый вытянул вбок согнутую в локте лапу, и кот-боец резко остановился.

— Погоди! Наш друг не такой уж непонятливый, как кажется, — промолвил сутулый, обращаясь через плечо к своим парням. — Ты же должен понимать, что нельзя просто так бродить, где тебе вздумается. За свои ошибки нужно платить.

Сутулый демонстративно осмотрел Ал’Тана с головы до лап.

— Я не понимаю… Что вам от меня нужно? Нет ничего у меня.

— А вот и ошибаешься. Как ничего нет? Так красиво одет… и говоришь, что ничего нет. Твой изысканный костюм нам не нужен, не бойся. Голышом не останешься. А вот ботиночки как раз кстати. У одного нашего друга как раз поизносились, ходит и пятками сверкает, — голос Сиплого был на удивление спокоен. Было ясно, что он не шутит.

— Ч… что? А как я пойду без обуви. У вас тут повсюду… грязища, — Ал’Тану стало плохо от одной только мысли, что он будет шагать голыми лапами по грязи.

Сутулый молчал и смотрел ему пристально прямо в глаза. Тот не выдержал давления и отвёл взгляд, посмотрел на свои лапы, на ботинки.

— Я… Я даже не знаю…, — угрюмо промямлил Ал’Тан.

— Снимай ботинки! Сейчас же! — раздался неистовый, яростный вопль. Пёс-великан с серьгами в ушах шёл прямо на него, сомкнув на груди огромные кулачищи с кастетами.

— Ты, видно, не понял, — прервал молчание сутулый. — Нет у тебя выбора… А если и есть, то лишь выбор между потерей здоровья и потерей обуви… Выбирай.

Не верилось, что это происходит наяву. Быть может, он ещё не проснулся? Может, он спит в своей каморке и ему снится кошмарный сон? Он помотал мордой из стороны в сторону, будто пытаясь проснуться. К сожалению, это была реальность.

Ал’Тан поднял взгляд наверх, на небо. Плотные, с необыкновенно четкими очертаниями, как будто кем-то вырезанные, облака медленно, равнодушно проплывали мимо. На крышах тут и там сидели, весело переговариваясь на своём птичьем языке, голуби и воробьи. Ничего не изменится, если его не станет. Мир ничего не заметит и будет жить себе дальше.

“Что же делать? Что делать? Как поступить? — Ал’Тан попытался трезво оценить обстановку. — Я могу отказаться… и потерять здоровье. Проще говоря, меня побьют, сделают калекой навсегда, если не хуже. Я могу попытаться бежать, что, скорее всего, худший вариант — наверняка эти ребята меня тут же настигнут и я потеряю здоровье… или жизнь. Или отдать им ботинки, чёрт с ними… В данной ситуации это звучит разумнее.”

Ал’Тан был очень гордым, к тому же он не хотел показывать свой страх, но показал. И он так этого стыдился. Стыдился того, что напуган. Стыдился того, что его обидчики это знают.

Вспомнилось наставление отца: “Трус не тот, кто боится, но трус точно тот, кто боится признаться себе, что боится.” Ненавидя себя, Ал’Тан наклонился и принялся расстёгивать ремешок ботинка. Ему было так стыдно, что хотелось провалиться сквозь землю.

Вдруг сзади прогремел грубый, басовитый голос:

— Господин учитель, встаньте!

Ал’Тан выпрямился и оглянулся. Чуть вдали со стороны административного квартала прямо посреди улицы к ним кто-то приближался, кто-то в кожаных доспехах. И по мере приближения становилось ясно, что тот был сущим великаном, даже больше, чем угрожавший громила пёс.

Великан встал между Ал’Таном и сутулым псом с его бандой. Голова была полностью скрыта шлемом с бычьими рогами. Учитель заметил, что чешуйчатые доспехи его были настолько искусно изготовлены, что назвать их настоящим шедевром и произведением искусства оружейника не было бы преувеличением. Хотелось тщательнее рассмотреть их. Толстые лоскутки кожи располагались внахлёст друг на друге и были прошиты красным шнуром, формировавшим на латах причудливые узоры. Коричневая кожа, залитая лаком, поблескивала на солнце. Высоко над головой торчала рукоять некоего исполинского оружия, закрепленного на спине великана.

— Господин учитель, приветствую вас. Мне велено встретить и сопроводить вас до места, — голос великана был низким, но весьма приятным на слух.

Ал’Тан кивнул в ответ и многозначительно посмотрел на озадаченных неожиданным визитом.

— Не стоит тебе вмешиваться. Это наш друг. И у нас неотложные дела. Забрать его просто так не получится, — спокойно без единой эмоции произнёс сутулый.

— Получится, Ахилл. Получится. Господин учитель — гость мэра. Неужели вы хотите навлечь на себя гнев мэра? Стоит мне только махнуть лапой, как сюда примчатся мои ребята и перевернут вверх дном ваш крысятник. Ты ведь знаешь кто я?

— Конечно же, мне известно, кто ты, генерал Бато. Нечасто можно увидеть столь легендарную личность в наших краях.

— И, тем не менее, у вас есть желание попытаться остановить меня?

Стоявшие по бокам от сутулого пса переглянулись и пришли в движение. Громила пёс с кастетами зарычал, поднял кулаки и стал боком уходить в сторону, заходя справа, явно намереваясь напасть с фланга.

Кот-боец вскинул палицу на плечо, зашипел и стал сдвигаться влево.

Генерал Бато одним мощным молниеносным движением со свистом выхватил оружие из-за спины, в лапах появился гигантский чёрный молот.

— Образумь своих парней, Ахилл, пока никто не поранился!

Все замерли в ожидании, кто же сделает первый выпад. Ал’Тан стоял и утирал морду. Учитель так вспотел от волнения, что пот залил глаза, и он пытался протереть их лапами.

Вдруг сутулый Ахилл важно поднял вверх обе лапы и громко объявил:

— Ладно. Так и быть. Можете идти. Но помни, генерал Бато, ты — мой должник!

Ахилл обратился к Ал’Тану:

— Господин учитель, вы можете идти. Впредь будьте аккуратнее.

Бато молча убрал молот обратно за спину. Повернулся спиной к бандитам и зашагал перед последовавшим за ним Ал’Таном, он ещё не успокоился и несколько раз оглядывался назад.

— Генерал! Будешь должен мне пару хороших кожаных ботинок! — бросил вслед Ахилл и громко засмеялся, обнажив жёлтые обломанные клыки.