Кастелау

Шарль Левински, 2014

Азарт поиска охватит читателя, когда вместе с наивным американским киноведом он приедет в Европу 1980-х годов на поиски неведомых фактов из истории немецкого кино времен агонии гитлеровского режима. Наткнувшись на удивительную историю фильма-призрака и его съемок, проходивших в глухой альпийской деревушке Кастелау в последние месяцы войны, герой в полной мере изведает правду жизни в эпоху исторического лихолетья, когда любая секунда бытия может оказаться страшнее и гротескней, увлекательней и невероятней самого захватывающего фильма. Интрига развивается не в последовательном линейном изложении, а в ходе кропотливой реконструкции событий. Хитроумно сочетая правду и вымысел, документ и мистификацию, вплетая подлинные имена и факты из истории немецкого кино, в которой он проявляет недюжинную осведомленность, в ткань изобретательно сочиненной фабулы, Шарль Левински создает динамичный роман-коллаж, серьезный и смешной, занимательный и абсурдный, но в конечном итоге беспощадно правдивый. Шарль Левински (род. в 1946) – именитый швейцарский писатель, широко известный не только у себя на родине, но и за рубежом. «Кастелау» – четвертый его роман, издающийся в России. Это, несомненно, наиболее яркое, мастерски выстроенное, остросюжетное и глубокое произведение писателя, который не устает тревожить современников напоминаниями о болевых точках новейшей истории, снова и снова обращаясь к проблеме нравственного выбора в экстремальных условиях тоталитаризма.

Рукопись Сэмюэля А. Саундерса

В бумагах Вернера Вагенкнехта нашлось довольно много текстов, назначение и характер которых трудно определить однозначно. Собственно дневниковые записи фиксируют обычно события, происшедшие в определенный день, и обладают, видимо, высокой степенью достоверности. Это, однако, вряд ли можно утверждать в отношении отдельных, с указанием имени автора, произведений малой прозаической формы, обычно имеющих собственное название и по характеру скорее напоминающих рассказы — жанр, к которому Вагенкнехт в годы своей активной литературной деятельности обращался не раз.

Хотя в качестве персонажей в этих несомненно законченных текстах фигурируют реальные лица, не исключено, что ситуации, в которые поместил их автор, являются плодом чистейшего вымысла, возможно, это заготовки «большого романа», который Вагенкнехт намеревался написать после крушения нацистского режима. С другой стороны, и такое допущение представляется мне более вероятным, в этих вещах, возможно, отображены студийные сплетни и слухи, пересказанные автору Тицианой Адам и облеченные им в давно освоенную литературную форму.

Как бы там ни было, тексты эти дают убедительную картину своего времени. Действительно ли имели место описываемые события, в точности ли так они происходили или несколько иначе — дух эпохи и тогдашние умонастроения они позволяют ощутить вполне явственно.