Нас никогда здесь не было

Шаяхмет Турыспек, 2023

1934 год, конец октября. Поселение для ссыльных в Архангельской области. В этой истории всего два героя – Ахмет Байтурсынов, великий казахский просветитель и ученый, к этому моменту уже 5 лет проведший в лагере, и Екатерина Пешкова, правозащитница, глава "Политического Красного Креста", официальная жена М. Горького. В течение своей короткой встречи эти два немолодых человека подводят итоги прошлого, а, точнее, складывают сумму всего того, что они потеряли.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

АХМЕТ БАЙТУРСЫНОВ — пожилой, высокий, грузный мужчина с усами и в очках

ЕКАТЕРИНА ПЕШКОВА — немолодая, но стройная женщина небольшого роста

ВТОРОСТЕПЕННЫЕ ПЕРСОНАЖИ:

КОМЕНДАНТ СПЕЦПОСЕЛЕНИЯ — зритель слышит только его грубый голос и видит его тень из сеней

БАБА ЛЕНА, ХОЗЯЙКА ИЗБЫ — зритель слышит только ее хриплый, всегда недовольный голос сверху печки, где она спит и греется.

ИЗБА. КОМНАТА АХМЕТА БАЙТУРСЫНОВА — НОЧЬ

ИЗБА. БРЕВЕНЧАТЫЕ СТЕНЫ, ПЕЧЬ В УГЛУ, МАЛЕНЬКОЕ ЗАНАВЕШЕННОЕ ОКНО. У ОКНА — КРОВАТЬ, В КОТОРОЙ ЛЕЖИТ УКРЫТЫЙ РВАНЫМ ПОКРЫВАЛОМ АХМЕТ БАЙТУРСЫНОВ, СПИНОЙ К ЗРИТЕЛЮ. ИЗ ОКОШКА СВЕТИТ ТУСКЛЫЙ ГОЛУБОЙ СВЕТ ПОЛЯРНОЙ НОЧИ. СЛЫШЕН ЗВУК ПРОНИЗЫВАЮЩЕГО МОРОЗНОГО ВЕТРА. ДВЕРЬ В СЕНИ ОТКРЫВАЕТСЯ ОТ СИЛЬНОГО ПОРЫВА ВЕТРА, И В КОМНАТУ ВРЫВАЕТСЯ СНЕЖНАЯ ПЫЛЬ. СО СТОЛА УЛЕТАЮТ НЕСКОЛЬКО ИСПИСАННЫХ ЛИСТОВ. ДВЕРЬ ХЛОПАЕТ И СКРИПИТ, ХОДЯ ТУДА-СЮДА. АХМЕТ МЕДЛЕННО САДИТСЯ НА КРОВАТИ, ЗАКУТАВШИСЬ В ПОКРЫВАЛО. ВСТАЕТ, БЕРЕТ СО СТОЛА ОЧКИ, ПОТОМ САДИТСЯ НА КОРТОЧКИ И ПОДБИРАЕТ ЛИСТКИ. НЕ ВСТАВАЯ С ПОЛА, ОН КЛАДЕТ ЛИСТКИ НА СТОЛ, ПОТОМ ПОДНИМАЕТСЯ. В КРУЖКЕ НА СТОЛЕ ОН КАРАНДАШОМ РАЗБИВАЕТ СВЕРХУ ВОДЫ ЛЕД. ОТПИВАЕТ И СТАВИТ КРУЖКУ НА ЛИСТКИ. ИДЕТ К ПЕЧИ — ОГНЯ ДАВНО НЕТ, У ПЕЧКИ ЛЕЖИТ ПАРА ДРОВ. ОН БЕРЕТ ОДНО ПОЛЕНО. ПОДНИМАЕТ ГОЛОВУ.

БАЙТУРСЫНОВ:

Баба Лена… Баба Лена… Печь бы затопить… Потухла давно. Баба Лена!

СВЕРХУ ПЕЧИ РАЗДАЕТСЯ КРЯХТЕНИЕ, КАШЕЛЬ, А ПОТОМ ДОНОСИТСЯ ГОЛОС ХОЗЯЙКИ:

БАБА ЛЕНА:

Тепло еще… Спи, дорогой… Дверь прикрой — будет тебе тепло. Все жалуешься и жалуешься, жалуешься и жалуешься… Спи.

АХМЕТ РОНЯЕТ ПОЛЕНО, ИДЕТ К ДВЕРИ И КРЕПКО ЗАКРЫВАЕТ ЕЕ. ИДЕТ К КРОВАТИ И САДИТСЯ НА НЕЕ. СМОТРИТ В ОКНО. ПОДБИРАЕТ ЕЩЕ ОДИН ЛИСТОК С ПОЛА. ЗА СЦЕНОЙ ЗВУЧИТ ЕГО ГОЛОС:

БАЙТУРСЫНОВ:

На белоснежном ложе и пушистом,

Усни, малыш, без лишней суеты.

И вьется вихрь, и снег вовсю кружится,

Надев на крыши белую постель.

Баю-баюшки-баю,

Усни, мой милый, в тишине,

Метель уйдет, снега растают,

И ты забудешься во сне.

ОН КОМКАЕТ ЛИСТОК. С УЛИЦЫ ДОНОСИТСЯ ЗВУК МАШИНЫ, ЧЬИ ФАРЫ НА МИГ ОСВЕЩАЮТ ДОМ СКВОЗЬ ОКОШКО. МАШИНА ОСТАНАВЛИВАЕТСЯ, СЛЫШНО, КАК ХЛОПАЮТ ЕЕ ДВЕРЦЫ. ДВЕРЬ РАСПАХИВАЕТСЯ, И НА НЕЙ ВОЗНИКАЕТ ОГРОМНАЯ ТЕНЬ ЧЕЛОВЕКА (КОМЕНДАНТ). ЗВУЧИТ ГОЛОС КОМЕНДАНТА ИЗ СЕНЕЙ:

КОМЕНДАНТ:

Байтурсынов, встать!

БАЙТУРСЫНОВ ВСТАЕТ. СТОИТ СМИРНО, РУКИ ВЫТЯНУВ ВНИЗ И ОПУСТИВ ГОЛОВУ.

БАЙТУРСЫНОВ:

Осужденный Байтурсынов Ахмет, готов трудом искупить свою вину!

ГОЛОС КОМЕНДАНТА ЗВУЧИТ УЖЕ МЯГЧЕ:

КОМЕНДАНТ:

К тебе гости, Байтурсынов… Добился своего.

БОЛЬШАЯ ТЕНЬ КОМЕНДАНТА УМЕНЬШАЕТСЯ И ИСЧЕЗАЕТ, СЛЫШНЫ УДАЛЯЮЩИЕСЯ ШАГИ. И ОСТАЕТСЯ МАЛЕНЬКАЯ ТЕНЬ НЕВЫСОКОЙ ФИГУРЫ НА ДВЕРИ, КОТОРАЯ ДО ЭТОГО СКРЫВАЛАСЬ ПОД ТЕНЬЮ КОМЕНДАНТА. ПО ТЕНИ ВИДНО, КАК ЧЕЛОВЕК СНИМАЕТ ЧТО-ТО ВРОДЕ ТУЛУПА, И СТАНОВИТСЯ ЯСНО, ЧТО ЭТО ЖЕНЩИНА, ДОСТАТОЧНО СТРОЙНАЯ. ЖЕНЩИНА ПОЯВЛЯЕТСЯ В ДВЕРЯХ — НА НЕЙ КОЖАНАЯ КУРТКА И КОЖАНЫЙ ЛЕТНЫЙ ШЛЕМ, НА ПЛЕЧЕ — БРЕЗЕНТОВЫЙ РЮКЗАК, А В РУКАХ — ТУЛУП И САКВОЯЖ. ЭТО И ЕСТЬ ЕКАТЕРИНА ПЕШКОВА, ГЛАВА"ПОЛИТИЧЕСКОГО КРАСНОГО КРЕСТА". ОНА ЗАКРЫВАЕТ ЗА СОБОЙ ДВЕРЬ, ВЕШАЕТ ТУЛУП С ШЛЕМОМ НА КРЮЧОК, СТАВИТ У ДВЕРИ САКВОЯЖ И РЮКЗАК, ПОДХОДИТ К АХМЕТУ. СМОТРИТ ЕМУ В ГЛАЗА. ПОТОМ САДИТСЯ НА КОРТОЧКИ И ПОДБИРАЕТ КОМОК БУМАГИ, РАЗВОРАЧИВАЕТ ЕГО. ПЫТАЕТСЯ ЧИТАТЬ, НО СВЕТА МАЛО. ЕКАТЕРИНА ИДЕТ И САДИТСЯ НА СТУЛ У СТОЛА, ПОДНОСИТ ЛИСТОК К СВЕТУ ПОЛЯРНОЙ НОЧИ ИЗ ОКНА, ПЫТАЯСЬ ЧИТАТЬ. ПОТОМ ОНА БЕРЕТ КЕРОСИНОВУЮ ЛАМПУ, ТРЯСЕТ ЕЕ. АХМЕТ НЕУВЕРЕННО ПОДНИМАЕТ РУКУ, БУДТО ЖЕЛАЯ ЧТО-ТО СКАЗАТЬ.

ПЕШКОВА:

Керосина нет?

АХМЕТ ОТРИЦАТЕЛЬНО МОТАЕТ ГОЛОВОЙ.

ПЕШКОВА:

Вы садитесь, товарищ Байтурсынов.

АХМЕТ САДИТСЯ НА КРОВАТИ. ЕКАТЕРИНА ВЫТАСКИВАЕТ ИЗ КАРМАНА КОРОБКУ ПАПИРОС И СПИЧКИ, ЗАКУРИВАЕТ.

ПЕШКОВА:

А где хозяйка?

С ПЕЧИ ДОНОСИТСЯ КАШЕЛЬ И КРЯХТЕНЬЕ. ЕКАТЕРИНА СМОТРИТ ТУДА, КУРИТ.

ПЕШКОВА:

Понятно. Закурите?

АХМЕТ МОЛЧИТ. ПЕШКОВА ПРОТЯГИВАЕТ ЕМУ КОРОБКУ С ПАПИРОСАМИ И СПИЧКИ. АХМЕТ ПРИВСТАЕТ И БЕРЕТ КУРЕВО. ДРОЖАЩИМИ РУКАМИ ВЫТАСКИВАЕТ ПАПИРОСУ ИЗ КОРОБКИ, ЗАКУРИВАЕТ. КЛАДЕТ КОРОБКУ И СПИЧКИ НА СТОЛ, СНОВА САДИТСЯ НА КРОВАТЬ. ПЕШКОВА ВСТАЕТ И РЕШИТЕЛЬНО ПОДХОДИТ К ПЕЧИ.

ПЕШКОВА:

Елена Викторовна! Елена Викторовна! Ее ведь так зовут?

ОНА ПОВОРАЧИВАЕТСЯ К АХМЕТУ, ОН КИВАЕТ ГОЛОВОЙ. ПЕШКОВА КОМАНДНЫМ ГОЛОСОМ СНОВА ОБРАЩАЕТСЯ К ХОЗЯЙКЕ:

ПЕШКОВА:

Дайте керосину, Елена Викторовна!

ПОСЛЕ КАШЛЯ И КРЯХТЕНЬЯ РАЗДАЕТСЯ ГОЛОС БАБЫ ЛЕНЫ:

БАБА ЛЕНА:

Керосину мало, милочка, дров нет, голодаем… Да и светло сейчас…

ПЕШКОВА:

Я привезла вам продуктов, после попрошу коменданта выдать вам еще еды и керосину, Елена Викторовна! Где керосин?

БАБА ЛЕНА:

Спаси вас Бог, дорогая… Дай ей керосину, Ахметушка…

АХМЕТ ВСТАЕТ И ИЗ НЕБОЛЬШОГО ШКАФА В УГЛУ ВЫТАСКИВАЕТ БУТЫЛЬ, ГДЕ НА ДНЕ ПЛЕСКАЕТСЯ КЕРОСИН. ОН ЗАПРАВЛЯЕТ ЛАМПУ И БЕРЕТ СПИЧКИ, ВОПРОСИТЕЛЬНО СМОТРИТ НА ЕКАТЕРИНУ.

БАЙТУРСЫНОВ:

Вы позволите?

ПЕШКОВА УЛЫБАЕТСЯ.

ПЕШКОВА:

Конечно. Наконец-то услышала ваш голос, товарищ Байтурсынов.

АХМЕТ ПОДЖИГАЕТ КЕРОСИНКУ. ЕКАТЕРИНА САДИТСЯ ЗА СТОЛ, СНОВА ЧИТАЕТ ЛИСТОК. АХМЕТ ПРОДОЛЖАЕТ СТОЯТЬ У СТОЛА.

ПЕШКОВА:

Не стойте, Ахмет, я — не начальник, да и вы больны. Сядьте. Или лучше лягте — еле на ногах держитесь.

АХМЕТ САДИТСЯ НА КРОВАТЬ. ЕКАТЕРИНА ПОСЛЕ ПРОЧТЕНИЯ КЛАДЕТ ЛИСТОК НА СТОЛ, РАЗГЛАЖИВАЕТ ЕГО. ПАПИРОСУ ТУШИТ О КОРПУС КЕРОСИНКИ И КИДАЕТ ОКУРОК НА СТОЛ.

ПЕШКОВА:

Я читала ваши переводы… Ваш друг, Алихан, меня снабдил. И это тоже читала — правда, там были несколько другие слова. Вы сами переводите?

АХМЕТ КИВАЕТ.

ПЕШКОВА:

Знаю о ваших сыновьях. Мне очень жаль.

БАЙТУРСЫНОВ КУТАЕТСЯ В ПОКРЫВАЛО. ПАПИРОСУ ОН УЖЕ ПОТУШИЛ ПАЛЬЦЕМ И НЕ ВЫПУСКАЕТ ОКУРОК ИЗ РУК. ПЕШКОВА ВСТАЕТ, СНИМАЕТ ТУЛУП С КРЮЧКА И НАКРЫВАЕТ ИМ АХМЕТА.

БАЙТУРСЫНОВ:

Как они умерли?

ПЕШКОВА ЗАСТЫВАЕТ НА МГНОВЕНЬЕ. ПОТОМ ТЯЖЕЛО САДИТСЯ НА СТУЛ. БЕРЕТ ЕЩЕ ПАПИРОСУ, НО НЕ ЗАКУРИВАЕТ, ПРОСТО ТЕРЕБИТ ЕЕ В ПАЛЬЦАХ. ПАУЗА.

ПЕШКОВА:

Не знаю, Ахмет, не знаю… Вы меня помните? Мы виделись как-то, очень давно.

БАЙТУРСЫНОВ:

Да, Екатерина Павловна. Москва, 19-ый год…

ЕКАТЕРИНА ОЗИРАЕТСЯ.

ПЕШКОВА:

Давно здесь обитаете?

БАЙТУРСЫНОВ:

Две недели… Наверное… Меня перевели сюда из лагеря — думаю, вашими стараниями. Спасибо вам, Екатерина Павловна…

ПЕШКОВА:

За что?! За что благодарите?!

ПЕШКОВА СТАНОВИТСЯ УДРУЧЕННОЙ.

ПЕШКОВА:

Я… Мы… Из-за нас все…

ОНА ЗАПИНАЕТСЯ, ОГЛЯДЫВАЕТСЯ НА ПЕЧКУ.

ПЕШКОВА:

Да и не просила я об этом. Тем не менее, я рада, что вам смягчили условия содержания. Как же холодно у вас! Как же рано зима приходит сюда — в Москве все еще бабье лето…

СХВАТИВ СПИЧКИ, ЕКАТЕРИНА РЕЗКО ВСТАЕТ, ИДЕТ К ПЕЧКЕ, ЗАКИДЫВАЕТ ТУДА ОСТАВШИЕСЯ ДРОВА. ПОДЖИГАЕТ. ОПЯТЬ СВЕРХУ ДОНОСИТСЯ КРЯХТЕНЬЕ.

ПЕШКОВА:

Как вы ее зовете, Ахмет?

БАЙТУРСЫНОВ:

Баба Лена.

ПЕШКОВА:

Не беспокойтесь, баба Лена, о дровах я тоже похлопочу!

ОНА БЕРЕТ САКВОЯЖ И ИДЕТ К СТОЛУ.

ПЕШКОВА:

Чем питаетесь тут, Ахмет? Голодны, небось? Глупый вопрос, извините…

БАЙТУРСЫНОВ:

Я в порядке, Екатерина Павловна, я в порядке… Баба Лена кормит меня рыбным бульоном, когда есть возможность… Ей тоже несладко…

ПЕШКОВА:

Я понимаю. Вот, скромные гостинцы — что могла провезти без порчи в дороге.

ОНА ВЫКЛАДЫВАЕТ НА СТОЛ ПАРУ КОНСЕРВОВ, ХЛЕБ, КАКИЕ-ТО ГАЗЕТНЫЕ СВЕРТКИ, БАНКУ С МАСЛОМ. ПОСЛЕДНЕЙ НА СТОЛ СТАВИТСЯ БУТЫЛКА ВОДКИ.

ПЕШКОВА:

Ну, а это… Потом.

ЕКАТЕРИНА ВЫТАСКИВАЕТ СКЛАДНОЙ НОЖ ИЗ КАРМАНА ШТАНОВ, ОТКРЫВАЕТ ОДНУ ИЗ КОНСЕРВНЫХ БАНОК. СМОТРИТ ПО СТОРОНАМ — ИЗ ШКАФЧИКА В УГЛУ БЕРЕТ ТАРЕЛКУ, ЛОЖКУ И КРУЖКУ, СТАВИТ ВСЕ ЭТО НА СТОЛ. ВЫТРЯХИВАЕТ ИЗ КОНСЕРВНОЙ БАНКИ СОДЕРЖИМОЕ НА ТАРЕЛКУ.

ПЕШКОВА:

Садитесь и кушайте, товарищ Байтурсынов.

КРЯХТЕНЬЕ С ПЕЧКИ.

ПЕШКОВА:

Вам останется, баба Лена! Садитесь!

ОНА ОТОДВИГАЕТ СТУЛ ОТ СТОЛА И СМОТРИТ НА АХМЕТА, НО ТОТ НЕ ДВИГАЕТСЯ С МЕСТА. ТОГДА ЕКАТЕРИНА БЕРЕТ СТОЛ С ДВУХ СТОРОН СО ВСЕМ, ЧТО ЕСТЬ НА НЕМ, И ПРИНОСИТ ЕГО К КРОВАТИ, СТАВЯ ПРЯМО ПЕРЕД БАЙТУРСЫНОВЫМ. САМА ВОЗВРАЩАЕТСЯ К СТУЛУ, САДИТСЯ.

ПЕШКОВА:

Кушайте, Ахмет. И не обращайте на меня внимания — меня здесь нет, я неофициально, так что… Не стесняйтесь.

АХМЕТ БЕРЕТ ЛОЖКУ И НАЧИНАЕТ ЕСТЬ. ОТЛАМЫВАЕТ КУСОК ХЛЕБА, ЖУЕТ. НА ЕГО ГЛАЗАХ ПОЯВЛЯЮТСЯ СЛЕЗЫ. ОН ПЫТАЕТСЯ РУКАВОМ ВЫТЕРЕТЬ СЛЕЗЫ. ЕКАТЕРИНА ВЫТАСКИВАЕТ ПЛАТОК И ОТДАЕТ ЕГО АХМЕТУ — ОН ВЫТИРАЕТ ПЛАТКОМ ГЛАЗА.

БАЙТУРСЫНОВ:

Простите… Простите…

ЕКАТЕРИНА НЕКОТОРОЕ ВРЕМЯ СТОИТ РЯДОМ, ПОТОМ ОТХОДИТ ОТ АХМЕТА. СТОИТ, ОПУСТИВ ГОЛОВУ. ПОТОМ ПОДХОДИТ К СТОЛУ, БЫСТРО ОТКРЫВАЕТ БУТЫЛКУ ВОДКИ И ПЛЕСКАЕТ НЕМНОГО СЕБЕ В КРУЖКУ. ОТПИВАЕТ И КАШЛЯЕТ, ПРИЛОЖИВ РУКУ КО РТУ.

ПЕШКОВА:

Черти что! Какая гадость! Насколько я помню, вы не пьете, товарищ Байтурсынов… И правильно делаете.

ОНА САДИТСЯ НА СТУЛ, КОТОРЫЙ ОКАЗЫВАЕТСЯ В ОДИНОЧЕСТВЕ ПОСРЕДИ КОМНАТЫ. АХМЕТ УЖЕ НЕ ЕСТ.

ПЕШКОВА:

Это в лечебных целях. В любом случае, можете обменять на что-либо необходимое.

БАЙТУРСЫНОВ:

Спасибо вам, Екатерина Павловна…

ПЕШКОВА:

Да прекратите меня благодарить! Тошно от этого всего…

БАЙТУРСЫНОВ МОЛЧИТ.

ПЕШКОВА:

Извините, извините… Я… Что-то не задалось у нас с вами общение с самого начала, Ахмет — это моя вина, простите. За многие годы мне впервые разрешили приехать в место, подобное вашему… Все позабыла, совсем размякла в столице. Вам надо держаться. Держаться. Ваша семья ждет вас…

ГЛАЗА АХМЕТА НАЧИНАЮТ СВЕРКАТЬ ОТ РАДОСТИ.

БАЙТУРСЫНОВ:

Семья? Я увижу жену и дочь? Они приедут? Скажите! Не молчите! Когда это случится?

ПЕШКОВА:

Скоро, товарищ Байтурсынов, скоро, я привезла распоряжение о вашем переводе в Томск, к жене и дочке, как вы и просили…

АХМЕТ ВСКАКИВАЕТ С КРОВАТИ, ЧУТЬ НЕ ОПРОКИНУВ СТОЛ, ПРИПАДАЕТ К НОГАМ ЕКАТЕРИНЫ НА КОЛЕНЯХ, БЕРЕТ ЕЕ РУКИ.

БАЙТУРСЫНОВ:

Благодарю вас! Благодарю вас!

ОН ЦЕЛУЕТ ЕЕ РУКИ. ЕКАТЕРИНА СПОЛЗАЕТ СО СТУЛА НА ПОЛ, ТОЖЕ ОКАЗЫВАЕТСЯ НА КОЛЕНЯХ ЛИЦОМ К ЛИЦУ С АХМЕТОМ.

ПЕШКОВА:

Не надо, Ахмет, все закончилось… Все закончилось…

ОНА ГЛАДИТ ЕГО ПО СЕДЫМ ВОЛОСАМ. ПОТОМ ОНА ПОДНИМАЕТ ЕГО С КОЛЕН.

ПЕШКОВА:

Вставайте, Ахмет, мы не так молоды, чтобы вот так вот на полу сидеть… Пойдемте…

ЕКАТЕРИНА ВЕДЕТ ЕГО К КРОВАТИ, УСАЖИВАЕТ, СНОВА НАКИДЫВАЕТ НА НЕГО ТУЛУП. САДИТСЯ РЯДОМ. ПАУЗА.

БАЙТУРСЫНОВ:

Я не понимаю, почему вы решили лично мне сообщить об этом?

ПЕШКОВА ПОЖИМАЕТ ПЛЕЧАМИ.

ПЕШКОВА:

Выдался случай… Почти невозможный случай в наши дни. И я поехала. Три недели в пути, где по бездорожью и кочкам, где по глубоким снегам… Трудно к вам добраться. Полагаю, Алексей посодействовал моему путешествию сюда.

БАЙТУРСЫНОВ:

Алексей… Максим Горький?

ПЕШКОВА:

Да, он самый. Он был тогда на нашей стихийной встрече в Москве, если помните…

БАЙТУРСЫНОВ:

Я помню. Помню, что он был не в духе…

ПЕШКОВА:

Да. Тогда он был другим. Теперь редко его увидишь в плохом настроении. Ему все хорошо. Большим оптимистом стал наш Алексей!

ОНА ДЕЛАННО СМЕЕТСЯ.

БАЙТУРСЫНОВ:

Я помню вашего сына. Где он сейчас?

ПЕШКОВА ЗАСТЫВАЕТ, А ПОТОМ ПО СКЛАДАМ ВЫДАВЛИВАЕТ ИЗ СЕБЯ:

ПЕШКОВА:

Сын? Сын…

АХМЕТ СМОТРИТ НА НЕЕ С СОЧУВСТВИЕМ, ПОДОЗРЕВАЯ О ЧЕМ-ТО УЖАСНОМ. А ЕКАТЕРИНА ОЖИВЛЯЕТСЯ И ПРОДОЛЖАЕТ БОДРО:

ПЕШКОВА:

Ну да ладно. Скажите мне вот что, Ахмет — меня тогда в Москве поразила ваша прекрасная русская речь, вы знаете слова, о которых и многие русские не подозревают. Откуда в вас это? Тогда я хотела у вас спросить, но не осмелилась. Где вы учили русский?

БАЙТУРСЫНОВ:

В школе. Но большей частью русский я освоил самостоятельно, очень много читал…

ВДРУГ ОН СНОВА НАЧИНАЕТ ГОВОРИТЬ ЖАРКО:

БАЙТУРСЫНОВ:

Вы не знаете ничего о Бадрисафе, моей супруге? О дочери? Как их здоровье? Не слишком ли бедствуют они? Простите, простите… Я просто не могу об этом не думать… Вы удивлены — вы видели меня большим и сильным человеком, а теперь я… Кто я такой теперь? Ничего не хочу, ни о чем не думаю, лишь только о них… Меня, как и вас — меня, настоящего — здесь нет…

ПЕШКОВА:

Я ничем не лучше вас, дорогой мой, ничем…

БАЙТУРСЫНОВ:

Но вы сражаетесь!

ПЕШКОВА:

Нет. Я уже давно устала. И силы уже не те. Да что я жалуюсь, господи!

Конец ознакомительного фрагмента.