На краю света

Эбби Гривз, 2021

«Она подождет еще этот час, и даже тогда, она знала, ей будет хотеться остаться возле станции навсегда. Она будет ждать до тех пор, пока у нее не подогнутся колени. Она не двинется с места, не переступит, не бросит. Она не сдастся. Она будет ждать, ждать – и потом подождет еще немного. В конце концов, не это ли она обещала Джиму? На краю света или в Илинге. Всегда». Многие пассажиры лондонской станции «Илинг Бродвей» знают Мэри О'Коннор в лицо. Красивая женщина лет сорока появляется у входа каждый день. Она всегда держит табличку с надписью «Джим, вернись домой». Пассажиры идут мимо, но Алиса, начинающий репортер, однажды решает остановиться. Это же ничего, если она попросит Мэри рассказать свою историю? Историю, которой семь лет и в которой есть обман, непонимание и пропажа человека. Человека, которого Мэри любила, но потеряла. Человека, который сказал, что однажды они непременно встретятся «на краю света или в Илинге». И Мэри знает – это не шутка. «Эбби Гривз находит необычное в обыденном». – Booklist «Пронзительно и трогательно. Выдающаяся история, способная пролить свет на некоторые важные личные проблемы». – The Sun

— 2 —

2005

Мэри могла вспомнить во всех подробностях, где стояла в тот момент, когда впервые увидела Джеймса. Не потому, что это была судьба, укол стрелы Купидона или тому подобная чушь, на которую у нее не было ни времени, ни охоты. Нет, она помнила это потому, что это было то самое время и место, где она за секунду до того опрокинула на свою лучшую белую блузку полкастрюли кок-о-ван^[2].

Худшего момента быть не могло. До момента приезда жениха с невестой оставалось не более получаса, и они заплатили за этот ужин более чем достаточно для того, чтобы главная официантка не была одета в главное блюдо. Ко всему прочему, соус был обжигающим. Обслуживать июльскую свадьбу в полной парадной форме было несладко даже и без того, чтобы добавлять в уравнение болезненный ожог.

Мэри оттянула хлопковую ткань от груди, чтобы охладить кожу, и поняла, что теперь примерно половина ее груди торчит наружу — на ней был один из этих абсурдно тоненьких лифчиков-балконетов, который ее заставила купить Мойра. Она огляделась, не видит ли ее кто-нибудь.

— Эй, вы там в порядке? — спросил мужчина, стоявший в дверях.

А это еще кто? Точно не один из кейтеров. Мэри бы удавилась, если бы кто-то из них выглядел словно модель на отдыхе. Один из свадебных гостей? Нет — было слишком рано, да к тому же он не был парадно одет, на нем были простые брюки и рубашка из тех, которые нарочно шьют без воротников. Кто бы подумал, что подиум мужской моды простирается до самого отеля «Стормонт» в Белфасте? Уж точно не Мэри.

Один из помидорчиков черри, сорвавшись со своего временного пристанища на ее левой груди, с хлюпаньем шлепнулся на ковер.

Подавив смешок, мужчина высунул язык из уголка рта. На его лице была щетина, которую, как слышала Мэри в разговорах девочек на ресепшен, шепотом называли «дизайнерской», когда в отеле проходили холостяцкие вечеринки. Сама она никогда не видела такого — до этого момента.

— Чем я могу вам помочь? — спросила она. Да, ей было неловко, но ее возмущение подстегивалось страшным любопытством — что за незнакомец приближался к ней? Он ни на секунду не отводил от нее глаз.

— Мне?

— Да, вам. Кто еще наблюдает за происходящим, не говоря ни слова?

Он снова улыбнулся, на этот раз шире, с уверенностью, предполагающей, что ему и раньше приходилось видеть женщин в промокшей насквозь одежде.

— Я не имела в виду, чтобы вы помогли мне. — Мэри вдруг осознала, что переступила черту. В конце концов, кто она такая, чтобы просить гостей помочь ей убраться? — Я сама виновата.

— Ну, я просто рано пришел.

Еще и англичанин. Мэри подумала, не из тех ли он, кто будет писать жалобы управляющему, или же это было просто случайное замечание, какое сделал бы Да.

— На свадьбу? — кивнула Мэри головой в сторону плана рассадки, установленному на пюпитре в углу подсобки.

— Хорошо бы! Нет, я здесь на конференции. Хирургов-отоларингологов.

Серьезно? Он казался чуть старше самой Мэри, которая в свои двадцать семь была уверена, что ее жизненный опыт позволяет достаточно точно определять возраст людей. Ему могло быть за тридцать, и то с натяжкой. Но это объясняло бы уверенность. Ну и еще этот понимающий взгляд, морщинки в уголках глаз. Он все еще смотрел на нее жадным взглядом. Практически пожирал глазами.

— Боюсь, я ничего не знаю об этой… — Мэри запнулась. — Вы можете… э… справиться на ресепшен.

— Но мне нравится здешний вид.

Что он сейчас сказал? Мэри надеялась, что ей не послышалось. Только этого не хватало в довершение к туману того морока, что нашел на нее.

Человек сделал еще пару шагов и остановился возле блюда с куриными ножками, в паре метров от Мэри. Ей давно не приходилось смотреть в глаза мужчины; большинство мужчин в Белфасте приходилось ей примерно по плечо. Она прикинула, что этот англичанин выше нее сантиметров на десять — прекрасный рост, чтобы застегивать ему верхнюю пуговицу, если бы она у него была.

— Вы уверены, что вам не нужна помощь?

Мэри позволила себе на пару секунд посмотреть ему прямо в глаза — озера густого, теплого орехового цвета, как будто облизываешь измазанный шоколадом нож. В их выражении было нечто игривое. Над левой бровью под волосами скрывался шрам. Ей было страшно интересно, как он его получил.

Ее руки под варежками для горячего задрожали.

— Нет, я в полном порядке. Но все равно спасибо за беспокойство.

— Джеймс. Меня зовут Джеймс.

— Да, конечно, спасибо, Джеймс.

— Ну, тогда я пойду.

Ради всего святого, вот зачем он это сказал? Мэри не хотелось, чтобы он исчез, и она бы его больше не увидела. Это было просто невозможно. Но какие у нее были варианты? Ей надо было сменить рубашку и подготовить прием.

Он сделал пару шагов. Но вместо того, чтобы уйти, схватил куриную ножку и вгрызся в нее с жадностью собаки, неделю проблуждавшей в лесах.

— Потрясающе.

Мэри была так потрясена, что не шелохнулась, даже когда он направился к выходу. Она была настолько ошарашена, что, когда он, уже выйдя в коридор, обернулся и, сунув голову в дверной проем, спросил, как ее зовут, она ему ответила.

Свадьба прошла для Мэри как в тумане. Она отработала уже на таком количестве свадеб, что это не было ей в новинку. Но этот день был особенным: всякий раз, как она видела гостя с копной темных кудрей, у нее внутри все сжималось в надежде, что это окажется Джеймс; всякий раз, когда она поправляла на себе сменную рубашку, чтобы она не стягивала грудь, она не могла избавиться от обжигающего ощущения его взгляда.

Когда прием был окончен, она осталась, чтобы убраться. За это платили вдвое больше, а каждая копейка была в семье совсем не лишней, хоть мама всегда и причитала над деньгами Мэри. Мама хотела, чтобы она оставляла себе достаточно, чтобы «жить своей жизнью». Первые несколько лет это означало выпить пару бокалов водки с колой, когда Мэри ходила куда-нибудь с девочками с работы.

Но после окончания школы эти вечера случались все реже, и в конце концов из всей компании остались только Мэри и ее лучшая подруга Мойра. Все поразъехались по университетам или начали учиться на курсах бухгалтеров, косметологов или сварки, как Кьяра Кэмпбелл. В расставании со старой компанией был один плюс; было труднее сказать, как быстро все остальные изменили свою жизнь.

Мэри собирала оставшиеся приборы, стараясь не думать о том, как обстоятельства заманили ее в ловушку работы, которую она считала лишь временной. Она провела в «Стормонте» уже одиннадцать лет, с тех пор как в шестнадцать окончила школу. Это легко, если ты знаешь, что скоро уйдешь; и гораздо труднее, если не понимаешь, что можно сделать. В свободное время она делала карты из лоскутков, но это было хобби, не больше. Мама вставила одну из них — карту Белфаста, самую лучшую — в рамку и повесила в коридоре, — но все равно она годилась лишь на то, чтобы напоминать Мэри о ее незадавшейся карьере художника. Жизнь с родителями тоже не способствовала развитию ее таланта: привычный комфорт никогда не вызывает желания расправить крылья.

Она начала собирать стаканы. Один казался треснутым, и она остановилась, подняв его к свету, чтобы рассмотреть, так ли это. В его отражении Мэри видела, что выглядит ненамного старше, чем была, когда только начала здесь работать. Это все из-за больших глаз, решила она. Она всегда знала, что красива в общепринятом смысле, но признавала это только про себя. И даже это было далеко от скромных воззрений, в которых ее воспитывали. Как говорила мама — красота не доведет до добра.

— Мэри?

Ее глаза метнулись к дверям.

— Хорошая свадьба?

— Не моя же.

— Да, я догадался. — Он выглядел еще лучше, чем ей запомнилось. Он расстегнул пуговицу на своей дурацкой рубашке и закатал рукава, так что Мэри могла любоваться его запястьями. — А как теперь насчет помощи?

Ну что ж, второй раунд.

— Давайте, — сказала Мэри, когда ее сердце наконец вернулось на место из глотки. — Можете начать со скатертей. Их надо собирать в корзину для прачечной.

Джеймс подчинился указанию, и Мэри пришлось заставить себя не смотреть на него, упиваясь самим фактом того, что он вернулся. Ей надо было знать — зачем, но как об этом спросить, без того чтобы не показаться ни отчаявшейся, ни слишком радостной? Она решила поступить решительно. В конце концов, он англичанин; с большой вероятностью она никогда больше его не увидит.

— Так что же снова привело вас сюда? Вряд ли любовь к уборке.

— Вы.

— Простите?

— Вы меня слышали. — На сей раз Джеймс взглянул на нее. Снова эта улыбка. Она даже не представляла, что можно так легко и дружески чувствовать себя с незнакомцем, что можно ощущать себя настолько уютно. — Вы, — продолжал он. — В вас есть что-то… загадочное. Тихая, но резкая. Да, наверное, дело именно в этом. Ну, и красавица, это тоже способствует, но дело не в этом. Мне захотелось понять вас. Я соскучился за эти несколько часов.

Мэри понятия не имела, что отвечать. Разве англичане не славятся своей молчаливостью? Или же это все чушь, из тех, что показывают в кино? В любом случае Мэри не знала никого настолько прямолинейного в мыслях и комплиментах. Ей надо было бы поблагодарить, но это было бы уж очень по-деловому. Лучше ничего не предпринимать, чтобы не разрушить атмосферу момента.

Джеймс занялся скатертями.

— Не хотите выпить? — она взяла два чистых бокала и наполовину полную бутылку вина.

— Я уж думал, вы никогда не предложите.

Джеймс сел рядом с Мэри, касаясь ее коленом. Приподнимая бокал, он сказал:

— Ну, за свадьбы, конференции и неожиданные… знакомства.

Мэри покраснела. Она была не из тех, кто опережает события. Кроме того, она уже очень давно ни с кем вот так не общалась. Последним был Дин, но они расстались уже больше трех лет назад. Мойра считала, что она начала зарастать в их отношениях паутиной. И Мэри трудно было с ней не соглашаться.

— Откуда вы? — спросила она, пытаясь сменить тему прежде, чем ее мысли отразились бы у нее на лице.

— Илинг. Западный Лондон. Вы бывали в Лондоне?

Мэри покачала головой. Она однажды была со школьной экскурсией в Кале, но на этом ее путешествия за пределы Северной Ирландии исчерпывались.

— Он прекрасен — ну, по крайней мере, для туристов. Для жизни слишком уж сумасшедший. И очень дорогой. Но я там вырос и теперь без него не могу.

Это было Мэри понятно. Джеймс поболтал немного о достопримечательностях в округе, спрашивая, много ли она путешествует и что ей нравится? Это был разговор, который, как чувствовала Мэри, можно было поддерживать бесконечно, особенно с заинтересованным собеседником, но она отчего-то ощущала странное нетерпение.

— Вы живете один? — Пусть это выглядит предосудительно, но она хотела убедиться, что не наступает никому на пятки. Она никак не могла проверить его честность, оставалось полагаться лишь на внутренние инстинкты, а прямо сейчас ее желудок скручивало с такой силой, что она боялась, что это можно услышать.

— Завзятый холостяк. — Джеймс прижал руку к сердцу. — Я однолюб, но только с той единственной женщиной; а в отсутствии той единственной женщины я…

— Одинок, — закончила фразу Мэри. Прелестно. — Я имела в виду — вы сейчас, здесь — один?

Джеймс поднял брови, и Мэри потребовалось волевое усилие, чтобы не растерять всю свою уверенность. Такая прямота была совсем не свойственна ей, но каким-то образом она чувствовала, что это ей идет. Когда еще ей представится такая возможность? Уже в понедельник этот человек вернется на свою работу на другой стороне Ирландского моря.

— Да. Именно так.

Мэри поняла, что ей придется сделать первый шаг.

— Может быть, нам стоит пойти проверить.

На ресепшен дежурил ночной портье. Тихий шорох вращающихся дверей прерывался его периодическими всхрапами. Пока они ждали лифта, Джеймс положил ладонь на поясницу Мэри. Когда дверцы раскрылись, он слегка нажал, направляя ее внутрь. Они встали так, что ее спина была прижата к его груди. Их отражения слегка искажались в металлической панели.

Лифт поднимался медленно, и Мэри подумала, не начнет ли он целовать ее прямо здесь, как это случилось бы в кино или в одной из этих заметок в «Космополитене», где женщины готовы заплатить полтинник за то, чтобы признаться во всевозможных сексуальных извращениях. Но нет. Мэри никогда не думала, что сдержанность может так раздражать.

Он жил на пятом этаже, известном как «навороченный», с большими номерами и парадным сьютом в конце. Его часто бронируют на медовый месяц, подумала она с содроганием предвкушения. Когда они почти подошли к номеру, Джеймс убрал руку и вынул из переднего кармана карточку от номера. Дверь открылась с первой попытки, и он шагнул в темноту, не дожидаясь, пока включится свет.

Мэри последовала за ним, закрыв дверь толчком бедра. Она прошла дальше в комнату, но губы Джеймса уже коснулись ее шеи. Продолжая целовать, он провел руками по поясу ее юбки, высвобождая рубашку и стягивая ее через голову одним движением. Он расстегнул застежку лифчика, и она опустила руки, ожидая, чтобы он упал с нее. Мэри подумала, что, наверное, она должна как-то снять колготки, а тело Джеймса уже было плотно прижато к ней, но прежде, чем она успела разобраться со всей этой логистикой, он просто наклонился и стянул их с нее, и она смогла отбросить ногой две упавших на щиколотки нейлоновые лужицы. Он подхватил ее и понес к кровати.

Мэри смотрела, как Джеймс раздевался. Он не глядел на нее, отчего, надо полагать, все становилось проще. Ей не приходилось следить за своим выражением лица или воображать, что она любуется призовыми экспонатами сельскохозяйственной выставки. Хотя это не значило, что она ничего не заметила — то, в какой он был форме, как волосы у него на груди начинались на выступах ключиц, две линии, формирующие букву «V» в основании живота, который, казалось, был соткан из теней, заполняющих комнату.

Когда он лег в постель, его тело выгнулось над телом Мэри. Он коснулся ее сосков кончиками пальцев, скользнул к самому верху бедер — и тут Мэри показалось, что, кажется, она уже видела его раньше. Он не говорил, что это был его первый приезд в Белфаст. Не могла ли она уже встречать его в отеле? Или в одном из баров в центре города?

Но она не успела зайти слишком далеко в этом переборе возможностей. С его головой между ног, руками, запущенными в его волосы, и подушкой, подложенной под бедра, ее разум довольно быстро померк.

Мэри кончила. Все ее тело дрожало. И, когда Джеймс положил голову ей на грудь, прижавшись ухом к раскрасневшейся коже, оба они задрожали вместе, как пропеллеры аэроплана с двумя пилотами.

Мэри провела пальцем по шраму над его левой бровью. Как один человек может быть настолько знакомым и совершенно новым одновременно?

Она уже чувствовала, что начинает влюбляться.

Примечания

2

Петух в вине (блюдо французской кухни).