Крамер против Крамера

Эвери Корман, 1977

Счастливая, казалось бы, жена и мать Джоанна Крамер внезапно уходит из семьи, устав быть только женой и матерью и оставив малыша Билли на руках своего мужа Теда. Растерянный, сбитый с толку, Тед отчаянно пытается сделать то, что раньше не представлял даже возможным, – совместить работу с воспитанием ребенка. Однако полтора года спустя, когда жизнь Теда и Билли наконец-то начинает налаживаться, внезапно возвращается Джоанна – не в семью, а с требованием опеки над сыном. Начинается процесс «Крамер против Крамера»…

Глава третья

Джоанна так и жила, храня свою тайну. Ситуация не налаживалась. Главным событием лета стало то, что Билли покакал в горшок.

— Молодец, Билли! — Они с Тедом захлопали в ладоши, и сын последовал их примеру. Ребенка надо поощрять.

— Хочу какать, — сказал Билли через несколько дней, пошел и покакал.

Когда позвонил Тед — сообщить, что подписал крупный контракт, — у Джоанны тоже были прекрасные новости: «Он сказал, что хочет в туалет, сел на горшок и сделал все сам». Это была даже не ее победа, не ее какашка.

Билли исполнилось два годика. Иногда он упрямился или капризничал, но стремительно развивался и становился личностью, превращаясь из примитивного существа, способного размазать творог по всему лицу, в более-менее цивилизованного человека, которого можно повести в воскресенье в китайский ресторан.

Джоанна разрешила Билли смотреть «Улицу Сезам»; он хлопал глазами и, разумеется, не все понимал, зато у нее освобождался целый час времени.

Карьера Теда складывалась успешно. Чуждый агрессии и напора, в молодости он осторожно нащупывал свой путь и постепенно превратился в опытного специалиста. За прошлый год он легко заработал двадцать четыре тысячи — не бог весть какие деньги для Нью-Йорка, но больше, чем когда-либо прежде, и продолжал идти вверх. Тед следил за последними тенденциями в своей области, и непосредственный начальник, менеджер по рекламе, называл его своей правой рукой. Он не пил с коллегами после работы и не ухлестывал за секретаршами. Дома его ждала семья: красавица-жена и самый прелестный ребенок на свете.

По выходным Джоанне было чуточку легче. Тед брал на себя часть домашних хлопот или уводил Билли на прогулку в парк, чтобы она могла пройтись по магазинам и просто отдохнуть. Когда знакомые спрашивали у Теда, трудно ли растить ребенка в городе, он отвечал, что вовсе нет. Джоанна в эту самую минуту изнывала от скуки, помогая Билли строить гараж из кубиков («Мамочка, поиграй со мной!»). Уже к четырем часам она начинала бороться со сном и желанием выпить бокал вина.

На совместных ужинах с друзьями порой заходил разговор о правах женщин и гендерных стереотипах в современном обществе, после чего пристыженные мужчины дружно вставали и шли мыть посуду. Тед порой встречался за ланчем со старыми приятелями. Джоанна не поддерживала отношений с подругами из прошлой жизни. Она дружила теперь с бывшей учительницей Эми, которую встретила на детской площадке. Разговаривали они, разумеется, о детях.

— Тед, я хочу работать.

— В смысле?

— Я сойду с ума, если буду целыми днями общаться с двухгодовалым ребенком!

— Можно иногда приглашать няню.

— Пара часов в неделю меня не спасет.

— Джоанна, милая, ребенку нужна мать.

— Линда работает. Она выходит в люди, она личность. А я общаюсь только с Билли, Джереми и Клео, которая не может дождаться моего ухода, чтобы включить «Как вращается мир».

— Так и ты посмотри.

— Не смешно.

— Хорошо, и куда ты пойдешь?

— На старое место.

— Значит, нам понадобится няня или домработница. У нас не такие высокие доходы, чтобы мы могли позволить себе терять деньги из-за твоей работы.

— А так мы потеряем меня.

— Не выдумывай, Джоанна! Ты прекрасная мать, а Билли — просто чудо.

— Я не могу больше делать вид, что мне с ним интересно. Меня тошнит от его дурацких игр и от кубиков. Ты общаешься с нормальными людьми, а я сижу на полу и строю гаражи.

— А помнишь, ты жаловалась, что тебе надоела твоя работа?

— Значит, найду другую.

— Какую, например? Что ты можешь делать, чтобы получать нормальные деньги?

— Не знаю. Я разбираюсь в связях с общественностью.

— Джоанна, ты была там обычной секретаршей.

— Нет, помощником руководителя.

— Это камуфляж. Ты была секретаршей.

— Как тебе не стыдно?

— Извини, но это правда. Как можно рисковать благополучием двухгодовалого ребенка ради места секретарши во второразрядной конторе? Ты и сама понимаешь…

— Нет.

— Послушай, когда он подрастет и пойдет в школу, ты сможешь поискать работу на первую половину дня.

— Спасибо, милый.

— Джоанна, откуда у тебя вообще такие мысли?

— Я два года схожу с ума от скуки.

— Другие матери как-то справляются.

— Не все. Некоторые работают.

— Ну, ладно.

— Что «ладно»?

— Дай мне поразмыслить.

— Я тебя предупредила.

— Забавно, я как раз думал, не завести ли нам второго ребенка.

— И придет же в голову!

— Говорят, если долго тянуть, потом труднее решиться.

— Да?

— Я имею в виду…

— Я не хочу второго ребенка, Тед.

— А зря. У тебя хорошо получается. То есть у нас.

— Мне даже представить страшно. Опять эти бесконечные кормления, бессонные ночи!

— Было бы здорово. Можно купить специальное сиденье на велик и колесить по городу.

— Возьми его напрокат.

Ясное дело, она имела в виду не сиденье, а ребенка. Джоанна разыскала свою новую подругу Эми и выложила все взахлеб:

— Я больше не могу, мне скучно и тошно!

Эми не разделяла ее точку зрения. Она любила детей, ей нравилось быть матерью. Она согласилась с Тедом, что можно вернуться на работу, когда дети подрастут, и заявила, что ей не бывает скучно с собственным ребенком. Джоанна почувствовала себя так, словно получила двойку в четверти. И тут Эми ее огорошила. У нее тоже имелась страшная тайна. У Эми был любовник — женатый психиатр. Джоанна даже подумать о таком не могла. Она впервые видела перед собой замужнюю женщину, признающуюся в измене, да еще с психиатром.

— А им разве можно? — спросила она, пытаясь скрыть смущение.

Обменявшись сокровенными тайнами, сестры по несчастью заключили друг дружку в объятия и распрощались. Джоанна была в смятении. Измена ничего не исправит, только добавит проблем. Хотя мысль нанять няню, чтобы освободить время для встреч с любовником, ее изрядно повеселила.

Тед всерьез считал, что сочувствует борьбе за женское равноправие. Честно стараясь «нести свою ношу», он звонил Джоанне перед приходом домой и спрашивал, что купить. Но отвечала за все она. Он помогал с Билли, купал его, водил гулять по выходным. Она покупала сыну одежду, вырабатывала режим питания, водила к врачу, следила за прививками и развитием, решала, когда приучать его к горшку и перекладывать из колыбельки в кроватку. Он был папочкой, а она — мамочкой. Тед знал, что должен помогать, и очень старался. Только этого было мало.

Сверстники Билли на игровой площадке проходили через одинаковые стадии увлечения жирафами и велосипедами, а в три года всем пришло время поступить в детский сад.

— Интересно, как мне удалось вырасти, не посещая детский сад за полторы тысячи долларов в год? — саркастично спросил Тед. — Стоит ли выбрасывать чертову уйму денег на то, что трехлетний ребенок будет сидеть и рисовать картинки в компании себе подобных?

Джоанна проявила твердость, зная, что получит несколько свободных часов в день.

— Все дети идут в сад, и если Билли не пойдет, он безнадежно отстанет в развитии, разучится говорить и никогда не восполнит этих потерь, — заявила она.

Теду пришлось выписать чек, и Билли стал посещать садик «Котятки». Правда, это не принесло Джоанне заметного облегчения. Тед иногда одевал сынишку по утрам и отводил в сад, но мальчик возвращался домой уже к обеду, и Джоанна должна была проводить с ним целый день, казавшийся ей бесконечным. Знакомые мамаши соглашались, что все трехлетки одинаковы, но это мало утешало Джоанну, когда Билли требовал не треугольные, а квадратные сэндвичи с арахисовым маслом, а молоко хотел пить из чашки с клоуном, а не из стакана со слоником. Он отказывался пользоваться помятой цветной бумагой, жаловался, что у гамбургера слишком твердая корочка, хотел желтый велосипед со звонком, как у Рэнди, а не красный с пищалкой и проливал на пол яблочный сок уже через десять минут после ухода уборщицы, получившей двадцатку.

Пусть Тед ворчал, что жизнь дорожает, дела в компании идут неважно и ему могут урезать зарплату — он хотя бы работал и обсуждал читательский спрос и стоимость страницы, а не марки арахисового масла. «Прости, Билли, я забыла, что ты любишь “Джиффи”, я почему-то думала, что “Скиппи”». «Нет, я же сказала, нельзя есть на завтрак сэндвич с мороженым!»

— Иду, иду! Я была в туалете. Ради бога, ты не можешь сам достать эту чертову машину?

— Мамочка, не кричи на меня!

— Да перестань ты реветь!

Он плакал еще громче, и приходилось обнимать и успокаивать его, а ее никто не успокаивал.