Дочь Ленина. Взгляд на историю… (сборник)

Эдвард Радзинский, 2016

Новинка от Эдварда Радзинского! Блистательная книга знаменитого драматурга и писателя в жанре «новой прозы или диалогов». Повести-пьесы объединены одной общей темой – взглядом на историю глазами женщины. Яркие характеры героинь не тускнеют со временем. Они все живут ради любви: императрица, возлюбленная революционера и веселая девчонка из 90-х. Невероятно остроумный взгляд на историю из разных эпох не оставит равнодушными поклонников бестселлера «Я стою у ресторана…»

© Радзинский Э. С., 2017

© ООО «Издательство АСТ», 2017

Дочь Ленина

Взгляд на историю из постели

1979 год, январь

В ярко освещенной комнате ползают по полу двое мужчин Мужчины плохи. Один из ползающих — известный в стране главный режиссер совсем известного театра, Другой безвестный актер того же театра и преданный собутыльник известного.

— Ой, беда… Ох беда то какая, — печалится режиссер.

— Крепись, друган! — соболезнует актер.

Подкрепились из стоявшей на полу батареи бутылок.

— Нету, нету Ленина, — сокрушается режиссер.

— Нету!

Ползают.

— А юбилей подкрался! 110 годков ему в следующем году. Мог ведь жить, — всплакнул режиссер.

— Он все мог. Одно слово — Ленин! Человек — гора.

Подкрепились еще.

— Кто у нас Ленин?! — неожиданно заорал режиссер. — Отвечай, враг народа! Кто?!

— Кто? — горестно ответствовал актер. — Нету!

— Я — Ленин! — вдруг выкрикнул режиссер.

— Пьянь ты, а не Ленин.

— Точно, какой же я Ленин?! Гавно я!

Подкрепились И продолжили ползать.

И все случилось.

Режиссер вдруг мутно взглянул на актера и прошептал.

— Едрена вошь! Ты — Ленин!!!

И тотчас захрапел в бесчувствии на полу.

1985 год, август

В темноте — стоны любви. Потом — страстный женский крик: «Мамочки, мамочки, мамочки, мамочки — o! o! o!».

Тишина.

Потом раздается тот же Женский Голос.

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: Ужасно кричу.

МУЖСКОЙ ГОЛОС: полный неги: Как хорошо!

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: Не люблю, когда про это говорят.

МУЖСКОЙ ГОЛОС: Зажечь, свет?

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: Ненавижу свет…

МУЖСКОЙ ГОЛОС: Ничего не видно…

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: Ну зажги, зажги… там у входа.

Стук босых ног.

МУЖСКОЙ ГОЛОС: Да где ж тут выключатель?

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: Справа от гимна… ну под Лениным… Вот Америка безрукая.

Скрип кровати, торопливый стук женских ног по полу. Она включает свет.

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: Ох, ёклмн, ну не смотри!

Освещается странное помещение. Огромная комната: с одной, пустой стены свисают ободранные обои… Но зато остальные стены в комнате щедро украшены: портреты маршалов Советского Союза, плакаты с изображениями великих полководцев и флотоводцев славного прошлого: Суворов, Кутузов, Нахимов и прочие. Над ними писанная маслом копия знаменитой картины: «Ленин читает газету «Правда». Рядом — плакат с текстом гимна СССР. Две другие стены — отданы коммунистической Партии: портреты генсеков КПСС: Черненко, Андропова. И большой плакат — члены Политбюро во главе с Горбачевым. Рядом — плакаты с правилами разборки и сборки автомата «Калашников».

К стене прислонены щиты с лозунгами — «Партия — ум честь и совесть нашей эпохи», «Да здравствует советский народ — неутомимый строитель Коммунизма».

Всю мебель в комнате составляют: стол, на котором остатки еды и пустая бутылка из-под шампанского, 2 стула — на них свалена мужская и женская одежда, и огромная кровать, около которой стоит полупустая бутылка шампанского.

Включив свет, Женщина опрометью бросается в постель. Голый Мужчина не торопясь следует за нею.

ОН: Но почему? Ты такая красивая…

ОНА: Я не люблю когда на меня смотрят.

ОН: Стесняешься?

ОНА: И не люблю, когда говорят на эти темы. Есть закурить?

МУЖЧИНА вновь вылезает из кровати и голый шарит в карманах одежды, разбросанной на стуле.

ОНА: Ну и бесстыжий…

МУЖЧИНА бросает ей пачку.

ОН: Я не курю… Это я купил на всякий случай…

ОНА: А я курю…

ОН: Здорово мы сбежали. Твой дружок в ресторане с ума сойдет?

ОНА: Хорошо говоришь по-русски.

ОН: Я и есть русский.

ОНА: Чего?!

ОН: То есть я американец, но русского происхождения.

ОНА: Эмиграшка-заморашка?

ОН: Нет, нет… Мои родители уехали туда еще до революции. Ну почему ты натягиваешь одеяло? Ты так хороша.

ОНА: Отстань.

ОН: Твое тело совершенно, и этот сводящий с ума переход от попы.

ОНА: Я ненавижу эти разговоры.

ОН: Твои ноги как ливанский кедр, твои губы… — ласкает ее.

ОНА: Ну перестань…

ОН: (шепотом) Может?…

ОНА: Не сейчас — я устала. Ну убери ногу… Жарко.

ОН: Я погибаю с тобой.

ОНА: Пекло под этим одеялом. Ну отвлекись. Ну лучше что-нибудь расскажи. Анекдот какой-нибудь… Я люблю анекдоты…

ОН: В Америке несмешные анекдоты. Лучше ты расскажи… Мне интересно: я ведь по профессии советолог (ласки).

ОНА: Опять ты! Ну не надо.

ОН: Специалист по СССР.

ОНА: Ну, я не настроилась… Ну подожди!

ОН: Как красиво висят твои трусики… Я сравнил бы их…

ОНА: Ну что ж ты такой неуемный… Ну, хорошо, давай я анекдот расскажу: «Можно ли построить Коммунизм в Сахаре? Можно, но песка не будет…».

ОНА хохочет, ОН тоже вежливо смеется.

ОНА: Еще анекдот. Только затихни… Там… Знаешь, у нас Брежнев, Андропов померли один за другим. Назначали Черненко — он тоже откинул копыта… И вот мужик приходит на Красную площадь на очередные похороны. Гэбэшник ему: «Ваш пропуск?» — «А у меня абонемент…»

ОН: Класс! (ласки).

ОНА: Ну опять ты… Ну не надо, лучше слушай: на заседание Политбюро приходит Брежнев совсем грустный и говорит: «Последнее время западными радиостанциями распространяются слухи, будто наш товарищ член Политбюро товарищ Пельше — дебил. У нас есть заключение врачей, что все это бессовестная клевета империалистов… Да вы и сами знаете, какой большой смекалкой обладает наш друг, член Политбюро товарищ Пельше: когда на похоронах члена Политбюро товарища Суслова заиграла музыка, кто первым пригласил свою даму танцевать?» (хохочет)… Уймись… Ну всюду твои ноги — сколько же у тебя ног?

ОН: Я осьминог… У тебя не будет неприятностей с твоим другом?

ОНА: «Не понял»

ОН: Потерять такую девицу!..

ОНА: Ты серьезно?

ОН (не слушает — он в эйфории): Отбить бабу! Ну надо же! В Штатах у меня такие проблемы с женщинами… Я даже думал, что я импотент.

ОНА: Точно — нет.

ОН: Я и сам себе поражаюсь. Причем с самого начала… Пригласить танцевать девушку, которая пришла с другим, да еще увести ее — для меня — научная фантастика. А когда в танце я почувствовал твою грудь.

ОНА: Это когда я прижалась? Думаю — сколько же можно без толку танцевать!

ОН: Нет, нет у меня так никогда не было. У меня обычно проблемы.

ОНА: Ты уже говорил, Надо было давно попробовать с проституткой.

ОН: Не для меня… Как подумаю, что это за деньги…

ОНА: Ага, это всегда с мужиками: как подумают, что надо платить — сразу все пропадает. У меня есть подруга, она говорит: «Хочешь отвязаться от мужика — попроси у него взаймы». Народная Пословица!

ОН: Да и проблема СПИДА…

ОНА: Уж поверь — безопаснее проституток не бывает. Профессионалки, они все предусматривают, Милый, но по-моему, ты что-то не усек?

ОН: (не слушая): «Мы провода под током — к друг другу нас того гляди вдруг бросит ненароком».

ОНА: Да замолчи ты! Ты вправду не сечешь ситуацию?

ОН смотрит на нее.

Долгая пауза.

ОН (понял): Да ты что?!..

ОНА: Ну!

ОН: Неужели?!

ОНА: А тебе не объяснили, что это за ресторан? И какие там сидят дамы?

ОН: А… твой друг?

ОНА: Он прежде работал охранником, кстати, в твоей гостинице. Чтобы девушке пройти в интуристовскую гостиницу — надо иметь или такого знакомого или швейцара… И платить им — не только деньгами.

ОН: Почему же ты не захотела ко мне в отель, если у тебя такое полезное знакомство?

ОНА: Потому что теперь он в твоем отеле не работает… Но, как видишь, остался моим другом.

ОН: Сутенером!

ОНА: Ну вот, разобрался, наконец! Надеюсь «не в отеле» было не плохо?

ОН: И сколько я тебе должен?

ОНА: Немного по вашим меркам. У вас, слыхала, меньше сотни не берут, У нас скидка — мы восемьдесят.

ОН: Чего?

ОНА: Думаешь, рублей?

ОН: Надо же — первая девушка, в жизни которую я отбил. Я гордился.

ОНА: Гордость — большой грех, любимый!

Он поднялся на кровати.

ОНА: Ты чего?

ОН: Я сейчас отдам, а то я забывчивый.

ОНА: Ничего, лежи, я не забывчивая — напомню.

ОН: Так было удивительно!

ОНА: Только не грусти.

ОН: (спохватился): Да! Мне ведь нужно звонить.

ОНА: Ну вот — сразу вспомнил про дела. Под кроватью. В смысле — телефон.

ОН (шарит под кроватью рукой): Как же я мог забыть!

ОН вынимает телефон из-под кровати.

ОН: Все удобства.

ОНА: Не все. Писать — идти на следующий этаж. В тридцать вторую квартиру — там одна бабуля обитает.

ОН: А что это, вообще, за помещение? (набрал номер) Алло! Здравствуйте, Свету можно? Меня зовут Борис. Дело в том, что вы меня не знаете. Она тоже. Я приехал из Ленинграда, от одного ее знакомого, и мне нужно срочно ей кое-что передать. А когда она вернется? Можно будет перезвонить — это не будет для вас поздно? Спасибо.

Вешает трубку.

ОНА: Значит ты Борис?

ОН: Я — Билл. Но в силу некоторых обстоятельств я не хочу говорить этим людям, что я из Штатов.

ОНА: Кстати, Биллчик, ты помнишь как зовут меня?

ОН: Честно?

ОНА: Забыл.

ОН: А потом как-то неудобно было спрашивать.

ОНА: Ну да, все так быстро случилось — «трам — бам — сэнкю мадам». А ведь я тебе сразу сказала — я всегда сразу говорю свое имя, чтобы успеть… Инесса, только не Инна, а именно Инесса.

ОН: Прости.

ОНА: Нет, ты прав: «Не повод для знакомства». Есть такой анекдот… Послушай, ты опять?!

ОН: (нежно) Как странно, а я думал, что все…

ОНА: Ну хорошо, ну выключи свет. И заодно выбрось окурки — аккуратно… Ведро справа от Ленина…

Он торопливо выключает свет. Стук босых ног, скрип кровати. ГОЛОС ЖЕНЩИНЫ в темноте: «Мамочки, мамочки, мамочки, мамочки — о! о! о!»

Прошел час. Они одеваются.

ОН: Ты грандиозная!

ОНА: Ну вот видишь: и с проституткой тоже можно…

ОН: Не надо.

ОНА: Режет слух? У нас в Совке придумали — «Ночные бабочки» — по-моему пошло. И сентиментально. Проститутка — строже, и как-то профессиональнее. Светлана — которой ты звонил в виде Бориса — это кто же?

ОН: Запомнила.

ОНА: Ненавижу это имя.

ОН: Это сложная история. Как тебе объяснить…

ОНА: Если не можешь — не объясняй.

ОН: Я приехал на ней жениться.

ОНА: Круто.

ОН: Только жениться не по правде.

ОНА: Не понял.

ОН: Я профессор в университете. Это у вас в Совке профессор — важная птица, а в Штатах — голь. Адвокат, врач, бизнесмен — они люди…

ОНА: Ничего у нас тоже так будет.

ОН: Конечно будет, куда вы денетесь Вообще, все, что говорили о социализме большевики — это ложь Но все что они говорили про капитализм — правда… Короче, мне нужны деньги. И один сукин сын, ваш эмигрант, предложил мне… В Союзе у него осталась любимая, а он в Америке женился. Но затосковал — не может забыть русскую любовь.

ОНА: Как романтично! Что делать, наша баба — это до могилы.

ОН: Я взялся доставить ее в Штаты. То есть жениться на ней и привезти.

ОНА: Киску — на блюдечке.

ОН: Ассигновал… сумму!

ОНА: С тобой все ясно: ты тоже — проститутка… Ну ладно — поболтали. Пора хилять отсюда. В 12 должны освободить квартиру.

ОН: Но все-таки — что же это за помещение?

ОНА: Этот дом, предназначенный на снос. Здесь был раньше ДОСААФ.

ОН: ДОСААФ! Звучит, будто у тебя насморк. И что это?

ОНА: А говоришь — советолог. Это прежде была такая ВИП-организейшн. «Добровольное общество содействия армии и флоту». Здесь ветераны, маршалы… Опять?

ОН: Грандиозно!

Ласки.

ОНА: Перестань! И как тебе не надоест?… Но в прошлом году их выселили — капитальный ремонт дома…

ОН: А ремонт, коли деньги на него получены, не начинается годами. Потому что деньги сразу…

ОНА: Сперли. Теперь вижу ты — советолог. И я подсуетилась. Думаю, на хрена мне в гостиницах швейцарам платить, когда такое отличное помещение! Сначала платила технику-смотрителю, который наблюдает за домом… Но теперь мой дружок на себя оформляет… Он как ушел из отеля — стал трудится как это говорится, в силовых структурах (смеется). Здесь теперь у него вроде явочной квартиры.

ОН: Что?!.. Значит тут прослушивается?!

ОНА: А в отеле — не прослушивается? Ничего — свои слушают, не американцы… Кстати, здесь, думаю, нет. Зачем?… Я ведь сама докладываю про встречи с иностранцами…

ОН: Да ты что!

ОНА: Так положено. К тому же мне за это деньги платят. Только одно плохо — требуют в письменном виде.

(Хохочет).

ОН: Значит ты работаешь на КГБ?

ОНА: Хочешь предложить на ЦРУ?

ОН (испуганно): Ты что? Ты что?!

ОНА: Нет, на ЦРУ не буду. Если бы я жила у вас, тут другое дело, тогда ради бога (хохочет).

ОН: Послушай, значит все что я говорил про эту Светлану…

ОНА (долго хохочет): Да, нет, я шучу! Ну пошутила… Ну не боись — все шутка. Люблю пошутить с вашим братом — иностранцем — вы все так смешно пугаетесь… И главное: сразу забываете про нежности. Хоть одеться спокойно можно. А то пока одеваешься — сто раз приходиться раздеваться.

ОН: Действительно? Шутка?

ОНА: Ну если бы правда, разве я бы рассказала? Что я дура?

ОН: Поклянись.

ОНА: Всегда пожалуйста. Клянусь. Могу дать и честное пионерское впридачу (хохочет). Значит в Америку хочешь нашу девушку вывезти? Кстати, в вашей Америке живет мой хороший знакомый.

ОН: Американец?

ОНА: С клиентами — ни-ни… Разок и разошлись как в море корабли! Он — моя первая любовь. Роскошный брюнет, изволивший лишить меня невинности в четырнадцать лет… А заодно и мою лучшую подругу… (хохочет). Но какой был проницательный! Помню сказал мне: «Девчушка, чую, пора сваливать за бугор — потом такая толкучка начнется, потом столько нас набежит!» Анекдот говорит знаешь: «Что надо делать если в Совке откроют границу?… Влезть на дерево чтобы не затоптали!» (хохочет). Он кроме девок анекдоты любил. До сих пор вспомню и смеюсь. И ведь правда — столько наших набежало! Чтобы побыстрее смотаться, мой анекдотчик заплатил мною одному… Конечно, не только мною — баблом тоже. И представляешь, какого-то несчастного еврея не пустили, а вместо него по еврейской визе выехал мой друг, который кстати русский… Вот такие интересные мерзавцы гуляют сейчас по вашей Америке! С чем вас и поздравляю! (хохочет). Нет, я ему благодарна: главное объяснил мне какой капитал подарила мне природа. «Все мое ношу с собой», — сказал философ. Вот так! Каждый должен научиться: сначала эксплуатировать себя, уже потом — других!

ОН: В четырнадцать лет?! Мерзавец!!!

ОНА: По-моему ты ревнуешь. И правильно. Забыть его невозможно. Как я его провожала! Сколько слез! В тот день отъезжало много настоящих евреев. У меня с евреями особые отношения. Я, вообще-то, могу считать себя почти еврейкой.

ОН: Это как?!

ОНА: Ну это долго объяснять… Эти настоящие сидели в аэропорту и пели песню.

«Вы слыхали, как поют жиды.

Нет, не те — не бело-голубые».

Это флаг такой ихний — Израиля.

«А жиды, советские жиды, вечные изгнанники России.

Вот они расселись на вещах и поют, заглатывая слезы,

Про любовь и трели соловья и про отчий дом, и про березы.

В дальний путь до голубой звезды.

Вас доставит Боинг, не промедлив.

А пока в порту поют жиды,

Так зовут на Родине евреев».

Я даже прослезилась… Домой пришла и даже отец расчувствовался…

ОН: А кто твой отец?

ОНА: О, мой отец! Большой человек.

ОН: (насмешливо) Член Политбюро?

ОНА: Бери выше.

ОН: Горбачев?

ОНА: Еще выше…

ОН: (глядя в небо): Иди на фиг!

ОНА: Нет, все-таки ниже. Ну ладно — пора. Познакомились. И разбежались, Билл… БИЛЛУША… Нужны ли тут прописные?

За окном звук льющейся воды.

ОНА: Вот гады!

ОН: Что это.

ОНА: «Что-что!» Ссут. На Арбате туалетов нет Вот народ и трудится во дворах! Не очень-то слушать приятно… в романтические минуты! Ну ладно, адью, братцы-кролики!

ОН: Ну, может, все-таки, еще повидаемся.

ОНА: Не обижайся. Понимаешь, «слаба на передок»… Быстро привыкаю. И работе мешает. Так что — нет!

ОН: Ты про КГБ, действительно, пошутила?

ОНА: Абсельман… Всё — «кис ми» и — в разные стороны.

ОН: Только позвоню. В последний раз (берет телефон). Светлану можно? Понятно. Ну хорошо. Я тогда уже завтра буду звонить.

ОНА: Нету?

ОН: На дежурстве.

ОНА: Видать, крутое дежурство у твоей Светаньки.

ОН: Что-нибудь передать в Америке твоему знакомому?

ОНА: Хорошая мысль. Моему знакомому от меня одно нежное слово: подонок!

ОН: С удовольствием. Но адреса не знаю.

ОНА: А зачем? Останови у вас на улице любого нашего, И скажи ему — «подонок». И каждый будет знать за что!

Комната в московской квартире. Сейчас здесь двое — тот самый безвестный актер (теперь он с бритой наголо головой) и Билл.

БИЛЛ: Здравствуйте.

БРИТЫЙ: Здравствуйте, товарищ.

БИЛЛ: Простите, это я вам надоедал по телефону все эти дни.

БРИТЫЙ: Значит, это вы, голубчик, Светаньке дозваниваетесь?

БИЛЛ: Глупейшая история. Уже 10 дней не могу с ней соединиться, а мне скоро улетать.

БРИТЫЙ: Да вы проходите, батенька, в комнату… Обувь у нас не снимают. Возвращается Светуля очень поздно с работы, что поделаешь. Все девушки, голубчик, от работы норовят отвязаться, а моя — наоборот, еще дежурит. И допоздна. А вы, поинтересуюсь, батенька, по какому поводу хотите с нею встретиться?… Нет-нет, я отнюдь не вмешиваюсь в ее жизнь, но — нота-бене: такие нынче тяжелые случаи, а она у нас — архидоверчивый человек.

БИЛЛ: Я письмо привез. Для нее.

БРИТЫЙ: Давайте-ка сюда, товарищ.

БИЛЛ: К сожалению, могу только в собственные руки. Такая договоренность.

БРИТЫЙ: Как хотите. У нас в семье — совершеннейшая свобода. Правда, не до анархии А вокруг, повторюсь, — очень тяжелые случаи. В стране криминогенная ситуация. И наша мягкотелость. Расстреливать стесняемся, батенька… Чайку не хотите?

БИЛЛ: Нет-нет, не беспокойтесь!

БРИТЫЙ: А я, пожалуй, выпью, пока труженица наша подойдет.

Бритый уходит и вскоре возвращается с чайником в руках. Но как же он переменился — наклеил бородку и усы!

И… торжествующе глядит на Билла.

БИЛЛ: Боже мой! Ленин!

«ЛЕНИН» (снисходительно улыбаясь): Сахарок будете вприкуску? Владимир Ильич любил посидеть, похрустеть сахарком и о мировой революции с соратниками побеседовать. О мировой, запомните это, товарищ из Ленинграда. (Шутливо) Так сказать, товарищ из города имени меня.

БИЛЛ (совершенно потрясенный): Владимир Ильич!

«ЛЕНИН» (скромно): Ильич умер. А перед вами просто человек. Очень похожий на Владимира Ильича Ульянова-Ленина. Главное, дорогой товарищ, не терять личную скромность.

(Ставит на стол бутылку водки).

«ЛЕНИН»: Как вы догадываетесь — сам не пью. Можно ли пить с лицом Ленина? А вы — не стесняйтесь. Российский пролетариат водочку уважает.

БИЛЛ: Я тоже не пью… Ленин!

«ЛЕНИН»: Чувствую, батенька, не можете избавиться от мистических восклицаний. Между тем мистики тут нет. История очень простая (пьет чай, звучно хрустя сахаром). Я всем ее рассказываю с превеликим удовольствием. Надо сказать, был я никому неизвестным актеришкой в знаменитом театре. И вот однажды наш главный режиссер… Человек, известнейший но тяжко больной «русской болезнью» решил поставить пьесу о Ленине. На пороге как раз мой юбилей — 110 лет. Был в театре, конечно, актер, который всегда играл Ильича, но помер, бедолага. Нужен новый Ленин. А где взять? Этот купол головы, этот череп Сократа? А ленинская одержимость? А «искра» в глазах, простите за каламбур? И понял наш главный — нету у него Ленина. Нотабене: что делает наш человек, когда проблема неразрешима?

БИЛЛ: Я думаю.

«ЛЕНИН»: И правильно думаешь. Но с кем пить? С самым горьким пьяницей в театре. Тогда это был я! Только я один мог его перепить. В Театре — Тень Отца Гамлета — вот и все мои роли… Ну если ты Тень — как не пить… В тот раз наш знаменитейший очень горевал… Пьем день. Потом три… Неделю. Пошла вторая. Не закусываем. Ползаем по комнате, как два лунохода. О Ленине все горюем На десятый день подползает он ко мне и шепчет: «Я знаю, кто Ленин. Я — Ленин…» «Нет, — говорю, — пьянь ты горькая, а не Ленин». Он плачет. «Точно, — говорит, — какой же я на хрен Ленин? Гавно я!». Еще пьем. Уже почти не движемся. И, как сейчас помню, подползает он ко мне и вдруг за волосы хвать! А у меня шевелюра шикарная была. Я думал — драться лезет. Хочу ему в рожу врезать — а силушки нет. А он мои волосы — назад, как будто отдирает, и шепчет: «Знаешь, кто Ленин? Ты — Ленин». И замертво падает пьяный. И я — за ним… Дома очнулся — голова разламывается. И вдруг — будто слышу голос: «Ты — Ленин». Подхожу к зеркалу, вот к этому, жениному трюмо, жена-покойница еще жива была, волосы закрываю полотенцем и обмираю.

БИЛЛ: Ленин!

«ЛЕНИН»: Ленин.

БИЛЛ: Скажите, ваша дочь…

«ЛЕНИН»: Придет, батенька, придет… И вот мчусь в театр, беру усы, бородку — домой приехал, опасной бритвой голову обрил. И наложил усы и бородку. Кричу жене. Входит, глядит на меня — и хвать за сердце. И шепчет…

БИЛЛ: Ленин!

«ЛЕНИН»: Да, Владимир, говорю, Ильич Ульянов-Ленин. Вот так все и случилось. С тех пор жизнь пришлось переменить. К примеру — алкоголь! Ни-ни-ни…

БИЛЛ: Ни-ни-ни.

«ЛЕНИН»: С вами очень приятно беседовать, товарищ, из города имени меня.

БИЛЛ: И мне тоже необычайно интересно. Но я все думаю: а может, сижу напрасно? Может, ваша дочь… попросту не придет?

«ЛЕНИН»: Обижаете! Дочь Ильича ночует только дома. Вы, конечно, знаете мое знаменитое письмо к Инессе Арманд, где Ильич сурово осуждал интеллигентски-мещанские внебрачные связи противопоставляя им здоровый пролетарский брак!

БИЛЛ: Но, если память не изменяет, он с этой Инессой…

«ЛЕНИН» (мягко): Перефразируя известное выражение: «Что дозволено Ленину, то не дозволено быку». Вот так началась моя новая жизнь. Естественно, вскоре я пришел к Главному. Надо сказать, что пьяный — он со мной друг первейший. А трезвый — с трудом узнавал. Вхожу в кабинет. Он, как всегда, после запоя — мрачный, спокойный. Смотрит на меня молча — величественно: дескать, что тебе, Тени, надо? Я, тоже молча, вынимаю усы и бороду — и нацепляю, И на него гляжу. «Действительно, Ленин, — говорит. — Ну и что?» Я говорю: «Как это — ну и что!? Я — Ленин!».»Ленин ты Ленин, а играть его не можешь? Фамилию поменять ты же не хочешь?» Так началась моя трагедия. Дело в том, батенька, что фамилия у меня для Ленина не самая удачная — Рабинович.

БИЛЛ: Разве вы…

«ЛЕНИН»: Никогда! Чистокровный русак! Вы что, не видали евреев с фамилией Иванов? А я — русский с фамилией Рабинович.

БИЛЛ: Но почему?

«ЛЕНИН»: Революционный прадед. Он был эсер, и в знак протеста против царского антисемитизма взял себе фамилию Рабинович. И мой дед был тоже революционер, но уже большевик. И конечно, он сохранил нашу революционную фамилию — Рабинович. Но мать моя была, к сожалению, из богатого крестьянского рода. Ее отец жил с нами. И вот сойдутся, бывало, два деда, спорят, кричат…

БИЛЛ: (усмехнулся) И долго они кричали?

«ЛЕНИН»: Вижу, правильный ответ знаете. До 37-го. Сначала революционного деда постреляли, потом крестьянского отправили в лагерь, как кулака. Наконец и за отцом моим пришли. Важный он был — заместитель наркома. А энкеведешник ему: «Ах ты Рабинович, жидовская морда!» И физиономию расквасил… Из всех них, надо сказать, вернулся только дед-кулак. Его уже во время войны выпустили. И на фронт. Он сразу в окружение попал. Сначала в немецкий лагерь, а в 45-м — в американский. Американцы его в СССР вернули, и у нас его отправили уже в наш лагерь! Он, когда вернулся, говорил мне малолетке: «В жизни задавай только два важных вопроса: “Бьют ли? И кормят ли?» В немецком лагере сильно били, и совсем не кормили, в американском — не били и кормили. Ну а в нашем — опять — били, и не кормили»… Но этот хоть вернулся. А мои-то ленинцы — Рабиновичи — с пулей! И как же мне, после всего этого — сменить фамилию Рабинович? Представьте, что бы сказал на подобное Ильич? О, Ильич умел осуждать соглашательство. «Мерзавец» «политическая проститутка», «сволочь» — это у него как пряники.

БИЛЛ: Поучительный рассказ… Но ваша дочь…

«ЛЕНИН» (не слушая): Но решился я попытать счастье на киностудии. Тогда как раз вся страна готовилась праздновать (как бы в шутку) мой юбилей. Такие торжества! Только подумай… Всего сто десять лет назад Ленин родился. Ведь живут же столетние. И он, значит, мог вполне жить.

БИЛЛ: И вы могли бы с ним встретиться — два Ленина!..

«ЛЕНИН»: Тогда на Мосфильме — сколько картин про него снималось. И вот беру свою ленинскую кепочку и бородку — и туда. Помню — голоден был, решил зайти в буфет. А там — жуткая картина: стоят в очереди за шницелем — три Ильича. Друг за дружкой. Меня от такого кощунства оттуда ветром сдуло. Иду по коридору и в открытую дверь вижу картину: плюгавый человечек развалился на диване и перед ним навытяжку стоит — ну, кто бы вы думали?

БИЛЛ: Он!

«ЛЕНИН»: Он! Он! Ильич! И плюгавый мерзавец криком кричит на него. Я схватил стул и… Плюгавый оборачивается… Ну представляете — вдруг перед вами вырастает второй Ильич — уже со стулом.

БИЛЛ: Разрыв сердца!

«ЛЕНИН»: Ничего подобного. Бросился лобызать меня. «Где ж ты раньше был, — кричит. — Какое лицо! Я тебя всю жизнь искал».

БИЛЛ: А вы ему — фамилию!

«ЛЕНИН»: Он только и вздохнул: «Ах, Рабинович, Рабинович. Огорчил ты меня, Рабинович! Но ничего, мы тебе ее сменим, тебя все равно никто не знает». — «Это, — говорю, — ты меняй свою фамилию, благо ты ее уже сменил. А мою революционную фамилию не трожь!»

БИЛЛ: Я все-таки хотел бы уточнить насчет вашей дочери. Сейчас уже 11 часов.

«ЛЕНИН»: Да что ж ты такой неспокойный. Придет. Тебе ж сказали… Но Ленина я все-таки сыграл. И не раз. Вот, смотри (он торжественно вынимает огромный альбом и начинает листать его). Теперь отличи на фотах: где я, а где — Ленин? Да ты на меня не смотри, ты в альбом смотри.

БИЛЛ: Ну надо же! Это — настоящий?

«ЛЕНИН» (торжествующе): Это я.

БИЛЛ: А это — вы?

«ЛЕНИН»: Настоящий! А это?

БИЛЛ: Настоящий?

«ЛЕНИН»: Я! Дальше.

БИЛЛ: Вы!

«ЛЕНИН»: Точно. Как узнал?

БИЛЛ: А кто это рядом с вами? Кто это?!

«ЛЕНИН»: Чего это, ты так взволновался? Дочь, Светанька.

БИЛЛ: Какое хорошее лицо!

«ЛЕНИН»: Работает в ДОСААФе. Помогает старикам-ветеранам.

БИЛЛ: Что ж, самое подходящее занятие для дочки Ленина!

«ЛЕНИН» (возвращаясь к рассказу): И вот в те дни, когда вся страна расцветала торжественными заседаниями…

БИЛЛ (все рассматривая фото): Надо же!

«ЛЕНИН»: Да, отлипни ты от этой фоты, Короче был у нас хороший обычай: ты молодой, не помнишь, конечно. В дни годовщин Октябрьской Революции после торжественного заседания в зале появлялся сам Ильич. Поздравлять трудящихся со своим юбилеем. В городах столичных звали конечно знаменитых артистов. Ну а городкам поплоше тоже хочется живого Ильича. Вот они ко мне и обращались. Таким макаром я с ленинской кепкой всю страну облетел. Перед торжественными заседаниями часто было открытие памятника. И, конечно, я в первом ряду! Помню, в Уссурийске приключилась знаменитая история: там два скульптора памятник Ильичу делали. Один запил — пришлось доделывать другому. И вот сняли покрывало с памятника, я речь поздравительную держу — а за мной Ильич в граните, энергичный такой, в пальто и кепке. А в руке у него… другая кепка. И что интересно — никто не заметил. И я сам не заметил. Я уже улетел в другой город, к другому Ильичу… А в Уссурийске только на третий день какой-то мальчонка к отцу пристал: мол, я тоже хочу ходить с двумя кепками, как дедушка Ленин… Но главная моя радость это когда в городском театре после торжественного заседания стремительной походкой Ильича я входил в зал, шел по проходу. Бурные овации. И в эти минуты я уже не видел зажравшихся райкомовских морд. Передо мной был Смольный в день Октябрьской Революции, актовый зал, горели люстры и товарищ Троцкий объявлял бушующему в восторге залу, этим серым солдатским шинелям: «Среди нас появился прибывший в Смольный товарищ Ленин»… Кричи «ура!»

БИЛЛ: Это вы мне?

«ЛЕНИН»: Кричи «ура».

БИЛЛ: Ура!

«ЛЕНИН» (влезает на стул, кричит): «Революция, о необходимости которой говорили все время большевики, свершилась!» Овация! (БИЛЛ хлопает) Кричи: «Ура!»

БИЛЛ (кричит): УРА!!

Дверь открывается и входит та самая «Инесса».

ИНЕССА: Это что за крик?

«ЛЕНИН» (угодливо): Вот и доченька пришла. А тебя товарищ из города имени меня дожидается.

ИНЕССА (строго): Товарища вижу. Но и тебя вижу — почему-то в усах и бороде?

«ЛЕНИН»(горестно): Нарушил! Нарушил!

ИНЕССА: Приведи себя немедленно в порядок, папа.

«ЛЕНИН»: Доченька, Светанька! Я просто чтобы развлечь немного товарища.

ИНЕССА: Ну какая же я Светанька? Ты же переименовал. Так что, «товарищ из города имени его», я — Инесса. В честь любовницы товарища Ленина Инессы Арманд.

«ЛЕНИН»: Ну как ты можешь?! Товарищ Арманд — боевой товарищ по партии, недаром я написал ей в письме…

ИНЕССА: Ты еще не отклеил бороду?

«Ленин» понуро покидает комнату.

ИНЕССА: Бывают такие волшебные совпадения… Это может произойти только со мной. Смешно, но у меня уже там мелькнуло…

БИЛЛ: 10 дней я звонил!

ИНЕССА: Да, 10 дней я не подходила к телефону.

БИЛЛ (насмешливо): А я подумал: много работаешь.

ИНЕССА: И это тоже. Я рада, что ты сможешь передать сукиному сыну — я тоже стала сукиной дочерью.

БИЛЛ (вынимает письмо): Мы предполагали, что могут обыскивать на таможне. Так что он написал всего одну фразу (протягивает письмо).

ИНЕССА: По-моему, я уже сказала: не интересует (разрывает письмо).

БИЛЛ: Ничего, я наизусть помню: «Прошу тебя, делай все, как попросит вручатель письма».

ИНЕССА: Надеюсь, передашь, что именно так я и поступила.

БИЛЛ: Но я не собираюсь этого передавать.

ИНЕССА: Да! Конечно: ты же собираешься получить от него бабло…

БИЛЛ: Послушай, все-таки есть смысл подумать.

ИНЕССА: Ну зачем занудничать?

Входит «Ильич» — опять с чайником. Он без усов и бороды.

«ЛЕНИН»: Чаек свежий (разливает). А гость у нас оказался молчаливый. Очки только трет и меня слушает.

ИНЕССА: И правильно. Он, видимо, ждал окончания вашей ленинианы., Папаша рассказал вам о своем преступлении?

«ЛЕНИН»: Ну перестань.

ИНЕССА (неумолимо): И за что с него усы и бороду сняли?

«ЛЕНИН»: Ну не надо (угодливо). Небось, устала на дежурстве.

ИНЕССА: Жизнь в ДОСААФе, папаша, не останавливается порой до утра. Ветераны — люди старые, у них бессонница. Приходят, делятся с нами воспоминаниями о войне и победах. Но это не отменяет твоего рассказа: гость наш заждался!

«ЛЕНИН» (вздохнул): Ну хорошо, хорошо. Дело случилось в городе Калинине… Калинин — хитрый был мужичонка. Недаром в его честь город прозвали. Еще при Ленине выдвинулся, потом стал первым президентом. Сталин у него тогда жену и посадил. И в лагере ей поручили ответственную работу: арестантское белье стирать и от вшей очищать. И вот сидит она, вшей давит и по радио голос мужа из Кремлевского дворца слушает.

ИНЕССА: Папа!

«ЛЕНИН»: Я к чему это говорю. Сталин не просто старых большевиков сажал. За этим (зашептал) была большая тайна. Условлено все это было с Ильичом. Заранее.

ИНЕССА: Нам, папаша, неинтересны ваши детективы. Мы покаяние ваше хотим выслушать.

«ЛЕНИН» (вздохнув): Значит, в городе Калинине, на стадионе, решили устроить парад кинозвезд. Все знаменитые киноактеры в костюмах своих героев должны были проехать по полю стадиона. Конечно, великий актер Бабочкин в бурке героя революции Чапаева, на тачанке, и другой великий — Марк Бернес, должен был спеть свою знаменитую песню из кинофильма «Два бойца» и, конечно же, знаменитейший актер, который играл в кино Ленина, на ленинском броневике должен был въехать на стадион и сказать любимые ленинские слова… Но знаменитейший не поехал… И они уговорили меня.

ИНЕССА: Здесь папаша неподробен. Они предложили ему прикинуться этим самым знаменитейшим актером, сыгравшим Ленина. Папаша должен был под его фамилией проехать на броневике. И он согласился!

«ЛЕНИН»: Да, согласился. Не из-за денег. Хотел перед всем стадионом произнести незабвенные ленинские слова: «Революция, о которой…»

ИНЕССА: Как вы понимаете, эти слова были записаны на пленку, в исполнении того же знаменитейшего артиста.

«ЛЕНИН»: Неважно! Ведь я шептал бы их, пока его голос гремел на стадионе. Но в тот день был дождь и очень холодно, и администратор. Негодяй, который устраивал концерт, и предложил мне… (замолчал).

ИНЕССА: Что предложил? Мы ждем.

«ЛЕНИН» (кричит): Не мучь!!! И вот сижу я, пью водку, согреваюсь, и чувствую — пьянею. А рядом уселся Чапаев. Но это оказался не великий Бабочкин, а какой-то неизвестный, загримированный под Бабочкина. А рядом пьет Бернес, но это был не Бернес, а тоже — загримированный под… И тут я понимаю, что администратор, чтобы платить малые деньги, собрал всякую шваль!..

ИНЕССА: Не сбивайся. Итак, подходит очередь папаше выступать, а папа-Ленин, оказывается, пьян. С ленинской бородкой, в ленинской кепке… пьян!

«ЛЕНИН» (почти плача): И они меня к священному красному стягу привязали, чтобы не упал. И тут выяснилось, что ботинки мои ленинские пропали. Видимо, «лже-Бернес» спер. И тогда архимерзавец администратор придумал мои ноги выкрасить в черный цвет. И вот выезжаю я — пьяный Ленин без ботинок, с черными ногами, а за мной на тачанке — пьяный Чапаев, и по полю идет — пьяный «Бернес». И тут я как закричу: «Дорогие сограждане! Это не настоящий Бернес! Это не настоящий Бабочкин…» Но администратор, подлец, врубил фонограмму, и сверху, с небес, Ленин прокричал: «Революция, о необходимости которой говорили большевики, свершилась!». А снизу я ору: «Это не Бернес!» И тогда — знамя не выдержало, и я упал на броневик. И все сограждане поняли — Ильич — пьян (замолчал).

ИНЕССА: Нет уж, до конца говори.

«ЛЕНИН»: А потом администратор бил меня по ленинскому лицу… Ну как мне было жить после этого?

ИНЕССА: Еще бы: Ильич с побитой физиономией.

«ЛЕНИН»: Спасибо партии: повелела мне остаться жить. Ночью, во сне, я услышал голос партии.

ИНЕСА: Мы с партией по ночам разговариваем!

«ЛЕНИН»: Партия наложила на меня архистрогий выговор: 6 лет не подходить к ленинской бороде и его усам, 6 лет не надевать его кепку и жить актером Рабиновичем. Я взял себе партийное задание: за эти годы прочесть все, что написано о Ленине. И сейчас я представляю каждый ленинский день. Вы поняли — каждый! Спрашивайте — любой. Ну спрашивайте!

ИНЕССА: Папаша, думаю — хватит!

«ЛЕНИН»: К примеру: 8 ноября 1918 года годовщина Октября. Допустим, 11 часов дня. Где я?

БИЛЛ: Наверное, на Мавзолее?

«ЛЕНИН»: Мавзолей еще не построили — я еще жив. Но вы почти догадались, батенька, — я на Красной площади, на трибуне. Конечно держу речь. Кстати ночью эту трибуну соорудила бригада интеллигентских хлюпиков, содержавшихся для перевоспитания в революционной тюрьме. Вся Москва полыхала в тот день красным кумачом.

ИНЕССА: С тех пор и исчезла у нас материя для одежды.

«ЛЕНИН»: Какая глупость шить одежду, если можно шить флаги. Еще пример. Наобум. Любое число…

БИЛЛ: К примеру, сегодняшнее — 18 августа, но 19-го года.

«ЛЕНИН»: Прекрасно. Партия заставила меня позировать художнику Анненкову. Я — жертва партийной дисциплины, согласился позировать. Во время сеанса он что-то болтал об искусстве, и когда он уходил — я сказал ему всю правду: «Когда закончится пропагандистская роль искусства — мы его чик-чик, дзык-дзык — и отрежем»… Кстати, он ее записал.

ИНЕССА: Ну а теперь, папа, мы тебя: чик-чик…

«ЛЕНИН» (уходя): Дзык-дзык. Не люблю интеллигенцию. Обожаю рабочий класс.

«Ленин» уходит.

ОНА (Биллу): Какое счастье, что это с ним случилось Даже не верится — шесть лет свободы Значит до августа 91 года могу отдохнуть от его сумасшествия.

БИЛЛ: Но вернемся к нашим баранам.

ИНЕССА: Ну что ж. Скажешь Артурке, что я возмущена предложением. Какой-то американский наглец приехал жениться на дочке Ленина. Неужели мало, что у вас живет дочка Сталина? И вообще: зачем отсюда уезжать? Здесь грядет великое время. Сейчас я зарабатываю побольше Горбачева. Разве у вас я смогу зарабатывать побольше Рейгена? Скоро здесь будут такие возможности для людей с деньгами: бандюги, мафиози, проститутки — это все будущие богачи. Так что папа-Ленин ошибся: совсем не кухарка будет управлять государством. И передай моему мерзавцу, что я приеду в ВАШУ Америку, но богатой! Это будет шикарный визит — «Из России с любовью». Визит нестарой Русской Дамы. (Прислушивается. Потом тихонечко подкрадывается к двери и с силой ее толкает).

Крик «ЛЕНИНА»: А-а!

Держась за голову, входит «Ильич».

«ЛЕНИН» (сохраняя достоинство): Пришел попрощаться. До свидания, товарищ. Я не люблю «гражданин», я предпочитаю ленинское «товарищ».

ИНЕССА: А я, пожалуй, скажу вам — прощайте.

БИЛЛ: Что ж, прощайте. (уходит).

ИНЕССА: Опять под дверью? И тебе не стыдно? Ты же — Ленин.

«ЛЕНИН»: Всегда надо сохранять революционную бдительность. Тогда не было подслушивающих устройств. Все решали уши. Хорошо было товарищу Сталину — у него был архислух. Он мог слышать разговор в третьей комнате. И это очень важно в борьбе с уклонами в партии. А что делать Ленину? Он был гений во всем, но уши — обыкновенные.

ИНЕССА: Ты хочешь сказать, что Ленин тоже все время подслушивал?

«ЛЕНИН»: Я не настаиваю, это всего лишь историческая версия. Настаиваю на другом: этот человек мне кажется очень подозрительным. И я чувствую, он совсем не из Ленинграда.

ИНЕССА: Что ж, революционная бдительность не подвела — ты прав: он… из Америки.

«ЛЕНИН» (в ужасе): Из Америки!

ИНЕССА: И он прожил в России 10 дней. Ну? Неужели ты не понял, папа, кто это?

«ЛЕНИН»: Кто это?

ИНЕССА: Товарищ Джон Рид!

Прошло шесть лет.

1991 год, август, 18

Та же подвальная комната бывшего ДОСААФ. Те же портреты по стенам и тот же «Ленин, читающий газету Правда».

Но на столе теперь факс и телефон с автоответчиком, а в углу — переносной японский телевизор с видео. И прежняя огромная кровать теперь покрыта шелковым японским покрывалом. И стульев теперь три. Третий — с вертящимся сидением. В углу у входной двери, на аккуратно расстеленной газетке — два огромных сапога.

Инесса разговаривает по телефону со включенным спикером, так что слышен голос собеседника:

МУЖСКОЙ ГОЛОС: Ну, и сколько сегодня?

ИНЕССА: Как вчера.

ГОЛОС: Не густо.

ОНА: Вторая половина августа, осень — всегда спад. Фирмачей мало.

ГОЛОС: Послушай, ты где деньги держишь?

ОНА: «Не понял»…

ГОЛОС: Здесь намечается интересное дельце — может, соединим капиталы?

ОНА: Не будем. Раздельно всегда лучше. Значит, записывай: икру — естественно, закажи сколько сможешь. Часы-хронометр — тоже. Книг по искусству не бери, пол-Арбата ими торгует. Словарей — побольше. Затем — шесть гжельских сервизов, мне заказали «глухонемые».

ГОЛОС: Кто?

ОНА: Папа-Ленин так называет капиталистов. Подожди-ка (прислушивается. Звук льющейся воды за окном. Она бросается к окну, орет). Гады! Факены! (возвращается к телефону).

ГОЛОС: Ну что там?

ОНА: А ты не знаешь. «Заяц» — в смысле японец, ссыт!

ГОЛОС: Ну а что делать? Туалетов рядом нет. Сейчас холодно. Может, милиционера поставить?

ОНА: Есть идея. Иностранцев на Арбате — море. Ты достаешь форму, нарядим техника-смотрителя. В разгар иностранного писа он появляется и объявляет: «по распоряжению мэрии за нарушение общественного порядка — 100 долларов».

ГОЛОС: Не дадут.

ОНА: Дальше мягчаем, и за 20 будем отпускать.

ГОЛОС: Взрослеешь, дивчина. Сегодня я буду допоздна на работе. Может, на часок к тебе заехать?

ОНА: Да ну тебя! Уже столько раз было. Скучно! У нас четыре новых продавщицы — неужели тебе мало? Продолжаю список. Матрешки «Горбачев» — закончились да и берут их хреново. Зато «Ельцын» пошел классно, всего 5 матрешек осталось. В понедельник жду тебя со «стафом».

ГОЛОС: До понедельника надо дожить.

ОНА: «Не понял».

ГОЛОС: Шутка.

ОНА: Главное забыла… Когда ты начинаешь приставать, у меня все вылетает из головы. На днях подошли ко мне два южных гражданина. Они попросили достать им — догадайся, что?

ГОЛОС: Ну?

ОНА: Танк.

ГОЛОС (восторженно) Иди на *…!

ОНА: Раз на Арбате просят — значит, кто-то где-то уже продает. Не прозевать бы. Дают три лимона. Или СКВ по курсу (Звук воды. Она бросается к окну). Твари! Суки! Финик! Факен! (Хватает сапоги, открывает дверь и швыряет их один за другим в кого-то на улице).

ГОЛОС: Развоевалась.

ОНА (возвращается к телефону): Хоть сапоги, наконец, выбросила… вонючие сапоги этого сукиного сына техника-смотрителя… Ну что такое! Берет зелененькими, а порядка во дворе никакого. Не могу жить в этом писсуаре. Доставай к понедельнику милицейскую форму.

ГОЛОС: Ну ладно, до понедельника. До интересного понедельника.

ОНА: «Не понял»?

ГОЛОС: (засмеялся) Я же сказал — шутка.

(Гудки в трубке).

Она открывает тетрадь и записывает: «План на 19 августа». Узнать о милицейской форме. Это во-первых. Матрешки «Горбачев» не брать (резкий звонок. Подходя к двери) Кто там?

МУЖСКОЙ ГОЛОС ИЗ-ЗА ДВЕРИ (Не твердо): Это Инесса?

ОНА (удивленно): А кто ее спрашивает?

ГОЛОС: Жених.

ОНА: Боже мой! (открывает).

Входит Билл.

ИНЕССА (будто ничего особенного, будто совсем не удивилась.): И давно в столице?

ОН: Давно. Целых три часа.

ОНА: Хочешь сказать, сразу, с аэродрома?

ОН: Хочу сказать.

ОНА: Соврал?

ОН: Самое смешное — нет.

ОНА: Ты, помнится, Билл?

ОН: Спасибо что помнится, Инесса. Все-таки 6 лет!

ОНА: Боже мой, неужели прошло 6 лет?!

ОН: К сожалению. Но все это время…

ОНА: Ты думал обо мне!

ОН: Вот это — действительно — самое смешное. Но я шел сюда почти без надежд. Представить, что все то же и дом по-прежнему стоит в ожидании ремонта — шесть лет!

ОНА: Он еще сотню простоит! Мои правнуки будут здесь обитать, это Рашка. А ты так осторожно постучал, интеллигентно. Я сначала даже не расслышала.

ОН: Просто подумал…

ОНА: «Вас понял!»… Нет, у меня теперь другой бизнес: Фирма «Инесса». Генеральный директор.

ОН: А твой… этот?…

ОНА: Сутенер? По-прежнему — большой человек. И по-прежнему в бизнесе — со мной…

ОН: И что за бизнес?

ОНА: Продаем на Арбате туристские радости — матрешек, икру, репродукции. На нас работают уже четыре продавщицы. И еще кое во что инвестируем. Помнишь, сказала: будущее за мной. А ты чего приехал?

ОН: Ты изменилась. И я тоже. Мне надоело сводить концы с концами. И я… Это смешно… Тоже бизнесмен… Очень солидная фирма — я в ней консультант по вашей стране…

ОНА: Бедная фирма. Как ты можешь консультировать? И кто кроме нас самих может нас понять? Наши анекдоты не переводятся ни на один язык.

ОН: Совершенно с тобою согласен. Но дело в том, что я сказал тогда… неправду.

ОНА: Прости…

Прислушались: слышен шум воды, в окне с отдернутой занавеской теперь видны кроссовки.

ОНА (бросается к окну): Сволочи! Твари! Факены!

Кроссовки в окне удаляются.

ОН: Все тоже…

ОНА: О да, СССР рухнет, комуняки уйдут, царь вернется, а в окно тебе по-прежнему будут ссать… В чем же ты меня обманул?

ОН: Я вполне могу быть консультантом по этой стране. И мои родители не эмигрировали до революции — они благополучно живут в Москве… И когда я приехал на тебе жениться — я ведь был под другой фамилией, потому что я невозвращенец… Я хотел сказать все это, но когда ты про своего друга рассказала… я испугался.

ОНА: Это было лишнее. Он уже на следующее утро позвонил: «Твой гавнюк, оказывается “наш”: Переводчиком был в научной делегации, в Кельне вышел из отеля и не вернулся… Если с ним еще встретишься — морду исправлю на попу. Нам с тобой совсем не нужно, чтобы ты в чем-то была замешана».

ОН: Надо же!

ОНА: Здорово: раньше мы с тобой лежали. А теперь вот сидим… Обсуждаем прошлое. Старость.

ОН: Я когда убежал, первое время был счастлив… Не видеть по телику рожу нашего Кинг-Конга, не читать идиотских газет… И главное забыть эту жуткую программу «Время». Но потом. долго не имел работы — и, наконец, нашел! Мне предложили переводить… программу «Время» на английский! Фирма продавала ее в Университеты — для советологов — этих очкариков в твидовых пиджаках. Ночью мы записывали ее со спутника, днем я переводил и печатал в компьютер. Теперь я был приговорен день и ночь слушать программу «Время». День и ночь — рожи «гэкающих» политбюрошников. Я чувствовал себя в аду.

ОНА: Я тебя пожалела. Но зачем ты ко мне пришел?

ОН: Отгадать не трудно.

ОНА: К сожалению, я бросила этот бизнес.

ОН: Послушай, но я хочу.

ОНА: Все хотят.

ОН: Послушай, но я 6 лет хочу.

ОНА: Ты какой-то долгохочий.

ОН: Но я же приехал! Я специально.

ОНА: Только успокойся. Я тебя понимаю, но и ты пойми меня — я не могу задаром. Задаром — у меня нет желания — вот в чем проблема.

ОН: Но я хочу заплатить…

ОНА: Ну ты же видишь: у меня теперь другая профессия…

ОН: Но я безумно.

ОНА: Я тебя понимаю, но пойми и ты меня — нет повода!

ОН: А может… изнасиловать?

ОНА: Не выход. У меня — газовый револьвер. И, вообще, ты вряд ли сможешь, поверь, насиловать нужна большая физическая сила… Не знаю, не знаю, но видимо ничего у нас не получится.

ОН: Слушай, давай в карты, а?

ОНА: «Не понял»?

ОН: Предположим я выигрываю кон — ты что-то снимаешь… В конце концов я тебя раздеваю… ну и тогда, естественно…

ОНА: Ну а если выигрываю я?

ОН: Само собой, раздеваюсь я.

ОНА: Голое мужское тело? С ума сошел! Нет, этого добра я столько перевидала. Это мне не подходит… Но можно иначе. Если выигрываешь ты, я что-нибудь снимаю, если я — ты платишь. В СКВ, естественно Много не возьму — долларов по пятьдесят… ну, шестьдесят за каждый проигрыш. Энтузиазм поостыл?

ОН: Зачем же? Подходит.

ОНА (задумчиво): Похоже на повод.

ОН: Рванулись!

Прошел час.

Они играют. Она уже без платья, но рядом с ней горка мятых зелененьких бумажек — долларов.

ОН: Кстати, как наш папа Ленин?

ОНА: Как же я забыла! Пардон (набирает телефон). Алло, я сильно задерживаюсь… Как — где? Ты будто с луны свалился — в ДОСААФе. Ветераны-бизнесмены прилетают ночью из Америки. Участники встречи на Эльбе… Так что сегодня не жди! Помню, отлично помню, какой знаменательный день у тебя завтра! (вешает трубку).

ОН: И что же все 6 лет верит?

ОНА: Здесь 70 лет верили — и то ничего. Здоровье у него пошаливает…

ОН (в ужасе): Здоровье?!

ОНА: Чего это ты так испугался? Еще бы не пошаливало: когда вслух говорят о реставрации капитализма… Он теперь каждый день ждет нового Октябрьского восстания. Ночью засыпает с этой мыслью — восстанут комуняки в защиту революции. Он ружье охотничье приготовил.

ОН: И по-прежнему исполняет наказание?

ОНА: Завтра заканчивается! Он уже бородку и кепочку неделю тайно примеряет. Ужас!

Прошел еще час. Они по-прежнему играют за столом в карты… Она по-прежнему без платья, зато горка долларов на столе увеличилась.

ОНА: По-моему я тебя хорошо ограбила.

ОН: Да…

ОНА: Люблю мужчин в печали. Они как дети, так смешно расстраиваются. Ну что ж, деньги я выиграла…

ОН: И много выиграла.

ОНА: Да, возбуждает. И хоть жалеть не в моих правилах… Но милосердие…

Он радостно вскакивает со стула.

ОНА: По-моему ты забыл!.

Он бросается к окну, задергивает занавеску.

ОНА: Еще забыл!

Он торопливо гасит свет.

ОНА: И вправду помнишь!

В темноте стоны любви. Потом страстный женский крик: «Мамочки, мамочки, мамочки, мамочки — о! о! о!»

Позднее утро Он и Она — только проснулись.

ОНА: Боже мой, сколько сейчас?

ОН: Думаю, около одиннадцати.

ОНА: Чума! Иди мыться!

ОН: Это было этажом выше… по-моему?

ОНА: Естественно там это и осталось. Квартира 32. Живет там все та же бабуля. Раньше давала писать задаром. Сейчас туалет нам сдает. У старушки бизнес. Ключ висит под Лениным… Весь дом выселили, только про бабулю забыли. И она в квартире 32 спокойненько живет. Мой — сейчас серьезный чин в милиции. Он узнал: дом хотят продать иностранной фирме под офисы. Мы поможем бабке приватизировать квартиру, потом у нее купим, и продадим фирме за очень большие баксы. Кстати этот полуподвал мы тоже приватизируем, и откроем ночной бар… Конечно, с девчушками.

ОН: Мне ночью снилось. Какой-то «краснорожий, с лицом похожим на вымя», и ты ему говорила: «Я его, то есть меня, запросто продам». И я проснулся.

ОНА: Мне хотелось бы тебя продать… Да кто купит! А сейчас иди писать, а я буду краситься. времени много. Ну иди, иди, ты же знаешь, я стесняюсь голая.

Он уходит.

Она встает, торопливо делает зарядку, одевается… Ставит кофе на электроплиту.

Он возвращается.

ОНА: Включи телик для бодрости, ненавижу тишину. Там теперь по утрам замечательно орут рок.

ОН: Ненавижу рок — это то, от чего схожу с ума в Америке.

ОНА Теперь у нас будешь сходить.

Он включает.

ГОЛОС ДИКТОРА: «Образован Государственный Комитет по Чрезвычайному Положению. В СОСТАВ КОМИТЕТА ВОШЛИ»…

Застыв, они слушают сообщение диктора.

ОН: Боже мой!

ОНА: Идиот Горби — отдыхать поехал! Как будто здесь можно отдыхать — здесь можно только умереть! Ну теперь начнется… Сукины дети! Снова партсобрание, Карла Марла, Лукич… Слушай, а папа Ленин — провидец: все ждал событий! Все ружье готовил. Снова «советский народ — неутомимый строитель Коммунизма». Все народы утомились, а мы нет. Ну почему я здесь родилась? Думаю, сейчас придет.

ОН: Кто?

ОНА: Мой! Недаром вчера меня о деньгах спрашивал! Он уже вчера все знал! Нужно в темпе мотать отсюда.

Он лихорадочно одевается.

ОНА: Торопись! (набирает номер, включив спикер).

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: Алло.

ОНА: Диана, это я.

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: Уже слышала?

ОНА: Слышала.

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: Теперь еще послушай.

Становится слышен глухой грозный шум.

ОНА: Это еще что?

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: Танки.

ОНА: Какие танки?

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: Какие бывают… С пушками!

ОНА: Иди на *…!

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: Ну ты же слышишь. Идут прямо под окном… У меня окна — одно на Садовое — и другое на повороте на Кутузовский…

ОНА: Значит идут к Белому дому…

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: У нас всюду патрули… У меня пост поставили прямо у парадного… Любуюсь сверху на сапоги часовых.

Он нетерпеливо, нервно расхаживает.

Звук льющейся воды за окном.

ОНА (ему): Перестань трусить, лучше отгони от окна эту падлу!

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: Что там у тебя?

ОНА: Как всегда… Та власть, эта власть — все равно ссут у окна.

Он подходит, открывает штору.

В окне видны сапоги. Он тут же испуганно задергивает.

ОН: Сапоги!

ОНА: Ну ладно, Диана, я позвоню.

Звук прекращается.

ОНА: Ну?

ОН: (заглядывает через штору): Стоят!

ОНА: Понятно. Значит — часовой! Так сказать — облегчился «не отходя от кассы» — чего там стесняться…

ОН: Чуть тише говори. Но почему часовой здесь?

ОНА: Это уже привет — от моего…

ОН: От кого?

ОНА: Да, недаром он говорил про понедельник.

ОН (истерически): Ну что делать?! Что ты молчишь!

Звук ключа, отворяющего дверь. Входит молодой человек в штатском.

ОНА: А вот и мой — собственной персоной.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Все в сборе?…

ОНА: Позвольте вам представить, Билл, моего компаньона Сашу… А это — господин Билл Джонс…

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Какой же он «Джонс», мы с тобой отлично знаем — кто он. Ну что, развратничаешь, мужик? Думаешь, если ты оттуда, тебе здесь все можно? Паспорт-то у тебя при себе?

ОН: По-моему, вы что-то не поняли: я американский гражданин.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Это вчера ты был американский. А сегодня — наш. Был прежде такой хороший закон: люди, родившиеся на территории СССР — подлежат советской юрисдикции. Был и теперь снова будет. Это значит: ты для нас невозвращенец — Боря Штейн, продавший Родину-мать за чечевичную похлебку… Что ж ты Родину-мать продаешь, паскуда? И нашу проститутку вербуешь в ЦРУ? 6 лет назад помнишь, что здесь говорил? Если не помнишь, мы напомним — благо на ленте записано… (засмеялся) Ишь побледнел, твой клиент.

ОНА: И что же происходит?

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Книжки надо читать… Взяли мы как то у одного диссидента хорошую книжку — «История города Глупова» называется… Там глуповцы получили свободу — и тотчас начинают что? Безобразничать. И в конце концов в город въезжает новый градоначальник. Настоящий! И начинает что? Пребольно сечь. И глуповцы, как это неудивительно, очень рады… Устали они от свободы. Вот это и происходит сейчас, подружка дней моих суровых! Что делать, у нас только два варианта — или Ивану в ноги, или Петру — в зубы!

ОНА: И ты все знал!

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Естественно!

ОНА: Ай, ай Сашок. Не предупредил подружку суровых дней.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Зачем? Ты враг. Проститутка… Шучу, конечно. Не предупредил вчера, предупреждаю сегодня (хохочет). Я, кума, веселый.

ОН: Ну я, пожалуй, пойду.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: По-моему, ты шутишь! Нет-нет, тебе посидеть придется. Прости за каламбур…

ОНА: А где же Ельцин?

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Думаю, на параше, в тюряге. За ним с рассвета ребята поехали на дачу в Архангельское… Поддал наверное по случаю воскресенья… Утром встал: воздух, покой, сидит себе в домашних тапочках — ан ребята уже у дачи. А он, как и ты — не в курсах!. Зря выходит матрешек с его рожей заказывала (хохочет)…

ОНА: Поболтали и хватит.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Да, давай к делу. Ну что ж, мать, наступило суровое время: Строгое время. Будут выявлять — воров-кооператоров, мафиози, шлюх — в общем всю вашу нечесть, разложившую державу. Будут обыски… Так что если хочешь избавиться от лишних денег…

ОНА: Лишних?

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Можно иначе — опасных. Если хочешь сохранить. ну хотя бы часть…

ОНА: По моему ты меня принимаешь за дуру?

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: По-моему, наоборот (достает из бокового кармана бумаги). Видишь — листики-листочки? Это не листики-листочки, это ордера на арест… Что делать — режим чрезвычайного положения. Текст — один и тот же: «изолировать» Кого? Загадка — пустое место… Ждет заполнения… А мое дело — вписать… Объясните ей, господин невозвращенец, что она просто рождена для этой бумажки — и проститутка, и кооператор… Плюс ебарь у нее — невозвращенец, заброшенный к нам ЦРУ под другой фамилией…

ОНА: Ну что, денежки тебе — и свободна я?

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Плюс боязливый друг — тоже… Если откроет «котлету»… Так у нас, сэр, называются личные и толстые бумажники… И отстегнет в благотворительный фонд имени Павлика Морозова… сколько совесть подскажет! Отстегнет недостаточно, ошибется — пусть на себя пеняет… Шутка, конечно. Поверь, мне действительно хочется помочь тебе в память наших не только деловых отношений.

ОНА (Биллу): Мы трахались — он это хочет сказать… (Саше) Прости, Сашок, но… не лучшие воспоминания.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: А у меня вполне! А ты смелая!. Потому что глупая… Не веришь, что впишу тебя в бумажку… Рассудила детскими мозгами, как же я это сделаю, если мы работали вдвоем? Объясните ей, господин советолог, что существуют у нас только два класса: те, кем управляют и те, кто управляет… То есть — Мы… Будет капитализм — мы будем президентами компаний, придут комуняки — мы будем секретарями партии… так что для нас не бывает ни нового времени, ни старого. Для нас есть только изменение тактики! Изменилась тактика — и мы, подруга, тебя сажаем, Изменится опять — и мы с тобой снова в бизнесе… Но все делаем мы, а вы у нас всегда Рабиновичи, даже если вы Ивановы.

ОНА: Хорошо говоришь, но зря. Ты ведь знаешь: я все могу, только не отдать деньги.

Гудок машины.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Водила! Что ж надо идти!.. Ну на прощание попроси советолога рассказать тебе, что у нас делают в тюряге с красивыми шлюхами. Дело в том, что охрана получает мало,… Поэтому девушек держат в отдельной камере… И ночью, за бабло, пускают туда состоятельных блатарей… 10 козлов за ночь там рабочий минимум, Так что, посоветуй ей быть разумнее, молчаливый трус.

И тогда Он очень нелепо, неумело дает пощечину Молодому человеку.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК (уважительно): Поступок… но неразумный.

Ударом сбивает Его на пол и на полу начинает лихо избивать ногами.

Она выхватывает газовый револьвер.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК (продолжая избивать и не оборачиваясь): Не работает. Такой была вся партия. Потому и подарил тебе…

Звонок в дверь.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: За мной, к сожалению… Ну ладно — отдохнули и будя! (помогает ЕМУ подняться). Утри красные сопли… Аэропорт будет закрыт. За бугор не уедешь. По стране бегать теперь бессмысленно. У нас всюду будет прежний порядок, и теперь тебя всюду из-под земли достанут… (звонок в дверь). Подождать не может, е…й водила! (Идет к двери, открывает).

Входит «Ленин» — в кепке, без бороды и усов. В руках — чехол с карабином.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Кто к нам пришел! Никак — «человек с ружьем»? (Уходит).

«ЛЕНИН»: Доча! (обнимает ее).

ОНА: А мы вот с товарищем балакаем… только что из города имени тебя приехал.

«ЛЕНИН» (не слушая, восторженно): Доча! С праздничком тебя! С новым Октябрем! Что я говорил? Опять: «Даешь мировую Революцию!»

ОНА: А как же ты меня нашел, папа?

«ЛЕНИН»: А молодой человек, видать — твое начальство?

ОНА: Оно.

«ЛЕНИН»: Важное — сразу видать: «Волга» с антенной, фары желтые.

ОНА: Ты на мой вопрос не ответил: как же ты разыскал меня, папочка?

«ЛЕНИН»: Архиэлементарно. Взял старый справочник! Но почему в ДОСААФе — кровать? И такой беспорядок.

ОНА: Переезжаем… В новое большое помещение. А кровать теперь во всех ДОСААФах. Ветераны, как старые раны заноют…

«ЛЕНИН»: Ну да, конечно.

ОНА: Но ты мне не ответил, папаша — почему ты пришел без спроса?…

«ЛЕНИН»: Ах, голубушка, сегодня особый день Прекрасный день. На улицах — люди, танки. Прости, но я… Лениным немножко посижу… (накладывая на лицо бородку и усы). Какой день: второй раз за 74 года — мы готовимся подавить буржуазию… И какое совпадение — сегодня конец моего «срока». Я снова Ленин в такой день! Нет, нет я не верю в мистику… Я как-то сурово записал на полях книги Гегеля — «Боженьки захотел негодяй!» Но уж очень знаменательное совпадение… А где остальные работники ДОСААФ?

ОНА: Смешной вопрос.

«ЛЕНИН» Да-да, конечно, ушли на объекты борьбы (ходит, по-ленински, потирая руки). Снова, батенька, будем брать почту, мосты и телеграф!

ОНА: Снова повторю вопрос: как ты посмел — без моего разрешения сюда прийти?

«ЛЕНИН»: Архисложная ситуация потребовала. В 6 утра я услышал о чрезвычайном положении. Это значит все оружие должно быть сдано на поддержку пролетариата. (ЕМУ) Простите, товарищ, но, кажется, мы знакомы?

ОНА: Наконец-то, вспомнил!

ОН: Ну, конечно, 6 лет назад…

«ЛЕНИН»: Да, да, товарищ Джон Рид из США?

ОН: Совершенно точно… Приехал по приглашению ДОСААФ. Устраиваем встречу ветеранов двух стран. Новую «встречу на Эльбе».

«ЛЕНИН»: Только не забывайте, товарищ, о классовом подходе: есть ветераны-пролетарии… но есть ветераны-капиталисты.

ОНА: В последний раз: как ты мог прийти — без спроса?…

«ЛЕНИН»: Да, да. Короче, я поехал сдавать это ружье (вынимает из чехла). Это прекрасное охотничье ружье. Ильич обожал охоту. Однажды весной он настрелял… не поверите — полсотни зайчиков…

ОН: Какая меткая рука.

«ЛЕНИН»: Именно, именно, батенька. Здесь очень была важна тактика!

ОН: Тактика?!

«ЛЕНИН»: Именно, было половодье, и Ильич ленинским архимозгом прозорливо сообразил: зайчата сгрудятся на маленьком островке. Непременно Так оно и было. И он — дзык-дзык… чик-чик…

ОН: Перестрелял!

«ЛЕНИН»: Всех!

ОН: Я читал в детстве что-то подобное. Называлось — «Дед Мазай и зайцы». Там тоже половодье и тоже зайчики — правда дедушка Мазай их спасал!

«ЛЕНИН»: Хотите укорить Ильича. Не надо! Здесь дело тонкое! Партийное. Еще Троцкий писал — о буржуазном предрассудке, именуемом «священной ценностью человеческой жизни» (Расхаживая с ружьем, иногда машинально наставляя на присутствующих). Есть только одна ценность: интересы пролетариата. И во имя…

ОНА: Положи немедленно ружье!

«ЛЕНИН»: Мы должны уметь перешагнуть… Вот почему тогдашние титаны вытравляли в себе слюнявую интеллигентскую жалость. Не все тут выдерживали, Однажды знаменитый революционер Камо, друг Ленина, придумал закалить волю Федюши Алиллуева, десятилетнего брата жены Сталина (наставил ружье на Него).

ОНА: Немедленно! Отдай! (забирает ружье, но упоенный монологом «Ленин» даже не замечает).

«ЛЕНИН»: Отряд Камо притворился зверски расстрелянным, сам Камо улегся на пол с разрезанным бычьим сердцем на груди, остальные лежали рядом перепачканные бычьей кровью… И когда Федюшка Аллилуев вошел… хлюпик не выдержал — сошел с ума… Так что Ильич даже на зайчиках старался убить в себе ложный буржуазный гуманизм!

ОНА: В последний раз…

«ЛЕНИН»: Все, все. Короче взял я свое ружье, доча, и отправился сдавать его в комендатуру… Иду и мечтаю: Смольный в 17 году, солдаты топчут драгоценный паркет, спят прямо на полу, дымят махоркой… Все пропитано революционным духом… И вот я иду окунуться в атмосферу… Но…

ОНА: Но?

«ЛЕНИН»: Даже внутрь.

ОНА: Не пустили!

ОН: И кто же вас не пустил?

«ЛЕНИН»: Известно кто — часовой.

ОН: А как сюда часовой вас впустил?

«ЛЕНИН»: Не понял, товарищ?

ОН: Ну — часовой который на улице у нашего окна.

«ЛЕНИН» изумленно глядит на НЕГО.

Он открывает осторожно занавеску: сапоги по прежнему недвижно стоят в крохотном окне.

ОН: Сапоги!

«ЛЕНИН» (не понимая): Сапоги!.. (понял, залился звонким «ленинским» смехом). Это два старых сапога, батенька… Кто-то выкинул их и сейчас в одном спит котенок…

(Продолжает по-ленински смеяться).

ОНА: Ну — «синьор динь-динь» — достаточно.

«ЛЕНИН»: А ружье в комендатуру не взяли. Как ни просил… Говорят, не надоедай, дед. У нас этих ружей до хрена… И тогда решился отдать ружье в руки ветеранов. И потому пошел к тебе в ДОСААФ, доча… Вот и вся причина.

ОНА: Помощь мы, конечно, окажем, ружье заберем — нечего тебе с оружием шляться по улицам. Передадим твое ружье в надежные…

«ЛЕНИН»: Пролетарские.

ОНА: Бесспорно пролетарские руки. К сожалению, папа…

«ЛЕНИН»: Все понимаю, сегодня много дел, у нас — революция! Кстати, Ильич относился к Революции как к искусству, Он учил: восстание должно начаться: во-первых, когда низы не хотят, а верхи не могут… Эта ситуация — налицо.

ОНА: Папа, давай сразу — «в третьих»…

«ЛЕНИН»: В третьих, под лозунгами, понятными массам. В Октябре 17-го мы провозгласили: «отнимаем у буржуев хлеб и сапоги».

ОНА: Понятно! Надеюсь ты не пойдешь на улицу в этом виде?

«ЛЕНИН» (с сожалением): Да, еще рано… Тогда я явился перед массами, только когда Революция победила (снимает со вздохом усы и бороду). У Троцкого есть в мемуарах: в победоносную ночь Октябрьской революции я ему сказал по-немецки: «Голова кружится». Как девушка, понявшая, что ей принадлежит любимый… Революция — любовь моя… А знаете почему Ильич ответил по-немецки?

ОНА: Вам пора восвояси, папаша.

«ЛЕНИН»: Потому что следующая Революция должна была победить в Германии… Значит тогда в дни Октября — я продолжал грезить — о чем? О мировой Революции! Все — ухожу доча, — иду дышать воздухом пролетарского восстания… «Голова кружится» (Уходит).

Они остаются одни. Он хочет сказать, но она прикладывает палец к губам: молчи!

Она тихо подкрадывается к двери. И резко толкает. Крик за дверью.

ОНА: Надеюсь, теперь вы действительно уйдете, папаша — дышать революционным воздухом.

В окне проходят ноги «Ленина».

ОН: Сапоги! Надо же.

ОНА: Страх, дружок — сильное чувство. Сильнее любви. У некоторых.

ОН: Ну что делать будем.

ОНА: В каком смысле?

ОН: Может нам заплатить твоему?…

ОНА: Ты что? Я же сказала: я могу только брать… да он и сам это знает!

ОН: Но убегать, действительно, бессмысленно. Разыщут.

ОНА: Кто? Где? Эх ты советолог! Здесь, запомни, всегда — бардак. Подари видео — и тебя укроют хоть в бункере. Тоже дурачков нашли — «чрезвычайное положение» — порядок они наведут! За два дня! Здесь за тыщу лет ничего не навели. А теперь — страх ушел. А у нас без страха, как без снега — все сразу вымерзло… Это он тебя на понтусики брал — ну дай ему, если боишься…

ОН: Допустим, не дам. Но ты что думаешь делать?

ОНА: Бизнесом займусь: может танк куплю — на улицах, слыхал, танков много (набирает телефон). Дианка, ну как там насчет танков?

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС В СПИКЕРЕ: Слышишь? (Далекий гул). Все идут… Но ты представляешь — народ баррикаду делает… Клянусь… Сейчас баба вышла из парикмахерской в халате… Ну сто килограмм живого веса… Ампиратырь! И задницей троллейбус помогать толкала — для баррикады!.. И сдвинули, клянусь!

ОНА: «Против лома нет приема».

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: Сейчас мои девки пошли к Белому дому. Там такая тусовка к ночи будет. Говорят такие актеры собираются и, вообще разные известные люди. Из Макдональда «бигмаки» носят бесплатно. Ты придешь?

ОНА: А Ельцина забрали?

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: Да ты что! Он как Ильич — залез на броневик… Причем не поверишь — трезвый… Ну придешь?

Гул в телефоне.

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: Танки! Подношу трубку к окну! Слышишь?

Гул идущих танков. Крики толпы.

ОН (тихо): Мы встретились в великий миг Истории… У Вольтера написано: в разгар исторических событий — всегда были двое, которые… (ласкает ее).

ОНА: Ну перестань, перестань (положила трубку на стол, теперь в спикере по-прежнему слышен грохот танков).

ОН: Которые занимались… Поверь, это так прекрасно — любить друг друга в великий миг Истории… (ласкает ее).

ОНА: Ну что же это такое! Ну выключи свет. И почему ты такой бесстыжий…

Уже раздеваясь, в одном ботинке — он скачет к выключателю.

ОН: Ну где он, где?!

ОНА: Все там же — … под Лениным., Америка тупая…

ОНА сама идет и выключает свет.

Темнота…

Звуки поцелуев.

Сухие щелчки раздаются из телефона.

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС (по телефону): Стреляют, слышишь? Они стреляют…

ОНА: А ты не боишься, что он вернется, нас арестуют (смех).

ОН: Впервые в жизни — ничего не боюсь. (Кричит) Я не боюсь!

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС (в трубке кричит): Там что-то горит!.. И стреляют, стреляют, стреляют!!!

Звуки поцелуев.

В темноте Ее голос: «Мамочки, мамочки, мамочки, мамочки — о! о! о! о! о!»

Прошло еще 2 дня. Утро третьего дня Путча.

Та же комната. Она одна, одевается. Звяканье ключа и входит все тот же молодой человек в штатском.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: С праздничком нас всех, мамуля, с великой победой.

ОНА: «Не понял?»

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: «Спасена Россия», — как сказал бы Кутузов. Ух ты, мамочка моя! (Обнимает ее). Ух ты, душистая! Может, по старой памяти…

ОНА: Нырнем в ложе?

Входит Он — с полотенцем через плечо.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Никак, из туалета?

ОН: Именно оттуда.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Ну, девки-парни, лучшие люди были на баррикадах, а вы, как я вижу…

ОНА: А мы — ни-ни.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Занималась?…

ОНА: Совершенно точно — профессией. Вспоминала.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Все дни?!

ОНА: Никогда не умела наполовину.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Нет слов. Страна боролась за демократию…

ОНА: Действительно, было шумновато на улице.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Простите нас, танки шумели.

ОНА: И нервно. Мы ведь тебя поджидали… А ты как время провел? Списки хоть составить успел? Или танк хотя бы, купил?

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Ну не понимает она шуток. Ну что делать?

ОНА: Почему? Я так и объяснила нашему испуганному американскому другу, которого ты назвал «невозвращенцем». Говорю, не боись, америкос, это он шутит! У америкоса, правда, ребра до сих пор болят после твоих шуток.

ОН: Нет-нет, ничего. Все обошлось, коллега. В смысле — коллега по убеждениям. Мы ведь сейчас, как я уже понял, все демократы? Так что расскажите нам, как демократ демократам, что происходит снаружи?

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Ну хорошо, ты хочешь серьезно — давай. Мог ли я сказать вам позавчера то, что думал на самом деле? Неужели я так глуп, и у меня хоть на секунду было сомнение, чем все закончится? Все главари путча — это вчерашние комсомольские вожди. Ну было хоть одно дело за всю их жизнь, которое они не просрали? Неужели ты думаешь, наши ребята не взяли бы Ельцина… если бы хотели.

ОНА: Суку — как ты называл его позавчера.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Ну зачем ты лезешь в то, что не понимаешь? Ты «про это» все понимаешь! Вот про «это» и рассуждай. А про другое — молчи. (ЕМУ) Перестройка дала нам, молодым, свободу: будет счет в Швейцарии, будет телка в Париже, будут… эх, что будет! А старые пердуны захотели нас загнать в прежнюю клетку — зубрить Ильича, и спать на собраниях!

ОНА: Поняла, ты, действительно, демократ. И будешь в порядке при новой власти…

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Не-а, при любой власти.

ОНА: И по этому радостному поводу — не хочешь ли нас оставить?

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Мешать медовому месяцу? Никогда! Лишь звоночек по телефону. Думаю, придется скорректировать наш прежний заказ. Возражений у партнера нет?

ОНА: Да, мы ведь опять с тобой партнеры! (засмеялась) Ладно — я отправилась мыться.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Быстро звоню — и быстро убираюсь.

Она уходит. Молодой человек набирает номер.

ОН: Вы что же, больше сегодня не появитесь?

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: А я вам нужен?

ОН: Скажем — очень нужен.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Неожиданность…

ОН: И как нам встретиться?

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Примитивно: я к вам зайду в отель — вечером.

ОН: Я живу в отеле «Савой».

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Обижаете, знаю… Допустим, в три? Устроит?

ОН: Можно и в три.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Кстати, в три можем и здесь… Вашей дамы не будет — она поедет за товаром. (Говорит по телефону). Алло. У тебя, конечно, занято — как всегда. Надо скорректировать наш заказ. Мы не будем заказывать матрешек Горби. А вот икры и Ельцина — нам надо побольше. В три к тебе заедет Инесса, и вы все с ней обсудите.

Вешает трубку.

ОН: Итак, до трех.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: До трех, друг Билл.

Уходит.

Возвращается Она.

ОНА: Исторические дни, как я понимаю, закончились?

ОН: В Америке не любят фильмов с плохим концом. Фильм с расставанием там не пойдет.

ОНА: Мы уже обсудили этот вопрос 6 лет назад. У нас с тобой все тот же русский фильм — с расставанием.

ОН: Я еще раз предлагаю тебе уехать.

ОНА: Я еще раз отвечаю: приеду к вам только миллионершей.

ОН: Ну и что ты тут будешь делать?

ОНА: Теперь все. Могу организовать сеть саун под названием «Оздоровительно-эротическое шоу имени Александры Коллонтай». Знаменитая революционерка ратовала за свободную любовь! Или… изберусь в парламент. Люблю повторять: Ильич ошибся — совсем не кухарка будет управлять у нас государством. Однако, какие забавные ноги прошли пару минут назад мимо нашего окна. До боли знакомые ноги.

(Неслышно ступая, идет к двери, резко распахивает, крик «ЛЕНИНА»: А-а!).

ОНА: Здравствуй, товарищ папочка. Подслушивал, как всегда?

«ЛЕНИН»: Здравствуй, доченька.

ОНА: Ну как, победил твой Октябрь, папочка? Ты не огорчайся — в другой раз победите.

«ЛЕНИН»: Это точно. В другой раз — победим.

ОНА: Расскажи свои мысли по этому поводу товарищу Джону Риду, а я пока докрашусь.

«ЛЕНИН» (указывая на свое ружье, стоящее в углу): Так и не сдали мое ружьецо?

ОНА: Ты уж прости, папочка: заняты были, очень.

(Уходит).

«ЛЕНИН»: Неудобно тут у вас с туалетом. Впрочем, я всегда предпочитал на воздухе, как в Шушенском. Значит, вы прямо из Америки, товарищ Рид?

ОН: Совершенно точно — прямиком оттуда. И, что самое интересное: у меня к вам очень важное предложение — опять же оттуда.

«ЛЕНИН»: Важное для кого? Может для империалистических спецслужб?

ОН: За кого вы меня принимаете, товарищ Ленин?

«ЛЕНИН»: Архибдительность еще никогда никому не мешала. Излагайте дело, товарищ.

ОН: Дело, можно с полным правом назвать секретным. Международное рабочее движение, как вам известно, переживает не лучшие времена. Сколько пролетарских партий на Западе прекратили существование?.

«ЛЕНИН» (расхаживая): Соглашательская сволочь! Минеструальная мразь! Ренегаты всех мастей! Политические проститутки!

ОН: Я понимаю ваш ленинский гнев. Тем более, что на очереди падение коммунистов в Союзе. Вот почему верными марксистами-ленинцами создан подпольный международный центр «Возрождение Рабочего движения». В этом месяце, в Нью-Йорке решено созвать Первый подпольный конгресс новой организации мирового Пролетариата.

«ЛЕНИН»: Отменное решение. Ильич уважал конгрессы.

ОН: Именно. И на конгресс решено пригласить вас. Не скрою, это я рассказал о вас руководству конгресса. И убедил, что в вас буквально говорит ленинский голос.

«ЛЕНИН»: Только пожалуйста, батенька, без религиозной мистики. Ильич не любил… Но предложение мне нравится. Очень-очень кажется перспективным.

ОН: Я думаю, вам стоит выступить перед конгрессом с чтением вслух важнейших ленинских статей. Это сильно воодушевит. Что касается документов, виз, билета — все это мы берем на себя.

«ЛЕНИН» (деловито): Когда лететь?

ОН: Думаю — через неделю, надеюсь не позже. Сегодня днем я кое с кем встречаюсь — и срок вашего отъезда станет яснее. Но просьба одна…

«ЛЕНИН»: Держать в секрете. Могли бы не напоминать. В нашей партии все и всегда было в секрете.

Около трех часов дня.

Та же комната, она пуста. Звук ключа в замке, открывается дверь и входит все тот же молодой человек в штатском.

Молодой человек вынимает из портфеля бумаги, складывает в горку и разводит маленький костер. Пепел собирает в бумажку и, аккуратно завернув, кладет обратно в портфель. Затем из портфеля вынимает телефонную трубку, набирает.

ГОЛОС В ТРУБКЕ: Алло.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Какие новости?

ГОЛОС В ТРУБКЕ: Много новостей.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Говорят, маршал повесился?

ГОЛОС: Нет, маршал повесится…

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Мне сказали, что кто-то выбросился из окна…

ГОЛОС: Пока нет Может, в дальнейшем.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: А у меня здесь маленький пожар.

ГОЛОС: Все сгорело?

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Абсолютно.

ГОЛОС: Ну что ж, начинается новая жизнь (гудки в трубке).

Звонок в дверь. Молодой человек открывает, входит Он.

ОН: Вы один?

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Ну вы же хотели чтоб я был один. Не ошибся? Хороша баба!

ОН: Что и говорить.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Сколько ж ты выбросил долларов?

ОН: Я не понял?

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: За билет, чтоб к ней приехать.

ОН: А я не к ней приехал.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: К кому же?

ОН: На этот раз… к тебе. С предложением.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Родину не продам.

ОН: Родина не при чем. Дело совсем другое. Но баксы будут большие Я бы даже сказал — очень большие. Это просил передать тебе Артур — если ты его еще помнишь.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Ну как же забыть Артурку! Все-таки — одна телка была. Он ею за отъезд заплатил моему начальнику… И мне заодно… Пардон — забыл.

ОН: Ничего-ничего. Я давно знаю — все мы родственники.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Ох, Артурка! Какая голова! Он ведь вначале в Израиль подался. И представляешь, в те годы сумел оттуда дать взятку — и предка к себе перетащить. И пустили папашу! Его отец ко мне звонит: «Скажи, а как их там называют? Ну… чтоб не обидеть. Не могу же я их называть евреями…» Ну Артурка — ну голова. Он первый раз в 90-м вернулся и сразу на родину поехал. Там выбирали губернатора. Из Венесуэлы… чтоб подешевше, политтехнолога привезли, чтоб кандидата-комуняку убрать… Но Артурка сказал: «Да я вашу политтехнологию… Даете тыщу баксов и комуняке — писец… Утром народ проснулся идти голосовать. И на всех машинах на ветровом стекле — листовка «Голосуйте за…» и фамилия комуняки. Хотят снять — нельзя — прилеплена несмываемым клеем. Какая была ярость! Как провалился комуняка! Но что мне нравится, Артурка — патриот. Он всегда с гордостью говорит: «Я из великой страны где ничего нельзя, но все можно!»

ОН: А ты меня вправду не узнал.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Не обижай — приходил к тебе обыск делать… Ты все хренотень писал запрещенную. Все своей девке обещал «Мне бы только вырваться…» Все грозил «там прославлюсь!»… Мой начальник Чернышевский Николай Гаврилович, большого ума мужик, сказал о тебе: «Боря Штейн бездарен»… Вот другой Штейн, тоже кстати, из прибалтийских немцев, тоже книги писал, и тоже в ФРГ намылился… того Штейна он ценил, но говорил: «Оба там провалятся. Этот — потому что слишком бездарен, тот — потому что слишком талантлив». Но того любил. Тот когда уезжал — пришел к Чернышевскому Николаю Гавриловичу. Говорит, любимую кошку взять с собой не разрешают. Ну Чернышевский всем плешь проел, но кошку в ФРГ выпустил… В последний раз они с тем Штейном пять часов сидели. Чернышевский ему вопросы по книгам задавал. Тот даже прослезился: «Мне 62, а я первый раз читателя встретил». И обнялись… Чернышевский Николай Гаврилович говорил: «Главная наша ошибка — запрещаем. Мы самая читаемая потому что самые запрещенная. Разреши читать все и никто ничего читать не будет…» И тотчас нам анекдот для усвоения. Он анекдотами всегда беседы подкреплял. «Беседуют две птички. Одна прилетела с Запада, другая — наша. Наша птичка: «Ну как там?» — Не представляешь, там — чирикай все что хочешь». — «И ты?» — «Чирикала!» — «Ну и как?!» — «Чирикать, конечно можно всё, но только кто ж тебя слушает!»… Он так радовался когда Горбача назначили. Был уверен теперь рванет на самый верх.

ОН (усмехнувшись): Рванул?

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Правильно понял… На пенсию сразу вывели. А ты? Ну как, прославился.

Он молчит. Молодой человек хохочет.

ОН (зло): Ну ладно, поболтали, родственничек, и за дело! Впрочем, наш разговор пойдет тоже о родственнике. Он сюда через полчасика притопает. У меня с ним тоже — встреча.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Папашка?

ОН: Итак дело. Как ты заметил, наш папашка — не просто сумасшедший. Он — действительно вылитый Ленин. Сходство — пугающее. И Артурка сразу сказал: «Грех не воспользоваться».

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Ну Артурка, ну Артуревич — из всего сделает баксы.

ОН: Справедливое замечание. Бизнес, предложенный на этот раз Артуром, распадается на две части.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Весь — внимание.

ОН: Есть богатейший покупатель. Его отец — мультимиллионер, помешанный на Ленине. И сына назвал Ильичом! То ли от имени, то ли по призванию, но сын стал тоже ленинским фанатом… Месяц назад его папаша изволил отдать концы. И к нему перешли все папашины мультимиллионы… Короче, теперь у этого восхитительного богача появилось страстное желание: получить мумию Ленина… Он мечтает повозить мумию по миру. А потом подарить ее Кубе… И основать там Мекку Коммунизма. Он много читал о вашей неразберихе, и подумал, что сейчас самое удачное время выкрасть мумию.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Из Мавзолея? Спятил?! Здесь танк нельзя достать, а вы — Ленина. Нет, нет — дохлый номер.

ОН: Совершенно прав — это невозможно. Но у нас в Штатах хороший бизнесмен выслушивает до конца. У нас запрещено слово невозможно. Артурок все придумал: красть мумию из Мавзолея не надо. Это слишком хлопотно. Проще — ликвидировать Мавзолей.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Не понял?

ОН: Мавзолей взлетает на воздух. Думаю, сейчас у вас это не проблема. После чего в западных СМИ начнут появляться информации… мы об этом позаботимся… дескать, мумию украли, оттого взорвали Мавзолей… И мы отдаем мумию мультимиллионеру.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Не секу.

ОН: От тебя требуется немного — ликвидировать Мавзолей.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Договоримся — рассказываешь все.

ОН: Короче, в Америке мы создаем мумию Ленина и продадим ее террористу как подлинную… украденную из взорванного Мавзолея.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: А где ж ты ее возьмешь?

(Билл смеется).

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК (наконец, понял, восхищенно): Иди на фиг!

ОН: Ну конечно: он же — вылитый.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Ну а как же?…

ОН: Элементарно: мы с ним уже договорились — я привожу его на некий конгресс в Нью-Йорк. В Нью-Йорке нежный укольчик. И совсем безболезненно папашка Ленин уходит из наступающей капиталистической жизни… Труп мумифицируем… передаем кубинцу и получаем баксы.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Несчастный папашка!

ОН: По-моему — наоборот: счастливый. Если бы ему сказать, что после смерти он станет истинным Лениным — клянусь: он почел бы себя счастливейшим из смертных… Ты должен оформить ему паспорт и побыстрее…

Вдруг замер, прислушивается. Крадется к двери и с силой толкает. Крик за дверью.

Входит Ильич, держась за лицо. Оглядывает комнату и как ни в чем ни бывало, садится около своего ружья в углу — под картиной «Ленин читает газету «Правда».

«ЛЕНИН»: Так, батенька, и ленинское лицо расквасить не долго.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Давно слушаешь?

«ЛЕНИН»: С начала.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Значит, все слышал?

«ЛЕНИН»: Революционная бдительность. Я сразу понял: чего-то замышляет, американец лжетоварищ Джон Рид. Надо, думаю, его хорошенько проверить… Я еще утром здесь на оконце занавесочку и задернул, чтобы ноги не видны были, когда опять приду. И пришел. Заранее. Во дворе сначала хоронился. А уж потом у двери встал на революционное дежурство (берет ружье). Отличное ружьецо… патроны к нему прихватил (смеясь, заряжает). Я вам это ружье оставил, чтоб пролетариату помочь, а вы меня обманули, никуда его не сдали. Так и простояло бесполезно ленинское ружье. Впрочем — я ведь только сначала думал, что оно ленинское, а оно оказалось (засмеялся) самое что ни на есть — чеховское… Не поняли?

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Что за ахинею несешь, дед?

«ЛЕНИН»: Да, нет не ахинея. Что такое ленинское ружье — это понятно всем революционерам. Зато что такое «чеховское» — понятно только всем актерам. Чехов так объяснил нам закон хорошей драмы: если в первом акте висит ружье, то в последнем оно должно что? (поднимает ружье и целится в молодого человека)…

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Да ты что?!

«ЛЕНИН»: Ха-ха. Вот именно — выстрелить!

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: «Человек с ружьем», ты чего здесь демагогию разводишь! Я бы на твоем месте сейчас к народу вышел. Может, еще не все потеряно? Брось людям пару ленинских лозунгов и позови нас посмотреть, что они с тобою сделают. С тобой и с твоим ружьем.

«ЛЕНИН»: Я вижу, ты уверен, что русская буржуазия взяла сейчас верх?

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Готов охотно поверить, что взяла «низ», Владимир Ильич.

«ЛЕНИН»: Ты что же думаешь, что все министры, в руках которых были армия, милиция, КГБ, Советы — любимое дитя пролетариата… ты думаешь, все они не смогли бы арестовать одного человека? Только одного нужно было арестовать, и занять только одно здание, где собрались российские министры-капиталисты…

ОН: Я чувствую, у вас какая-то очень интересная мысль, Владимир Ильич.

«ЛЕНИН»: Ильич ее высказал в 22 году.

ОН: Простите, но я слыхал, что у него в это время высох мозг, пардон?

«ЛЕНИН»: Что ж, все так. После смерти мой мозг хранился в институте Ленина. Одна половина была совершенно нормальная, а другая, нота-бене: архиссохлась. Сморщенный комочек. Но на то и был он гений, чтобы с ссохшимся мозгом продолжать творить во имя пролетариата. Великим интеллектом революции я написал тогда свое Завещание.

ОН: Ну как же, читали-с: «Сталин очень грубый, и за грубость его необходимо снять». Как же, помним!

«ЛЕНИН»: Нет, гражданин недорезанный американский буржуй, это была лишь маленькая часть Завещания, лишь верхушка айсберга. Сам айсберг вам знать было не дано. Да-да, существовала совершенно секретная часть, о которой знали лишь главные люди в партии.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: А что? Я в это верю. Давай, выкладывай, дед (подмигнул ЕМУ). А потом — к нашему делу!

«ЛЕНИН»: Ее обнаружил в институте Ленина все тот же художник Анненков. Эти ленинские бумаги хранились там вместе с мозгом Ильича.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Мы все внимание.

«ЛЕНИН»: И я решился доложить ее вам, чтобы немного поубавить ваше сегодняшнее торжество (расхаживает с ружьем под мышкой). В день победы Октября взял я курс на мировую революцию. Но уже вскоре понял: сейчас не выйдет. И мне пришлось провозгласить: построение социализма возможно в России. Но я знал: это невозможно! Страна наша — крестьянская., и пролетариат тут в меньшинстве… И в конце концов мы власть потеряем. Через сколько-то лет обязательно потеряем. Мой мозг иссыхал от горя. Но я придумал! Так родилось мое Завещание, которое случайно увидел этот жалкий художник. Великое прозрение, обращенное к партии — как обмануть «глухонемых».

ОН: Кого?

«ЛЕНИН»: Глухонемых. Так я назвал в нем европейских капиталистов. Итак, тактический план, изложенный в моем завещании. Первое. В погоне за прибылью капиталисты всего мира захотят завоевать русский рынок. Ослепленные жаждой архинаживы, они превратятся в кого? В глухонемых! (смеется ленинским смехом).

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК (восхищенно): Ну дед, ну Ильич!

«ЛЕНИН»: И тогда у них мы получим продукты, на их деньги создадим свою армию. Для чего? Для будущей победоносной атаки против наших же кредиторов. Но для этого их следует успокоить, чтобы? Превратить в глухонемых. И в завещании я набросал план тактики: фиктивное отделение правительства от партии. Глухонемые поверят, но не до конца. Восстановление отношений со всеми странами, объявив принцип невмешательства. Глухонемые снова поверят, но опять не до конца. И далее — шла секретнейшая часть ленинского плана.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК (хохоча): Ну? Ну?

«ЛЕНИН» (шепотом): Самым верным партийцам было предложено совершить великую жертву во имя будущей победы. Троцкий — идеолог мировой революции, главное пугало для глухонемых, согласился быть исключенным из партии и высланным за границу. В придачу к нему Зиновьева и Бухарина и прочих фанатичных революционеров, ненавидимых глухонемыми, должны были лишить постов и будто бы осудить. А на самом деле? Отправить в секретное место, где они готовили бы мировую революцию. К власти же приходит неизвестный глухонемым — Сталин. Он должен был раскрыть объятия для дружбы с глухонемыми. Объятия, в которых должен быть задушен мировой капитализм… Но уже перед смертью… Ильич… все понял про Сталина: вот почему умолял передвинуть его на другой пост, не доверять ему исполнение плана. Но в ничтожной борьбе друг с другом ученики мои сохранили Сталина. И что же — Сталин всех обманул: будто исполняя мой план, он попросту их уничтожил. Жалкий восточный человек не хотел мировой революции: ему нужна была власть… Но вот теперь, через 70 лет — свершилось. Скажу архиискреннне, прежде считал Горбачева Иудой, изменником делу пролетариата. И только в эти дни я его понял: он — новый Ленин.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Иди на фиг! Сергеич — Ильич?

«ЛЕНИН»: (шепотом) В ядре нашей партии признали: наши люди разуверились в ленинизме, страна истощена — гибнет пролетарское дело. И тогда Горбачев собрал посвященных и рассказал им новый план Первое — воскресить архивеликую ленинскую идею. То есть? Обмануть глухонемых… Чтобы потом, батенька — исполнить, наконец, мою, то есть ленинскую мечту — свершить всемирную революцию. Чтоб «от Японии до Англии сияла Родина моя»… Вот для чего была объявлена Перестройка (хохочет ленинским смехом).

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Ильич! Чистый Ильич!

«ЛЕНИН»: Но Запад нам не поверил до конца. Аплодировали, перестройке но мало дали денег для нашего возрождения. То есть? (хохочет) Да, да — для грядущей своей погибели! И тогда Горби приказал самым верным членам партии пожертвовать собою и объявить путч. Чтобы? Чтобы потерпеть поражение, батенька! Но зато теперь глухонемые уж точно поверят в нашу перестройку — в нашу капитуляцию (хохочет). И шаг за шагом разоружатся. И при этом? Шаг за шагом воссоздадут нашу мощь. В моем конце — мое начало!.. И вот тогда-то мы, наконец-то их задушим! И победит моя бессмертная мечта — мировая революция: «Только советская нация будет, только советской нации люди» (хохочет ленинским смехом). А какой успех нас ждет теперь внутреннем фронте. Не поняли? Расцветет ваш русский капитализм! Вы представляете, что у нас начнется, батенька? Все предсказал любимый поэт Ильича… Слово Некрасову-поэту-гражданину. «Я заснул, мне снились планы о походах на карманы благодушных россиян». Это — только начало… А вот какой будет расцвет: «Грош для новейших господ выше стыда и закона, Ныне тоскует лишь тот — кто не украл миллиона». И тогда-то оживут все наши прежние идеи социальной справедливости. И даже брежневский застой покажется народу раем. Такой секретный план придумал великий Сергееич-Ильич.

ОН: Браво! Но особенно нам понравилась ваша мысль о «самопожертвовании партии». И, коли вы слышали наш разговор за дверью…

«ЛЕНИН»: А как же! Слышал, слышал. Из года в год тренирую ухо.

ОН: Значит должны оценить мое предложение. Ваше усыпление очень поможет захиревшим ленинским идеям.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Ну совершенно точно, дед! Будут тебя возить по странам, будешь возлежать в ленинском облике в гробу, а вокруг будут продаваться книжки Ильича. Такое большевистское ООО создадим — миллиарды — в кассу партии. Вижу по глазам — оценил! Соглашайся, дед!

ОН: Великая пропаганда ленинских идей, дорогой Ильич! Смертью смерть поправ!

«ЛЕНИН»: А я и не спорю — заманчивое дело. Но к сожалению, — слишком поздно…

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Не понял, что поздно? Горбичу, значит, не поздно жертвовать партией, а тебе, видите ли поздно?

«ЛЕНИН»: (будто не слышал) Ах, как поздно, батеньки! Потому что никак нельзя вам это дело осуществить.

ОН: Но почему?!

«ЛЕНИН»: Руки у вас нечистые, капиталистические щупальцы. Потому, молодые люди, нельзя мне вас отсюда выпустить. Вы враги, узнавшие важнейшую партийную тайну. Так что теперь (вздохнул) твоя очередь — чеховское ружье! (поднял ружье).

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Да ты что, папаша? Ты приди в себя!

Ленин молча взвел курок.

«ЛЕНИН»: За то что посмели замыслить кощунство над телом Вождя. За то что хотите покуситься на мой Мавзолей…

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Ах ты, сукин сын!.

Рывком выхватывает револьвер, но в тот же миг раздается выстрел «Ленина».

Молодой Человек падает.

ОН: Боже мой!

«ЛЕНИН»: Революционный суд — на фоне меня, читающего газету «Правда», в присутствии портретов уважаемых товарищей из Политбюро — свершился!

Вновь поднимает ружье и наставляет на Него.

ОН: Но Владимир Ильич? Ну зачем же так? Ну давайте по-хорошему? Я подписку дам о неразглашении? Обойдемся без крайностей!

«ЛЕНИН» (целясь): Главная беда наших интеллигентов-хлюпиков — в вечном желании искать гнилой компромисс с буржуазией. Никаких компромиссов, батенька.

Стреляет. Он падает.

«ЛЕНИН»: Второй зайчонок! Мавзолей отстояли. (Аккуратно ставит ружье. Встает на стул, с поднятой рукой, устремленной в зал — как на скульптурах Вождя). Товарищи! Да здравствует новая эра в истории мировой революции! На повестке дня: — новое подполье и новая «Искра»!

Раздается выстрел. Это Молодой Человек, все-таки сумел выстрелить. «Ленин» падает.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Попал, паскуда! (Затихает).

«ЛЕНИН» (лежа на полу, задумчиво): Все мертвы… Таков финал «Гамлета»… Я хорошо играл Тень Отца… (Умирает).

Прошло полгода.

То же помещение, Сейчас здесь вовсю идет ремонт, разрушены стены — помещение подвала стало огромным.

На стенах написанные краской портреты Ленина.

Появляется Она и щеголеватый молодой человек с косичкой. Это — Артур, он в шелковой рубашке, в мягком, свободном костюме. Говорит по-русски уже с легким акцентом.

ОНА. Знаешь, Артурка, чьи это портреты?

АРТУР. Это нам до смерти не забыть: дорогой Владимир Ильич!

ОНА. Нет, Артур, это папины портреты. С папиных фотографий. Папа-Ленин!

АРТУР. Такого человека погубили! Что с ним можно было сделать! Какие были планы!

Двое рабочих вносят огромную вывеску и ставят ее к стене.

АРТУР. Нет. Лицом к стене ставить нельзя — плохая примета.

Рабочие разворачивают вывеску, высоко ее поднимают. На вывеске портрет Ленина и надпись:

«В ГОСТЯХ У ЛЕНИНА». НОЧНОЙ БАР.

Работает с 12 ночи до 12 утра».

Стрип-шоу «Аленький цветочек».

Совместное американо-советское предприятие «Артур и Инесса».

АРТУР. Есть идея: при открытии и закрытии бара мы будем включать. Прошу, господа!

Включают магнитофон. И откуда-то сверху раздается голос Ильича:

«Революция, о необходимости которой говорили большевики свершилась…»

ГОЛОС (все повторяет и повторяет): «Революция, о необходимости которой говорили большевики свершилась…»

«Революция, о необходимости которой говорили большевики свершилась…»

«Революция, о необходимости которой говорили большевики свершилась… Свершилась… Свершилась… Свершилась!»

КОНЕЦ

1992 год.

Эту пьесу, законченную в декабре 1992 года (первая редакция) я написал для Евгения Леонова. Но так и не успел ему ее показать — он умер в январе 1994 года…