Драма моего снобизма

Эдуард Гурвич, 2021

«Драма моего снобизма» – так я озаглавил мою новую книгу. Я знал, что эту тему нельзя трогать безнаказанно. Но, задумав разобраться ещё и с собственной творческой биографией, я ощутил смутный трепет. И всё-таки, почему «Драма моего снобизма?» По своей натуре я Сноб, причем с большой буквы. Но в гораздо меньшей степени, чем, скажем, Эдуард Лимонов и особо чтимый мною Юрий Трифонов. Вот они были настоящие Снобы. Они во многом спровоцировали меня показать, объяснить советский снобизм. Исследователи, конечно, обогатят моё толкование этой стороны нашей жизни, внесут свои варианты и нюансы в её описание. Одна просьба – не впадайте в пуризм, когда приметесь углублять, изменять и преображать свои представления о советском снобизме. Книга «Драма моего снобизма» содержит многое. Предисловия к трём тематическим разделам. Эссе, ранее опробованные в интернетном журнале. Комментарии, которые, зачастую, интереснее эссе. Диалоги, намеренно выставленные без имён. Ну, и задиристый эпилог. Возможно, читатель не сразу прочтёт всё, от корки до корки. Но книгу можно время от времени и просто полистать, чтобы почувствовать себя причастным к уникальному клубу снобов. Ведь «Сноб» считался лучшим интернетным изданием на русском языке.

Раздел I

Предисловие

Я не сомневаюсь, что любители литературы, покинувшие СССР, оценят мои книги. И эту тоже, поскольку тут складывается образ сноба-эмигранта, больше 30 лет жившего в своей драме. Оказавшись в Англии, я и там продолжал прятаться в щель снобизма, откуда незримо наблюдал жизнь. Чутьё графомана мне подсказывало, что к концу жизненного пути мне придётся говорить об этом времени. Предвидение сбылось.

Пандемию я воспринял как досадную помеху, становящуюся со временем всё досаднее. Близкие были уверены, что я её не переживу и непременно попаду в госпиталь Я же засел дома и вначале старался не замечать этой напасти, а если и говорил о ней, то лишь со злобным презрением. Между тем, несмотря на презрение, происшедшее вломилось в мою жизнь. После того, как закрыли офисы в Лондонском Сити, отменились встречи с моими слушателями. Улицы опустели, и я потерял к ним интерес. В вагонах метро один-два пассажира вызывали удивление. Перелёты же с континента на континент, из страны в страну превратились в заоблачную мечту. Как ни крути, всё-таки ездил я много. За годы эмиграции побывал почти во всех странах Европы, был в Америке (Нью-Йорк, Гарвард, Бостон, Калифорния), в Аргентине (Буэнос-Айрес), трижды на Багамах, заглянул на Мальту, разглядел Канары. Когда же силы меня оставили, я хранил ощущение: могу «сняться с якоря» в любое мгновение. Пандемия вырывала такие мысли и планы с корнем.

Карантин ужесточался постепенно. Сначала почувствовавшие недомогание не имели права выходить на улицу. Спустя пару недель на моей любимой радиостанции классической музыки каждые полчаса уже звучало предупреждение для всех: «Stay at home». И, в первую очередь, для людей моей возрастной категории. В супермаркетах кое-что из товаров то появлялось на полках, то вдруг исчезало. Меня на самом деле больше расстраивали очереди при входе в магазины. Эту мою нервозность я принимал с презрением, потому что десятки лет прожил в стране дефицита…

Когда просвещённые люди стали разбираться, выяснилось, что человечество просто забыло о бедах такого масштаба. Чехов в 1892-м году, вопрошая, почему люди остаются без помощи во время эпидемии, описывал собственные страдания, которые испытывал, как доктор. Оказалось, что мой дед, Соломон — жертва холерной эпидемии. В архивах отыскался документ, свидетельствующий, что он умер в заразном бараке Уманской больницы в 1922-м году. Эпидемия добиралась до самых благополучных: дед был главой зажиточного клана. И вот, спустя век, мне угрожал какой-то неведомый коронавирус.

Медленно, но неуклонно случившееся меняло мои планы, мысли, ощущения. Вспоминаю, как до введения жесткого карантина, я по пути в поликлинику на Bartolomeo Яоаб, рядом со Студией, где прожил десять лет, вдруг увидел похожее по конфигурации здание в три двухэтажные секции. Строение возведено явно под влиянием идей архитектора Поула Корелика и его сподвижников. С одного взгляда я связал все три творения Поула — Библиотеку Тринити-колледж в Дублине, мою бывшую Студию и это, вплотную примыкавшее к ней новое здание. Точно также связались смерти в дни пандемии Поула Корелика, о которой мне сообщила по телефону его дочь; кончина 96-летнего драматурга Леонида Зорина — одна из родственниц писала мне из Москвы, что похороны разрешили только для членов семьи, на кладбище пускали в обязательных масках и перчатках, картина всем казалась дикой; ну, и смерть писателя Эдуарда Лимонова, о чём я узнал из интернета.

Всё выглядело как начало апокалипсиса. Специалисты терялись в догадках о происхождении смертоносного вируса, путях его распространения. Мысли о хрупкости человечества всколыхнули умы учёной публики на «Снобе». Один из них, математик Алексей Буров, вопрошал: «Но что мы вообще понимаем по части истоков жизни? Почти ничего на самом деле. Её возникновение миллиарды лет назад, её упорное систематическое развитие ко всё более умным и прекрасным формам — сплошная тайна… Истоки жизни и разума сокрыты от нас. Мы не имеем ни малейшего представления об опасностях, нас окружающих, сколько их пролетело мимо — вирусов, метеоритов, наших собственных коллективных безумий. Так и тайна появления в этом мире каждого из нас, и тайна грядущего ухода тоже сокрыты».

Пандемия на глазах меняла не только мир, но и привычки людей. Объявленный карантин пробил брешь в моём интернетном снобизме. В считанные дни оказался востребованным скайп, как наиболее продвинутый вид визуальной связи. Слушатели сообщали мне о техническом перерыве в расписании наших сессий. В электронном письме одного из них вдруг прозвучало: «Пока коронавирус активен, нам лучше не встречаться. У вас есть скайп? Сможем ли мы работать через скайп?». Скайп у меня был. Но прежде я игнорировал его, если не считать короткие переговоры с редактором в Калифорнии и сыном в Нью-Йорке. Ну, была ещё неудачная попытка встроиться в презентацию моей книги. Я сидел в литературном кафе в Фолкстоне, а презентация в Москве. Связь была плохая, но я успел сказать свою глупость. Вот и весь мой опыт общения по скайпу. А тут предложение — провести сессию по скайпу. Такое я представлял себе плохо. В разговоре на расстоянии пропадёт импульс физического контакта. Когда же такой импульс в очной встрече исходит от остроумного и неординарного собеседника, потери на скайпе будут неизбежны. Что пугало меня не на шутку. Но деваться некуда, надо пробовать. Помню, после первой сессии я успокаивал себя тем, что это временно. Чуть позже выяснилось, что тотальный карантин введён не на один месяц. Ну, а позже стало понятно: общение по скайпу будет обычной практикой со всеми моими слушателями. К прежним очным встречам они навряд ли вернутся и в будущем.

Сессии по скайпу, увы, благодаря Карантину, быстро прикончили остатки моего былого интернетного снобизма. Но гораздо интереснее рассказ о том, что происходило со мной на интернетной площадке клуба «Сноб» десять лет назад, когда я только-только там появился. В моей жизни случилось невообразимое: в момент, когда я читал пост на «Снобе», я мог тут же возразить его автору. Отвечали мне не сразу. Статус новичка несоизмерим с авторским снобизмом. Даже не вдаваясь в существо комментария. В молчании я почувствовал оскорбительное игнорирование. Но вскоре понял: вместо обид следовало оглядеться. А ещё лучше заявить о себе. Дерзким вопросом. Остроумным замечанием. Скрытой иронией. Лучше самоиронией. Наконец, снобизмом. Тут тебя заметят, захотят возразить, а то и унизить. Но так возникает дискуссия, выйти из которой, сохранив достоинство, очень непросто. Тем не менее, повторюсь, на интернетной площадке «Сноба», ещё не понимая, как всё работает, меня привлекло — ты можешь всё комментировать немедленно.

Запомнился мой первый робкий комментарий текста почитательницы покойного философа. Та ответила. Потом я оказался участником ещё одной дискуссии, затем другой, третьей… Авторы выставляли свои посты и уже ждали моих комментариев. Никакой цензуры, никакого вмешательства редакции. Я был экзальтирован «Снобом» и членами клуба. Но не всеми и не навсегда. Увидев кланы, группы, почитав комментарии, я понял, что лучше быть осторожным в заочных знакомствах, не объединяться ни с кем, как можно дольше оставаться в аутсайдерах. У меня была идеологическая позиция. Но с моей категоричностью возникала опасность увлечься и незаметно для себя оказаться в «стае». Потому решил чаще воздерживаться от поддержек и комментариев.

Интуиция меня не обманула. Со стороны одного из членов клуба вдруг я ощутил напор: прилетайте на мой бенефис в Москву; идея вашей книги помогла мне составить свою; давайте пообщаемся по телефону. От разговора по телефону уклоняться я не стал, а вот в Москву решил точно не лететь. Когда напор спал, я получил электронное письмо: мол, вижу из ваших комментариев, каковы ваши убеждения, и насколько они глубоки и сильны. Говорю открытым текстом: не разделяю вашу позицию. Люди с радикальными взглядами зачастую испытывают глубокое разочарование во мне, когда оказывается, что я вовсе не там, где они. Потому и пишу вам. Про политику говорить не обязательно. У меня есть другие достоинства. Достоинства, несомненно, были. Но читать такое: я против захвата Крыма, но там была бы гражданская война и резня, как сейчас на юго-востоке; а теперь в Крыму «бедненько, но чистенько», никто меня не убедит, что им было бы лучше «умереть стоя»; они не считают возврат к России «жизнью на коленях»; факт состоялся; а в международном праве два взаимоисключающих постулата: неприкосновенность территорий и право нации на самоопределение… — повторю, читать такое и принять мне было трудно. Одновременно я оценил откровенное признание: «благодаря ”Снобу“ у меня сложился абсолютно новый круг общения, которого бы не было».

Спустя некоторое время, у меня появились заочные почитатели и друзья, которых во взрослой жизни не ожидаешь. Это был новый мир. Мало того, я ощутил, что он мне нужен. Ведь я никогда не отвечал на приглашения в Фейсбук, не участвовал в веерных политических акциях, рассылках анекдотов, советов, и прочего, чем живёт интернет, прежде всего, в Америке. По сегодняшний день я высмеиваю такие инициации и обрываю подобные виртуальные контакты. «Сноб» же, повторю, явился моим первым опытом. И удачным, поскольку тут выявилась возможность обсуждать значимые события, отбирать их, комментировать или скромно стоять в стороне и просто наблюдать. На «Снобе» я обнаружил, что участие в дискуссиях онлайн дисциплинирует мысль и требует мгновенной и адекватной реакции. Вдруг оказывается, что тебя захлёстывают скорости общения, появляется азарт и нужны немалые усилия, чтобы контролировать себя, сдерживать свой темперамент. Ещё одна особенность интернетного общения. Тут легко нарушить правила поведения: ты на автомате вываливаешь что-то, поправляя свою биографию, врёшь, чтобы улучшить общественную физиономию, поддаёшься соблазну сделать себя привлекательней. В ответ публика оказывается враждебнее и мельче, чем ожидаешь. Тогда спохватываешься, во что оборачивается роскошь избирательного анонимного общения. И успокаиваешь себя — ведь с Достоевским, Гоголем, Пушкиным мне был бы неприятен личный контакт. Я бы избегал его. Довольно их книжек. Опыт Lu Salome и вовсе настораживал: чего она только не проделывала с Ницше, Рильке, Фрейдом. Но дело было не в ней, а в гнусности этих молодцов…

Осваиваясь на «Снобе», я узнавал от самих участников через личную почту то, что помогало избегать рисков в открытом общении. В памяти осели одиозные характеристики, которые давали друг другу члены клуба: у Икса дурной характер — в комментариях он привязывается ни с чего. Игрек резко подурнел после того, как выпустил книгу и не получил тех восторгов, которых ожидал. С тех пор стал обидчивым и заносчивым, ищет повод сказать гадость. Даже если оппонент с ним соглашается. У Зет амплуа, в котором он завис. Хотя из всех либеральных радикалов он самый последовательный. А. и Б. выставляют километры комментариев пафосного самолюбования. Всё рассматривается как провокация, все пытаются выиграть, вгрызаются в слова и не видят мысли. Я, конечно, держал в поле зрения не только снобизм Икса, Игрека, Зет, но, продираясь сквозь самолюбование, и подначки А., Б., В., Г… В то же время, эйфория новичка прошла, и выступления записных авторов выглядели уже легковесными, дискуссии — пустыми. Удручал не столько снобизм этой публики, сколько стремление обозначить вешки, обрести поддержку, выступить единым фронтом.

Но, чего уж там кривляться, по старой советской привычке и я искал единомышленников. Написав панегирик на смерть Валерии Новодворской, я полагал, что меня поддержат. Что публика на «Снобе» даст отпор российскому националисту Александру Дугину. Его текст приведу тут курсивом: «Не думаю, что Новодворская была нравственной. Она была идеологически последовательной. Она ненавидела Россию: от всей души, жестко и абсолютно. Но при этом открыто. Именно поэтому она лучше других, кто делает это тайно и исподтишка. Она во всех отношениях была чудовищной. Но именно таков либерализм как он есть. Без прикрас. В ненависти она была искренней. Ещё: она была мужественной. Она свою лютую ненависть к русскому народу, русской истории и русскому Государству выражала всегда — начиная с советских времен. И потом поддерживая всё самое омерзительное (например, Ельцина и расстрел Белого дома), но не по заказу, из-за денег или для пиара, а в силу всё той же испепеляющей глубинной абсолютной ненависти, Новодворская выглядела как пациент, но её дискурс был предельно когерентен: чтобы либерализм утвердился в России, необходимо уничтожить большинство русского народа, настаивала она. Мало кто отважится сказать так же внятно и четко. Она говорила. Новодворская была настоящей частицей Америки внутри России, фрагментом Запада — в просторах Евразии, ненавидящей всё коллективное индивидуалисткой — в море коллективной антропологии… Новодворская переезжала из клиники в клинику, из каталажки в каталажку, чтобы в промежутках выкрикнуть в никуда, но громко, свою ядовитую и залихватскую ненависть к стране, где она, видимо, случайно родилась. Но она не хотела покинуть Россию, она хотела жить своей ненавистью, чтобы окружающее питало её больше и больше. Новодворская читала Поппера и понимала его. Она мученица за Поппера и “открытое общество “, а не за гранты и субсидии. Ей в жизни ничего было не надо, кроме ненависти. Русофобия была её жизненной стихией, жизненным миром… Новодворская поддерживала всех врагов России, даже неонацистов из “Правого Сектора“…Это была ужасная личность, но масштаб её ненависти, её концентрация, её дерзость были выдающимися. По сравнению с Новодворской практически все либералы ничтожества. Ничтожна даже их ненависть — по сравнению с её. Не знаю, что говорят в тех случаях, когда умер очень злой и вредный, враждебный моему Народу, моей стране, моей истории и моей Вере, моей идентичности, моему Государству человек. Наверное, молчат…». К сожалению, Дугин, не промолчал. Куда хуже, что на либеральном «Снобе» его текста не устыдились. Это стало для меня в известном смысле шоком. Но я тогда был наивен и не предполагал, что спустя несколько лет, тут, на этой площадке уникального клуба, оппоненты также будут радоваться моим бедам и даже наводить порчу, что с иными дело дойдёт до разрыва и угрозы с их стороны подать на меня в суд.

Но то было впереди. Пока же для меня «Сноб» выглядел забавным с его интернетной лексикой. Осмысление терминов а ля файл-профайл шло у меня туго. В моём скудном интернет-словаре слово забанить почему-то заучивалось как забабанить, пиариться выворачивалось в… пиявиться, или даже яриться. Я плохо справлялся с техническими сложностями. Тот, кто тут банил и пиарился, использовал навыки прежнего московского Салона. Им, бессребреникам, в именитом клубе снобов теперь хотелось отметиться рассказами о своём свободолюбии и мужестве в схватках с Режимом, мудростью и прозорливостью. Их, как и в советские времена, занимал престиж, который был вместо денег. Этот самый престиж они и выставляли в своих эссе, его рекламировали, им торговали, обмениваясь всем, что держала избирательная память, что хранилось в рукописях, в архивном хламе. Ощущение недооцененности подогревала амбиции, делала их неразборчивыми и злопамятными. Бывшие диссиденты, оказавшись в эмиграции, к концу земной жизни наперебой выставляли свои эссе под заголовками: «На смерть критика Икс», «К столетию поэта Игрек», «К юбилею писателя А.», «Памяти диссидента Б.»…

Остававшиеся в России обычно помирали раньше выбравшихся в заграницу. И выходило так, что эмигранты, получив некую фору, со своими некрологами грелись в тени усопшего, сообщали, что были с ним однокашники, дружили. Доверять их воспоминаниям столько же оснований, сколько запискам Пушкина, использовавшим газетную утку о первом представлении «Дон Жуана», будто «знаменитый Сальери вышел из залы, в бешенстве, снедаемый завистью». В дневниках Поэта, впрочем, я нашёл также, что «зависть — сестра соревнования, следственно из хорошего роду». Не из хорошего, осмелюсь возразить…

Несбыточно ярко из памяти выпрыгнуло эссе-некролог в «Снобе» под рубрикой «Лучший материал» на смерть критика Льва Аннинского. Оно показалось мне родом непредумышленного возмездия: усопший печатал свои статьи в «Новом мире» и в «Октябре», а потом посмеивался — мол, и там, и там ругали; он со скепсисом принял Перестройку, Гласность, а про распад Империи кокетничал: мол, всё это почему-то не было для меня неожиданностью. Его позиция в 70-х и 80-х — размышлять, ставить вопросы, но не отвечать на них — вполне устраивала власть. В мировоззренческой каше Аннинский объявлял себя атеистом, но поучал: «Надо вовремя прочесть Евангелие. Во-время! Я очень поздно прочел… Это святой, сакральный текст. Эти тексты носят сакральный смысл, потому что они намолены». На Первом канале российского ТВ Аннинского представляли философом, критиком, писателем, мыслителем. Живой классик! На самом деле, он плутовал со зрителями: «Сначала был советским, потом антисоветским, а теперь синтетическим… Со Сталиным мы консолидировали страну и выиграли войну. Проза Ерофеева, если можно так выразиться, сперматоцентрична: всё есть сперма. Проза Сорокина, зацикленного на еде и определённых отправлениях, сводится к тому, что мир состоит из еды и дерьма. Проза Пелевина — наиболее из них талантливого — сводится к тому, что всё есть кокаин». Словцо «гнусно», «гнусность», думаю, приятно оживило бы страницы скучноватой биографии критика Аннинского с его деятельной и говорливой мыслью. Но что ему оставалось, коли решил: его место в России, только в России и при любых обстоятельствах. Его собрат по перу, и антипод по идеологии, эмигрант Борис Зайцев, думал иначе: «При всей моей глубокой любви к родине, должен сказать, что в данных условиях я не мог бы там быть свободным писателем и человеком. Поэтому при всей, во многих отношениях, горечи эмиграции, я никогда не жалел, что оставил Россию».

Наверное, с определением места в иерархии писателя, да и вообще литератора, после его смерти торопиться не следует. Надо дать поработать Времени. Время судит вернее не потому, что дети умнее отцов, а потому, что Времени судить легче: всякая мелочь исчезает, всякое постороннее отпадает. Гоголь перед смертью кинулся составлять духовное завещание: соотечественник, я вас любил…но умоляю, да не оскорбится никто из моих соотечественников, если услышит. что-нибудь похожее на поученье. Я писатель, а долг писателя. и так далее. Я, к примеру, соотечественников не люблю, но прислушавшись к совету классика, поучать их не собираюсь. А вот сбросить с пьедестала самонадеянно забравшихся на него, считаю обязанностью всякого, кто мыслит литературой, дышит ею и пишет о ней. И не обязательно забравшихся, а и заброшенных случайно историей. Скажем, без того, чтобы почитать что-то из «Улисса», я уже тридцать лет не иду спать. Но боже упаси меня назвать Джеймса Джойса классиком. Экспериментатор, обходящийся с читателем без церемоний, наплевавший на фабулу, форму, сюжет, пренебрегающий правилами, выставляющий тексты без единой точки, запятой, заглавной буквы, абзаца: как бы узнать нравлюсь ли я ему конечно вид у меня был довольно замученный когда я пудрилась и смотрелась в зеркальце но зеркало всегда даёт не то выражение и вдобавок он столько времени на мне орудовал со своими здоровенными бёдрами тяжёлый и грудь вся волосатая в такую жару и ещё ложись под них засунул бы лучше сзади жена Мастянского рассказывала он заставлял её по-собачьи и чтобы высовывала язык как можно сильней. Вот это назвать высокой литературой? Нет уж, увольте. А такого в «Улиссе» — десятки страниц.

В своих экспериментах Джойс игнорировал, что опытный Художник не подпускает Эпоху слишком близко к себе, держит её на расстоянии. Инстинкт подсказывает Художнику необходимость сознательно отдалиться от главных событий, чтобы справиться с нюансами. Инстинкт определяет отбор, строй и суть этих нюансов. Да и язык строит для изложения их. Скажем, стремление писать о том, что чувствует побеждённый, а не победитель, падший, а не герой. У Толстого князь Андрей вспоминает об измене Наташи: «я говорил, что можно простить, но я не говорил, что я могу простить»… И не так уж важно, что думает Художник о собственной судьбе. Важно, что он видит, когда вкладывает в уста своих героев мысли об Эпохе, в которой им довелось жить.

И критику, и художнику простителен любой абсурд вне Творчества, вот в чём дело. Да, Толстой говорил глупости, а писал умно. Наша графоманка на «Снобе», наоборот, строчит плохие романы, а говорит умно — об экономике, о политике, да почти обо всём. Кроме литературы. В воспоминаниях её об Аннинском нет и следа навигационного мышления. Судите сами: «В 2014-м неожиданно раздался звонок. У меня аж дыхание перехватило: мне звонит сам Анненский. Лев Александрович, без просьб, сам вызвался написать рецензию на мой роман. А через год — ещё на один, и ещё через год — снова. Вот в этот период мы много общались, и у меня сложилось впечатление, что Л.А. уже перерос литературу как таковую…». Рескрипту графоманки вторит и американский профессор: «СЛевой Аннинским мы были знакомы наверняка дольше всех рецензентов. Неоперившимися юнцами мы дружили домами. Точнее дружили наши жены. Лева был моложе меня, но умнее. Он учил, я внимал. Я не поспевал за его мыслью. Но… я чувствовал, что друзьями мы никогда не станем, в разведку я бы с ним не пошел. Когда я писал свою самиздатскую рукопись, приходилось мне каждый вечер решать, к кому из друзей отвезти на сохранение очередной её кусок. Мысль отвезти его Аннинским у меня НИКОГДА не возникала». Ну, и автор поста-некролога про Анненского изящно прикончил тему: «А мне бы такая мысль тоже не пришла, но не потому, что я боялся бы доноса, а потому, что я не стал бы подставлять такого общественно значимого человека, который у всех на виду, — а заодно с ним у всех на виду была бы и моя рукопись.». Грустно, когда в тени усопшего мы, испорченные веком, озабочены своими престижами. С ядовитого разноса коллег по клубу перейду к описанию омута, в который я окунулся, пытаясь усвоить сленг интернетной площадке. Русский язык хорош, если, размышляя, вдруг пробиваешься к смыслу. Но если до смысла не добираешься, нет ничего лучше выражать им же бессмыслицу, пошлость, банальность, расхожесть, сдабривая словоблудие глубокомыслием. Ещё эффективнее русский язык в устной речи, если произносить пустое со значением, не торопясь, с затяжными паузами, заполняя их словами паразитами. Выставлять же такое в интернете нелепо, бездарно и просто скучно. Это как слушать выступления наших невежественных вождей и политиков, как читать графоманские сочинения. По способности к пустому краснобайству русских иногда сравнивают с французами. Да, французы способны говорить ни о чем, создавая при этом впечатление существенности и даже глубокомыслия говоримого. Но сколько мелодики в этом их говорении, сколько грации в их мимике. В русском пустословии ничего подобного не отыскать…

Увидев в постах, заголовках и комментариях «Сноба» изъезженное вдоль и поперёк: воз и ныне там, горбатого могила исправит, меня это не парит…, я принялся высмеивать подобные изыски. За попытки убедить авторов выражать свои эмоции без прикрас (устала — а не упарилась; не волнует вместо — не парит), обходиться без мудрёного (алгоритм мышления, своеобразный маркер), избегать перебора в использовании компьютерного сленга (эсэмэснуть на ушко…), оппоненты обозвали меня ретроградом и литературным снобом.

Занятной оказалась и дискуссия с графоманами. Война разгорелась вокруг опуса автора с криминальным прошлым. Скрываясь от преследований на Западе, где прежде работала, она сбежала в… Москву. А когда отбилась от обвинений, принялась писать и издавать свои романы, став членом клуба «Сноб». Если бы она написала хороший роман, я бы наплевал на всё её прошлое и настоящее. И без оглядок восхищался, потому что в данном случае аморален и беспринципен. А тут промолчать мне было трудно.

Впрочем, вступать в перепалку с графоманом — это как убеждать хозяина, что нелепо обзывать наследником мокрого гостя, наследившего на ковре. Один пишет лучше, другой хуже, и всякого графомана в конце поджидает расплата. «Сноб» же обязан быть сдержанным не только публикуя сочинённое. Сдержанность нужна и в комментариях, и в диалогах, и при знакомстве со звёздами. Вспоминаю со стыдом мою встречу с Майей Плисецкой на музыкально-поэтическом концерте «Памяти Анны Ахматовой» в Ройял Фестивал Холл. Оказавшись в перерыве за кулисами, я, прежде всего, норовил отметиться фотографией с ней и Владимиром Ашкенази. У меня было 10–15 минут. Мне бы продумать вопросы. Я же суетился и выпалил: мол, помню, Майя, вас за сценой Большого, когда после финала «Спартака» вы за занавесом сказали кому-то: видел мой прыжок?! На что Майя резко оборвала меня: «Такого быть не могло, я никогда не хвасталась»…

Научил ли меня тот случай сдержанности? Нет. Я продолжал на «Снобе» в том же духе. Написал комментарий о пошлости в эссе ведущего Севы Новгородцева, с которым был немного знаком, когда сотрудничал на Русской службе Би-би-си. Затем ввязался в разговор и стал рассуждать о блатном флёре гениальной актрисы Людмилы Гурченко. Приведу мои аргументы в отношении актрисы: «Вчера из Лондона посмотрел похороны Гурченко по телевидению. Теперь мой компьютер позволяет это сделать. Эти её зрители — прямо страшно на них смотреть. Это ж моё поколение со стороны. Их провинциальность нестерпима. Дочь актрисы, в огромных чёрных очках, которая не виделась с мамой десяток лет и пришла на похороны… А ещё я понял драму Гурченко и с мужчинами, и в искусстве. При её гениальности, как актрисы, остался и даже культивировался ею самой блатной флёр. И не её лично, а страны, где она прожила, страны провинциальной и нищей. Нищей духом, свободолюбием, возможностью нормально жить и развиваться. А ведь умела гениально показывать. Огромная воля, энергия, честолюбие, маниакальное желание быть всегда на сцене, под камерой, при отсутствии потребности читать, писать и мыслить, при отсутствии глубокой интеллигентности, настоящей духовности… Вот и вылилось всё в трагическую старость. Она же не умеет сказать, у неё нормальных слов не хватает. А показывает всё гениально: жестом, взмахом, пластикой, мимикой, песней, танцем. Гениальная актриса, всё понимает, а сказать ей трудно. Показать же, это совсем не сказать продуманное. Вот и осталась Люсей! Очень провинциально».

Этот мой выпад парировал автор поста: «Мне кажется, вы чересчур пристрастны и к Людмиле Марковне Гурченко, и к её публике. Это все уже очень пожилые люди, душой оставшиеся в том советском времени, где она блистала, пела и играла. ”Я голос Ваш, жар Вашего дыханья“… Гурченко могла это сказать и про себя. Не согласен, что она не менялась. Менялась, мучилась, хотела услышать новое время, хотела найти в нём для себя достойную роль. Роли этой не было. Приходилось всё придумывать и даже режиссировать самой. Не всегда удачно. Но рассказывала она всегда зажигательно, интересно. Словом, вполне владела… Что касается моего с ней общения, то тон у нее, надо сказать, был самый корректный и вежливый. И даже доверительный. Вообще она до кончиков мизинцев была профессионалом: она знала, как надо общаться с журналистами, как их расположить, как обаять, как быть неотразимой. Поставьте цветы там, сядьте здесь, я хочу видеть ваше лицо»…

В этом диалоге вылез мой старый грех — категоричность. Да, блатной флёр актрисы мешал мне смотреть телепрограмму «Люся» Леонида Парфёнова. Но, как заметил однажды о моралистах своего времени Честертон, «пока нравственность была чёрно-белой, как шахматная доска, тот, кто стремился увеличить число белых клеток, знал хотя бы, что уменьшится число чёрных. Теперь он ничего не знает. Он не знает, что надо запрещать, что — разрешать… Если мы совмещаем бесконечные и безответственные домыслы со скоропалительными реформами, растёт не анархия, а тирания. Запретных вещей становится всё больше и процесс этот идёт уже сам собой. Воображение учёных и действия реформаторов вполне логично и почти законно делают нас рабами». Согласитесь, наблюдения Честертона нынче выглядят ещё более злободневными. Что без всякого шарлатанства я, кажется, доказываю моими эссе.

1. Есть два великих народа-засранца

«После распада СССР на его бывшей территории остались три типа государств: тирания (Туркменистан, Узбекистан), автократия (Белоруссия, Азербайджан, Россия) и клептократия (Украина, Грузия)… Замена Януковича на любого иного украинского политика неспособна изменить характер местной власти. Украине нравится сам процесс замены одного лидера на другого с радикальными разворотами, стремительными перекрасками…..»

Вот, прочитал такое и подумал: есть два великих народа-засранца. Русский — с 1000-летней историей, самой большой в мире территорией, богатейшими природными ресурсами и Украинский — с самым большим клином Черноземья, своим углём, теплым климатом, блестящим географическим положением. И ни тот 140-миллионный, ни другой — 40-миллионный, никогда не могли быть счастливыми, сытыми, обустроенными. Не могут самоорганизоваться, работать, производить, продавать. Ничего не могут. Ни одного хорошего продукта, ни одного приличного автомобиля, ни одного прекрасного костюма, обуви… ничего конкурентоспособного не произведено этими народами в минувшем и нынешнем веке. Уникально. Да им не помощи надо просить и не защиты ждать, а работать, наконец, засучив рукава. Просто работать, пахать, сеять, производить товары. Тогда появится шанс выжить.

Кризис отношений между Россией и Украиной — сигнал взаимного идиотизма. Всё, что я читал раньше и читаю на этот счёт, вызывает недоверие. Братские народы. Потому, мол, воевать им нельзя. Ну почему же. Есть у них такой опыт. Революция 1917-го, Гражданская война. Брат шёл на брата. Один политолог-оракул несёт чушь, что вот теперь пришёл конец режиму Путина: на присоединении Крыма, мол, он сломает шею. Не сломает. Русский народ с ним. Даже я в подсознании думаю, что Крым должен быть русским. И если б не методы аннексии, я бы вывел это подсознание в осознание и активное сознание. И Путин учитывал это подсознание. Можно не сомневаться. А политологу-оракулу самому в пору обратиться в институт им. Сербского, когда он пишет о состоянии Путина. Мозги Путина в порядке. С логикой, воспитанием, образованием у него проблемы. А со всем остальным он в порядке. Бицепсы, трицепсы, квадрицепсы, сексуальность, брутальность — всё на месте.

Профессор МГИМО всю жизнь пестовал студентов-дипломатов в требуемых патриотических параметрах. И вдруг из-за Крыма взбрыкнул и сравнил нынешнего правителя России с Гитлером. Мол, и тот хотел округлить владения Рейха, и этот жаждет аннексий через референдум. Решимость профессора сказать правду даже не завершилась анонсируемой им отставкой. Его простили. И он рад. И я за него. Это ж не убеждения. Это ж импульсы. А за них страдать-голодать ему ни к чему. Что же до Путина, он, конечно, просчитывал, во что ему обойдётся демарш с Крымом. Тут вопрос его приоритетов. Он хорошо знает, что его народ за интересы родины должен и будет платить. А потому его мало что смущает. И правильно. Потому что даже верный олигарх А. Усманов в этот день потерял больше полумиллиарда долларов за несколько часов. И никакого протеста. Молчит. У него ж их 18 с половиной. А вот М. Ходорковский, недавний узник, ныне эмигрант, позабыв, что прежде выступал, как государственник, готовый воевать за Северный Кавказ, вдруг объявил о готовности отправиться на Украину в качестве посредника. Как независимого эксперта — в такой роли его никто не принял бы. Оказалось, что поехал в Киев читать лекции студентам о свободе. Жалко это выглядело. Похоже, не отошёл МХА ещё от 10-летнего пребывания в заключении.

Комментарии

— Что до сексуальности и брутальности Путина — ну, какая там брутальность? С имиджмейкерами ему повезло — не зачесывает на лысинку волосенки, и то хорошо. Батьке вон отсоветовали, и он сразу стал выглядеть гоооораааздо брутальнее… А настоящие брутальные мужики такой, извините, херней не занимаются — у Путина с Лукашенко другие способы есть для поднятия самооценки. Вы были бы правы в оценке действий Путина и значения поддержки его широкими народными массами для благополучного исхода крымской авантюры, если бы весь мир состоял из одной России. Но, так как население мира населением России отнюдь не ограничивается, то и поддержка Путина ста миллионами россиян не играет особой роли.

— Никогда не думала, что качества «сексуальности и брутальности» имеют какое-то отношение к оценке глав государства… а потуги сделать секс-символа из Путина, думаю, крайне нерациональная трата бюджетных средств.

— Имеют, имеют отношение эти качества, и в оценке государственных деятелей, и особенно при избрании их. Вспомните Клинтона, Берлускони… Ну, и президента Франции, резко поднявшего свой рейтинг после его любовных драм, и даже победившего в президентской гонке. Так что вкладываться в образ государственного деятеля — очень даже рационально. Не уверен, стоит ли тратить бюджетные средства на это. Но большинству российских женщин этот образ лидера России нравится.

— Вы что-то путаете. Клинтону из-за его драм собирались объявить импичмент и ему пришлось публично извиняться. Читаю в википедии определение слова брутальность: жестокость, бесчеловечность, грубость.

— Клинтон в истории остаётся лучшим президентом Америки, несмотря… и благодаря. Когда он выступает, обаянию его трудно противостоять. Он — как целое правительство, когда отправляется на сбор средств для жертв, и на благотворительные акции. Повторюсь, в русском языке понятие брутальность имеет свои оттенки и связывается с мужественностью, что определённо должно нравиться российским избирательницам.

— Сомневаюсь, что американцы согласятся с вашей оценкой. Не перестаю удивляться, с какой уверенностью русские мужчины рассказывают мне, русской женщине, какие мужчины мне нравятся, а какие — нет.

— О, если вы в числе меньшинства русских женщин, которые не видят в образе Путина свой идеал, у нас с вами нет эстетических разногласий.

— Сексуальность, брутальность нашего героя… Известные снимки с удочками и на лошади вполне подчёркивают и развитую мускулатуру, и мужественность. К тому же, в русском языке брутальность имеет и позитивные оттенки. Русские женщины в своей массе высоко оценили этот образ. Тут и опросы приводить излишне. Что же до поддержки россиян — я об этом только и пекусь. О последствиях этой поддержки — это вы верно подметили. Остальной же «весь мир», думаю, съест.

2. О морализаторстве

Главная слабость комментаторов в их попытках понять и осмыслить, что происходит на Украине, как мне кажется, морализаторство. «Нужна Моральная Революция» — провозглашает один из них в серии выступлений под заголовком «Мир после Крыма». Ростки такой новой морали он видит в отношениях СМИ и нового главы Государственной таможенной службы (прежний разоблачён публикациями в прессе и изгнан). Вообще говоря, «разгребательство», как вид журналистики — это компенсация отсутствия социального контроля. В такой ситуации пресса пробует стать институтом социального контроля или подменить его. Такой метод восстановления «морального режима» можно было бы принять. Но дело в том, что попытки ввести деловые и человеческие отношения в желаемое моральное русло с помощью разоблачений в прессе остались без особых прямых последствий в регулировании бизнеса. Потому что в какой-то момент разоблачительная (разгребательная) журналистика неизбежно вырождается в сенсацию и развлечение для читающей публики.

Кстати, если заглянуть в историю, от «разгребателей» и «разоблачителей» дистанцировались реформаторы в том же американском обществе времён Теодора Рузвельта. Серьёзные социологи полагают, что массовая пресса не может стать функциональной, потому что она по своей сути паразитирует на общественной грязи, фактически мешает и отвлекает. Потому ждать серьёзной помощи в оздоровлении общества со стороны СМИ наивно. Пробудить общество такая журналистика способна, но не более.

Реформирование общества происходит не под прямым давлением морализаторов, обличений в прессе, а в ходе конкуренции партий и политики макроэкономического регулирования. Тут требуется политический класс, который будет осмысливать проблемы общества и выражать его интересы. Потому в принципе бессмысленны из-за их очевидности утверждения, что «только нравственная, моральная оценка действий политика или бизнесмена, является правильной. Только оценка действий с позиций морали дает понимание реальных целей и возможных последствий проводимой политики».

Морализаторская интонация подобных пассажей мало помогает осмыслению практических задач, которые предстоит решить украинскому обществу после Майдана. И дело не «в глупых и недальновидных современных политиках (западных, российских, Э.Г.), которые не хотят признавать и выполнять роль морали». Дело в скорости формирования политического класса, заинтересованного в честном бизнесе. Дело в политической партии, которая способна выразить интересы этого класса. Вот и всё! «Новая» же мораль, которую комментатор благоразумно заключил в кавычки, на самом деле, не нова: ею пробавлялись все, кому не лень, включая прежних лидеров. О «новой» морали непременно будут говорить и те, кто выставил свои кандидатуры на выборы Президента. Но в том-то и дело, что сами по себе моральные ценности не смогут обеспечить преображение Украины. Тут для триумфа их в обществе много чего нужно. Да и для серьёзного, глубокого анализа «морализаторство», как таковое, мало пригодно.

3. Был ли великим Столыпин?

Сразу отвечу — великих не бывает. Альберт Эйнштейн, уж куда великее, а в конце жизни в одном из писем признал: «Я потерпел два бесславных поражения в браке и за всю жизнь не нашёл единомышленников, за исключением Ньютона». Так что тех, кого мы склонны признавать великими — обычные люди, проживающие обычную жизнь. С личными драмами, неудачами, изменами, потерями, одиночеством… Обыденное никуда не девается и остаётся у самых развеликих. Даже когда им удаётся сформулировать теорию относительности, написать «Войну и мир», стать у руля государства, инициировать экономическую реформу. Публика любит читать о таких людях агиографию. Сложнее с отношением публики к попыткам исследовать жизнь таких людей. В нашем случае Петра Столыпина, которую предпринял А. Янов в своих очерках «Русская идея».

Исследуя ошибки и трагедии крупной исторической личности России, историк пробует понять их природу, нащупать противоречия в мировоззрении государственного деятеля, дать свою версию его действий или бездействий. Публика в России по нынешним временам во многом найдёт кощунственным такой ход рассуждений. Именно так и посчитал единственный оппонент Ю., разместивший в своём блоге пост «Столыпин ”для разумных и сильных“ (реплика на блог г-на Янова)». Один из немногих участников дискуссии, выступивших по существу, прокомментировал реплику так: «Уважаемый Ю., полностью разделяю Ваше мнение о Петре Аркадьевиче Столыпине. Благодарю, что аргументированно подняли свой голос в защиту этого великого человека». И привёл известные статистические данные о небывалом промышленном подъёме в России к 1913 году и заключил тем же: «На мой взгляд, опыт Петра Аркадьевича достоин восхищения и, что ещё более важно, изучения и сегодня, в 21-ом веке».

Теперь о том, куда пошла дискуссия и почему в ней много суемуд-рствования. Западные средства массовой информации хорошо дифференцированы. В наших, российских, зачастую, полное смешение жанров. Скажем, «Коммерсант» заявляет о себе, как о газете для серьёзной публики, погружённой в бизнес, финансы, политику. По идее, аналог британской «Файнэншл Таймс». Но никогда в последней вы не найдёте то, что я нашёл в «Коммерсанте» третьего дня! Вот, читаю обращение к театральной публике: «Мы не будем ссать бензином, когда из тектонических разломов мозговых плит… буквально хлещет расплавленная лава…» «Давайте оставим в стороне сопли и слёзы, до 1 сентября ещё до хера времени»… Такой иронично-пафосный стиль возможен в «Сан», «Дейли мэйл», то есть, в изданиях рангом пониже… Но в серьёзном издании?…

Я к тому, что все эти разговоры о метафизике, логике ницшеанского детерминизма, Канте и кванте столь же неуместны для обсуждения конкретного, во многом намеренно упрощённого текста о Столыпине, сколько вздорные попытки одного из комментаторов выяснить состояние ума оппонентов, делить людей на порядочных и непорядочных… При таком настрое любое кроткое замечание сворачивается к глубокомыслию всуе. Вслед замечанию, «не есть ли это святобесие реакцией на нигилизм?», следует высоколобое «А что такое нигилизм? В тургеневско-базаровском смысле, ницшеанском, хайдегерровском? И понеслось-поехало! Не понять, ради чего такое выворачивание простого поста, зачем суемудрствовали?» По-моему, это пример провинциальности нашей российской в дискуссиях, где нет места иронии, юмору, лёгкости, которая непременно присутствовала бы в заданном формате, если бы к дискуссии вдруг подключились, скажем, французы или англичане…

Ну, что ж, можно считать, что с великостью Столыпина мы разобрались. Осталось ответить на замечание о дискриминации женской точки зрения. Возражу так. При всей актуальности поднятой темы — о равноправном участии женщин в интеллектуальных «сварах» и «игрищах», затеваемых мужчинами «Сноба», может быть, правильнее развернуть разговор от гендерного равенства к чисто практическому. Я не вижу никакой дискриминации, кроме одной — способности поддержать разговор, в данном случае о Столыпине, на предлагаемом уровне. Если человек в теме и говорит по делу высказывает что-то оригинальное, остроумное, своевременное, какая разница — мужчина это или женщина, рыжий он или лысый, малаец или китаец. Но если попытка войти в дискуссию не очень успешна, не стоит объяснять неудачу тем, что вот, мол, я женщина, или я еврей, или я чёрный… и потому меня игнорируют.

В этом контексте бессмысленны разговоры о преимуществах мужского и женского ума, о мужской и женской поэзии или прозе. Существует плохая и хорошая литература. Вот и всё. К тому же, очень может быть, что автор романа «Анна Каренина» и повести «Крейцерова соната» представил исключительно мужскую точку зрения. И читательский мир ждал и не дождался писательницу масштабов Толстого, которая представила бы на суд свою женскую версию драмы Анны Карениной, свою версию толстовского пассажа: «А я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем…».

Комментарии

— Писать на публику — любопытное занятие. Для меня оно совершенно новое. Тут начинаешь понимать и рассуждения структуралистов и постструктуралистов о «тексте», который живет чуть не своей независимой жизнью, и интерес поколений профессионалов, занятых «объяснениями» текстов. Понимать начинаешь, когда видишь, как собственной текст становится предметом самых неожиданных интерпретаций. Не так давно тут меня записали в «народопоклонницы», приписали мне соавторство некой доктрины, и яростно осуждали неправоту «доктрины». Та дискуссия очень показательна. Теперь я уверена, кто-нибудь запишет меня в оголтелые феминистки и будет осуждать за это. Неохота отбиваться от придуманных обвинений. Но и неприятно будет дать им к себе «приклеиться». Потому спешу объяснить свои причины и намерения. В моем присутствии на «Снобе» есть корыстный интерес. Я люблю «понимать» и «разбираться» в явлениях, событиях и причинах. Где ещё можно найти столько разнообразно образованных людей в одном месте? Только на «Снобе»! Когда я встречаю интересные идеи, мне хочется узнать мнение о них людей неоднозначных. И вот по этой корыстной причине я начала их приглашать в разные блоги. которые привлекли моё внимание. Я нередко получала отказ, что вроде бы и нормально. Но в глаза бросилась неожиданная деталь. Мужчины мотивируют свой отказ принять участие в интересной мне дискуссии, например, политическими соображениями. Женщины — отсутствием вежливости со стороны хозяина блога или автора комментария. Мало того, многие мужчины не видят поводов для беспокойства тоном дискуссий и утверждают, что на «Снобе» полное равноправие. В то же время, для немалого числа женщин именно тон диспутов — проблема. Потому многие женщины по этой причине самоустранились от целого ряда дискуссий.

— Вы пока относительно мало общаетесь на «Снобе». Потому ваша оценка немножко в стороне от реальности. Ссылка на «женщин vs мужчин» предсказуемо увела в сторону от сути поставленного вопроса. А суть вопроса, конечно же, не в том, что «женщин обижают», а в том, что есть базовые различия в естественных реакциях между мужчинами и женщинами. И жесткий спор в какой-то момент мужчину раззадоривает, а женщину утомляет. А поскольку опыт у тех, кто общается часто и много такой, что в целом понятно, от кого чего ждать, то непроизвольно делаешь из него практические выводы.

— А можно я простыми словами задам плохой вопрос автору поста. Вы за Столыпина высказались или против? Я, признаюсь, даже этого не поняла.

— Вопрос вовсе не плохой. Чтобы ответить, мне надо серьёзно прочитать то, что я написал… Но, сразу скажу: я хотел порассуждать не только о Столыпине, а о возможностях оппонентов полемизировать по теме и вне её. Теперь вижу, чем дальше от Столыпина, тем успешнее дискуссия. Потому втянулся в разговор о первой посадке последней ступени космического корабля, о космосе, о тире, многоточии, и особо о сладком — пастиле и штруделе. В вегетарианстве вы меня зря заподозрили. Ем всё. Единственный грех, которому, я каждодневно уступаю — чревоугодие. Грешу и каюсь. И если б не теннис и плавание — погиб бы от обжорства, оставив в покое Столыпина. Иносказательно — систематические переедания дают шанс избавиться от меня и вам, и моим серьёзным оппонентам, отправив к…Столыпину.

— Никаких предрассудков. И я из тех, кто не отказывает себе во вкусной еде. Просто на внешности одних это сказывается больше, других — меньше. Но все мы прекрасны по внутреннему содержанию.

— Ну, тогда больше ни слова о Столыпине.

— О, как я с вами согласна: как бы хотелось, чтобы дискуссия велась на хорошем интеллектуальном уровне, доступном широкому кругу образованных читателей, а главное — доброжелательно. И если чей-то комментарий «не показался», то чтобы он был бы встречен толковым разъяснением, или вопросом с желанием понять, где автор комментария «застрял», а не иронией или сарказмом. Для крайних случаев всегда работает мягкий юмор. Но ведь я и сама в дискуссии — агрессивная невежда.

— Нет-нет, не наговаривайте на себя. Вы любознательны, упорны и усидчивы. Наверняка в школе были отличницей. Канта почитаете сегодня на сон грядущий. И если вам не трудно, в доступной форме расскажете нам о других значениях просвещения.

— Я никогда не читала Канта, и никогда не прочитаю, и совсем по этому поводу не страдаю. Знать больше всегда лучше, чем знать меньше, но в любой деятельности есть the point of diminished return. В жизни много всякого интересного: разговоры с друзьями, путешествия по разным странам, походы в горы с палаткой и походы на байдарке, постройка дома, копание в саду, общение с ребенком, творчество, преподавание, секс и ещё миллион других вещей, которые у меня стоят впереди общения с фолиантами Канта. Так что до оного дело у меня уже не дойдет. Чем не горжусь, но и стесняться нужным не считаю, так как я по профессии художник, а не философ.

4. А надо ли быть готовым всегда и везде?

«Быть готовым всегда и везде» — с таким призывом выступила одна из уважаемых участниц клуба… Её материал о внезапной эвакуации — в числе самых активных дискуссий. Я посочувствовал ей и рад, что всё закончилось благополучно для её семьи и кошки. Но теперь хочу возразить. Я не уверен, что такая готовность должна превалировать в жизни, скажем, моих детей. Быть готовым всегда и везде — это то, с чем жили мы, советские люди. На случай войны мы запасались солью, мылом и спичками. В гардеробах держали чемоданчик со всем необходимым. На случай, если поздним вечером, ночью, ранним утром приедет воронок, чтобы отправить члена семьи в ГУЛАГ.

Подумать только: в таком страхе, в такой готовности люди жили годами. И вот, бедная К. выставляет список необходимого и сумку, чтобы все мы были готовыми всегда и везде… В моей жизни было несколько эвакуаций. В октябре сорок первого эвакуация из Москвы в Ульяновск застала меня врасплох… в младенческом возрасте. Она — на «совести» моих несчастных родителей. После войны семья переживала ежегодные приготовления к эвакуации по причине паводка Москвы-реки. Барак, где мы жили, стоял на берегу. В моём подростковом сознании сидел страх — успею ли я посреди ночи добежать до пригорка, где стояла школа. Или вода догонит меня? Далее, уже в эмиграции, когда я гостил в бельгийском городе Брюгге, мне пришлось спускаться с пятого этажа по задымленной винтовой лестнице с малолетней дочерью, укрытой одеялом…

Эвакуация на острове Инагуа (в 90 милях от Флориды) случилась в связи с ураганом, который разрушил крыши большинства домов. Я оказался в убежище с жителями острова. Рядом сидела медсестра местной поликлиники с дочерью-школьницей. Никакой паники я не чувствовал. В короткий перерыв между головой урагана и его хвостом их проведал отец девочки. У него была вторая семья, и он пробовал во время урагана сидеть «одной жопой на двух стульях». Весть, которую он принёс, что крыша их дома разрушена, была на втором плане. Мать и дочь сокрушались по поводу гибели собаки. Во дворе дома повалилось дерево, и, если бы пёс не был привязан, он бы убежал и остался жив. О крыше они думали меньше, потому что была страховка и уверенность, что под открытым небом семья не останется…

Наконец, ещё одна эвакуация. Прошлым летом посреди ночи в соседнем номере гостиницы в Хэстингсе случилось возгорание. Только я спустился с третьего этажа с компьютером, а потом ринулся назад, чтобы забрать из стола паспорт… А вот постояльцы-англичане всё оставили в своих номерах. И стояли спокойно, переговаривались, кутались кто в чём, дожидаясь пожарных. Похоже, у них другая ментальность — потому в момент опасности они не думают о документах — их легко восстановить, о вещах, ключах, бумажниках… Они думают о главном — о рисках, связанных с жизнью, здоровьем… И дело тут не в их безалаберности. Они давно не живут в наших страхах. А вот если надо, готовятся основательно. Мой друг, английский писатель-путешественник, отправляясь в одиночестве в Сибирь по «Шёлковому пути» — через Китай, Киргизию, Узбекистан, Туркменистан, Афганистан… нашивал для документов и денег потайные карманчики в брюках, куртке, пиджаке, шапке… Хотя в обычной жизни он то и дело что-то упускает. Например, частенько не может вспомнить, в каком конце своей улицы поставил машину. Ну, что ж, поездку на корт мы начинаем с поисков его автомобиля… Думаю, нашим женщинам можно не сокрушаться по поводу безалаберности их иностранных мужей. Тут гораздо интереснее понять, почему мы продолжаем пребывать в мороке наших прежних страхов. И старательно нагоняем их друг на друга.

Везде и всюду, убеждает наша бывшая соотечественница американка Татьяна Н., приехавших в Америку подстерегают опасности. В такси не садитесь — там могут оказаться наркотики, и вы попадёте в тюрьму. Доказать, что вы не виновны, будет очень сложно. А если всё-таки садитесь в чужую машину, то на свой страх и риск. Судьи там ленивые, циничные и готовы засудить просто потому, что кто-то предупредил — не посадите за решётку — в здании суда отключим воду и туалетами нельзя будет пользоваться. С полицейскими без адвоката — ни слова. Пропадёте за понюшку табака…

Наверняка, Татьяна квалифицированный юрист и много помогает попавшим в беду. Но для меня очевидно: мир, в котором она живёт, искажает представление об Америке. А такое может случиться с кем угодно и где угодно. Когда мой сын был ещё подростком, мы приехали в Анталию, поселились в гостинице и на следующее утро зашли в банк обменять стодолларовую купюру, которую он привёз из Москвы. Из банка нас не выпустили. Приехали полицейские — их вызвал сотрудник банка — и увезли нас в околоток. Купюра оказалась фальшивой. Продержали несколько часов. Потом с полицейским эскортом поехали в нашу гостиницу, провели обыск в номере, сына оставили одного, а меня снова увезли в околоток. Отпустили лишь поздним вечером. Поверили, что мы и знать не знали, что купюра фальшивая. Полицейская машина согласилась довезти меня до гостиницы с другого конца города, только если я заплачу, как за такси. Заплатил. В Турцию какое-то время после случившегося мне ездить не хотелось. Но я справился с собой и бываю там. Хотя предпочитаю отдыхать в Испании.

Начитавшись же страхов, о которых пишет Татьяна, я всё-таки продолжаю верить, что Америка прекрасная страна. Я много раз бывал в Калифорнии, в Нью-Йорке и чувствовал себя там вполне безопасно… При этом больше люблю Англию. Но совсем не по причинам безопасности. Вчера я впервые за четверть века опоздал к моим студентам. Были проблемы на «Пикадилли лайн». Пришлось перейти на другую линию. В переходе я мог протиснуться сквозь толпу. Я видел пространство для манёвра. Но я сдержал себя. На платформе я мог ворваться в переполненный вагон, но сознательно пропустил поезд… Наконец, уже на выходе я мог пройти на эскалатор без очереди… И опять осадил себя. В итоге опоздал. Но про себя-то я знаю: у меня в крови протыриться первым всюду и везде — во время посадки на самолёты фирмы «Райэнер» без указания мест, в кассу супермаркета, чтобы не терять лишнюю минуту, в пригородный поезд по утрам, чтобы сидеть у окна…

Да в том-то и дело, что в Лондоне это не принято — выходя из дому быть готовым захватить лучшее, пройти первым, не посторониться, не придержать за собой двери… В итоге, медленно, но я меняюсь. Значит ли это, что я принимаю роль аутсайдера? Отчасти, да. Но что я выигрываю от этого? Внутреннее спокойствие. Чувство собственного достоинства, которое так легко потерять. Тургенев всю жизнь помнил и стыдился, как в юности, отправившись в первый раз заграницу, метался на горящем корабле и пытался попасть в шлюпку, заполненную женщинами и детьми, уже отходящую к берегу. «Я единственный сын у богатой матери, — уговаривал он матроса, — она даст вам много денег, если вы спасёте меня…». Вот от такого стыда я хотел бы уберечь моих детей. Потому сегодня, мне кажется, быть готовыми всюду и везде им совсем не обязательно. При всех рисках, убеждён, есть вещи куда более важные, чем такая готовность.

Комментарии

— Я летаю последние лет двадцать в среднем раз в месяц. И каждый раз, когда перед взлетом бормочут про правила безопасности, у меня в голове знаете, какая мысль проскакивает? Считается ли багажом моя сумка-кошелек с паспортом, которая остается висеть на мне, когда я сижу в кресле. То есть, если надо будет эвакуироваться, может ли она остаться на мне висеть. Ведь если её выбросить и выжить в аварии, то какой катастрофой будет восстановление документов.

— Более надёжным, мне кажется, внутренний карман пиджака, где лежит портмоне со всем, что пригодится, если удастся выжить. Но даже если пришлось бы всё восстанавливать, согласитесь, это приятные хлопоты, выжив. Да много чего может быть страшнее мысли, что самолёт может упасть. Я много об этом думал. Одиночество, например. Или опять же, околоток. В третий раз за год, когда я полетел на Багамы… меня на обратном пути, арестовали на паспортном контроле в Нассау. И продержали до самого отлёта самолёта в Лондон. Возможно, я как-то не так посмотрел на ихнего чиновника. Отобрали всё и поместили в пустую комнату. Два с половиной часа держали. На самом деле, им показалось странным, что летает старый хрен из Лондона через каждые пару тройку месяцев. Зачем? Поди, докажи, что по сердечным делам… А летать я страсть как не люблю. Просто тяжело. Да ещё в такую даль. Но околотки, тюрьмы — пострашнее мысли, что самолёт может упасть.

5. О богеме, эпатаже и прочем… или, зачем мы пишем в «Сноб»

Илья Эренбург утверждал, что богема во всех странах грязна и вонюча. Знал, что говорил старик. Сам не отличался опрятностью. Двадцать лет стоял перед дилеммой — или нищая жизнь художника на Западе, или обеспеченная, но в Советском Союзе. Цена вопроса — свобода. Как известно, он перебрался из фашистской Европы не в Америку, а на ПМЖ в сталинский застенок. Жил, стиснув зубы, молчал, когда хотелось выть, писал о том, что разрешалось…, страдал от цензуры, ждал ареста, дрожал, что не пустят в заграничную командировку. Выехав же, неизменно возвращался к кормушке.

Вспоминать всё это ради того, чтобы осуждать — последнее дело. Речь не о том, кто и почему выбирает свободу или несвободу. Разговор этот я затеял лишь в связи с замечанием Эренбурга об интеллектуальной богеме. Что изменилось с тех времён? Отмылась ли она? В физическом смысле, несомненно. Содержать себя в чистоте даже человеку «не от мира сего» много времени и денег теперь не требуется. Тёплый душ, шампунь, дезодоранты доступны и презирающему быт интеллектуалу. А вот с нравственной опрятностью сложнее.

На прошлой неделе я обмолвился о зрелости нашего интернетного издания в целом. Как мне кажется, даже с введением некоторых форм контроля «Сноб» пока отличается, если не терпимостью, то плюрализмом точно: авторы постов и комментаторы представляют любую точку зрения. Высказаться может всякий участник. Уровень же выступления зависит от таланта, компетентности, вкуса, образования, наконец, от цели. Скажем, историк Янов с его серией статей о «Русской идее», мне кажется, надеется не только донести то, до чего додумался. Ему важно проверить текст на публике, уточнить, услышать замечания.

Число посещений тут ограничивается несколькими тысячами, иногда поболее. Есть другой известный автор, которого можно не называть. Ей ничего прояснять не надо. Ей всё ясно. Тут главная цель — отработать то, за что «Сноб» хорошо платит. Многие её читают, иные игнорируют и высказываются нелицеприятно. Ей от этого ни холодно, ни жарко. На комментарии она не отвечает. Для неё важно: она востребована, потому что ловко пишет о вздорном. Собирает десятки тысяч посещений. Ну, и на здоровье. Но вот, куда менее безобидный случай.

Всякое выступление А. Невзорова насчитывает сотню тысяч посещений, а то и больше. Взять последнюю его эпатажную статью о русской литературе. Цель автора очевидна — шокировать публику. Кинул наживку — у русской классики закончился срок годности. Читатель на неё клюнул. Участники сайта комментируют. Прекрасно. Думаю, Невзоров отлично понимает вздорность собственного текста. Но ему на это наплевать. К сожалению, мало кто обратил внимание на комментарий Л.: «Но его же зачем-то, очевидно, пригласили сюда писать? Даже выдали барышню, которая за ним записывает и печатает». Интересное предположение. Хотя в рамках плюрализма, почему бы и нет. Пригласили и пригласили. Теперь вопрос: следует ли комментировать заведомо вздорный текст? Сомневаюсь. А вот, чтобы доказать его разумность — это интересный опыт. Цитирую один такой комментарий: «Никого не хочу обидеть, но если сегодня человек говорит, что он много читает, это значит только одно: он одинок, у него нет семьи или друзей, у него нет денег на путешествия и хождение по магазинам, и у него нет привычки заниматься спортом. Вот как-то так…» Тот, кто вдумчиво читает классику, ищет и находит в ней вечное, а значит и сегодняшнее, кто испытывает радость и восторг при перечитывании классики, вызывает «смех и жалость…, ведь ”ему не интересна настоящая жизнь, реальная жизнь его пугает, потому что непонятна“».

Поразительное суждение Невзорова, если не знать набоковского — чтение начинается с перечитывания. Ну, и наконец, ещё об одном посте. Он стоит на первом месте в магическом квадрате «Самые активные дискуссии». Речь о материале «Как ”Сноб“ научил Родину любить», начинающийся фразой: «Я человек доверчивый!». В рассуждениях автора, думаю, эпатажа нет, но ей досталось от оппонентов за доверчивость, мифотворчество, наивность.

«Сноб» ничему такому — любить Родину или ненавидеть её — пока не учит, а даёт возможность выбора, помогает думать, сопоставлять, анализировать. Пространные комментарии компетентных участников клуба пробуют убедить автора поста, что она ошибается. Предлагают аргументы…

Потерять доверчивому и добросовестному человеку в подобной дискуссии невозможно. Хотя бы потому, что он получает импульс — прочитать то, что предлагают оппоненты, помыслить, поразмышлять…

Ну, а если вернуться к вопросу — какова во всех странах богема и интеллигенция, и считать себя причастными к ней, то нам стоит задуматься, становимся ли мы чище.

Комментарии

— Знаете, провокация как метод, позволяющий взглянуть на привычное (классическое) в неожиданном ракурсе, так же важен для развития искусства. Вспомним знаменитый манифест футуристов.

— Провокация, инсталляция, тот же стёб… — это всё очень хорошо именно как метод, согласен. Но тут, как мне кажется, дело в чувстве меры. Согласитесь, авторы зачастую тонкую иронию подменяют ёрничеством. Или дешёвым балагурством. Или, скажем так, очевидно смешное, с одной стороны, и анекдоты — обычно находятся на разных полюсах. Даже моего близкого друга мне приходится высмеивать, когда он пытается развлекать меня по телефону или в разговоре по скайпу старыми анекдотами… Просто у них в Москве такой стиль общения.

— Как человек эмоциональный, не могу не очаровываться вашей личной энергетикой, как и текстов. Это такая добротная классическая академичность… Высокий вкус. Но, согласитесь, иногда перебор — метод, достигающий своих целей.

— Не так давно мне написал профессор Лондонского университета Арнольд М.: «представляю себе, как смеялись мои друзья, когда кто-то из канадских читателей сравнил меня с Эйнштейном». «Прав этот англичанин: от восхвалителей и почитателей обычно самый большой урон авторам. (Тут смайлик, а я не умею его поставить!). Чего только я не читал про мою же книжку “Дерзкие параллели“». Например, «пребываю в полном восторге и восхищении», «на таком небольшом пространстве суметь сказать так много», «Ваши параллели — равновеликие»… Очень смешно, но ничего не могу с собой поделать — ну, приятно мне читать про мой высокий вкус. Перебор, конечно, но всё равно надеюсь, что это не провокация.

— Смайлик можно поставить вот так — :))

— Спасибо У меня получается скобка в другую сторону, а она означает, как я догадываюсь, грусть, разочарование… Правильно вот так, кажется — :))))…

— Книгу прочитаю, и, если позволите, поделюсь впечатлениями от прочитанного.

— Иметь отзыв от проницательного читателя, это ж какой нарцисс-автор откажется. Впрочем, лучше посмотрите рецензию в «Русском журнале» (издаётся в Америке) английской писательницы Ваноры Беннетт. А тогда уж решите — стоит ли читать.

6. О чемпионстве фюрера по части ненависти и… о нас

Хотел бы начать моё возражение на ваше утверждение, уважаемый рабби Довид, будто Гитлер был «100-процентный разрушитель», с… сожаления, что дискуссия эта приняла такой неуважительный тон. Печальны ваше обращение к оппонентам на «ты», жёсткий укор «вы же историк», раздражительное «я вам про Фому, а вы мне про…» Я понимаю, оппоненты спровоцировали вас на такое замечанием о вашей «крошечности» на фоне постулируемой вами великости Вождя, обвинением в слабоумии, уличением в грамматических ошибках, наконец, банальным культурным снобизмом (какие книжки вы читали, вас плохо учили в школе, странно повторять такое взрослому человеку и прочее). И всё равно, зря вы так отвечаете.

Впрочем, ущучить, унизить, а уж потом прояснять, иначе говоря, культурный снобизм — это ж атавизм нашей советской ментальности. А он сохраняется и у тех, кто живёт в Москве, посещая синагогу или нет, и у тех, кто перебрался в америки и занимается наукой в передовых лабораториях, институтах. Это наша общая беда — нетерпимость, неуважение к иной, даже вовсе и не вздорной, точке зрения… Печалюсь, что в этой дискуссии и историк Янов, которого я почитаю, отвечает раввину Довиду через третьи лица, а если напрямую, с едва скрываемым пренебрежением.

Теперь по существу — о фюрере-разрушителе. Серьёзные исследования показывают, что Гитлер был занят не только подготовкой к войне и уничтожением евреев. Его занимали, например, взаимоотношения бизнеса и государства. Говоря сегодняшним языком, он строил смешанную экономику. Он считал, что государство вправе требовать от частного предпринимателя, чтобы он работал в интересах народа. Если собственник этого не понимает, государство может забрать производство себе. Фюрер комбинировал, а не выбирал окончательно между тем и тем. Он не мирился с монополистами, стимулировал частные производства со стороны государства. История с созданием «народного автомобиля» подтверждает это. Когда частные фирмы не поверили Гитлеру, что идея дешёвого народного автомобиля принесёт им достаточно прибыли, Гитлер создал государственную фирму… Это разрушитель? У нацистов был здравый проект, где присутствовала и национализация, и пособия, и регулируемый со стороны государства рынок… Гитлер говорил и о модернизации, и о моторизации, обращал внимание на достижения американской промышленности… Какой же он «100 % разрушитель!» Очень даже созидательный план, при реализации которого Германия могла бы построить экономику не хуже американской. О, если бы фюрер вовремя остановился и не оказался в плену ненависти. Но фюрер, как остроумно заметил один из моих друзей, был чемпион по части ненависти. Он хорошо изучил науку ненависти. Он понимал в ней толк. Он был виртуозом ненависти. По словам его биографа Вернера Мазера «он ненавидел всё беспощадно!»

Поразительно, что градус нетерпимости оппонентов раввина Довида сравним с ненавистью диктатора-человеконенавистника. Вместо лёгкой иронии тут сплошь ёрничество, желание пристыдить, осудить, даже обвинить в подлости… Я также, как все участники этого диспута, ненавижу Сталина и Гитлера. Но я слежу, чтобы эта ненависть не застила мне глаза, не помутила мой разум. Потому сегодня утром писал в комментарии: «Вопрос — кто кому из этих двух диктаторов годится в подмётки, гораздо интереснее в буквальном смысле». Гитлер, в отличие от сына сапожника, обладал широкой эрудицией в области философии, политической истории, искусств. Он умел излагать свои мысли, был блестящим оратором, умел нравится, в начале своей карьеры обратил на себя внимание в салоне… Он был талантливым художником, с задатками серьёзного архитектора. Его идеи в этой области были любопытны и современны. Сохранился его набросок салона «Фольксвагена». Он бросил заниматься живописью не потому, что не преуспел, а потому, что увлёкся «великими идеями»… Так что, не будь этого рокового увлечения его, Гитлеру было бы в чём проявить себя… Чего никак не скажешь о личности генералиссимуса.

И последнее. Чтобы не возникло соблазна заподозрить меня в симпатиях к фюреру, заключу следующим. Моя бабушка исчезла в Бабьем Яру, но… жизнь в Англии даёт мне пример сдержанности и терпимости в дискуссиях, удерживает от склок, бережёт от трамвайного тона. Не всегда мне удаётся соответствовать. Но этому я здесь учусь всё время. Дискуссию же, случившуюся тут после этого моего выступления, я намеренно выставляю здесь во всей её красе.

Участников набралось свыше 100. Они в своих возражениях раввину себя не сдерживали.

Вот некоторые из комментариев

— Есть вещи, которые мало-мальски разумный человек не станет обсуждать. Вот, например, Французская Академия наук в конце 18 века постановила не обсуждать проекты вечных двигателей. Не потому, что академики страдали пережитками советского воспитания, а потому, что было понято, что энергия сохраняется и посему вечный двигатель, вырабатывающий энергию, невозможен. Таким же образом, невозможно теперь спорить о личности Сталина, про нее столь многое известно. Можно, разумеется, на основании ОДНИХ И ТЕХ ЖЕ, несомненно, установленных фактов, давать разные оценки этой личности. Это уже нравственные оценки. И если реб Довид позволил дать себе нравственную оценку Сталина, назвав его титанической фигурой, а всех нас (включая и убитых Сталиным, надо полагать?) «крохотными», то почему бы и мне не дать ему такую оценку, назвав его подлецом? Что не противоречит светлым мыслям Сартра и Дерриды.

— Объяснять можно тем, кто не знаком с фактами, объяснять же тем, кто, зная все, тем не менее называет черное белым, не приходится. Я уже изложил причины, почему я полагаю, что обсуждаемый нами персонаж относится ко второй категории. Ваши психологические этюды по моему поводу выглядят смешно. Кстати, как и литературоведческие. Одно, впрочем, связано с другим. Мудрости из газет не научишься.

— Что называть фактом? Черное и белое — это факт, длина электромагнитной волны и прочие явления, регистрируются датчиками, выражаются цифрами. Естественные науки, против факта не попрешь. Где факт, где ложь, где правда, где ошибка — всё понятно. Всё вычисляется. В этике же, литературе, психологии, юриспруденции, социологии факт понимается несколько иначе. Здесь факт прибором так просто не измеришь. Потому что это мнение, впечатление, отношение, взаимоотношения между людьми. Впечатление не может быть ложным по определению. Оно индивидуально и зависит от конкретной личности (которая, напомню, каждая величиной со вселенную).

— Политические (как и любые другие) манипуляции не могут быть целью, но только средством. Даже искренние и преданные любители манипуляций любят их обычно за результативность в достижении различных целей, в том числе политических. Впрочем, это так, заметки на полях.

— Спасибо за то, что указали на неточность. И надо ли понимать вас так, что с остальным вы согласны?

— Согласен, что нужно говорить и объяснять тем, кто этого хочет. Заранее сказать, кто хочет, кто нет, невозможно. Поэтому говорить и писать стоит всегда. Но когда мы непосредственно сталкиваемся с теми, кто сознательно выбрал неправду и уверил себя, что это правда, можно только замолчать, или прямо говорить, что человек лжет. Иногда жертвуя дипломатичностью.

— Как мне кажется, к обсуждению личностей — как вождя интернационал-социализма, так и предводителя национал-социализма, нельзя подходить также, как к обсуждению проектов вечных двигателей. Желание создать вечный двигатель сегодня — признак невежества. Это вывод учёных, накопивших достаточно фактов. Но мы же не можем сказать, что человечество разобралось со сталинизмом и нацизмом. Есть много людей, которых соблазняет сегодня и сталинизм, и формулы национал-социализма. Обойдётся ли человечество без повторения пройденного, даже исключив людоедскую агрессивность диктаторов, совсем не ясно. Ну, давайте вывесим постановление «Французской Академии наук» — не обсуждать проблему сталинизма или там нацизма. А кто лезет с такими обсуждениями, того назовём подлецами! Конструктивно ли это?

— В том, что вы здесь говорите, много правды. Наш случай полемики с раввином, согласен, отягощён приведёнными вами обстоятельствами. Добавлю, раввин живёт в стране, которая не осудила сталинизм, как Германия нацизм. И памятник Сталину стоит на Красной площади, и крутятся умы над тем, как бы половчее сказать в школьном учебнике о генералиссимусе… Это всё понятно. Ну, мы полагаем, что раввин должен был бы для себя решить вопрос с великостью Сталина. Образован, не глуп, как вы пишете, потому что знаете о нём больше. Но я совсем не исключаю, что глубокий уход раввина в религию случился в своё время, чтобы разрешить свой личный кризис. Наверное, это сказывается на образе его мыслей. И нам остаётся только пробовать понимать это, и проявлять терпение в дискуссиях с ним. Может быть, впрочем, мои предположения и не верны… О терпимости в Англии. Принца, конечно, высмеяли и заставили принести извинения за его выходку. Но и только. Никто его подлецом называть не стал. В том-то и дело, что англичане готовы обсуждать всё, в том числе и попытки отрицать Холокост. Градус обсуждения, уровень полемики иной — вот о чём речь.

— Вам, как литератору, живущему в Англии, должны быть знакомы имена Честертона, Клайва Льюиса, Грэма Грина и Толкиена. Все религиозные люди, и ни одного из них нельзя назвать слабоумным, ни, тем более, нравственно нечутким человеком. Этих примеров уже, надеюсь, достаточно. Как и все люди, англичане не зажигаются по поводу того, что их прямо не касается. Этим, в значительной степени объясняется градус дискуссии.

— Вы тоже, как я понимаю, пожили в Англии. И, наверняка знаете, что англичане не очень религиозны в своей массе. А, скажем, Гилберт Честертон, упомянутый вами первым для примера, подозреваю, нравственно чуткий и остроумный не в силу того, что был религиозен, а и по каким-то иным причинам… Для меня важно, что он предпочитал смотреть на людей и вещи не сверху, а снизу. Ну, и с примерами он обходился не очень уважительно. Одна эта его фраза чего стоит: «Скажи я по идиотскому наитию, что истину изрекали только рыжие люди, и примеры сбегутся ко мне…». Англичане же по моим наблюдениям не зажигаются вовсе не потому, что предмет дискуссии их прямо не касается, а потому, что хорошо знают, что такое джентльмен. И могут соответственно держаться.

— Но это ведь вы высказали предположение, что религия служит побуждением к моральной нечуткости. А я лишь привел вам пример людей, которых она к этому не побудила. Никакого преступления против логики.

— Вы смотрите на раввина свысока, считая его чуть ли не умственным младенцем. Я же, напротив, считаю его человеком, стоящим очень высоко, учителем, а значит и обязанным отвечать за свои поступки.

— Не задирайтесь. Считать добросовестно заблуждающегося умственным младенцем?! Я этого не говорил. Посмотрите, пожалуйста. мои комментарии ниже — напротив, я убеждён и писал об этом, что раввин Довид очень образованный. Считать же человека очень высоко стоящим и… подлецом — это род оксюморона. Но и тут я никакого «преступления против логики не собираюсь искать». Просто неудачная фраза, что бывает со всяким, и со мной. И решительно ни о чём не говорит. «Религия служит побуждением к моральной нечуткости?» — искренне, не упомню, чтобы такое написал. А если вы что-то так прочли, я всё равно возьму вину на себя. Значит, не очень чётко что-то выразил. В целом же, хочу вам признаться — люди, как вы, занимающиеся теоретической физикой и интересующиеся литературой, искусством. для меня, помнящего дискуссии 60-х — «физики-лирики» — были и остаются высшей кастой. Так что, ещё раз не задирайтесь. Повода не вижу. Правда.

— Что ж, не буду задираться. Последнее, что хочу сказать: сочетание высокого положения и нравственной низости есть очень часто встречающееся явление. Ярким примером, которого, кстати, был Сталин.

— Вы прирожденный дипломат.

— Есть, есть это во мне. Ах, не сложилась жизнь. Закончил бы что-нибудь в таком роде, выстроил бы дипломатическую карьеру и сидел бы теперь где-нибудь послом и пописывал, как, скажем, в последние годы незабвенный Чингиз, автор «Буранного полустанка»…

— Что-то мне кажется, что о незабвенности Чингиза все изрядно подзабыли.

— Подзабыли, конечно, и Чингиза Айтматова, и Искандера, и Амираджиби, и Трифонова… Незабвенными они кажутся только литературным динозаврам типа меня. Зря «могильщик» русской литературы тут на «Снобе» всех их списал в макулатуру. Их можно и сегодня перечитывать. Интересно, а кто-то из них был в школьной программе 10-летки в вашем поколении? Не помните?

— Из перечисленных вами в моей школьной программе, думаю, никто. Но вот только Искандера, все-таки, с Чингизом Айтматовым в один ряд не надо ставить. «Нэнавидит!»

— А Деррида, Сартр в вашу школьную программу не были включены? А Бодрийяра вам приходилось читать? И какое влияние он оказал на ваше мировоззрение?

— Сартра читала во взрослом возрасте. У него есть пьеса о Фрейде. У меня был сезон, когда я читала и смотрела запоем абсолютно все, обыгрывающее историю психологии — меня интересовала жизнь «отцов основателей» намного больше, чем их труды. Но труды читала — учеба обязывала. А вот первоисточников я за пределами признанных психологов не читала — передозировка случилась. Теоретиков лингвистики не читала, кроме Чомского. Он забавен, откровенно юмористичен. Все остальные читаются как учебник — у меня на это стойкий сонный рефлекс. Ну, а Бодрийяра чего читать — о нём в какой-то период все беспрестанно говорили. Так что в смысле структуры почти всё понятно, что хотел сказать. Он постмодернизму то, что Маркс — марксизму. А поскольку я во всем в этом живу, то да, любопытно наблюдать, как человек смоделировал мою реальность (еще интереснее наблюдать, как он смоделировал, а все возбудились — вот на «Снобе» был период невероятного возбуждения об Бодрияйра — все друг друга ругали образованцами из симулякров. В чем-то, мне кажется, можно согласиться, в чем-то отдает обиженным цинизмом (особенно, если с точки зрения Фрейда рассматривать). Если найдутся такие, кто возбудился от моей крамольной самодостаточности, для них повторно отмечаю, что все вы здесь намного умнее, серьезнее и образованнее меня. И я коленопреклоненно горжусь тем, что мне выпало счастье находиться с вами в одном обществе.

— Мне в самом деле, интересно, как эти имена врывались в жизнь вашего поколения. Вне всякой зависимости от того, возбудится или нет кто-то…

— Ну, я лично нерепрезентативна в смысле «как врывалось в поколение». Подпольной литературой у меня были завернутый в белый лист, с оторванной обложкой «Сандро из Чегема»; и «Мастер и Маргарита», вырезанный из «Нового мира» с впечатанными на отдельных листах вырезанными из журнальной версии сокращениями. Хармс, когда его ещё не издавали.

— Искандер пришёл и читал из «Сандро из Чегема»…

— Нет, не убедили вы меня. Мне всё равно Гитлер тоже очень не нравится…..вопреки всем его задаткам и эрудиции. Конечно, трагедия Европы прошлого столетия бросает свет на само имя Гитлера… Но то, что он не был ничтожеством, не должно мешать нам разбираться в обстоятельствах, в которых действовал этот лидер национал-социализма. Хотя бы потому, что эпоха национал-социализма, похоже, не кончилась….

— Понимаю, что я не в тренде, но сказанное вами в вашем эссе и по форме, и по содержанию великолепно. Искренне завидую, без всякого стеба.

— Спасибо. Только мне сегодня надо попробовать убедить оппонента, что называть подлецом раввина за идеи, которыми он делится, не следует. Завидую вам с такой любящей фамилией. Наверное, потому для вас вопрос о ненависти — самый сложный…

— Учиться. Учиться. И ещё раз учиться. «Трамвайный тон» возьму на вооружение.

— Впал в ступор — не могу вспомнить уже, чья это цитата: учиться, учиться и учиться?

— Ленинская. Думала не заметите, не взяла в кавычки, небрежно добавила от себя «и ещё раз учиться». Уже стыдно…

— Да не стыдитесь, пожалуйста. Это я в ужасе, что ленинское наследие растерял.

— Возможно, и Нерон сделал что-то полезное для Рима… а потом, всё-таки, сжёг его. Мне интересно видеть такие светлые проблески, делающие из плоских силуэтов объёмные злодейские фигуры. Я уважительно поддерживаю автора, как поддержал бы и Тацита, если бы он мог меня услышать.

— Слышит, слышит вас Тацит, и лучше слышит вас, чем мои оппоненты…меня. А за уважительную поддержку нас с Тацитом спасибо.

— А почему вы думаете, что ваши оппоненты вас не слышат? Слышим. Ну правы вы, кто спорит. Надо бы, наверное, держаться, и говорить всегда уважительно и весомо… Хотя, есть и другое мнение: что говорить нужно так, чтобы тебя понимали. Т. е., на том языке, который близок и понятен оппоненту — как правило, это именно тот самый язык, которым оппонент пользуется сам. Буквально напрашивается на предложения почитать что-то альтернативное советским учебникам конца 70-х — начала 80-х годов. Альтернатива же таким предложениям — обходить темы уважаемого раввина стороной, так как раз за разом в ответ на подобное выкладывать факты и просить автора делать так же — верный способ обречь себя на бессонницу, преждевременное облысение, потерю аппетита и безвременную смерть…

— Нет-нет, никакая дискуссия не стоит даже потери аппетита, не говоря уж о безвременной смерти. Спасибо, что услышали и не храните гордое молчание, как например, наш уважаемый Довид. Мне кажется, что на тон дискуссии оказывает влияние заблуждение: будто вообще раввин — исключительная фигура. Да, правильно, предполагается, что он должен быть образован. И, скажем, раввин, вне всякого сомнения, человек, который знает гораздо больше меня. Потому… я жду от него мудрости в каждом слове. Но знания сами по себе далеко не всегда помогают всестороннему осмыслению прошлого и особенно происходящего. И не только раввину. Ну, кажется людям, что Сталин великий полководец. Тут уже факты не так важны. Тут работает инерции, благодаря которой люди завышают репутации, потому что сами склонны к мании величия.

— Не знаю, застали ли вы здесь на «Снобе» предыдущего раввина — видимо, это как раз он виноват в моём раздражении по поводу Довида — ну, не дотягивает мудрость Довида до явленного нам стандарта. А так — и снова вы правы, и я уж даже и не знаю, могу ли я дальше нести гордое имя вашего оппонента, зачем-то принятое мной, без серьёзных к тому оснований… Ах, нет, вы же укоряли и стыдили меня, значит, оппонент… Или нет?

— Надо ли среди симпатичных людей искать единомышленников? В точку. Это ж какой самообман, какой соблазн. Думаю, решиться на поиск единомышленников среди неприятных людей, на такое нужно мужество, мудрость, терпение, да чёрт его знает, чего ещё.

— Давно запретила себе шутки без смайлов писать. Что же касается симпатичных людей — видеть априори единомышленников из-за слепоты, искать их от душевной потребности или принимать их такими, какие они есть — вот для меня категория восприятия людей симпатичных. Я думаю, что много бед в нынешнем непростом сезоне из-за того, что люди считают, что другие должны с ними идеально совпадать, или же они автоматически переставляются в категорию врагов. И печалит меня в первую очередь именно это. А поскольку почти любое оппонирование приводит к обличению и уличению, я тем более склонна фокусироваться на том, что считаю важным: поиске понижения градуса и поиске компромиссов между людьми, которые, заранее понятно, никогда не придут к общему идеологическому знаменателю. Я думаю, что через сколько-то лет — хотелось бы, чтобы максимум через год, но в реальности это займет больше времени — мы будем вспоминать этот период с печальным удивлением, в том числе и потому, сколько копий было поломано и отношений выброшено из-за неспособности принять симпатичных тебе людей такими, какие они есть. Из-за необходимости, которую, насколько, я вижу, большинство сейчас разделяет, поделить весь мир на своих и чужих. И именно поэтому признать единомышленника среди толпы несимпатичных — идея эта мне менее близка. Может, потому что я настолько невосприимчива к несимпатичным мне людям, что даже единомыслия в них рассмотреть не способна. А может потому, что не так глубоки мои мысли, чтобы они стоили того, чтобы пытаться искать их отражение в ком-то, с кем я естественным образом, вне размышлений о концепциях, не стала бы общаться. В продолжение темы про поиск компромиссов. Тут не редко в качестве аргумента приводится постулат «из-за того, что ты пишешь, ухудшается общая ситуация там-то и сям-то».

— Я искренне считаю, что общая ситуация не может ухудшаться или улучшаться из-за высказываний одного-двух-трех человек нашего уровня (степени влиятельности, рода занятий). А вот создание коллектива, нормы взаимного уважительного поведения, в котором естественным образом практикуются его подавляющим большинством, на мой взгляд, может оказать некое — пусть минимальное — влияние. Если не на ситуацию, то на атмосферу. Может, послужит примером того, что люди умеют цивилизованно общаться и продолжать искать компромиссы. Примером того, что худой мир лучше доброй войны. Что для меня аксиоматично. Но я каждый раз с огромным удивлением обнаруживаю, что далеко не все так считают. Тут где-то шла речь о том, кто кому, когда знаки поддержки к комментариям ставит. Я уже сколько раз ловил себя на том, что поставил бы поддержку по содержанию высказывания, но не могу, потому что в него ввернута фраза а-ля «ну сколько тебе, козлу, можно одно и то же объяснять». И как бы я ни был согласен с умной мыслью, я ни за что не поддержу высказывание, где фигурирует такое обращение к человеку. Вовсе не из-за фифочности своей (сам, если надо, могу послать так, что рабочие Уралмаша позавидуют), а потому что ввернутое оскорбление для меня отменяет суть сказанного по делу — если человек, говорящий то, что звучит истиной, не может сам же этой истины на практике придерживаться. И это всё настораживает и печалит. И разговариваю я на серьезные темы, в том числе и поэтому, всё реже.

— У меня на очень многие вопросы нет одного правильного ответа. И мне кажется, что из-за этого разговаривать — собеседовать — размышлять вслух получается только в обществе тех, кто так же заинтересован в беседе, чтобы «ощупать тему» — кто сочтёт положительным результатом то, что поучаствовал в процессе проникновения в её текстуру. И кому процесс совместного поиска и развития мысли — в радость. Мой опыт подсказывает, что это бывает не часто. Думаю, потому мы с вами так хорошо и беседуем (именно беседуем, а не разговариваем) — у нас получается именно беседа, а не разговор, в котором есть место ответвлениям и от хода мысли, и от хода истории, и непосредственного предмета, послужившего поводом для общения.

— У нас с вами разные ассоциативные образные ряды. Думал, что проехали и вдруг увидел, что пост переместился в число дискутируемых. Перечитал этот ваш комментарий, и стал размышлять о наших супостатах. Вот, скажем, Гитлер имел главный вопрос, на который знал один точный ответ? А Сталин? Какие это вопросы? И как должен выглядеть человек, у которого на всё или почти на все вопросы есть точные ответы? А вот был бы во времена чемпионов по ненависти и ихней же созидательной деятельности Интернет, они бы имели его, или он их… помог бы отправить с Божьей помощью на тот свет в разы быстрее? Ведь проблема тут — в скорости обмена информацией, а значит и принятия решения. Если решение правильное, правильный ответ на вопрос, то оно и осуществляется чуть ли не «со скоростью света». А если не очень правильное или совсем неправильное, то вероятность катастрофы по принятию решения растёт на глазах. Мы же теперь знаем, думать-то конструктивно с появлением Интернета не у всех получается. Поспешное выступление на страницах нашего же «Сноба», поспешный комментарий, поспешный ответ на вопрос, над которым надо бы подумать… Но тебя несёт, тебя захватывает. И ты летишь — в лучах ли славы, или в облаке позора, в добросовестном или не очень заблуждении…, и ты уже отлучён от сообщества. Интернет, блин!

— Про скорость свершения истории размышляла буквально вчера. Вдруг поняла, что мне очень жаль, что не узнаю, как через сто лет будут оценивать сегодняшние события. Ведь революцию долгие годы оценивали, как нечто неизбежно прогрессивно правильное, и есть поколение, которое полностью прожило в этом «знании». Сегодня же, сто лет спустя, не только многое сдвинулось в восприятии, но и привело к переоценке составляющих и компонентов, о которых в период советской власти даже не вспоминали. Редко со мной такое бывает, что мне жаль будущего, что у меня ностальгия по нему. Очень бы хотелось знать, что в исторической перспективе скажут, обернувшись на сто лет.

— Очень интересный поворот, разговора. А если перебросить этот вопрос — что люди скажут о нас через 100 лет, на то, что и как мы оцениваем происходившее 100–200 лет назад? Поможет? Мне кажется, отчасти да, если мы сохраняем способность удивляться тому, что тогда того-то и того-то не было, то и то не знали. И как они могли обходиться без этого?

— Я думаю, мы чуть о разном. Вы про Интернет. Тут я сама на каждом углу первая говорю, что без Интернета свою жизнь, как я её нынче живу, не представляю. Начиная с факта сидения в Германии, которое по ощущением — длительная командировка и из которой уеду в тот же день, как закончится работа мужа. Я устала от жизней «в очередной стране». И могу себе позволить несколько лет в «длительной командировке», и сохранить чувство баланса, потому что мой мир сидит у меня в кармане в телефоне. Я же — про оценку исторической ситуации — Россия, НАТО, Украина…. Интересно, глядя назад, узнать, сколько продержится Путин, при каких обстоятельствах перестанет быть президентом. Какие секретные архивы всплывут по окончании срока секретности, например. Боюсь эту тему даже поднимать — не хочу получать в ответ все очевидные ожиданию комментарии, про то, что совершенно ясно уже сейчас, в чем правда, и что через сто лет это всё будет оцениваться именно так, потому что как же иначе. Такой ответ мне очевиден, и потому не интересен. А интересный мне ответ можно будет получить только через много десятков лет. А насчет «отлучения от сообщества», мне кажется, вы из-за неопытности присутствия в онлайне, переоцениваете значимость происходящего. Для себя я знаю точно только то, что это великолепный тренажер всевозможных навыков. Например, присутствия в социуме, самоконтроля, чтения между строк.

— Ну, да, если речь о «самоотлучении», тут понятно. Вы же меня, действительно новичка присутствия в онлайне, натолкнули на то, что себя и обкрадываешь в приобретении навыков общения, опыта проницательного чтения, если исчезаешь или ограничиваешь круг общения добровольно. Но ведь в «Снобе», кажется были и случаи отлучения, и не по своей инициативе? Я об этом.

— По моему мнению это были случаи статистические малозначимые, которые находятся в конечной точке изначально бесконечной кривой Гаусса…

— Надо бы просветиться по поводу «бесконечной кривой Гаусса»… Но теперь, впрочем, мне куда интереснее подумать о нашем конкретном историческом периоде, о том, что мы сейчас проживаем. И как бы извернуться и вылезти из своего небытия через полвека и взглянуть на всё ещё раз.

— Про кривую Гаусса думать очень просто. Представьте себе, что вы медленно сыпете песок — вертикально, с немалой высоты, из фиксированной воронки — в одну и ту же точку. Наибольшая горка будет в центре. Но песчинки будут разлетаться и по краям. И теоретически — до бесконечности далеко. Кстати, не факт, что там небытие. Обещано же, что каждому по вере. Поэтому я, как раз, считаю, что узнать-то узнаем. Просто значимость этого знания будет совсем другой. И я априори ностальгирую по куражу и азарту желания знать.

— Борис Николаевич, рассказывают, млел, когда к нему в кабинет заходил Гайдар и начинал говорить. Он закрывал глаза и наслаждался. Может, даже понимал не больше, чем я, когда я пробую понять то, что вам кажется так просто. Кривая Гаусса! Красиво звучит. И неважно. что я подумал, может, это из школьной программы. Преподаватель физик в техникуме (я закончил только семилетку и физики, кажется, у нас ещё не было) меня просто презирал. За тупость. Молодой, красивый блондин, уверенный и едкий, с такой гадливой улыбкой, когда обращался ко мне… Но как он же краснел от смущения, когда опрашивал Свету Каштанову, первую красавицу на курсе. Начинал заикаться. И от того, что все это видели, свирепствовал на экзаменах… Гад, я к нему на зачёты ходил по пять раз. Вот чего вспомнилось, благодаря кривой Гаусса…

— Мне кажется, привлекательная внешность — это то, что игнорировать невозможно. Она всегда стоит внимания. Когда мой сын перевелся в новую школу, он решил, что двое друзей-мальчиков будут рады принять его в компанию третьим, что отнюдь на встретило одобрения у мальчиков.

— Не огорчайтесь. Этот опыт, который получил ваш сын, уже приобретение. Я прожил возраст вашего сына в условиях, когда меня ненавидел весь класс по причинам от меня не зависящим. Но эмоционально взрослел быстрее своих одноклассников. А спустя полвека даже написал книжку про своё детство во времена Сталина…

— Я русская и выросла в старой части Питера, в относительно тепличных условиях. Школа была приличная, одноклассники почти все из семей интеллигенции. Друг к другу относились неплохо, плохими манерами не отличались, не дразнились, не дрались. Учителя, в основном, были зануды, но тоже держались в рамках приличия. Приехала в США, и никак не могу привыкнуть к роли «меньшинства», коим всякий мигрант является по определению. Сына моего восьми лет в школе дразнят геем (он поет в хоре и занимается балетом + отличник).

— Книжку «Моя Азбука» я вышлю вам, раз складывается такая ситуация с вашим сыном. Вы можете ему что-то читать оттуда, и он как-то почувствует себя сильнее.

7. О прелестях слежки и компромата, и что Ленин думает о нас…

На минувшей неделе я стал размышлять об интеллигентах и о нас. Ну, и поскольку штампы из моего образования никуда не делись, вспомнилось ленинское: интеллигенция не мозг нации, это её говно. Маловероятно, что эта мысль возникла у Ильича на пустом месте. Раньше, чем укомплектовать «философский пароход» и отправить его в эмиграцию, он, надо полагать, хорошо думал! И читал чеховское «я не верю в нашу интеллигенцию», конечно же, замечание Н. Данилевского — «интеллигенция — собрание довольно пустых личностей», Достоевского… Но «Сноб» Ильич, похоже, не читал. Ох, если б довелось…

Непосредственным же поводом для размышлений об интеллигенции стала мысль, как отбиться от неумеренного Восхвалителя и назойливого Ругателя, как обуздать авторское тщеславие и проявить терпимость, великодушие. Задача непомерная для нас, грешных. Читая очерки Николая Ускова о Екатерине Великой, я следил за критикой их. Главный оппонент с ходу сшиб очеркиста вполне снобистским: «Большей путаницы я до сих пор представить себе, честно, не мог».

Так случилось, что с той недели у меня на столе, наконец, трилогия А. Янова, которую прислали мне из Москвы. Наслаждаюсь стилем, ясностью изложения, доверительным тоном. И вот, в первом томе на 31-й странице читаю «…при Екатерине играла она (Россия — Э.Г.) первые роли в европейском концерте великих держав». Чуть ниже строчки о роли императрицы в контексте процесса европеизации или подготовления её. Так что, не вдаваясь в частности, вижу, что очерк Ускова не входит в противоречие со взглядом Янова и совсем не путает, давая позитивную оценку Екатерине, как правителю, повёрнутому лицом к Европе… Благородна реакция Янова, обращённая к его яростному Восхвалителю: «Дорогой, спасибо за мужественную защиту!». Хотя, честно говоря, мужества при порядках, заведённых главным редактором проекта «Сноб» (он же автор очерков) тут вовсе не требовалось. От защитника требовалось иное: чувство пропорции, умение оставаться в формате «Сноба», что, кстати, свойственно подзащитному и в его трилогии, и на сайте «Сноба». Наш дорогой мог обойтись сносками, но, увы, как обычно, увлекся неумеренным цитированием: («Янов 1», «Янов 2», «Янов 3», «Янов 4», «Янов 5» — каждый комментарий по 150 с лишним строк). В итоге, сам Янов, заметив, что очеркист «просто не читал комментарии…», пояснил: «такуюмассу текста на экране без картинок никто никогда не одолеет».

Ещё более странны наукоёмкие комментарии дорогого. Вечером я прочитал их, а утром завёл разговор об интернетных изданиях с моими слушателями, выпускниками престижных университетов. Выяснилось, что никто из них газет давно не покупает. Один читает в интернете «Гардиан», другой — «Дейли Телеграф», третий просматривает «Spectator», по-нашему, «Наблюдатель». На вопрос про их участие в этих изданиях (ну, там, письма в редакцию), я не решился… А вместо того зачитал им 15-строчный комментарий дорогого про «имплицитные концепции, концептуальные установки, без которых невозможен не только исторический профессиональный нарратив, но и прозаический fiction…. про то, что надо отдавать себе отчет в латентных концептуальных установках собственного нарратива…. что без этих осознанных концептуальных презумпций…»

Спрашиваю, а возможен такой текст в ваших изданиях? Да нет, говорят, это ж язык для статьи в научном журнале. Я им: мол, «Сноб» не научное издание, а лучшей интернетный журнал России, где собралась публика с различными взглядами, образованием, вкусами, интересами. И редакция пробует поддержать известный уровень дискуссий. Но зачем, возражают мои студенты, писать имплицитный, если можно — подразумеваемый, недосказанный; зачем латентный, когда можно — скрытный? И стали высмеивать этот наукообразный стиль, потому что знают о моём участии в «Снобе». Ну, поди объясни им, что у нас так принято, что это язык нашей русской интеллигенции. Что на сайте «Сноба» развернулись нешуточные бои про «гопоту и националистов», которые неизбежно придут к власти в условиях демократии, о «прелестных приёмах слежки и компромата», которые так восхитили публициста-оппозиционера Д. Быкова…

Объяснять слушателям я ничего не стал, а сел вот за эти заметки. Об интеллигенции и ответственности за каждое своё слово тех, кто признаёт в масс-медиа авторитарный режим необходимым, кто называет слежку и компромат прелестными приёмами, кто, наконец, сообщает, что и нынешний Киев, обращённый лицом к Европе, запрещает парад геев (в понятном контексте: нечего, мол, Европе Россией помыкать, коли у самих рожа крива). В заключение замечу: я тут не столько об историческом оптимизме, пускай беспочвенном, не о вере, что демократия — единственный путь из автократии и тоталитарного прошлого, пускай слепой, не о бедах России, которые никак не извиняются несовершенством западной демократии… Я о нравственности и о давнем ленинском вердикте насчёт русской интеллигенции. Неужто, в самом деле, мы говно?

Комментарии

— В интервью Авдотьи Смирновой был использован более деликатный, но, мне кажется, похожий по смыслу её личный термин — «тщеславие добродетели». Наряду с тщеславием знания это один из грехов интеллигенции — владея знанием, подчеркнуть свое превосходство. Но, если продолжить смысловую логику, мы придем к термину «снобизм». То, для чего и собрались люди здесь, вы ставите им в вину? Воля ваша, но разве есть другой способ найти не просто единомышленников, а людей со схожим словарным запасом и логикой?

— Одно замечание. На «Снобе», как мне кажется, мы собираемся не для поиска единомышленников, а для свободных размышлений. База этих размышлений, конечно, знания, язык, своё представление о демократии, о власти, о моральных ценностях. Среди участников «Сноба» много интеллектуалов и интеллигентов. Но они очень отличаются друг от друга. В советские времена, скажем, диссиденты выступали, как суровые обличители. Они возглавили протестное движение, но привнесли в общество множество мифов, которые живут и сегодня. Среди тех, кто квалифицирует себя интеллигентом, есть восторженные апологеты, скучные моралисты, остроумные рифмоплёты, академические зануды… И прекрасно. Все они очень нужны тут. В полемике же я предпочёл бы, чтобы «Сноб» насаждал изысканный вкус, которого нет без чувства меры… Ну, и за то, чтобы не заблуждаться на наш интеллигентский счёт. Французский писатель Морис Баррес отмечал, что интеллигенты претендуют, чтобы быть аристократами мысли, а на самом деле «придурки, стыдящиеся думать также, как простые французы». Ещё один француз, Шарль Моррас, политик, писатель и публицист, называл интеллектуалов «интеллигентскими парвеню». Нам, русским, стоит прислушаться, ну, хотя бы к этим французам.

— Прежде всего о ссылках, которые вы попросили. Да, если вы вернётесь к вашему же с оппонентом анализу эссе Николая Ускова «Екатерина Великая. Первая русская революция», то сможете легко найти в ответе-комментарии Ускова упоминание о «гопоте и националистах». Усков, как я догадываюсь, совсем не рад сложившемуся тупику, а просто принимает его. О прелестях слежки и компромата Дмитрий Быков с лёгкостью необыкновенной говорил на радио «Эхо» в контексте фильма «Срок». В блоге Ускова есть также «Ответ Быкову», что дало мне повод к печальному заключению в моём эссе. Что же касается уважаемого М., то я не о его эрудиции, не о его способностях к анализу, а о чувстве меры, которое ему часто изменяет в полемике, о пропорциях, о том, что он не видит разницу между научным журналом и площадкой этого интернетного издания. В использовании научных терминов студенты-медики, дорвавшиеся до медицинских терминов, резвятся с фразами типа «дисперсность коллоидов протоплазмы»…

8. Слово о Новодворской и почему нам стыдно?

«…Я нажала на газ и уехала. Много кто уехал», — как-то заметила в своём коротком эссе Ксения Соколова. Да, это правда. Много кто «уехал». Кого-то вынудили. Кому-то власть не мешала, но надоела. У кого-то были лишь эстетические разногласия. Кто-то получил за границей работу… Кто-то ради мужа, жены, детей, ради свободы, чтоб жить и наслаждаться, а не бояться… Можно продолжить до бесконечности. Много вариантов. Новодворская же выписала себе предписание: не уезжать ни при каких условиях, не эмигрировать… Но я о другом. О нас. О поколении на десять лет старше Новодворской. Как это так случилось, что мы оставили её в 1969-м? Мы, закончившие МГУ и уже работавшие в газетах, журналах, издательствах, вступившие в творческие союзы? Тот же Слава Бэлза, товарищ студенческих лет, стал самым известным в стране музыковедом, профессором, лауреатом многих премий, добился всего, чего хотел и совсем недавно умер в почёте. Могу назвать ещё имена такого масштаба… Но как так вышло, что никто из нас тогда не вступился за 19-летнюю девочку? И при молчаливом несогласии отдали её на растерзание органам, режиму? Мы жили и не тужили, а она от пыток в психушке стала седой в 22 года. За что её терзали? За листовки? За стихотворение? Чего испугалась вооружённая до зубов Держава? Безоружную девочку, не сделавшую ни одного выстрела? Давайте подумаем ещё раз только об этом… И вот теперь, нам, защитившим диссертации, сделавшим карьеру, покинувшим Россию, надо признаться себе, что мы конформисты? Может, потому смерть Новодворской мы приняли неожиданно болезненно? Главная новость Рунета. Вот реакция моих близких из Москвы: «я узнала и вскрикнула», «она стояла, как часовой, на границе», «мы привыкли, что она есть», «пока она жила, были критерии»….

Но что изменилось в нас? А ничего. Очухавшись от печальной вести, мы кинулись в свои архивы, фотоальбомы, стали вспоминать… На одном «Снобе» число постов, посвящённых смерти Новодворской, перевалило за десяток в течение дня. Признаюсь, и я на следующий день из пригорода вернулся домой, чтобы отыскать интервью, которое взял у Валерии Ильиничны в январе 2001-го. И вот тоже рассказываю тут на «Снобе», как в один из моих приездов в Москву мы с 13-летним сыном случайно оказались на Пушкинской площади в момент, когда Новодворская стояла у памятника поэту с плакатом-протестом против войны в Чечне. Одна-одинёшенька, в холодный зимний день.

А ведь вспоминать мне надо не об этой встрече, которая поднимает меня в собственных глазах, а о страхе, который я испытывал, когда подошёл к ней и попросил интервью для русскоязычного американского альманаха «Панорама», корреспондентом которого был. О том, что сделал над собой усилие, чтобы не показать сыну, что панически боялся: а вдруг меня не выпустят из Шереметьево…. Вместе с сыном мы пришли к Валерии Ильиничне на следующий день в помещение там же на Пушкинской, из которого уже выпихивали «Новый мир». Помню её остроумный ответ на мой вопрос: при каких условиях она пошла бы политическим советником нового президента, приславшего ей новогоднее поздравление. Помню её фразу, которая и стала заголовком опубликованного в «Панораме» того интервью: «Стыдно жить в такой стране!» Но в том-то и дело, что она жила в России, бесстрашная и неподкупная! Не скрою, я хотел привить инъекцию сыну и не раз заводил разговор о бессмысленности отдавать свою судьбу борьбе с Режимом. Как мне казалось тогда, Новодворская с её эрудицией, талантом публициста, историка, учёного — пример нереализованного в жизни. В самом деле, за что она боролась? За права человека? Да нет, в конце концов, выяснилось, что для неё права — вопрос элитный. И не все и не всем поголовно их следует предоставлять. Так что борьба за права для неё — лишь вопрос тактики. Стратегически же она боролась за уничтожение Советского Союза. Ни больше ни меньше. Ничего себе! И результата, строго говоря, достигла: Советский Союз развалился. Жизненная цель выполнена. Это почище диссертаций, карьер, ненаписанных научных трудов… Другое дело, что империя пробует возродиться. Но это уж не от неё зависело. Это заслуга рабского электората, который она клеймила до последнего своего дня. Вот такая история.

Теперь о частной жизни. В своей книге «Дерзкие параллели» я писал о женщинах калибра Новодворской. Эмма Голдман, Айн Рэнд, Ханна Арендт не уступали преступному режиму, не шли на сговор и уступки, но и благоразумно не заводили семью, детей… Что позволяло им придерживаться крайних взглядов. Они исходили из того, что диктаторские режимы возможны лишь благодаря покорности электората, уступкам граждан, соглашавшимся ради безопасности близких сотрудничать с властью…

Новодворская не вышла замуж, осталась бессребреницей, отказалась от карьеры, от должностей, была неуступчивой, хотя власть готова была с ней договориться. Она выбрала свободу говорить рабам, что они рабы… Её не пускали в главные СМИ, на центральные телеканалы, но её читали на сайте «Грани», слушали по радио «Эхо Москвы» (откуда прогнали незадолго до смерти). Она вела колонку «The New Times». Последние пару лет приезжала на видеозаписи к Боровому, нещадно опаздывая к выходу в эфир… В этом дуэте она солировала со своим образованием и талантом публициста. Это всё. Но голос её непостижимым образом был слышен. И это стало ясно теперь, когда он исчез. Валерия Ильинична Новодворская останется в истории выдающейся женщиной.

Ну, и наконец, последнее. Почему же нам должно быть стыдно? Отвечу так. В том числе и потому, что все теперь хотят отметиться в лучах её посмертной славы. Включая автора этих строк, и даже… президента страны, приславшего соболезнование из Латинской Америки. Оказывается, есть что сказать теперь тем, кто молчал, когда её пытали подкожными инъекциями кислорода и бор-машиной, когда доблестные органы боролись с ней, сажали и выпускали её, шельмовали, игнорировали, отлучали. Все мы хотим теперь отметиться, хотя при жизни спорили, высмеивали, терпели, использовали…. Единственный, кто имеет право погреться в этих лучах её посмертной славы — К. Боровой. Он и греется. А нам стыдно, господа.

9. Как относиться к…. «подчисткам», а заодно и про привычку говорить «спасибо»

Я, в отличие от других, с пониманием принял предупреждение руководителей «Сноба» о контроле. Ну, что поделаешь. Есть политическая реальность. И в известных рамках компромисс для главного редактора с давними традициями цензуры на Руси — дело неизбежное. Хуже — зародившееся в свирепый советский период самоцензуирование, а у нас на «Снобе» вдобавок ещё и право автора блога подчищать неугодные ему комментарии. Проще говоря, удалять их, называя оппонентов «гнилыми, гнусными и унылыми словоблудами». Намедни я столкнулся с этим, потерпев от автора коротких эссе, где он противостоит девушкам в элитных «Кофеманиях», ну, там в барах и ресторанах по части морали, и приятелям — из тех, кто возражает против санкций, объявленных властью. Я имею ввиду, как он называет себя в этих эссе, Сашу. Его легко можно найти и сейчас под рубрикой «Новое в популярных блогах проекта». Он представляет себя романтиком и цветущим, чистым в помыслах, благородным моралистом. Известные задиры, отличающиеся интеллектом, кинулись было урезонить Сашу, назвав его Сизифом. В самом деле, лишь специфически одарённому графоману по силам так отточить свой слог: «Девушка в тонком платье, отчётливо оттягивающем каждый изгиб её молодого упругого тела…. соблазнительно виляя обнажённой нижней частью поясницы…» Наши голубушки из тех самых «словоблудниц» хотели даже встретиться с изысканным Сашей в одном из его любимых кафе-ресторанчиков! Но он уклонился. Охраняя его самолюбие, они самокритично свалили всё на… собственный лишний вес и невозможность прийти на свидание, как любит Саша, в мини-юбке на каблуках.

У меня предложение Дорогой Редакции. Рядом с цензором посадить стилиста, который будет пропускать в необходимых случаях мат, но свирепо ограждать участников «Сноба» не только от подтирок, но и от похабного слога, претендующего на литературу, дворового юмора, пошлой игры с двойными смыслами типа «всем даёт», и рифмами-заголовками вроде «Молодец — вот тебе огурец!» И пускай эти стилисты попутно насаждают или напоминают про хороший тон участникам и авторам «Сноба». Например, привычку друг другу говорить «спасибо». Спасибо за прочтение, за внимание, да мало ли за что ещё… А то ведь как случается. Живёт человек 25 лет в Америке, борется… с американскими порядками, отстаивает свои права, указывает на российское хамство, от которого уехала, невоспитанность, неуважение. Сама же, получив то, что просила, искренне забывает про это самое «спасибо».

Комментарии

— Дорогая Редакция, при моём общем удовлетворении, в частности, сохраняется беспокойство — никак не пойму, отчего на все мои последние скромные выступления… навешивается замок? Я же стараюсь быть корректным. Просветите.

— Всё очень корректно, просто иногда материалы, касающиеся внутренней жизни проекта, оставляем закрытыми. Если блог комментирует комментарии, которые видны только участникам проекта, то и сам блог логично сделать доступным только участникам. Но это не правило, а скорее логическое умозаключение, я открыла сейчас запись.

— Спасибо за разъяснение. А то я, было, хотел записать себя…гм, в новые диссиденты. Всё гораздо проще, чем я думал. И мне не надо «годить». Буду творить, наслаждаясь. Как хорошо дышится без… замка.

— Вы буквально у меня с языка тему сняли… Я всё собирался предложить ДР завести сотрудника (ну или дать дополнительную нагрузку кому-нить), чтоб выявлять лажовые переводы и странные тексты… Например, есть тут какой-то французский, что ли, автор, у которого отключены комментарии, последний опус которого имел в названии что-то про «недальнозоркость»… За такой перевод думаю, переводчика нужно давить асфальтовым катком, начиная с мизинцев ног, или даже заставлять читать по-русски переводную литературу начала 90-х годов (я понимаю, что это слишком жестоко… Так что лучше, наверное, всё-таки каток)… Сам текст тоже хорош: там что-то про то, как «киевское правительство наказывает Донбасс»… Если это не ещё один ляп перевода, то автор, видимо, шпион марсиан, который, не успев войти в курс дела, уже решил чего-нить этакое опубликовать в Снобе, чтоб быть, как все…

— Не надо кррррррови. Не надо катков. Достаточно того, что сказал Осип Мандельштам о том, кто способен назвать книгу «Муки слова». Помните? Этот человек рождён с каиновой печатью литературного убийцы на лбу. Вот с такой каиновой печатью на лбу пускай живёт и упомянутый переводчик, и всякий. кто пишет об изгибах, упругостях и соблазнительных виляниях… и спешит всё это публиковать в «Снобе». Спасибо. Я же со своей стороны слежу за полемикой в ваших блогах и делаю пока один вывод: разрешать себе убивать — это вопрос этический. Нельзя убивать ни ради Родины, ни ради идеи… Ну, нельзя. А вот за плохой перевод и упругости… можно. Но виртуально.

— Что же до того, можно ли и нужно ли убивать, то, увы, можно, а иногда и нужно. Нетрудно смоделировать ситуации разных уровней, в которых это так… Более того, я не могу даже сказать, что этот выбор ни в коем случае не должен ложиться на плечи отдельных индивидуумов в их частной жизни — разное бывает… А ради Родины, или идеи — действительно, убивать нельзя в принципе.

— Да, именно. Ответственность за убийство (случайное, ошибочное, по наитию, в гневе, в заблуждении, в порыве страсти, эмоции, в патриотическом порыве и так далее), целиком и полностью, если говорить серьёзно, ложится на плечи индивидуума. И её эту ответственность, именно ему надо нести мужественно, до конца.

— Можно не обольщаться тем, что вышеозначенный Саша волнуется по поводу мнения о нём участников «Сноба». Если посмотрите его страничку на Фейсбуке, о которой он вскользь упомянул в своем опусе, то убедитесь, что площадка «Сноба» для него — повод попиариться. Сплошь и рядом он выкладывает там ссылки на титульную страницу, где его пост стоит рядом с постом Собчак в списке самых читаемых. А ещё Саша обожает делать селфи в туалете фитнес клуба. Очень. Печально, но на этот раз Саше не удастся «подтереть» мой комментарий.

— Я не участвую в Фейсбуке. Потому посмотреть ничего не могу. Хотя это было бы в данном случае, наверное, интересно. Поскольку нашего героя вы назвали своим именем (а я его творческое эго берёг, как только мог) то смею надеяться, на этот раз ничего «подтереть» ему не удастся. Стало быть, есть возможность изъясниться ему в любви всякому, кто пожелает. Собственно, ради этого я и взялся осветить тему «подтирок». Слово отвратительное. Но я не рискую с ним экспериментировать, потому что мало что понимаю в этих терминах. К стыду своему никак не соображу с ходу, что это значит «делать селфи в туалете». Это что-то неприличное, да-а-а?

— Дело в том, что в последнее время стало модно во всем мире так называемое селфи, от английского self, т. е., фотография-автопортрет, сделанная самим автором. Вот недавно весь мир облетело селфи, где знаменитые киноактеры и режиссеры вместе снялись на мобильный телефон Эллен Дедженерес прямо в зале, где проходила церемония награждения Оскар. Будем надеяться, что у нашего автора Саши всё ещё впереди, а пока он сам себя фотографирует на мобильный телефон в туалете клуба здоровья.

— Спасибо за «ликбез». В данном случае я опропиндосился по полной программе. Буду знать. Но очень надеюсь, что это напраслина. Никак не возьму в толк, почему именно в туалете? Не-е-т, не похоже, Вы внимательно глядели на его фотографию? Очень респектабельный мужчина.

— Я не уверена, можно ли сюда ставить скрины из Фейсбука. Да и в уместности таких моих действий и нравственном их аспекте тоже не уверена, так что воздержусь. Почему Саша любит фотографироваться в туалете, не знаю, но ради справедливости нужно отметить, что туалет выглядит довольно престижно, под стать объекту фотосъемки.

— Моё техническое невежество подводит меня с начала нового века. Только что-нибудь освою, а техника вперёд, и я опять ещё дальше от прогресса «линк присылать», «чужой комментарий подтереть», новый мобильник-гаджет — это я и на лингвистическом уровне осознаю с трудом. А вот ещё один неожиданный поворот темы — И. на «Снобе» читает начало и конец поста. И уже судит о материале по заголовку. Ничего не имея против и такого чтения (мало ли кто, где и как читает: по диагонали, по картинкам, лёжа, засыпая, просыпаясь, на ходу, проглатывая страницы, не вдумываясь в текст…), я уточнил — а зачем столь нерасчётливо она бросается комментировать тексты, которые лень прочитать? Ведь своё мнение, как минимум, в таком случае можно придержать при себе. На самом же деле, тут речь ровно о том, что проделывает и мой герой Саша, обзывая возражающих ему словоблудами, вдобавок ещё уничтожая неугодный комментарий. Ну, так он дистанцируется от тех, кто ему не нравится. Я же снова о навыке проявлять уважение к оппоненту вместо того, чтобы «нокаутировать» его мысли, изложенные публично, приговором — поток сознания, бред, лузер.

10. Про Козу

А вот и самая последняя новость. Коза вездесущая, та самая, которая удаляет комментарии оппонентов, и та, что предпочитает симулякры вместо подлинников, на днях влезла в серьёзную дискуссию под заголовком «Самый страшный враг демократии». По своему обыкновению, не вдумываясь в то, что читает, она потребовала от автора блога ответить ей на вопрос, в чем самый страшный враг демократии. И непременно «в двух словах, ну, в трёх». Ну, автор остроумно парировал: «это был тест и для вас. Вы ответили на вопрос». Иначе говоря, самый страшный враг демократии: тупость, примитивность, неспособность учиться… Поскольку Коза может читать только начало, конец и заголовок, она решила напомнить о дискриминации: «В общем, короче, демократия, по мнению автора, это «междусобойчик интеллектуалов, взаимоотношения духовно богатых. Им среди себя и внутри себя и так хорошо, а остальное население — кому оно интересно». То-есть, попытка влезть в дискуссию со своим кодексом чести накрылась медным тазом. И стала Коза допекать автора блога своей назойливостью. И пришлось ему заблокировать для Козы свой блог, чтоб не мешала людям, которым есть что сказать, по существу. Думать, что на этом всё кончилось — заблуждение. Коза выставилась со своим текстом: «Демос — самый страшный враг демократии» и с жалобой: «Он меня на своем блоге забанил, поэтому пришлось сюда. Не пропадать же такой шикарной фразе, правда?» Не правда. По сути дискуссии, куда не пускают Козу, враг демократии совсем не демос, а определённый метод чтения, неспособность думать, склонность удалять неугодные комментарии оппонентов. Иначе говоря, враг демократии и открытого общества — убогий электорат и его агрессия.

Комментарии. (Их набралось 250. Вот некоторые из них)

— Воинствующее невежество — страшная сила.

— Всесокрушающая!

— Слово «Коза» в отношении женщины выглядит как-то гопнически. Не сочтите за воинствующее невежество, пожалуйста.

— Нет, ничего, I do not mind. People are just having fun, why not?

— Когда фраза оппонента аттестуется хамской — это одно! Когда сам оппонент обзывается хамом — это тот случай, который позволил мне поставить такой заголовок в моём эссе. Он отражает явление, рисует образ и вполне абстрактен. Тем не менее, ваше замечание принимаю как напоминание о джентльменстве, очень даже уместном в рамках издания под названием «Сноб».

— Ну, вы б ещё сказали: когда действия подсудимого аттестуются убийством — это одно, а когда сам подсудимый обзывается убийцей — это… (другое?). Выбрал предельные категории для пущей ясности моей нехитрой мысли.

— Читала по диагонали, прочла «гипнотически». Задумалась над образом. Понравилось. Потом разобрала, что было «гопнически», но было уже поздно.

— Гипнотически красивая коза существует. Где-то далеко в горах Гималаев…

— Наверное, именно такими козами питается Снежный человек.

— Да, вам вполне удалось выразить своё отношение к снобизму, что не так мало. Современный же Шекспир ждёт нас где-то за углом, надеюсь. А вот на роль моралиста, похоже, без всяких оснований, претендую я, потому что настаиваю на контексте. Скажем, игнорировать оппонента всё равно по каким причинам; подправлять, удаляя, сокращая или подчищая чужие комментарии; называть кого-либо хамом… — вещи очень и очень разные. Как сказали бы искушённые стилисты: тут три большие разницы.

— Про игнорирование и удаление комментариев, полностью с вами согласен. Я нисколько не идеализирую ни одного из персонажей случившейся драмы, включая И… А разве можно редактировать чужие комментарии?

— Как мне кажется, игнорирование или «забанивание» (так это называют) на свой Блог надоедливого или грубого комментатора, почему бы и нет? Ну, не хочу я с кем-то разговаривать на повышенных тонах. И заключаю разговор вот такой точкой. Впрочем, разные могут быть и тут суждения…

— Бан, как вы понимаете, только часть этой истории. А целое, как известно, не тождественно совокупности даже всех его частей.

— В Москве уже ночь, а не вечер. Похоже, день закончился благополучно, но у меня к вам так и повис один вопрос компьютерного невежды: что такое триггер?

— Про триггер — это вы меня как компьютерщик компьютерщика спрашиваете?

— Я не компьютерщик, а компьютерный невежда. Я в самом деле, не знаю, что это такое — триггер. Похоже, в это даже трудно поверить.

— Trigger — это не компьютерный термин, а необоснованный англицизм. Пока не запретили, злоупотребляю. Хотя, после слова «транспарентный» в речи Путина, думаю, не посмеют.

— Ух, как я опропиндосился. Спасибо. Мой словарный запас пополнился сразу двумя терминами…

— Навели вы меня, к началу московской ночи (2:30) на сложную мысль: опропиндоситься и опростоволоситься — суть синонимы или антонимы?

— Этот неологизм я подцепил со стороны. Он мне нравится по звучанию и обилию контекстов, которые заложены в нём.

— Москва никогда не спит. И мне вместе с ней не спится… Вы не ответили на вопрос — это были синонимы или антонимы?

— Это был синоним слова опозориться. Но если вы настаиваете на том, что это можно употреблять и как антоним, но только в связи с контекстом, тогда это, конечно, антоним.

— Trigger в программировании — это мини-программа, завершение которой дает автоматический сигнал системе приступить к выполнению основной программы. Т. е., основная программа сидит в памяти компьютера и ждёт, когда завершится работа мини-программы. Если мини-программа завершилась с определенным результатом, или просто завершилась, то автоматически стартует основная программа.

— Спасибо. Я, кажется, понял, что вы тут мне попробовали объяснить за счёт доступного изложения. Мир только начинает открываться. «Сноб» для меня в известных смыслах — настоящая школа. Я имел в виду тот факт, что забанивание И. — только часть пьесы. «Коза вездесущая» — ещё одна часть, grand finale, так сказать. Из всего этого и сложился в моем воспаленном сознании образ «посрамленной изгнанницы», жертвы снобизма. Лихо.

— Да, Коза оказалась чем-то вроде троянского коня, и пост в совокупности с комментариями к нему оказался на редкость позитивным. А сегодня это, действительно, редкость.

— Правильно ли я понял, что теперь самое время направить общественную мысль в Древнюю Грецию? В Гималаи (см. выше!) она уже забиралась. Со снежным человеком… встречалась. В Трою теперь. В мифологию. Неисповедимы пути Господни!

— Ох, я бы не стал ходить так далеко. Что-то сейчас не до Трои… Но я, конечно же, не смею управлять общественной мыслью… Она, как обычно, сама управится.

— Да-да, вот и я тоже подумала. Называешь одного хама хамом, и получаешь в награду целую статью, посвященную тебе лично. Да ещё и самую популярную на сайте! Это потому, что лето, наверное. Все на пляжах. Вот я вернусь с пляжа к понедельнику, обязательно что-нибудь интересное напишу. Чтоб было о чем-нибудь ещё поговорить. Обещаю.

— А вы представляете, если бы Редакция «Сноба» посчитала, что пост посвящен вам лично, и поставила ваше фото на заставку этого поста?

— Сильный был бы ход. Но ждать не долго: обещано же, что после пляжа, в понедельник, нам будет явлено «что-нибудь интересное». Ждём-с.

— А меня постоянно бросает от абстракций к конкретике и обратно.

— В вас умер Макаревич

— Вы только Макаревичу этого не говорите, пожалуйста. Ему и так сейчас трудно.

— По-моему, люди чаще пишут стихи в блоги с работы, чем с пляжей.

— Потому, что ещё не все пляжи охвачены доступом к интернету.

— Не пишутся стихи сегодня, ну хоть ты тресни, настроение не то.

— Стихи не пишутся сегодня, хоть ты тресни, и снова настроение не то, куда ни глянь, открытое пространство, но в нём опять болтается г…..но.

— Стихи не пишутся сегодня, хоть ты тресни, ну что поделать, настроение не то. Гробы, венки и траурные песни. Горшок, конструктор, Агния Барто.

— По справедливости отмечу, друг мой, ради, что больно часто припадаешь ты крылом. Не слышала ни днем, ни на ночь глядя, что хоть бы что-то у тебя вокруг не влом.

11. Междусобойчики или… про нашу провинциальность

Давно хотел обратиться к участникам интернет-клуба «Сноб» по поводу междусобойчиков. Давайте поразмышляем. Вот у кого-то день рождения. Обязательно ли устраивать по этому поводу публичный бум поздравительного словоблудия? Ведь ото всех этих банальных поздравок тянет нестерпимой скукой. А поскольку иными они не могут быть, может, место им в личной почте? Вот свежайший пример! В магический квадрат «Самые активные дискуссии» рвётся пост «Ной!» И если не потеснят, прорвётся! При всём уважении к автору поста, прадедушке, я вздрогнул от его сообщения: «Ау! Нужен чей-нибудь опыт. У меня родился правнук, звать Ной. Только не поговорить, не поиграть: всё время спит. Каждые полтора часа полуоткроет глазки и разинет рот: кушать хочет. Что непонятно, по тому, как он гримасничает и заламывает ручки, понятно, что видит очень драматические сны. Вопрос: какие такие драматические сны могут сниться маленькому Ною, если он всего третий день на этом свете?»

Простите Христа ради! Как-то неловко за вас, замечательного историка, и за узкий круг кинувшихся с публичными поздравками, где ни мысли стоящей, ни юмора, ни самоиронии. Глупо же… делать достоянием широкой общественности радостное, но сугубо частное событие. Как мне кажется, лучшее интернетное издание России «Сноб» существует всё-таки, в первую очередь, чтобы отражать общественно значимые явления. А тут эмоции восторженного прадедушки, сны трёхдневного младенца… славословия почитателей, которым неловко промолчать. Чистый междусобойчик получается.

Ещё. Минувшим летом «Сноб» одолевали отпускники: поехал, увидел, написал! Убогий язык, поверхностные впечатления, рассказы… про чистые туалеты, вкусные пиццы-дрицы… Выплеск первичных эмоций. Припоминаю, покойный философ Саша Пятигорский, забравшись под конец жизни на вершину мира, не удержался «свиснуть» первый раз в своей жизни эсэмэской: «Всем-всем-всем — я на Тибете!»… Но то ж эсэмэской! А тут в «Снобе» можно свиснуть!

Конечно, трудно сдержать себя, если забрался на вершину. А если пришла любоф? А если ушла и тебя разлюбили, тебе изменили? Если ты улетела в тартар? Но, может, лучше не публично обо всём этом? Может, в узком кругу? Или молча уйти в секту «стоячих монахов», как это сделал бывший премьер Фрадков. Оказывается, он исчез два года назад. И лишь спустя полгода сообщил о себе супруге. А она уж, безутешная, теперь нам — что муж её стоит. И через четыре года стояния и молчания сделается харешвари! Это ж вам не х… собачий, а бывший премьер станет харешвари! Я к тому, что надо изо всех сил сдерживать себя не только, когда любоф, но и если издал книгу, выставился в галерее, напился-обкурился в одиночку. Публичности хочется. Но надо держать себя в руках. Надо.

Ну, и последнее. Западные масс-медиа отличаются именно тем, что материалы в них чётко дифференцированы. Тут не путают божий дар с яичницей. Это называется у них профессионализмом. Ведь смешение жанров в масс-медиа — признак провинциальности. Эти самые наши междусобойчики — проявление провинциальности, и больше ничего. Как изжить их? Наверное, не только редакции «Сноба», но и всем нам, участникам, авторам, надо быть избирательнее. И всякий раз спрашивать себя, а имеет ли общественное звучание эссе или комментарий, с которым я хочу здесь обратиться? Или это желание просвистеть в рубрике «Только что…», и лишний раз выставиться собственной фотофизиономией? Ну, я о том, чтоб самим укорачивать себя. Оберегаясь заодно от злых языков. А они на «Снобе» есть, етиихумать, ой, есть!

Комментарии

— Боже мой! Вот ведь, практически со всем я согласна в вашем посте! Но сколько вас читаю, не перестаю удивляться! Вашей экспрессии!! Накалу страстей!!! Обилию (скажу больше — засилью!) восклицательных знаков во всех ваших текстах, вы как будто всё время кричите!!!:-))) Вы и в жизни такой?! Прям пугает!:-)))) Такой брутальный мужчина и с алгоритмом мышления вроде всё в порядке! Или это — всего лишь провокации вашего темперамента?!

— Да!!! Да!!! Да!!! Вот полностью согласна!!! Темперамент — сшибает с ног!!! Аж страшно!!! Такой ведь и убить может!!!

— Нет. Нет. Нет. Вы меня прям в медведи записали. Убить не могу. Но и без восклицательных знаков тоже не могу. Это ж надо. Вам можно. Я насчитал 23 на две строчки. А мне нельзя. Выбили почву из-под ног. Никаких эмоций мне теперь не выразить. Простите за сухой тон.

— Согласие ваше с тем, что написал сейчас, ценю больше всего. Ну, что тут сказать в защиту восклицательных знаков? Очень соблазнительно спрятаться за провокацию. Но это ж просто. А вот признаться в сумасшедшем темпераменте сложнее. Надо многое объяснять. В жизни нет, не брутальный. Определённо нет. Всё время кричу? Н-е-е-т, не всё время. Гораздо чаще смеюсь. И, в первую очередь, над собой. Думаю, я человек радостного миросозерцания. Так что не пугайтесь. С восклицательными знаками перебор. Согласен. Но вот написал вам комментарий без единого. Неимоверное напряжение. Кажется, текст сухой, лишённый эмоций. Делаю то, что Вам должно понравиться. Но тут поставлю три — !!! А в тексте почищу сейчас.

— Уфф!.. Выдохнула — перестала вас бояться. Живём дальше!

— Я считаю так: любой местный блогер, заплатив свои кровные (или не заплатив, если аккаунт ему продлили бесплатно), имеет полное право писать любую хрень, хоть про Тартар, хоть про чёрта лысого. А любой другой местный блогер имеет столь же полное право прореагировать: экую, мол, хрень вы пишете, батенька! Редакция же имеет полное право (которым по человеколюбию почти не пользуется) не снимать замков со всякой местной ерунды и не делать её достоянием общественности. В том, что люди, друг друга знающие, в обжитом виртуальном пространстве поздравляют друг друга с праздниками или советуются по бытовым вопросам, не вижу ничего страшного. Что касается историй из жизни (всякие там «пиццы-дриццы», «как я провёл лето» и прочее). Кто-то может чрезвычайно интересно и талантливо поведать миру о том, как он сходил к соседу за солью. А кто-то другой может так уныло, неграмотно, нудно рассказывать, как он забрался на Эверест, что мухи сдохнут. Это я к тому, что значительность описываемого события большой роли не играет. «Провинциальность» определяется не этим.

— Конечно, не этим, а тем, что я имел ввиду в тексте — такое издание как «Сноб» предполагает, как мне кажется, известный литературный уровень, а не причудливую смесь текстов, отмеченных одарённостью, и безграмотных графоманских сочинений, для которых должна быть своя площадка. Это касается и комментариев. И если такой дифференциации в наших изданиях нет, без сомнения это и есть один из признаков провинциальности. Хотя их много: нетерпимость (свойственная мне), снобизм (понятно, свойственный кому), преклонение перед мэтром в нашем случае, ну и морок поздравительный вообще… Что ещё? Да, ощущение обочинности… Можно продолжить…. Но при всём при том ваши рассуждения о правах блогеров и редакции мне кажутся справедливыми.

— Издание «Сноб» — это другое. То место, где находимся мы, почти социальная сеть, то есть именно «причудливая смесь текстов». (Тут есть некоторые издержки, когда, например, редакционные материалы люди путают с блогами; иногда одно от другого и правда не отличишь). Кстати, кабы я была царица — я бы, например, и этот ваш блог из-под замка не выпустила. Чтобы он был доступен только здешним обитателям. Поскольку нет в нём никакого литературного уровня. Но я не царица.

— Жаль, что вы не царица. Я бы, наверняка, писал лучше. Я обучаемый. Поглядите. Вообще ни одного восклицательного знака.

— Не сожалейте. Будь у меня власть, я загнобила бы мой народ.

— А вот тут я не только сожалею, а горюю. Не только я б писал лучше, а и народ бы стал исправляться. У него выхода бы не было.

— Пожалуй. Ведь я вернула бы смертную казнь.

— А как же иначе с этим вашим народом. Пинками в Европу. А кто упирается — на Лобное место. И предусмотрите маленькое Лобное место для графоманов. Я хочу мгновенной и лёгкой смерти.

— Эм… Я бы, наверное, тоже за несколько вещей вернул смертную казнь… Но боюсь, если б каждый мог вернуть за что-нибудь смертную казнь, я бы был в числе первых казнённых…

— Безусловно. И я бы.

— О, надо понимать, что всё познается в сравнении, в том числе и «Сноб». Поэтому определенное смешение языков и культур просто необходимо.

— Конечно, определённое смешение полезно и необходимо. Я согласен. Весь вопрос в чувстве меры. Нельзя этим смешением понижать уровень издания. Контекст стёба над текстом — помочь осознать юному дарованию разницу между литературой и графоманией. Чтобы она поняла — так писать нельзя или этим ей вообще заниматься не следует. И совсем другой контекст, когда вас вынуждают осадить или игнорировать того, кто раз от разу агрессивно вламывается в разговор о литературе, о науке, о философии и сбивает мысль, не испытывая никакого смущения, что чего-то не знает… Я вот о чём. И о ком.

— Здесь уже редко кто-то агрессивно вламывается в непонятные ему разговоры, ибо иммунная система работает — вламывающемуся обычно мягко вламывают. Так что саморегуляция работает пока, можно не прибегать к излишнему администрированию.

— Да, я сейчас подумал хорошо. Вы правы. Я столкнулся с таким лишь однажды. И особой нужды обобщать и администрировать нет.

— Но этого мало. Надо же ещё ценить непередаваемое удовольствие знакомства с проявлениями жизни — как она есть. Например, с нашим «режиссером собственной жизни». Может, вам это и не очень интересно, но мне, закореневшему в своем снобизме, не интересны как раз статьи журналистов по профессии. Ибо нет ничего лучше, как наблюдение над природой, не испорченной кистью профессионального художника.

— Наблюдать хорошо, когда есть хотя бы проблески таланта. И когда есть понимание, что над твоим текстом стебаются. А если этого нет, то мне даже пришло в голову, что этот случай чуть ли не какой-то род деменции. А вдруг это так. А мы смеёмся. Вправе ли?

— Природа хороша своей чистотой и непорочностью, и как-то странно здесь говорить о деменции, памятуя колоссальное не только видовое, но и внутривидовое разнообразие. И да, я в таких случаях не смеюсь, а просто получаю истинное удовольствие, которое и объяснить не так просто.

— Получать удовольствие от самородка, умеющего ясно выразить то, что видит, чувствует, слышит, минуя период ученичества — это мне как-то ближе… Но я понимаю, о чём вы толкуете. Возможно, вы сохранились лучше многих, включая меня.

— Редкий случай, когда я получил два комментария, на которые мне очень сложно ответить. А комментарии я обычно не пропускаю, хотя бы без поддержки, означающей как минимум то, что я с ними ознакомлен. Мне поначалу пришла в голову ассоциация с началом Моцарта и Сальери — про скрипача. Но Моцарт всё же там смеялся, хотя подозреваю, что он просто так хотел донести хотя бы в первом приближении свои ощущения до Сальери. И не справился с задачей. Думаю, Пушкин понимал, что он говорит. И безнадежность задачи тоже. Но всё же я попробую уточнить, хотя, судя по всему, вы это уже практически понимаете. Тут важна природная красота, естественность, нативность, наивность. Уже какой-то выход за пределы этого, хотя бы осознание наличия стереотипов и попытка хотя бы частично их осознать и отвергнуть, поставив себя выше этого, для меня нарушает естественность. Природно-домотканая наивность стихов Васильевой для меня гораздо интересней любой самодеятельной попытки как-бы разумного дискурса и внутреннего монолога, с противопоставлением себя малообразованным «малым сим». То же и с нашей дебютанткой. Будь у меня уровень развития повыше, я, наверное, сумел бы насладиться и разумным дискурсом достаточно средне образованных и средне мыслящих людей. Но пока не могу — просто ещё не дорос. Все, не только большое, видится не слишком искаженным лишь с оптимальной дистанции, и она достаточно велика.

— Мне кажется, я понимаю то, что вы хотите сказать. Природная красота, скажем, женская — диво дивное. И очень жаль, когда она лишается естественности из-за образования, или наивности — из-за воспитания… Но, когда речь о литературе, тут, думаю, я основательно ею попорчен… И вряд ли скажу что-либо толковое, что вас порадует. Но попробую. Прежде всего, я исхожу из того, что всякий писатель непременно является графоманом. Но не всякий графоман становится писателем… Вот в этом контексте не могу принимать «домотканую наивность стихов» Васильевой ни при каких обстоятельствах. Хотя её саму без стихов при известных обстоятельствах, в определённом состоянии, скажем, по молодости лет, используя рецепт нашего А. против депрессии…. как символ первозданности, наивности и поруганной чистоты, вероятно, и смог бы принять. Но если серьёзно, тут для меня всё просто. Есть литературный текст. И есть графоманский текст. Что-то их объединяет и что-то отличает. Один из важных признаков искусства, как мне кажется — интуиция художника, который умеет выстраивать, отбирать, отсекать ненужное. Графоман этого не умеет. Даже если догадается, что это надо делать. Он этого не умеет. Он устроен по-другому: что вижу — то пишу, что чувствую — то вываливаю, что слышу — то в слова обращаю… Но даже у самого плохого поэта можно найти удачную строчку. Хотя, и это не делает стихотворение фактом литературы. Это факт графомании.

— Я уж точно понимаю, что вы хотели сказать, ибо вы изложили свою мысль абсолютно внятно, и только злонамеренность или тупость может покуситься на её явный смысл. Но я не о том. Возможно, моя бессловесность не только от бесталанности. Как бы смешно говорить об апофатике в таких случаях, а она означает достижение предела возможностей для позитивных утверждений, но похоже это близкий случай. Из позитивных утверждений могу сказать: да, мне доставляют истинное наслаждение некоторые неиспорченные графоманы. Нет, ни один среднего или выше среднего поэт, даже у которого каждая вторая строка удачная, мне не интересен. И даже у великих мне нравится отнюдь не все, хотя я знаю, что должно мне нравиться, а что нет. Так и здесь — у убогих мне нравится отнюдь не все. Но в чем-то именно эстетическое чувство оценки сближается. Ну, ещё проще — сравните собственное отношение к спившемуся инженеру и к котенку, щенку, ребенку.

— Да, нашел уточняющий мою мысль пример. Вам такая музыка нравится? Наверняка нет. А по мне — так своего рода шедевр.

— Да, послушал я эту Джемму Халид. С Нагасаки ещё забавно. А вот «Водка-водочка», «Папироска……. уже дослушать не мог. Тот же безголосый Шуфутинский кажется мне куда органичнее, душевнее и талантливее, (что совсем не трудно), чем эта Джемма. Раздражает меня эта еврейская девушка с её музыкальным образованием тем, что она усвоила тональность приплетённой страны, из которой выкатилась… И больше ничего… Я даже не вижу её красивой. Но ведь это так индивидуально, что не имеет отношения даже к разнице наших вкусов, предпочтений. Да, под настроение мне ближе Шуфутинский, а совсем не Джемма. Громите меня…. Но ведь я-то знаю ещё и вас другим. Как бы вы ни играли «на понижение», я с удовольствием слежу за вашей дискуссией с нашими философами. Вы гораздо образованнее, чем представляетесь тут. И мне это важно и достаточно, чтобы прислушиваться к вашим аргументам.

… Ну вот, я и угадал — не понравилась вам Джемма, хотя и поет на мой вкус хорошо, и хороша собой. Я не уверен, что вам даже Аркадий Северный понравится, хотя он то уж точно классик, хотя бы потому, что умер… Но я это лишь к тому, что расстояние от признанного искусства до Джеммы никак не меньше, чем от Джеммы до прозы нашей дебютантка на «Снобе», или поэзии Васильевой-Сердюковой. Однако и это — своеобразное искусство, и как любое искусство — на любителя и ценителя. При этом можно ценить все три уровня одновременно, разумеется, по-разному, в своем классе. Кстати, и дегустация с оценкой вин обычно производится в своей ценовой категории, хотя, казалось бы, всё вино. И одними и теми же специалистами.

— Кажется, я понимаю, что вы не отвергаете прекрасное. Вы пробуете доказать, что у каждого своё представление о красоте. Наверняка, так. Но ведь под этим представлением о красоте нередко скрывается банальность, пошлость, отсутствие эстетического воспитания, испорченный вкус….

Кому-то кажется в высшей степени смешным ввернуть в наш разговор, скажем, фразу: «У каждого свой вкус, сказал кот облизывая собственные яйца». А кому-то эта фраза покажется банальной и пошлой, потому что… он её не раз слышал…. Соглашусь. Но что это такое — «неиспорченный графоман?»

— Разумеется, я не пытаюсь доказать очевидное — что у каждого свое представление о красоте. Куда интереснее рассмотреть тезис, что у совершенно разных людей откуда-то берутся и единые представления о красоте, особенно если это касается природы, а не дел рук человеческих. И, конечно, и банальности, и пошлости в словах, делах и оценках человеческих более чем достаточно. Но есть нюансы. А вот что это такое «неиспорченный графоман», не знаю. Если это словосочетание употребил я, то не помню, тем более не помню контекста.

— А вот эта ваша фраза, чуть выше: «Как бы смешно говорить об апофатике в таких случаях, а она означает достижение предела возможностей для позитивных утверждений, но похоже это близкий случай. Из позитивных утверждений могу сказать — да, мне доставляют истинное наслаждение некоторые неиспорченные графоманы».

— А, тогда понятно. Я имел в виду то, что графоманов в целом я не люблю. Всё же это люди, обычно испорченные некоторым знанием, даже определенным умением вполне связно писать и даже мыслить, пусть и довольно банально. Просто они сильно переоценивают интерес своих творений для окружающих и нередко убеждены в собственной гениальности. Но вот некоторые из них, не отягощенные знакомством с азами мировой культуры, или точнее, совсем не испорченные ими и сохранившие нативную субкультурную наивность, мне очень даже интересны.

— Ну, графоманов в целом можно любить или не любить. Но они существуют, потому что не могут не писать. Их порок в том, что они хотят, чтобы их читали и признали мыслящими, как говорил Чехов. Публика-дура это делает и стимулирует их желание публиковаться. А что значит «испорчены знанием?» Наша любимица, на ваш взгляд, не испорчена ими и потому сохраняет наивность. Ну, как сказать! С 10 лет смотрит Шекспира, наблюдательная физиономистка, вон в последнем эссе ловко завернула про червей, которые людей пожирают, и королей, которые червей не едят! Если бы она не смотрела с младых лет Шекспира, а читала его в переводе Пастернака или Лозинского, может, и воздержалась бы выставлять себя в публичном пространстве с такой уверенностью… Может, её проблема, что она именно испорчена, отравлена «азами мировой культуры» — кино там, телевизор, интернет теперь?… А до настоящего чтения дело так и не дошло? Может, в России мы наблюдаем триумф графомании, рождение и расцвет которой случился во времена рабФАКов? Может, не надо было делать Россию страной повальной грамотности и всеобщего избирательного права? И остались бы мы в числе могучих литературных держав, мировых лидеров в прочем… Ну, не читали бы Васильеву…

— Триумф графомании мы видим уже в социальных сетях, и ничего страшного в этом нет. Да, моя любимица, всё же отчасти испорчена, до Васильевой ей далеко. Дарья Донцова, к примеру — очень популярная и уважаемая писательница, а не графоманка. А на жертвы я не готов. Тем более, что человечество за свою историю уже столько написало, что на этом можно было бы и остановиться — всё равно всего стоящего не прочитать.

— Соглашаясь со всеми вашими доводами в этом посте, с удовольствием поздравлю вас с днём рождения (уверен, что ко мне присоединятся и остальные), потому что вы здесь один из самых интересных собеседников. И, думаю, вам это будет всё-таки, приятно.

12. Про то, от чего уши вянут…

Как написать так, чтобы разговор на «Снобе» отличался от трёпа на кухне? Ведь одно дело, когда «жжёт», когда возмущает. И другое, когда хочется просвистеть, выставиться. Да не только здесь, а ещё и в Фейсбуке. Как в случае с той же Козой вездесущей. Она шокирует публику глупостью, абсурдом, цинизмом. Взять разговор об Аристидесе Мендесе, португальском консуле в Бордо. Он обрёк себя и свою многодетную семью на нищету, решив выдавать визы жертвам нацистов, в том числе и евреям. Пренебрёг карьерой дипломата. Пошёл под суд. Умер от голода. Как тут Козе заявить о себе? А очень просто. Вопросом: «Может, ему давным-давно надоела его католическая семья с пятнадцатью детьми, и ему было на них просто наплевать».

Ну, что тут поделаешь! Ей кажется такой эпатаж и остроумным, и уместным. Или вот тема: «Лифт». Элегантная наша соотечественница, 20 лет назад перебравшись в Америку, встречает по утрам в лифте человека в трусах. Он спускается в сауну. Плохо в общественный лифт входить в таком виде. Кто спорит. Тема ли для «Сноба?» Сомневаюсь. Но вот существенная деталь, которая делает своё дело. Цвет кожи. И обсуждают уже не явление, а как называть человека в трусах: негром, чернокожим, чёрным, ещё как-то, известно как? И пошло — поехало. Пост в числе самых-самых! Хотя разговор для кухни. Автор поста этого не чувствует. И пишет ещё одно эссе о дизайне того же лифта. Суть поста удручает: «…За те несколько лет, что я живу в этом доме, слово из трех букв систематически появляется в лифте, исчезает и возникает вновь». Обсуждать это на страницах «Сноба?» Да ещё на фоне остроты, от которой уши вянут: «А муж и вовсе сказал, что это слово, видно, напоминает соседке то, чего она уже давно не видела, вот она и кричит». Запредельно пошло.

Между тем, поводов для остроумных выступлений в эти дни — куча. Главный Администратор при Президенте только что брякнул в интервью «Комсомолке» про добровольцев. Мол, чего вяжутся к нам: они были всегда и везде. На войну в Чечне в своё время съехались добровольцы из 52 стран! Сам паспорта убитых передавал иностранным министрам обороны. И ни слова, что за добровольцы в Донбассе, как и чем их поддерживает власть. «Двойные стандарты!» — и разговору конец. — «Мировое сообщество нас ненавидит!» Вот такая подмена темы. Или чуть раньше. Выставка «12 подвигов Геракла» и сами знаете кого, которая в честь дня рождения. Не Геракла, а того, кто по сути сказал: сибирский волк мне товарищ, а не вы, сограждане. И удалился отмечать 7 октября в тайгу. Чтоб глаза не смотрели на них.

Хорошо, не хотите о политике. Можно об экологии. Амурский тигр Кузя, выпущенный на волю самим Путиным, уплыл, мать его ети, из Еврейской автономной области в Китай. И шурует там от голодухи по курятникам. Китайцы в знак уважения к именитому зверю и из соображений экологии, выпустили несколько голов крупного скота, чтоб спасти тигру от голодной смерти. А российские евреи так обнищали? Даже тигр уплыл от них через Амур на другой берег.

Ну, согласен, мелко. Риторика. Давайте про Америку. Умный автор. Образованный. Живёт там много лет. И хает её, бедную, почём зря. И с образованием там плохо, и почта не работает, и законы не соблюдаются… Всё плохо. И вообще, тут цивилизацией не пахнет. Меня же, лондонца, заподозрила в сомнительных связях с миллионерами и графами, которые плывут ко мне на сессии косяками. С чего бы это? Поделись, мол, деталями! А мне делиться не хочется. Мне в ответ охота спросить: а чего вы живёте в этой никудышней Америке? Приехали из Петербурга? Дык и поезжайте обратно. Там лучше… Вон, лапочка Женечка Васильева с её серобурмалиновыми тапочками который год процветает, находясь под судом, следствием и под домашним арестом… И что? Фотка её у нас в «Самых, самых…» Повод шикарный: доказать, что правосудие российское куда гуманнее, чем в тех же америках, а? И мэтр Познер процветает там же, в России, сбежав из Америки. Вчера отметился у нас банальнейшим постом в честь 200-летия Лермонтова. Десятиклассник такого не накалякает. Побоится, что двойку за сочинение по содержанию поставят. А ему, мэтру, как с гуся вода. Я к чему? К тому, что осенний месяц октябрь для нас, что болдинская осень для Пушкина. Одна забота. Отбор тем для выступления на лучшем электронном сайте под названием «Сноб» должен быть аккуратным. Ну, и исполнение тоже. Чтоб при пересказе уши не вяли.

Комментарии

— Ну да, грешен, если камешек в мой огород. Темы ныне сложно выбирать — и не только здесь.

— Если честно, нет, совсем не в ваш огород. Даже не подумал. По одной причине. Потому что вы живёте в сегодняшней России… Я о нас, тех, кто съе…л с Родины и хает Запад. По примеру того, кто призывал жить не по лжи, Солженицына. Да, его выслали. Он принял, как должное, все блага. Не стал учить язык, вживаться в эту культуру. Но искал и находил возможности осуждать Запад. Может, и было, и есть за что. Но нам, бывшим советским, тут следовало бы быть предельно деликатными. В нашей критике. Я вот о чём.

— К сожалению, мы так и не научились понимать друг друга без уничижительных эпитетов и кулаков. Здесь, в России, это сейчас так сильно ощущается, что невозможно стало писать.

— Да уж, понимаю. Даже написать честно — акт большого мужества.

— Думаю, что все пишущие в непопулярных, с точки зрения властей, ресурсах находятся в невыгодном положении. Одна радость, что таких достаточно много. Впрочем, среди публики, находящейся в некоем конфликтном состоянии с властью, слишком много людей чрезмерно радикальных. Это уже надоедает, когда на любой тезис о, скажем, природе следует ответ, перегруженный политическими декларациями. Такой вариант комсомольцев 20-х годов. Что тоже напрягает и мешает нормально жить.

— Могу добавить ещё проблему нашего культового сознания. Оно никуда не девается и в эмиграции: мол, во всём виноват Путин. А мы все, что мы можем?

— Тут приходят в голову цитаты из Бабеля! Да, общественное сознание то ещё. Я много раз обращал внимание, что сейчас большинство из нас платит по счетам «нулевых» годов — времени, когда как после вдоха кокаина огромное количество народа жило сегодняшним днем. Там власть, я здесь, дайте мне пожить по-человечески. Причем, трудно осуждать за такое поведение людей, переживших сумасшедший дом 90-х, крах страны (это всем было больно). Теперь счет за кредит пришел.

— Да, осуждать людей, переживших не только 90-е, но и предыдущие семьдесят с лишним лет, очень трудно. Но что же, что же делать, если не глядеть на себя хотя бы время от времени со стороны, не думать, не пробовать хоть что-то изменить, прежде всего, в себе.

— Хватит брюзжать. У всех на душе и на улице осень.

— «У всех на душе и на улице осень!» Зависть гложет. Тут можно развернуть целый пост, целое эссе. А вы одной фразой явление-настроение объяли.

— Это была производная от Бабеля: «У вас на носу очки, а в душе осень».

— Кто сегодня так читает Бабеля? И помнит, и производит от него. Джеймс, похоже, у всех на книжной полке в спаленках.

— Нет у меня книжных полок в спальнях. Только копии видов Москвы Лентулова.

— О, великий Аристарх Лентулов! Он из «Бубнового валета», кажется? Сегодня бахрушинцы открывают в Лондоне в Музее Виктории и Альберта свою выставку русского театрального авангарда. С подачи Князя пригласили меня на вернисаж. Не помню, писал ли Лентулов для театра что-нибудь? Вдруг тут будет что-то его.

— Ну да. Бубновый валет.

— Театральный авангард? Тышлер, скорее.

— Завидую. Искренне. Я мало и с трудом воспринимаю выставки. Но это тот редкий случай, когда очень бы хотела.

— Вот, схожу вечером. И если найду Лентулова, отпишу.

— Спасибо.

— Вернулся с выставки. Вы правы, можно позавидовать. Вернисаж. Народу мало. Постоял около работ Малевича, Татлина, Родченко… А Вера Мухина какая! Свезли в Лондон многое из того, что музею в своё время подарил из своей коллекции князь Никита Лобанов-Ростовский. Стоит бедняжка обиженный. Ни слова в подписях под экспозициями. Жалуется, что нигде в мире так не делают! Но какой альбом издали к выставке «Русский театральный авангард». 400 с лишним страниц. Пришлось раскошелиться. Вот вам отчёт. Да, а Лентулова там не нашёл. Может и пропустил. Пойду ещё раз на неделе.

— Завидую. Черной завистью. И даже угрызений совести по этому поводу не испытываю.

— Почему-то для нас, членов клуба «Сноб», октябрь быть может менее литературный, зато имхо, здесь гораздо веселее и приятнее.

— Согласен. Со всем согласен. Только поясните, пожалуйста, что это значит имхо? Всё стеснялся спросить. А теперь нет.

— Имхо — написание кириллицей интернет выражения IMHO — in my humble opinion, кажется, в русском варианте это будет нмв — на мой взгляд. Каюсь, каюсь, надо бы избавляться от таких «калек» (калЕк). В русском языке ИМХО может склонятся, напр. «мне всё по имху!», «Меряться имхами» или «оставь свои имхи при себе».

— Как психотерапевт, поздравляю вас с серьезным личностным ростом.

— О, чтобы заметить такой рост, надо, в самом деле, быть опытным психотерапевтом. В этом смысле вы пошли куда дальше моей психоаналитической родни и окружения.

— Второй раз вы об этом пишите. А стоит ли пытаться изменить интересы людей и их манеру общения? Это не благодарный труд. К тому же есть, к примеру, на данный момент блоги, которые дают возможность мыслить. И это уже радует.

— Я и в третий раз напишу при случае, и в пятый… Благодарный ли это труд — об этом я не думаю. Ну, не пройдут бесследно мои попрёки таких умных участников «Сноба» как, скажем, автора «лифтовой» темы. Разозлится, обидится. Но непременно будет избирательнее. А «Сноб» того стоит….

— Вот слетела быстро ваша «Зойкина квартира». Хотел сначала перечитать Булгакова, а потом написать вам. Не успел. А вопросы вы какие поднимаете! Встречаются бывшая барыня и бывший дворник. В одном городе. Что всё-таки случилось с барыней? Непонятно. Ваши впечатления? Ведь этой «разводки» в стране так и не произошло. Бывший дворник, бывший чекист. Они-то ни в чём не разочаровались, похоже? Разве это не повод поговорить в квадрате «Самые, самые». Нет, там место занято вдруг опять «версалем»… Бред какой-то…

— А я перечитала вчера «Зойкину квартиру».

— Согласна. Признаюсь, что каждый раз захожу сюда с мысленным вопросом для себя: а стану ли я продлевать подписку, когда придет время? За все годы впервые задаюсь этим вопросом. И когда вижу дискуссии и темы, которые дают повод лишний раз заглянуть в словарь, или покопаться в истории, философии, литературе, искусстве, или поразмышлять, или просто прочитать и что-то открыть для себя новое, начинаю сомневаться; может остаться? Но, к сожалению, сомневаться приходится всё реже и реже.

— Пожалуйста, оставайтесь. Не покидайте «Сноб». Это будет очень печально, если такие проницательные авторы уйдут. И найдите возможность, пожалуйста, продолжить тему «Зойкиной квартиры». Вон, перечитывают благодаря вам Булгакова такие люди.

— К сожалению, длительность нахождения «обычного» блога на первой странице определяется количеством комментариев под ним. Чего я не понимаю, так это почему «Самое-Самое» часто дуплицирует «Новое в Популярных Блогах Проекта» и «квадраты». Вроде, и одного видного места на первой странице должно быть достаточно.

— А я и в третий раз скажу вам, чтобы вы заканчивали брюзжать и ныть, и начали подавать пример того, к чему призываете. Хотите где-то умный разговор поддержать? Пишите комментарий, задавайте вопросы, ставьте в копию людей, которых хотите втянуть в беседу. Всё в ваших руках. И в руках тех, кто хочет поразговаривать умные разговоры во благо личностного роста себя и окружающих. А чем на кого-то наезжать, использовали бы их лучше в мирных целях для раскручивания тех же умных разговоров, в которых трафика не хватает. Тех, кто со всеми дружелюбно общается и кажется неистощимым и разговорчивым собеседником.

— Ну, что ж, если вдруг в таком тоне, да всерьёз вы взялись меня отчитать, я бы предпочёл, чтобы моё имя вы писали правильно. По остальным пунктам публично возражать воздержусь.

— Ну, что вы, милый, дорогой, прекрасный! Придется мне вернуться к рисованию смайлов:-)))))

— А она его… ну, это: ррраз! и в челюсть, аж хрустнуло да хлюпнуло. А он-то кааак развернется, да и бац! ей прямо промеж глаз, аж искры-то полетели. Вот так и поговорили… Повысили уровень дискуссий. Это моё любимое самое.

— Вы б чем злопыхать и руки потирать на огне неожиданно развернувшегося семейного скандала, занялись бы стихосложением. Первая же строчка есть: «У всех на душе и на улице осень…»:)

— На улице осень, на сердце зима / Надежды всё меньше, и веры нема / И кошки скребутся на рваной душе / И мысли — без смысла: клише на клише.

— Ну, вы прямо так вовремя о мыслях без смысла. Сижу, листаю альбом «Русский авангардный театр»… Как они рвались все к будущему…. Ранние работы той же Веры Мухиной так далеки от её скульптуры перед ВДНХ…. И куда они рвались-то? Знали б… Спасибо. Не печальтесь.

— Обижаться? На занудство? На навязывание своего видения, как всё должно быть? Вы забываете о том, что люди пишут свои блоги, а не вашу ленту для чтения. И если серьезному автору иногда хочется похулиганить, всплакнуть, рассказать анекдот или просто выругаться, то так тому и быть. И так будет и впредь. А самая моя большая печаль сходна с вашей: важные и интересные, на мой взгляд, посты, быстро уходят в небытие, а чепуховые, гроша ломаного не стоящие, иногда вызывают длинные дискуссии, порою абсурдные, из-за чего долго висят на главной странице, и, возможно создают неверное впечатление об авторах и о проекте. Полагаю, что редакцию это устраивает, и не в моих правилах вмешиваться в её работу, особенно, если меня об этом не спрашивают. Этот комментарий будет здесь первым и последним, я не буду продолжать дискуссию, потому ваш пост тоже полагаю чепуховым и бессмысленным, и желаю ему поскорее уйти в небытие. Так что если вы что-нибудь ответите, то последнее слово останется за вами.

— Конечно, последнее слово останется за мной. Как доказательство, что, к сожалению, вы всё-таки обиделись. Но зато теперь хорошо понимаете разницу между застольем мишпухи и «Снобом». А ведь это единственная цель моего выступления.

— Да, конечно, я согласен. Пускай пишут то, что хотят. Но ведь пишут, чтобы… их читали. Иначе б не писали. А если читают, то могут быть разные точки зрения на тему, предмет, шутки… Почему же мне отказываться от своего взгляда, скажем, на какой-то анекдот, который мне кажется неуместным? «Сноб» пока меня привлекает именно уровнем выступлений. Он существенно отличается от других интернетных изданий. И мне хочется, чтобы этот уровень сохранялся.

— Критикой этому не поможешь. Нужны другие методы, и единственный, который у нас в руках, собственные действия.

— Я понимаю и согласен — собственное творчество по мере сил и возможностей автора, взявшегося судить об уровне материалов, важный аргумент. Но даже если автор всего лишь высказывает свой взгляд, а, иначе говоря, критикует, то почему же это не помогает формировать общественный взгляд на ином уровне? Ведь никто мне не сказал тут из оппонентов: «Вы идиот и ни хрена не понимаете в шутке, которая приведена в посте о лифте. Она самого высокого свойства и годится аж в салонах…» Наш Пу не первый раз шутит про бабушек с мужскими половыми органами. Он уверен, что его народу нравятся такие шутки. Похоже, он знает свой народ и не очень уважает его. Иначе он не потрафлял бы низким инстинктам толпы, а пробовал играть по другим правилам, которые помогали бы не опускать народ, а поднимать его… Вот я о чём.

— Всё зависит от позиции критика. Если он учитель в школе, преподаватель в университете, наверное, это «формирует общественный взгляд». Если он — равный среди равных, то скорей всего, критикой просто отпугивает окружающих.

— «Сноб» — тоже школа, как мне кажется. И дело не в позиции критика и кто он — учитель, студент или автор, равный среди равных. Дело в аудитории, её готовности аргументированно возражать учителю ли, профессору, друг другу. А если её легко отпугнуть? Это не проблема критика, это проблема аудитории. На примере того же ВВП понятно: общественному взгляду туго в стране не потому, что Президент такой-сякой. А из-за атмосферы в гражданском обществе. Никто ему из его окружения не сказал: «Владимир Владимирович, бабушки с так понравившимися вам признаками — это язык подворотни, который не годится для выступления президента большой страны». Вместо этого все одобряют и кричат: «Браво! Как Вы его ловко срезали, журналюгу! Вы такой у нас, ну такой!». И он уверен, что всё правильно. Ну, а с критиканами как поступить, если бы они вдруг появились? Два варианта. Первый. ВВП должен сказать: «Ну, раз ты такой умный, то выступай на пресс-конференциях сам с экспромтами на твоём интеллигентском уровне, а я посмотрю, смогёшь ты или нет!» Или второй вариант. Критикану будет сказано: «Пошёл вон! Ты дурак!» Чуете подсказку?

13. Про нас, «психов» и смешное в анекдоте

Как-то я пришёл к моим слушателям-англичанам:

— Хотите смешной анекдот? Про жену? Про мужа? Про Путина?

— Нет!

— Почему?

— Потому что анекдот и смешное — разное.

Ну, это англичане. А теперь окинем взглядом русские журналы и интернет-издания, подобные нашему «Снобу». Тут есть всё: от анекдота до философской дискуссии касательно Бога, сотворения мира, фаллоцентризма! Опытный глаз сориентируется, конечно. Я о себе. Анекдоты пропущу. В академический разговор, где нет места клише вроде «у всякого своя правда», мне, несведущему, лучше не соваться. Или, если решу высказаться, сделаю это осторожно. В дискуссию по социальным вопросам, политике, религии, могу входить без оглядок. Тут есть место «клише» — те, кто способнее и умнее, обязаны помогать тем, кто менее способен. Тут важно моё мнение… Когда писал эти строки, вдруг пришло в голову: зря я уклонился на «Снобе» от разговора о светском обществе и клерикальном сознании. Хотя бы потому, что вместо клерикального сознания следовало предложить рассмотреть…магическое сознание, гораздо более характерное для российского общества. Ведь христианство в России никогда глубоко так и не усвоили. На его месте была магия, благодаря которой народ с лёгкостью поверил, например, в коммунизм, в идеальную гармоничную жизнь.

Вообще-то, по моим наблюдениям, участвовать в дискуссии, а уж тем более, затеять её, не так-то просто. Наш именитый историк, выставив пост о фатальности Путина, разочаровался в комментариях. Причиной назвал неудачное изложение темы. Пример высочайшей требовательности к себе! Конечно, тон в дискуссиях задаёт инициатор. Одно дело, когда писатель-путешественник говорит: «Сама по себе поездка в другие страны не делает экспертом. К ней надо готовиться». И другой случай, когда автор делится впечатлениями о путешествии в Европу, рассказывая лишь о грязных туалетах…

Но вот когда роль зачинщика дискуссии берёт на себя психолог, психотерапевт, психоаналитик, тут вообще все правила и представления меняются. Не поверите! В один из дней на титульной странице «Сноба» я насчитал с десяток постов психологов и психотерапевтов. Диапазон широчайший.

В «магическом квадрате» — эссе психологического консультанта о цивилизации. Ниже в той же рубрике «Самые активные дискуссии» — её пост о поездке на Кавказ. И тот, и другой — с сотнями комментариев. Тут же — пост другого дипломированного психолога о конкурсе авторов. В рубрике «Только что…» два материала специалиста по проблемам развития женской психологии. Ниже ещё один автор, съевший собаку на медитации, подсознании и галлюцинациях. В этом же списке эссе практикующего психолога, консультирующего в области интегрирования и экзистенционального…

Упаси меня боже сомневаться в пользе психоанализа и прочего. Имена Фрейда, Юнга, Мелани Клейн… для меня не пустой звук. Но я о другом. Вы пробовали читать все эти истории, начинающиеся: «Ко мне в кабинет вошла растрёпанная женщина… Она долго не могла решиться войти…», «Разговор начинался трудно… Меня бросил муж…», «Спустя много-много лет мне пришло письмо от благодарной пациентки…?» Удручающее чтиво!

Возникает вопрос, зачем члены психо… сообществ из америк, израиля, Москвы, Питера, потроша подростков, девиц, молодожёнов, людей с возрастными, психическими и сексуальными проблемами, записывая и на скорую руку приводя в порядок истории, которые доверяют им пациенты, излагают их публике?

Рассуждая о смысле жизни, о целях и влиянии искусства, о кризисах в семье и школе, они выбивают слезу. И всё это непременно прикрывается флёром заботы о сирых, убогих и слабых. Ну, казалось бы, ведите свою практику, проводите сессии, проходите психоанализ… Зачем так писать на эти темы? Литературные амбиции? Наверное. Но дело не только в них. Дело в убеждении: они сеют разумное.

Вот автор, который специализируется на семейной и возрастной психологии. Темы её выступлений на «Снобе» навеяны диспутами со школьниками. В одной из последних — о цивилизации и сингулярности, по её собственному признанию, она сама не разобралась. И. предложила это сделать участникам «Сноба». Презабавно замечание: «я, к моему глубокому сожалению, совершенно отрезана от англоязычной политической аналитики (не знаю языка), с огромным интересом думаю о том, что ведь есть и китайская политическая аналитика. — вот бы её почитать». На сетование оппонента, мол, в её текстах трудно различить иронию, охотно признаётся, что она и сама её не всегда различает.

Эти милые недостатки психолог компенсирует… смайликами и прикрывает наукообразными оборотами. Замечу, речь идёт об авторе нескольких книг, наверняка, хорошем литераторе и специалисте. Но, похоже, в «Снобе» она к себе не очень требовательна. Иначе не злоупотребляла бы нестерпимой патетикой, типа «да будет свет», заезженными клише «что посеешь, то и пожнёшь», «сейте хоть что-то», «и взойдёт». Прямо какой-то пахарь, а не психолог! Впрочем, тут вина нас, членов клуба «Сноб». Это мы не очень взыскательны к творчеству нашего весьма плодовитого психолога.

Под конец упомяну ещё одного автора с широкой психотерапевтической практикой. Её пост озаглавлен так: «Очень личное». Вот один из постулатов: «Если есть страх остаться голым и беззащитным перед любимым человеком, то это самый наш большой страх». Первое возражение — это не любимый человек, если есть такой страх. Второе — оказаться голым и беззащитным страшно перед людьми вообще. А вот ещё одна сентенция: «Так страшно сказать: я ревную, я скучаю, я люблю и… замирать от ужаса». Не надо быть психотерапевтом, чтобы задаться вопросом: а зачем всё это говорить? Когда любовь — такие слова не требуются! Или, в крайнем случае, они произносятся с… юмором. Какой же смысл так потрошить себя в публичном пространстве? Нужно ли это пациентам? Сомневаюсь. А нам? Наверное, да! Потому что мы бездумно хаваем это чтиво, поддерживаем, комментируем.

«Очень личное» насчитывает более 50 тысяч просмотров. Ничего удивительного. Ведь подобные сочинения подаются как аналитические разговоры, как психологическая помощь, как скрытая и явная самореклама. Может быть, на подобное творчество стоит смотреть как на… смешное в анекдоте?

Комментарии

— Я старательно избегаю всей этой здешней психологии. Несколько раз пытался прочесть что-то из этой серии и понял, что мой бедный разум просто не способен эти тексты воспринимать. С первых же строк становится дурно. «Сейте хоть что-нибудь. Только не вражду. Если говоришь, пишешь, сеешь гадости про человека, страну, народ, только они и взойдут потом». Это ведь черт знает что, да простит меня автор этих строк. И меньше всего мне нравится вот этот особый отстраненно-назидательный тон.

— Восхищён не только тем, что вы прочитали эти мои размышления, но и откликнулись. Вы что, никого тут на «Снобе» не боитесь?

— Я ваши тексты всегда читаю. Не всегда согласен, но тут — всецело и полностью. И разве кого-то тут стоит бояться… Страх, обычно, имеет первопричиной угрозу, а угрозы в мой адрес пока не поступали. Обилие на «Снобе» психологии явно низкого качества — это да, настораживает (но не более).

— Симпатичный мне в целом автор поста зачем-то наезжает на нескольких невероятно симпатичных мне людей, которых я не просто по-человечески люблю, но очень уважаю за их жизненную позицию, профессиональные достижения и общий уровень, и у которых лично мне есть чему поучиться. Они не нуждаются в моей защите. Судя по счетчикам, они значительно более популярные авторы, чем я, что совершенно справедливо. Ну, а говорить про литературные амбиции К. на «Снобе» просто смешно — она автор многотомных исторических романов, длинной полки детских книг, которые в очередной раз были недавно переизданы и лауреат литературных премий.

— Как видите, «профессиональные психологи» слегка налетели — не все, но некоторые. Уже и комплименты посыпались, хоть и не во всех случаях ясно, в чей именно адрес. Я о ярких характеристиках в комментариях уважаемых психологов-профессионалов: «лицо неопределённой гендерной принадлежности», «земноводное в очках», «мужчина в красном сюртуке», «погреть руки у чужого огня, когда нет своего», «трусливая посредственность», «низкая, близкая к нулевой, креативность», «мальчонка в красной рубашонке», «от вас. Простите, тошнит экзистенциально»…

— Как всё это славно, хотя не сразу понятно — кому что? Особенно радует «простите».

— Зачем разбирать кому — «что тут?» Психика, она ведь штука шаткая, лучше поберечь.

— Да, пожалуй, поберегусь. Хороший совет. Нашёл сейчас, чем отвлечься. Вот фраза из поста: «упругий изгиб молодого невинного тела». Из только что выставленного эссе.

— О, так на «Снобе» пишет только Саша.

— Дело не в лексике, дело в содержании. От банальщины, изложенной академическим стилем, меня «экзистенциально» подташнивает сильнее, чем, например, от прозы Сорокина или Лимонова.

— А я стою между двумя здешними психологами и не могу решиться, кого из них читать. Эх, была ни была. Никого читать не буду. Пойду лучше в кафетерий.

— Это мужественное решение. И мудрое. А главное, не трогать их! А то ведь и без глаза можно остаться. Про порчу лучше прочитайте, чем их, психологов. Только осторожно с комментариями.

— Требую восхититься и мной. Меня тут пригласили на конкретный пост в этой дискуссии, и я сдуру решил прочесть вашу преамбулу — топик-стартер. И восхитился — как за относительно недолгий срок пребывания на «Снобе» вы смогли так глубоко перепахать и изучить всё его содержание, недоступное большинству старожилов. Искренне восхищен.

— Вот просто удивил и ваш озадачил текст. Зачем тут пишут психологи? Они сейчас набегут и сами объяснят, конечно. А вот зачем тут пишут все прочие… не психологи? Вам, наверное, удалось нащупать дискуссионную тему для первых строчек рейтинга.

— Ну, конечно, показалось многое. И про литературные амбиции. в первую очередь. Ошибаетесь. Психологи не набегут. Обида и профессиональное чувство гордости удержит их. Уклонятся.

— Вообще, странный пост. Очередное распоряжение автора другим авторам не писать, или если уж и писать, то писать так, чтобы удовлетворить данного автора. Ну что у человека за странная установка? Кто и когда ему внушил, что писать можно только так, а не эдак? Он сам в неё, эту давнюю установку поверил — ну и ладно, его личное дело. Так нет же, он не просто трусливая посредственность (в смысле авторства и литературных амбиций), но и от других требует быть такими же. Между прочим, именно так и работают общественные ограничители талантливых и предприимчивых людей в русском социуме. Когда посредственности подавляют тех, кто им непонятен или кого они считают ниже себя и поэтому не имеющими права на самовыражение. Это я вам как профессиональный психолог говорю.

— Мысль понятна. Добавлю: самая гнусная «трусливая посредственность». Предлагаю заклеймить автора поста позором, что вы уже фактически сделали, со свойственным вам изяществом, и пойти сочинять эссе на тему «Не всё то золото, что блестит. Как обрести счастье».

— Мужики, вы не обижайтесь. Ничего личного. Просто вы ведёте себя как дальтоники в картинной галерее. Вы неспособны воспринимать и различать человеческие чувства, они вам неинтересны. В этом нет ничего страшного. Проживете и без этого. Это не ваше. Мужские особи вообще много какими качествами не обладают. Просто надо помнить, что мужчины, как и вообще всё живое с недохромосомой, это всего-навсего инструмент природы, расходный материал. Хотя относиться к ним надо всё равно с уважением, потому как тоже люди.

— Вот после этого текста очень хочется напомнить о проходившей не так давно дискуссии по темам феминизма. Я вообще считаю, что снисходительное отношение к собеседнику любого пола на основании гендерных отличий и есть предмет отчаянной борьбы феминистов. А существующее сейчас в обществе распределение социальных ролей как раз и позволяет некоторым женским особям высказывать сентенции насчет неполноценных хромосом или при отсутствии столь изысканного лексического багажа более незатейливо «Все мужики козлы». Это, скажу так, оборотная сторона патриархального уклада общества. Куда деваться, будем терпеть.

— Меня неприятно удивила безличность вашей филиппики. Вы не знаете, как зовут меня? Или других ваших адресатов? Это как минимум невоспитанно, чего от вас я как-то не ожидала. Возник и ещё один вопрос. Если какие-то темы, мысли или образы моих статей вызвали у вас возражения, желание поспорить, почему не написать об этом в комментариях к посту? Не стану обвинять вас в литературных амбициях, это, пожалуй, будет плагиатом, но ситуация выглядит так, словно вы опасались, что там эти вопросы действительно можно будет просто обсудить по делу и «инфоповода» для отдельной статьи не будет. Должна сразу сказать, что все мои «наспех причесанные истории» обдуманы до последней запятой и не содержат ни единой узнаваемой детали. Я, как и любой терапевт, пишущий о своей практике, изменяю ситуации так, чтобы это не задело ни одного клиента. Либо договариваюсь с человеком, о публикации его истории, всё равно изменяя детали. Даже если я пишу о каких-то совсем общих мыслях, возникших во время конкретной сессии, я всегда спрашиваю клиента, нормально ли, если я об этом упомяну. Бывает, кому-то с этим некомфортно. Тогда я просто не пишу на эту тему. Теперь о «популярности» и о том зачем я пишу. Литературных амбиций у меня особых нет. То, что я пишу — реклама. Абсолютно. И я этого не стесняюсь. Это реклама психотерапии, как способа найти помощь в каких-то своих жизненных коллизиях и меня, как специалиста. Отправиться к психотерапевту обычно страшно, даже когда боль нестерпима, как зубная. А так, человек уже знаком с моими мыслями, с моим подходом к жизни и к работе. Если в нём это отзывается, он приходит. Дальше уже начинается личный контакт и там тоже что-то складывается или нет. Тексты написаны популярным языком для того, чтобы их читали. Живой язык читать легче. Проще зацепиться за какую-то идею, оттолкнувшись от которой можно найти что-то очень свое и даже иногда решить какую-то проблему. Судя по письмам, которые мне пишут (не забывайте, что многие статьи читают не только наши подписчики, но и 300 с лишним тысяч читателей страницы «Сноба» в Фейсбуке, людям это что-то дает. Для меня этого достаточно. Лично меня задели две вещи «зачем выворачиваться наизнанку» — очень трудно мне далась эта статья, но по опыту (да и по откликам) я знаю, что людям, находящимся в похожей ситуации очень важен положительный пример. Реальность того, что можно быть счастливой в любой ситуации. После неё мне позвонили несколько тяжелых больных — просто поговорить. И ещё мне стало очень грустно, что вы, как и многие, считаете, что «если любишь, слова не нужны». Нужны они, и ещё как. И почему, черт подери, надо говорить о том, что тебе больно — с юмором? Но это, видимо, чисто английское. Мне не понять.

— Как странно, что вы укоряете меня в невоспитанности (а я как раз не хотел называть имена, чтобы не ранить — есть такая форма письма, когда всё внимание не на личность, а на явление), что я грею руки у чужого костра, и прочие фантазии…. Моя же цель всего-то — попробовать поддержать высокий литературный уровень наших выступлений тут, избегать банальностей, радовать друг друга оригинальными мыслями. находками, суждениями. А тут такое! Жаль.

— Смешно право. Вы прямо упоминаете мою статью, но имя не называете, чтобы «не ранить»… «Хорошо, я не буду называть сэра Баскервиля старым идиотом». Борьба за литературный уровень, к сожалению, ваша основная тема, я уже это поняла, поскольку практически ни на одну из тем, затронутых с вашей подачи, вы не отреагировали. «Жаль»(с). Впрочем, боритесь на здоровье. «… ловко орудуя пузатым заварочным чайником, выводит: “Рогожин, я к Вам равнодушен!“»(с)

— Интересна связка (психо)терапевт-клиент. Не пациент, а именно «клиент», как, скажем, клиент маникюрного салона. Трудно себе представить хирурга, который своих пациентов называл бы «клиентами». Специфика деятельности, видимо.

— Вы знаете, дорогой автор поста, у меня сложилось впечатление, что вы очень старый и очень неумный человек.

— Вы правы, у вас сложилось правильное впечатление.

— А я очень молодой и очень неумный человек, что, конечно, чуть лучше. Поумнеть шансов мало, но молодость предпочтительней старости. Хотя бы потому, что всегда можно сослаться на малый возраст как на причину собственной глупости. Рано или поздно я этого преимущества, увы, лишусь.

— Старость не есть количество лет, старость — это умонастроение. Впрочем, при чем тут вы?

— Я поддерживаю суть сказанного автором поста, следовательно, я глуп в той же мере, что и он.

— А я уж не буду разводить балясы насчет того, умны вы или нет. Только не обижайтесь, вы мне не столько интересны. С другой стороны, вы не изливаете на беззащитную публику свое бессильное старческое брюзжание по поводу того, что люди в своем поведении не отвечают вашим высочайшим стандартам. И не судите людей, занимающейся той областью деятельности, в которой вы сами ни хера (в силу отсутствия образования и опыта) не понимаете.

— Текст автора поста — скорее рецензия «постов психологов и психотерапевтов» как жанра местного творчества (в том виде, в каком этот жанр представлен), нежели указание психологам, каким образом им эти посты следует писать. Скажем, пишет обозреватель «Афиши» Роман Волобуев в рецензии на фильм Никиты Михалкова: «Михалкову дежурно изменяет вкус (а Волга впадает в Каспийское море)…», или Джей Райнер из «The Observer» разносит в пух и прах новиковский ресторан в Лондоне: «In a city with a talent for opening hateful and tasteless restaurants, Novikov marks a special new low». Многие не согласны. Михалков и Новиков, думаю, очень огорчились…

— В моём выступлении речь идёт исключительно о литературных достоинствах и содержании текстов психоспециалистов, которые они выставляют в «Снобе», А чтобы увидеть это, надо поменять угол зрения. Умственные способности применять не надо.

— Если тексты кто-то читает, значит они кому-то нужны. А эти тексты читают многие, идут на имя, по комментариям же видно, что темы востребованы. И именно в той форме, как они подаются. И от этого поста возникает в первую очередь недоумение: если уж смысл «психологических откровений» ускользает от автора этого поста, то простые рассуждения должны были бы привести к цепочке рассуждений «Я не понимаю, что людям нравится в этих текстах — Я что-то не понимаю в этой жизни». Потому что, наверное, действительно кому-то кажется, что испытывать стыд, вину, скованность, терзания вот в ТАКИХ ситуациях надуманно и не бывает. Но разумному человеку было бы очевидно, что если он сам такого никогда не испытывал, то это не значит, что такого не испытывают другие. Есть какие-то общепринятые и признанные правила физической гигиены. Но непрожитые страхи, эмоции, чувства накапливаются в душе и превращают её в авгиевы конюшни. Институт духовников, балясы на кухне, жилетка для слез, близкие, друзья и родичи — это всё способы поддерживать свою душу в чистоте, наверное. Ну или психолог, да. Или, хотя бы, проговорить свою проблему для самого себя вслух наедине или внутренним голосом. Кто как умеет, так и спасается. Спусковой клапан необходим. И если эта проблема вам не знакома, то я вижу всего два варианта: или кто-то рядом эту роль духовника для вас играет, так что вы этого и не замечаете. Или чувства и эмоции так не глубоки, что и не оставляют рубцов на душе. И это могло так быть всегда. Или могло стать возрастной деформацией психики, когда все чувства упрощаются до примитива.

— Дело не нравится мне или не нравится, согласен я с содержанием текста, о котором идёт речь или нет. Тут можно спорить. Дело в уровне элитного интернетного издания «Сноб», который предполагает хороший литературный вкус подавляющего большинства его участников. А это исключает, например, употребление избитых штампов типа «Если на небе зажигаются звёзды…» Это исключает плоские шутки, поверхностные суждения, неумение прочитать то, о чём пишет автор. Всему этому нам надо учиться. И мне тоже. Всё остальное, включая возрастные изменения психики, на которые Вы намекаете, я охотно опускаю.

— У всех свои понятия об элитарности. Ваша элитарность вполне толерантна к площадному мату. Я бы на вашем месте не выпендривалась так по поводу «хорошего литературного вкуса и элитарности».

— Вы разочарованы в «Снобе?» Он не соответствует вашим ожиданиям? Напоминаю вам, что Интернет большой. Вместо того, чтобы перевоспитывать участников, что абсолютно бесполезно, найдите себе ресурс по вкусу, либо создайте собственный. На месте всех участников, я бы проигнорировала следующий ваш брюзжащий пост — это убьет сразу много зайцев: 1. Брюзжание не даст вам удовлетворения. 2. Пост быстро уйдет в небытие. 3. Участники попрактикуются в дзэне. 4. Участники смогут использовать высвободившееся от бесполезной аргументации (потому что вы всё равно её не воспринимаете, и стоите на своем, что, да, есть признак умственной и эмоциональной старости) на более важные, интересные и продуктивные дела.

— Чисто случайный выбор поста — перелопачивать дискуссию времени нет. Уровень «элитного интернетного издания» должен быть сопоставим с уровнем российских элит, и по возможности быть не ниже. Уверяю вас — он существенно выше среднего уровня наших «элит». Какие из этого следует делать выводы — дело вкуса и предпочтений.

— Михалков примерно в таком ключе рассуждает о своих поздних творениях. Мол, те из вас, кому не нравится — просто понять не в силах. Любой продукт находит потребителя, а количество просмотров и даже лайков ничего не говорит о качестве продукта. Слово «ширпотреб» возникло не на пустом месте. Всё это здесь уже обсуждалось и не раз. Это, кстати, может быть интересно для психологов. Обычная ситуация: говоришь о текстах, а в ответ получаешь «не судите людей».

— Может быть, но не в этом случае. Тут наши психологи обижены.

— В том-то и дело, что не психологи обижены. Они-то действительно, скорее самоустранились. Но вот это «Первое возражение — это не любимый человек, если есть такой страх». Не надо быть психотерапевтом, чтобы задаться вопросом — а зачем всё это говорить? Когда любовь — такие слова не требуются! Или, в крайнем случае, они произносятся с… юмором… Какой же смысл так потрошить себя в публичном пространстве? Нужно ли это пациентам? Сомневаюсь. « — если Вы задаете такие вопросы и так их ставите, то может быть просто устроены совсем иначе, чем другие люди? Разве это не очевидно? Потому что меня, например, шокирует, что кому-то пришло в голову ТАК сказать на этот счет. И если в параллельной ветке идет беседа на тему, которая меня не интересует, не волнует и для меня пуста, то это же не повод вломиться туда и начать раздавать там указивки и развешивать диагнозы. Может быть проще признаться самому себе, что вот то место, которое болит от стыда, застенчивости, нежности, гнева, одиночества и пр. у всех, кто отзывается на психологические тексты, у СЕБЯ самого устроено по-другому?»

— Психологи не обижены. Они просто игнорируют нищих духом.

— Я бы это назвал не обидой, а негодованием, переходящим в праведный гнев. В кругу тех, кто негодует, активно используется понятие ЦА — целевая аудитория. Ну не ЦА мы, не ЦА. Меня вполне устраивает такое объяснение. И никому не должно быть обидно: по идее, но, увы, не по факту. Мне несколько неприятно лишь одно: мгновенный переход на личности, прямые оскорбления. Как-то мизерно, господа. Мизерно, если вам понятно значение этого слова. Извините, что полез. Вижу, полез не туда. Голова вроде прошла, а корпус застрял. Пожалуй, полезу обратно.

— Очень правильно. Умный отступает первым.

— Умный — отступает, а очень умный — вовсе не вступает.

— Обижены не психологи. Психологи переживут, у них работа такая. Обижены те, кто их читает. Тысячи людей, между прочим.

— Я не ваш читатель, уважаемый автор поста. Но время от времени попадающихся мне невыразительных реплик вашего авторства, казалось, достаточно, чтобы спокойно и миролюбиво («пусть расцветают все цветы!») игнорировать вас и впредь. Но так вышло, что по какой-то ссылке я забрела на этот последний пост. Удивилась. Терпеливо прочла всю ленту его обсуждения. Хотела было сразу наслать на вас порчу и наговорить гадостей, но одолела себя и потратила время, чтобы прочесть и прочие ваши эссе. Вдруг, это случайный кикс, всякое бывает — изжога, мигрень, несварение желудка. Но нет — все посты примерно одинаковы и примерно об одном — несовершенстве данного ресурса, который вы с какого-то перепугу аттестовали элитарным интернетным изданием. После этого я считаю себя вправе поделиться с вами своими печальными впечатлениями. Итак: в санитары здешнего лесопарка вы не годитесь, потому что 1. занудны, 2. многословны, 3. склонны к унылым штампам, 4. скучны, 5. претенциозны, 6. старомодны, 7. поверхностны, 8. беззубо-осторожны (чтобы не сказать трусливы), 9. заискивающи, 10. безадресные и беспредметны. Мне не стоило бы палить «из пушки по воробьям», но иногда хочется навсегда отвадить надоедливых пташек от своих «ягодных мест». Дело в том, что мне очень нравится, что и как пишут К., А., Е…. Я рада, что не совпадаю в этом с вами, занудой и бесплодным резонером (знаете, есть такое амплуа «на театре» для актеров, которым не сыграть героя-любовника и они не вышли фактурой для амплуа «благородный отец»). В их писаниях есть нерв, жизнь, ирония и самоирония, чувство трагического, сомнения, раздумья, любовь и правда — всё, чего не удалось обнаружить у вас, с вашим сухим и бесплодным тщеславием, вялым снобизмом и унылыми замшелыми сентенциями. Я не люблю обижать людей. И очень многое в здешней писанине меня удручает, злит, не по-доброму смешит и наводит тоску. Но это совсем не те авторы, по которым Вы так неразумно прошлись неумелым пером литератора. Ещё раз повторю — они живые, в отличие от вас. Оставляю вас теперь со всем сказанным и приглашаю почувствовать на себе, что такое быть объектом чужого резонерства. Наслаждайтесь! И напоследок пара цитат из вас, эталона элитарности: «Моя же цель всего-то — попробовать поддержать высокий литературный уровень наших выступлений тут, избегать банальностей, радовать друг друга оригинальными мыслями, находками, суждениями текстов и тем». Вот ещё пример: «Я ведь с цветами намучился в младые годы. Был у меня роман с заслуженной актрисой во МХАТе. Никаких требований у ней ко мне не было. Только чтоб по окончанию спектакля я ей прилюдно розы дарил. Вручённые мне заранее. Потому что денег у меня на них не было…»

— Рыцари в моем лице в благоговейном восхищении. Это поистине королевский гнев. По сусалам его, по сусалам!

— Сердечная благодарность рыцарям в вашем лице. И гардению в петличку из нашей королевской оранжереи! Собственноручно.

^- Муррррррррррррррррррррррр….

— На мой вкус ты резковата. Тем более что можно было бы просто открыть незамысловатую тайну, доступную уже многим — ещё не родился человек, который мог бы претендовать на роль санитара местного леса…

— Что ты, это я ещё подвергла себя жестокой самоцензуре. Ты же знаешь, что я не люблю ругаться и в скандалах не замечена, но тут нельзя было не «изваять в назидание народам древности»… «Мы уж как-нибудь сами, без санитаров-самовыдвиженцев!..»

— Ну, раз уж ты сама себя — то молчу. Я просто не в теме темы и сопряженных с ней подтем.

— Знакомый способ поддержания разговора. Я с вами не согласна, сэр, и вы — ничтожество, сэр. Очевидно, для разговора, по существу, было бы вполне достаточно развить первую из двух мыслей: я с вами не согласна. Но нет, акцент сделан именно на вторую мысль, про бесплодность резонёра.

— В данном случае иных способов «поддержать разговор» не было, потому что и разговора не было, а был унылый и бессвязный поток надуманных претензий. Очень при этом менторски и свысока. Поэтому пришлось указать автору, что и он может оказаться мишенью…

— И напоследок ещё несколько образчиков высокой полемики. Что и говорить — наполнено смыслом, доказательно, тактично, умно, ярко: «удручающее чтиво!», «не злоупотребляла бы нестерпимой патетикой и заезженными клише», «мы бездумно хаваем это чтиво, поддерживаем, комментируем», «Не надо быть психотерапевтом, чтобы задаться вопросом — а зачем всё это говорить?», «они выбивают слезу», «и всё это непременно прикрывается флёром заботы о сирых, убогих и слабых»… «Впрочем, тут вина нас, членов клуба ”Сноб “». «Это мы не очень

взыскательны к творчеству нашего весьма плодовитого психолога»… Не буду продолжать. Я всё сказала, больше не стану отвечать, просто не готова положить жизнь на то, чтобы вас в чем-то разубедить. Пока вы не обижаете людей в пространстве, куда я вхожа, на всё остальное имеете право.

— Класть жизнь не нужно. Давайте на этом и закончим.

— Я выпал на пару дней из дискуссии. Ниже объяснил причину. Но как вовремя подоспел. Именно. Класть жизнь не нужно. Но если человеку нравится читать то, что я подвергаю критике, то тут либо корпоративное братство, что понятно, либо эти тексты действительно отвечают потребностям и вкусам Наводящей порчу. Проблема-то моих оппонентов — они отстаивают авторов, симпатичных им, но не выходят на анализ текстов, которые вызвали у меня сомнения.

— Мне кажется, автор поста не в состоянии всерьез кого-либо обидеть. Вы зря вспомнили о пушках.

— Всё правильно, и твой текст выстрелил, потому что острый как игла. Был бы проще, отошёл в небытие без замечаний, упрёков и молчаний. С другой стороны, автор блога тоже фундаментально прав, но допустил промашку-некорректно агитировать за стильность и интеллектуальность, если сам не соответствуешь.

— Меня беспокоят не слова и тон, с каким вы обрушились на меня…. Это можно и понять. Меня больше огорчает ваш литературный вкус: «Мне очень нравится, что и как пишут» авторы, которых вы упоминаете. Они, наверняка, могут писать хорошие тексты. А я о том, что зачастую попадает сюда в «Сноб» под их именами. И если это вам нравится, тут серьёзный разговор с вами вряд ли получится.

— Я согласна не обсуждать мой вкус. И не настаиваю на серьёзном разговоре…

— Я думаю, автору блога не стоит беспокоиться о представленных здесь комплиментах в его адрес. Главный мотив всё яснее: своих в обиду не дадим. Так это выглядело с самого начала: профессиональная-корпоративная-общинно-клановая-дружеская этика, система свой — чужой в действии…

— Я это и назвал дружеской этикой. Ключевое слово — «свои», не важно по какому признаку. Есть свои, есть не свои. С не своих спрос строже, особенно когда не свои своих «задевают». Это, как известно, называется предвзятостью. Со всеми вытекающими, в которых психологи понимают гораздо лучше, чем я.

— Наверное, вы затронули одну из самых больных тем. Вот эта самая дружеская этика отличается… бессовестным образом мыслей.

— Написал вам про бессовестный образ мыслей или отсутствии мыслей вообще в рамках дружеской этики, кроме одной. А сидит у меня прочитанное вчера эссе. Только одна фраза оттуда: «Пока я листала и переписывала бумаги, которые МНЕ РАЗРЕШИЛИ, рядом как конвой стояла работница архива с поджатыми губами. Как будто это я на её тайны покушаюсь и при этом преступно не знаю субординации». Что это? Кто эта женщина? Что движет ею так служить сегодня в этом ведомстве? Кто мы, когда говорим — сталинская тема такая больная, что я не хочу об этом говорить. И о нынешнем режиме тоже. Я понимаю осторожность этих людей, которые живут в России и боятся. Но эти люди должны понимать, чего они стоят. Быть скромными и восхищаться бесстрашными. Я ценю «Сноб» до тех пор, пока вот такие люди есть тут.

— Ну, надеюсь, что порчу-то вы наслали, не подумав…

— Не насылала, смотрите текст. Если бы наслала, вы бы почувствовали! Мне есть что возразить вам, но не хочется длить жизнь материала, который мне не нравится, ведь все обсуждения, доводы и возражения всё равно будут комментариями к нему, этому изначально неприемлемому для меня тексту.

— Да, внимательно читаю ещё раз текст. К сожалению, наслали… Именно наслали! Я надеюсь, прочли мой сегодняшний пост. Он сейчас заслуженно сгинет. Но я-то не принимаю эту порчу всерьёз. Беспокоит, что вы не чувствуете вины. Видимо, я не первый. А вот это уже печально.

— Простите великодушно, что я исчез на два дня. Причина уважительная — получил приглашение на открытие Музея Пикассо в Париж, так что моё молчание — не вопрос уважения или неуважения к авторам комментариев… Сегодня, вернувшись домой, я внимательно прочитал всё без всяких исключений. И вынужден сказать следующее. Я продолжаю считать «Сноб» лучшим российским интернетным изданием. Поэтому так неуместны тексты, которые выдаются тут под видом психологической помощи, беседы по душам или откровенной саморекламы. Давайте будем более требовательны к себе! Только и всего! Тем более, что на Фейсбуке, в других изданиях можно выставлять всё что душе угодно. Там нет таких требований. «Сноб» же обязывает. За что он нам и нравится. Конечно, печалит, что мои оппоненты используют привычный (кстати и в большой политике!) аргумент: «А на себя погляди!» Но то, что я пишу плохо, не делает лучше тексты наших психологов. Я пишу лучше и, нещадно истребляю из своих текстов штампы типа «пусть расцветают все цветы», «если на небе зажигаются звёзды.», «изгибы молодого тела». Так что пусть в этом разговоре первым и самым главным будет вопрос к самому себе — всё ли я, автор, сделал, чтобы выставить этот текст, реплику, комментарий в «Снобе?» Будет ли моё выступление отвечать высоким стандартам этого издания?

14. Про тех, кто насылает порчу, верит в привороты, ворожит и чуть-чуть про себя…

Сразу скажу — хорошо знаю страну, в которой прожил полвека. Мифическое сознание, ворожба, раздача проклятий, вера в привороты… Ничего нового. Но чтобы такое найти в «Снобе?» Ну, не верилось, что в избранной публике найдётся та, которая напишет: «хотела сразу наслать на Вас порчу, но решила сначала почитать…» Случилось же невероятное. Сработало. По крайней мере, вещунья-колдунья должна так подумать. Во вторник поздним вечером, вернувшись из Парижа, открыл страницу «Сноба» с моим последним эссе и прочитал про её ворожбу с порчей. А в среду в 6 утра, проснувшись, обнаруживаю, что абсолютно ослеп на правый глаз. Абсолютно. В 8.30 записался к участковому врачу и в 9.50 получил письмо-направление в Глазной госпиталь. Там, в Госпитале к концу дня получаю диагноз и направление в специальную Клинику. В четверг в 8.30 я у докторов Клиники. Они уточняют: левый глаз в порядке. Но правый глаз нужно оперировать. Очередь. Шансов попасть на операцию в этот день НОЛЬ. Предложили сидеть и ждать до 19.30. На случай, если появится «окно». Повезло. 18.45. Я на операционном столе. Операция средней тяжести. Продолжительность 35 минут. Всё сделано блестяще. Но глаз пока не видит. 85 процентов того, что через пару недель всё будет хорошо. А пока живу, как обычно. Только месяц нельзя плавать, играть в теннис и летать на самолёте.

Тут два резюме. Первое: «Слава Великобритании!» Рядом со мной в приёмной сидел пациент, не совсем в себе, бездомный, приехал из Кента в лучший глазной госпиталь Англии с письмом-направлением, как и я. И к нему было точно такое же отношение, как и ко мне. Ему предлагали чай, бутерброды, пробовали понять, что он говорит. И сначала по медицинским показаниям на операцию взяли его, а потом меня. Никому и в голову не пришло выпрашивать или давать взятку, искать повод пройти без очереди, благодарить… Ничего подобного. Всё чисто. По сегодняшний день.

Второе. Что должен чувствовать человек, который просто подумал — нашлю-ка порчу на кого-то? Ну, я понимаю покойную Марию Филипповну Ходорковскую, бросившую в суде мучителям, державшим её сына10 лет в тюрьме: «Будьте вы прокляты!». Но и в этом случае страшновато за произносящую такие слова. Ну, а чтоб по нашему поводу, в пылу полемики написать такое?! Понятно, все мы авторы очень уязвимы. И я тоже. А всё-таки никогда не приходило мне в голову подобное: «Нашлю порчу». Повторюсь, я не верю в подобную хрень. Я страшусь за тех из нас, кто вдруг в подсознании поймал себя на мысли: «Так ему и надо! Пускай не лезет!». Я огорчаюсь за тех, кто не понял — я выступил лишь против банальных текстов на тему «психо». Мой призыв — держать свои комплексы с любимыми при себе, оформлять их в хороший литературный текст, а уж потом публиковать. Я огорчаюсь, читая на «Снобе» тех, кто пробавляется анекдотами, цитирует пошлости мужей, друзей, резвится остротами не знаю уж какой свежести, типа «входит плохо… а выходит хорошо…» Стыдобушка! Наш президент пошлый потому, что потребляет не к месту перлы народной словесности. В его исполнении это всегда низко. У него плохие советники. Или он их не слушает. Иначе, кто-то должен был ему давно подсказать: лучше матом. По-мужицки. Буквально на днях М.А. сыронизировал: «Уважаю мнение продвинутых домохозяек». Ну, что ж, и ихние мнения иногда полезны. Но я за то, чтобы продвинутых домохозяек задвинуть туда, где им место… Чтоб они были тут скромнее и осторожнее. «Сноб» всё ж таки!

И последнее. Никаких иллюзий никому не оставляю. Малость окривел. Надеюсь, временно. Но… мракобесием не страдаю.

Комментарии

— Я столько пропустила, что даже не поняла, каким местом тебе здесь досталось. Но я не виновата. Это всё автор поста. Он уже четвертый раз пишет, чтобы все литературные бездарности пошли вон и не оскорбляли его вкус своим присутствием. Я поддаюсь его давлению. Ночами молча читаю «Сноб». И рыдаю в слепящей злобе и глухом бессилии — не смея раскрыть рта.

— Всё, теперь Дорогая Редакция меня изгонит. Нет мне прощения.

— Да вам уже четвертый блог подряд нет прощения.

— Но только теперь прозвучал призыв: «Дорогая редакция». И от кого. От вас. Большей напасти, чем я — на «Снобе» нет.

— Дорогая редакция знает меня давно и хорошо. И потому не читает, и правильно делает. Ваша честь в безопасности. Я и раньше пыталась. Но аккуратно. Но вы, как нормальный мужчина, не слушаете, пока на вас не наорешь. Ну вот, пожалуйста, считайте, что наорала…

— А., тут я вас упреждаю. Будьте осторожны. Вот ведь вышло совершенно как предупреждали нас психоспециалисты: «Посеешь ветер — пожнёшь бурю!»

— Теперь уж я — сама осторожность (хоть и не знаю — надолго ли), поскольку действовать на нервы себе и другим подустал, если честно. Выздоравливайте. Страх потерять зрение, даже частично, — один из многих моих страхов. Уверен, вас чаша сия обойдет стороной.

— Вы приучили меня к смайликам. И теперь, как вижу ваш комментарий, так сразу ищу их, а потом уж смысл;)

— А вот смысл искать в том, что я пишу — совершенно лишнее.

— Странный текст я получил: «Порчу не насылала. Если бы насылала, Вы почувствовали бы!» Беспокоит её, как бы не продлить жизнь этому посту. И больше ничего…

— Желаю вам поскорее выздороветь и видеть лучше прежнего. Искренне желаю. Теперь я поняла, что вы имели в виду под порчей. Но, кроме плохого вкуса, вменить мне нечего… Это не я, как говорят дети…

— Спасибо. Значит, не всё так плохо. Я не хочу, чтобы «это были вы».

— Автор угрозы навести порчу не говорит, что это не вы. Она говорит, что это не она. Что она к этому не причастна. Как минимум потому, что она слишком умна, чтобы портить себе карму таким образом. Просто поверьте на слово. Я знаю, о чем говорю.

— Верю вам на слово.

— Юмора на душе не меньше, но больше ухмылок, чем улыбок. Не обессудьте. Коронные у меня не смайлы, а искренность в том, что пишу.

— А «окорочу себя» это что означает на практике? Это не больно? Мне уже пора за вас переживать?

— Нет, совсем не больно. Я постараюсь больше не огорчать своими суждениями о дорогих вам людях.

— А мне все в моей Санта-Барбаре дороги! Просто не все близки! Но без

всех она перестанет быть мило эклектичной и станет монотонной и однобокой. По-моему от этого никто не выиграет. Представьте себе однобокий земной шар….

— Ну, если все вам дороги, я уж и не знаю, как вам смогу угодить тут на «Снобе». Разве что перекинуться на сплошные комплименты. Или покинуть это издание под аплодисменты публики.

— Вам никак нельзя покидать. Вы нарушите гармонию эклектики своим отсутствием!

— В одном это вашем замечании столько всего, что вы никак не входите в категорию, куда вы так отчаянно вчера рвались — домохозяек. Тут столько смыслов открывается для меня. И что я причастен к гармонии эклектики… И что моё эклектичное сознание указывает то ли на широту кругозора, то ли на беспринципность…И что тут хорошо, а что плохо… У меня есть приятель — я его люблю, потому что его комплиментам нельзя доверять… Они выворачиваются в совершенно неожиданную сторону. Лучше б не хвалил. А вы меня за что разлюбили?

— Я не разлюбила. Я потому и отмалчиваюсь, когда вы пургу несете — уважаю ваше право.

— Ну, не совсем уж и отмалчиваетесь.

— Нет, именно отмалчиваюсь — обозначила в прошлых блогах свою позицию и замолчала. Здесь мне копии наставили, иначе я бы вообще пропустила — в Москве совсем ни на что времени нет. Ну а как прочла про болезнь, параметры изменились — сначала вы вылечитесь, а потом опять будем спорить без скидок, если будет, о чем. Не спортивно фехтовать, когда у человека плечо вывихнуто.

— Да вы второй раз про серьёзный разговор и спор без скидок. Если есть что мне сказать — не томите. Я в порядке. Ну, прищурился одним глазом, чтоб… дальше носа видеть, читаю, живу полноценно. Вам это не должно мешать сказать всё, как вы видите.

— Так я уже всё по делу сказала в разных местах. Готова повторить, раз просите. Не согласна с тем, что на снобе все блоги должны быть «литературными». Не согласна с тем, что Вы высказываетесь в такой форме, что у некоторых неопытных людей могут начать возникать сомнения, имеют ли они право писать то и так, как хотят. Считаю, что здесь должна быть саморегулирующаяся система, а не территориально-доминантная, которую вы, по сути, предлагаете. Не согласна с вашей оценкой материалов пишущих здесь психологов. Портал читают не только подписчики. Их популярность говорит сама за себя. Не согласна с тем, что писать, не называя имени, хотя понятно, о ком речь, облагораживает поступок. Скорее наоборот. Не считаю правильным заводить отдельный блог о том, что произошло в другом блоге. Если есть, что сказать о каком-то идущем разговоре, там и следует говорить. Не согласна с навешиванием оценочных ярлыков — например «продвинутая домохозяйка». Ну, с ходу все. Ушла спать. Если хотите дальше обсудить, отвечу завтра. Выздоравливайте.

— Я уже выступал по этому делу в разных местах. Но готов повторить. Хотя и не просите! Ответ на первое «не согласна». «Сноб» отличается от Фейсбуком и интернетного пространства идеей избирательности. То, что норма там — плоское и похабень, по идее неприемлемо здесь. Другой уровень притязаний авторов, другой тип мышления, диалогов, комментариев, блогов, наконец. Так мне кажется. Вы называете за это блоги «литературными?» Ну, пускай так. «Некоторые неопытные люди» (начинающие графоманы, продвинутые домохозяйки, малообразованные, не очень некомпетентные) на «Снобе» могут присутствовать. Но сообщество ставит их в ситуацию, когда они не могут доминировать. «Сноб» же всё-таки! Да, вы правы — все мы равны. Но я же предлагаю им (и себе в известных случаях тоже!) высказываться с оглядкой. Вот и всё. Теперь о текстах психологов. Все эти аргументы — их читают, они популярны, полки К. заполнены её книгами, Л. заботится о своей карме, поэтому не может…сопровождаются знакомым: «я и мы все на стороне подруги, я в спорах занимаю сторону женщины, зачем наезжаешь на симпатичных мне людей и так далее». Но я-то о другом. К. выдаёт тексты полные апломба: «Ко мне в кабинет вошла растрёпанная женщина… Она долго не решалась войти… Садитесь, рассказывайте». Вы это не видите? Колдунья-вещунья написала пространный комментарий, начинающийся словами «хотела навести на вас порчу»… за ним ещё, и ещё! И говорит тут о минимизации и сдержанности…Повторюсь, верю вам, что К. — искушённый автор. Испытал восторг, что колдунья-вещунья хорошо знает, например, Лермонтова…Но я об уровне выступлений. К. — автор прекрасных фоторепортажей, умных наблюдений в колледжах…Но эта её лифтовая тема! Я обратил внимание на этот текст. А мне в ответ — она наша, а ты сука! И вот тебе по сусалам! Да, все имеют право писать всё что угодно на «Снобе». Я очень ценю дружеские отношения. Но я за атмосферу, когда кто угодно из нас может напомнить в любой форме об уровне выступления, о стандартах уникального «Сноба». Только и всего. Далее. Я отстаиваю право писать не о людях, а о текстах, образе мыслей их авторов, не называя имён. Называть имена авторов неудачных текстов можно лишь в исключительных упорных случаях. Ведь неудачный текст — это не весь автор. Но ведь мои оппоненты и вы не анализируете тексты, а делаете упор на именах, на верности дружбе… Как же и когда говорить об этих текстах, комментарием или в отдельном блоге — это вообще, как мне кажется, не тема для разговора. Есть повод, хочется сказать по существу — прекрасно! Скажу больше. Можно завести отдел критики, публицистики. С анализом наших выступлений. Почему бы и нет. И пускай им заведует Н., скажем. А? Чего тут зазорного? Чего тут плохого? Что тут страшного? В отношении ярлыков, мне кажется, мы уже говорили. Мнение «продвинутой домохозяйки» — это тип мышления! И ничего более. Я спокойно отношусь к ярлыку моего оппонента «Вы очень старый и очень глупый». Мои приятели в моей долгой и счастливой жизни, гораздо умнее меня, могут произнести такое. Но они хорошо аргументируют это. В данном же случае ярлык навесил человек, набитый советскими штампами, способный, лишь к междометиям, а не к членораздельной речи. Ему самое место на том «Острове», который он создал. Здесь на «Снобе» ему неуютно. Но здесь его поддерживают, не отвергают, раз ему и тут хочется присутствовать. Что, по-моему, и делает сообщество, сдерживая его агрессию. Вот как-то так.

— Я читала эти аргументы в разных местах. Спасибо, что повторили подробно в одном комментарии. Думаю, каждый из нас останется при своем. Я понимаю желание иногда высказаться о среде, но я не понимаю настойчивого стремления менять среду, особенно когда уже эмпирически познано, что попытки не только ни к чему не приводят, но и дают обратный результат. Так же мне не очень понятно желание походя подкалывать. Книгами К. заполнены не её полки, а полки её читателей и почитателей, а также издательства. Я на той неделе была в «Самокате» по своим делам. Там полная полка переизданных книг К. Мне откровенно неприятно, что вы пытаетесь что-то такое о ней сказать. Допускаю, что личное знакомство — что я слышу голос и интонации, когда читаю написанные слова, дают мне некую дополнительную информацию о том, что К. говорит, чего вы не можете расслышать из-за отсутствия других векторов — помогает мне правильно её понимать. Так что предмета для спора не вижу — мнения не поменяю. Дальше не знаю, что сказать. Писать свои размышлизмы о том, что движет вами, как подразумевает данный жанр, я не буду — по целому ряду внешних и внутренних причин. Начиная с того, что я против того, чтобы заниматься раздачей оценок друг другу, тем более в публичном пространстве.

— Если про приворот, я на стороне подруги. Не зря ж мы друг друга правильно с ней понимаем, хоть и не много общаемся, и не часто видимся. Ну, а на что указывает мой комментарий — воистину the truth is in the eyes of the beholder. Кстати, поскольку вы спрашиваете про моё отношение, готова уточнить, что в подавляющем большинстве случаев при противоречии между симпатичным мне мужчиной и симпатичной мне женщиной, если я вынуждена занять чью-то сторону, я займу сторону женщины. Что уж говорить о случаях, когда мужчина не прав! Самое ласковое, что я могу сделать — минимизировать свое участие.

— Знаете, что, я разозлилась! Тоже мне, либеральные западники — не хотите снизойти до того, чтобы с безработными домохозяйками разговаривать?! У вас же там сплошное равноправие и взаимное уважение. Или я опять всё неправильно поняла про западные ценности, в которых, как мне казалось, все индивидуумы равны, имеют право на одинаковое уважение к своей персоне. Мне кажется, указывать человеку на то, что он в данный момент не работает, как аргумент против значимости его мнения, столько же уместно, как указывать на возраст, национальность, пол.

— Да напрасно вы разозлились. К разговору о домохозяйках вы ни с какого бока близко не подходите. Опять же, ни по образованию и по уму… И чего вы тянете одеяло на себя, не пойму. Это так не похоже на вас. И к чему это всё — работает человек, не работает, западные ценности. Речь об уровне мышления дамы, которая всякий раз влетает в дискуссию и всё «невпопад». Только и всего…

— Любая дама, оплатившая подписку, имеет право вступать в любую дискуссию. Как и любой джентльмен. А любые другие дамы и джентльмены имеют право дискуссию не поддержать. А формулировка: «ты судишь, как домохозяйка» столь же уместен, как «ты судишь, как лысый». И правда, чего это я. Всё равно вне литературы и бестолково получается. А в Москве уже начало второго. Пойду лучше спать. Надо вставать в шесть.

— Да мы об этом уже столько толковали. Дама имеет право, оплатив подписку. И «джентльмен» имеет право, оплатив подписку, возразить ей в пятый-десятый раз так, как ему кажется это правильным. В самом деле, поздно, спокойной ночи.

— Но назвались груздем, полезайте в кузов. Сказали А, говорите Б.

— Где именно место мне — продвинутой домохозяйке? Я б, может, туда и пошла. Но мне пока никто не указал, где оно. А у самой ума не хватает понять. Не в службу, а дружбу — просветите. А то возраст почти под полтинник, а места своего так и не знаю.

— Не кокетничайте. У вас тут есть своё место на «Снобе». Но оно никак не ассоциируется с понятием «продвинутая домохозяйка». Ни по образованию, ни по

— Позвольте полюбопытствовать, а если бы вы оценивали совокупность ваших постов через аналогичную линзу, сочли бы вы их достойным украшением самых активных дискуссий «Сноба?»

— Вопрос — как я отношусь к собственным постам, вынуждает меня повторить: то, что я пишу хуже, чем хотел бы, не делает лучше тексты, о которых веду речь в этих моих постах… Когда умер Лефорт, Петр Первый сказал о своём друге: «Он был плохим адмиралом, но стоил всего флота». Не рискую покушаться на прямые аналогии. Да и на косвенные! Но говорю открыто: я эгоист и пытаюсь сохранить для себя интернетную площадку, куда хочется заходить, читать, комментировать. А это куда важнее, чем попал или не попал я в магический квадрат… Удовлетворять мои авторские амбиции мне есть где и вне «Сноба».

15. Давайте побережём «Сноб»

Из курса партийно-советской печати журфака МГУ начала 60-х у меня осталась в памяти лишь реплика Ильича: «Чушь, чушь, чушь! Софизм самого дешёвенького свойства!». Как образец терпимости к оппоненту. Алексей С. сегодня помянул другого классика: «Маркс говорил, что культурная надстройка зависит от технологического базиса, и он был прав. Просто он понимал под культурной надстройкой культурные институты, что есть скорее зло и закостенелый кривой итог духовных исканий».

Алексей принадлежит к более образованному и молодому поколению, чем я. Потому понимает то, чего не поняли мы после Революции-91: Бородач ошибался в своих прогнозах насчёт капитализма. Но ничего зазорного в ссылках на него не было и нет. В конце концов, это последний системный философ после Гегеля…

Раньше, чем продолжить цитировать классиков марксизма-ленинизма, скажу дерзкое. «Сноб» последними эссе об искусстве, кино, живописи, литературе возрождает российскую русскоязычную элиту. Но вот вдруг сегодня обнаружилась старая наша болезнь. Самые образованные из нас кинулись друг на друга врукопашную… В детали происшедшего не вдаюсь. Суть уловить нетрудно: мы нетерпимы до крайности! Знаю, что говорю! Сам такой! Но тут слово товарищу Сталину, который однажды сказал соратникам: «Нет у меня для вас других писателей!» Чёрт с ним, давайте прислушаемся к вождю в контексте. И скажем себе: нет у нас другого «Сноба!» Потеряем эту площадку — разбежимся по своим углам. Нет такого ни в Фейсбуке, ни на какой другой интернетной площадке. Давайте побережём то, что у нас есть. Побережём «Сноб». Только ради этого сделаем усилие над собой. И если не обнимемся, то подадим друг другу руки. И продолжим.

16. Про ложь НТВ и Егора Жукова, про героя «Моцарта фехтования», ну, и про нас с вами

Начну с комментария М.: «Это, на самом деле, очень хорошо, что я смотрю НТВ лишь изредка, а то писал бы про их бредоносные эфиры каждый день, не отвлекаясь больше ни на что… Казалось бы, ну всё же понятно с этими ребятами, и всё равно каждый раз оторопь нападает: ну как так можно! Неужто это такая вот беспросветная тупость, полное незнание того, как устроена эта жизнь? Или эти люди за деньги готовы на что угодно, на любую мерзость, на любую глупость, лишь бы платили? Ну с бьющей в ладоши аудиторией понятно, аплодировать глупостям — беда небольшая, и их обычной таксы рублей в пятьсот или там в пару тысяч вполне достаточно, но вот эти, с позволения сказать, ведущие российские журналисты? Это они так дёшево себя ценят, или взаправду не знают, как работает рынок? Уму непостижимо».

Вчерашним поздним вечером как-то умудрился прочитать ваш пост (в самом деле, журналисты НТВ дёшево себя ценят или не знают, как работает рынок), послушать ещё раз последнее слово Егора Жукова (чего там постмодернистского, по уверениям Архангельского?) и даже созвониться с героем моей книги «Моцарт фехтования» (узнать, глядел ли он передачу, о которой Вы пишете и что думает о Егоре Жукове). Потому отвечаю на ваш комментарий вот этим отдельным постом.

Да, журналисты НТВ могут не знать, как работает именно российский рынок в столкновении с западным (таких журналистов подобрать для программы опытному менеджеру российского ТВ достаточно просто). И заплатить им по минимуму. Ведь тут и не пахнет журналистским расследованием — откуда прибыл товар и как на нём оказался фальшивый лейбл. Для меня пост «Нам врут! Нас обманывают!» — набат. Для меня страшно важно, что хотя бы на «Снобе» звучит правда. Ведь я жил и работал в печати в советские времена, где альтернативы не было. Потому ценю «Сноб». И горюю, когда вижу на титуле в мелькающей Ленте посты с заголовками-вопросами: «брать ли в рот, входить или не входить, жарить картошку или думать о сексе…». Вопросы эти животрепещущие, не спорю, наравне с гендерными. Но зачем с таким приходить именно на «Сноб»? Неужели в ДР не ощущают: дать зелёный свет такому — это путь загубить уникальную интернетную площадку. А может, приоткрыть специализированное приложение и сваливать всё это туда?

Вернусь к программе НТВ. Верят ли телезрители журналюгам? Есть ли у них импульс разобраться? Или им достаточно факта — я потребитель этого заграничного порошка, а он не стирает. Значит, зарубежное — такое же дерьмо, как наше и даже хуже. Значит у них ТАМ может быть также плохо как у нас. Что и есть высшая цель кремлёвской пропаганды: Россия такая же страна как другие, а во многих отношениях даже лучше. На чём и строится нынешний имперский патриотизм. Кремль может быть доволен программой НТВ. Но ведь всё происходило также, когда выстраивалась советская пропаганда. И в одночасье (в исторической перспективе, конечно) эта ложь рухнула, похоронив под собой Империю зла.

Последнее слово Егора Жукова (я без всякой меры рад, что он на этот раз отпущен из околотка с условным наказанием), показалось мне исповедальной по интонации речью, с ясным лейтмотивом, уложенным в двух словах — любовь и ответственность. Потом я посмотрел 50-ти минутное интервью с Егором на «Дожде». Потом с корреспондентом зашёл к нему домой — увидел маму, папу, бабушку.

20-летний с небольшим Егор живёт с родителями. Он показался мне чистым, искренним и, увы, инфантильным. Ему предстоит разобраться, как сочетать журнализм и политику (кстати, Черчиллю и его биографу, нынешнему премьер-министру Джонсону это удалось). Егор в условиях России выглядит замечательным исключением — он не пьёт, не курит, и похоже, трепетно относится к женщинам (английские стандарты, даже в рамках двух икон — исторической и нынешней, для начинающего политика прямо противоположны). Инфантильным, потому что он, готовый к самопожертвованию ради своей родины, вряд ли принял замечание философа Карла Поппера: «Существует возможность не только зла, но также “радикального зла “ — термин был введён Кантом. ’Радикальное зло“ есть совершение с человеком такого, что даже самые сильные, лучшие люди оказываются сломлены духом». И речь тут даже не об угрозах со стороны Режима, и не о радикальной неустойчивости человека перед соблазнами. Речь тут об «укоренённой в человеке наклонности разрешать противоречия долга и чувственной природы человека в пользу последней» (Кант).

Егору предстоит созреть и распрощаться с романтическим инфантилизмом, прежде чем кидаться в борьбу. В этом контексте полезно взглянуть на опыт вундеркинда, философа Теодора Адорно, который руководил и институтом социальных исследований, и был лидером Немецкого социологического общества. Конечно, Егор знаком с книгами Адорно и других членов Франкфуртской школы. Но как он объясняет, что Адорно не принял студенческое движение 68-69-гг.? И почему он писал о непродуктивности молодёжного протеста, «законных требованиях и сомнительных средствах студенчества». И вошёл в конфликт со студентами. И вызывал полицию в аудиторию. А когда студенты сорвали его курс (трое студенток обнажили перед ним грудь и осыпали его лепестками), он отменил лекции и уехал в Швейцарию. Да, похоже, огорчённый, там и скончался от инфаркта в свои 65? Готов ли Егор к такого рода испытаниям на сегодняшний день? Сомневаюсь. Впрочем, речь о далёкой перспективе. А на сегодняшний день в этом контексте скажу яснее: мне жаль Егора. Ведь быть бунтарём в России — это совсем не то, что на Западе.

Ну, и наконец, последнее. Замечу к слову, что дедушка жены Адорно был учителем фехтования. Звоню герою моей книги «Моцарт фехтования». Спрашиваю — глядел НТВ о том, что российского потребителя Запад обманывает с его хвалёными товарами? Нет, говорит, не смотрел. Но даже если кто-то смотрел, поверят в эту чушь не более двух процентов. Все всё знают… А что ты думаешь о Егоре Жукове? А кто это? Ни слова упрёка. Понять подтекст моего вопроса и ответа — это значит написать или прочитать книгу «Моцарт фехтования» в 300 с лишним страниц. В ней мы вместе с моим героем пробуем дать ответ на происходящее в России. И далеко не только в спорте.

Комментарии

— Простите, что отвечаю отдельным постом на ваш эмоциональный комментарий, который получил нашим ранним утром. Зацепили.

— Нормально. Если есть, что сказать, то отдельный пост много лучше комментария. На «берущих в рот» не обижайтесь — народ эти темы любит, «Снобу» просмотры накручивает. Главное-то, как мне показалось, во вчерашнем эфире от НТВ было не то, что «у них там, как у нас», а то, что «они нас ненавидят, считают нас ниже себя, и впаривают нам дерьмо». Этот мотив популярен у нас давно, видимо, по причине таких вот «прямых эфиров», просто мне они раньше не попадались. Что касается Егора Жукова… С одной стороны, личные интересы человека, думаю, выше общественных, поэтому если ему покажется, что за рубежами больше перспектив, надо уезжать, и реализовываться там. С другой стороны, время сейчас такое, что молодому человеку, решившему поучаствовать в протестном движении, могут подвернуться интересные перспективы… С третьей стороны, единственная возможность что-то в России изменить, — это заниматься этими переменами и их подготовкой. Этим путём прошли все страны, куда теперь уезжают россияне. Что до потенциала Егора Жукова в сравнении с потенциалом Навального, то я бы не торопился с оценкой. Иван Голунов, Егор Жуков и другие фигуранты «московского дела» стали сейчас популярны… Но чтобы сравняться в популярности с Навальным, им нужно приложить такие силы, какие мало у кого найдутся, так что я бы Навального со счетов не списывал, со всеми его недостатками.

— Сравнение потенциала и харизмы Егора Жукова и Навального уже не в пользу последнего, как мне кажется. По поводу же популярности Навального я остаюсь скептиком. Впрочем, дело не в личности Навального, не в том, что у него нет харизмы (при известных обстоятельствах можно и без неё победить). Дело, как мне кажется в зрелости электората. Скажем, Бориса Джонсона англичане накануне выборов критиковали за всё — и что неправильно заваривает чай с молоком, и не уважает женщин, и непредсказуем… почти как Трамп. А вот победила партия, которую он возглавил. Старая демократия, основанная на доверии (голосуем без паспортов, подсчитываем вручную, в прошлые выборы было одно нарушение) сработала без сбоев и сейчас. И Джонсон прав, подытоживая эти выборы: «Спасибо всем в нашей великой стране, кто голосовал, кто был волонтером, кто выступал в качестве кандидатов. Мы живем в величайшей демократии в мире».

— А мне Жуков как раз показался удивительно взрослым для своих 20 лет. И мужественным. Его речь на суде была блистательной, и вообще он держался великолепно.

— Да, он держался великолепно на суде. Скажу более, он со своей речью и по языку, и по интонациям на порядок выше того же Навального. У него огромный потенциал, у Егора. И впечатление от того, как он держался на суде именно такое же, как у вас. Хуже, когда я потратил время на то, чтобы послушать его на «Дожде» и «зашёл» к нему домой… Здесь как-то вылез у меня именно ваш разговор о посмертном интервью, которое дал Карл Поппер раввину, если мне память не изменяет… Тут мне Егор показался (я говорю это со страхом, как отец) именно в тисках долга и чувственной природы человека. Ну, об этом вы лучше скажете.

— Да, будь я отцом Егора, я бы приложил все усилия, чтобы уговорить его уехать. Система его не оставит, будут ломать. Страшно за него, согласен с вами.

— Знаете, я совсем не хотел со своей фамилией говорить то, что вы сказали. Антисемиты заметят, что мне на Россию наплевать. Нет, не наплевать. Я очень хочу, чтобы она как-то вывернулась из этого исторического тупика со своим несчастным народом. Но я очень ценю, что произнесли это вы, а не я — (см. заголовок комментария). Вы — русский человек и с таким заявлением искренним я ещё более высоко оценил ваше присутствие здесь на «Снобе» после этого нашего разговора.

Вот, залез в историю: нашёл ваш пост пятилетней давности под заголовком «Загадочная ошибка Карла Поппера». Свыше 500 комментариев! Как бы мне хотелось подсунуть такое Егору Жукову…