Цветущий сад Эдриана

Эдуард Ибрагимов, 2023

В этом наборе слов, связанных в предложения, словно жемчужины в колье, я собираюсь провести тебя по прекрасному саду за домом моей души. Прошу, ничего не трогай в нем. Не беспокой милые и такие невинные цветы, заснувшие под томное жужжание пчел, время от времени наседающих на их разноцветные лепестки. Не трогай древние и, между тем, обманутые деревья, под чьими кронами мы пройдем прямиком в сердце моего сокровища – прекрасную розу, благоухание которой может, по ошибке, придать тебе возбуждение к страстным открытиям и грешным помыслам. Мы пройдемся по тропам из сочиненных мной стихов, намеренно заблудившись и, стараясь не наступить в нарост из вздымающегося рыхлой землей муравейника, мимо ростков, окученных землей и пылкими фразами обитателей сада, будем болтать обо всем, стараясь не замечать маленький домик садовника, который, за створками маленьких окон, словно бойниц окопавшегося дота, будет наблюдать за нашими блужданиями. Прошу, только не смотри в его дурманящие глаза.

Глава 3. Божественная комедия.

— Здравствуй, Эди. Я безмерно рад твоему визиту, и помни, что я всегда буду счастлив видеть тебя в своей обители, — шутливо поклонившись, дородно, как и подобает человеку с его телосложением, засмеялся хозяин дома — ну же, проходи, я хочу познакомить тебя с одним интересным джентльменом. И, огромной ручищей обхватив хрупкие плечи юноши, Фелз повел его в холл, где их уже ждал загадочный гость.

— Ну здравствуй, роза — улыбнувшись уголками губ, еле слышно сказал гость. Казалось, что только Мотье сумел различить смысл сказанных им слов.

Поднявшись с массивного кресла, (что можно было заметить не сразу, потому как все убранство «обители» дяди, казалось, создавалось с целью обжить дом какого-то великана дворянских кровей) загадочный незнакомец протянул юноше руку в дружественном жесте. Эдриан, чуть смутившись прыткостью гостя, все же принял рукопожатие и стал рассматривать гостя его дяди.

И только начав пробегать глазами по незнакомцу, Мотье чуть ли не потерял самообладание, замерев в тихом ужасе. Хотелось осесть на пол, держаться руками за уже заболевшую от тяжелых, как камень легший на плечи, мыслей, или трусливо убежать от нахлынувшего осознания, не разбирая дороги, ведь на него, так же изучающе, и даже пытливо, смотрел он сам. Но взяв контроль над страхом, он все же заметил видневшиеся морщины, «пепел опыта и прожитых лет» на волосах, протянутую ему нежную и одновременно твердую руку (нежность рук является незыблемым атрибутом дворянства. Показателем, что руки никогда не кормили их владельца честным, пахотным трудом).

— «Кто же ты…? Дитя моих грехов? Или это рука смерти тянется к моей?» — зачарованный, Эдриан в мыслях пытался снять маску ухмылки с гостя, пытался ухватиться за ее край, потянуть на себя, разведать тайну его личности. — «боже мой, почему я вижу себя в этом человеке…?»

— Эди, ну что же ты так пристально вглядываешься в этого достопочтенного господина? Ты словно вознамерился увидеть то, что находится позади него! — и вновь разразился хохотом дядя.

— «И правда, почему меня вдруг стало волновать то, как выглядит этот мужчина? Всего лишь совпадение» — мысленно отпустив край маски, пришел к выводу юноша.

— Молодой человек, боюсь, что в моей внешности вы не увидите ничего примечательного. Я сын своего отца, и в этот мир был рожден по его подобию, хотя, признаюсь, мне это не доставляет удовольствие. — отняв руку и чуть приподняв подбородок, методично, словно вбивая каждую букву во лбу Эдриана, проговорил незнакомец. — кстати говоря, отвлекшись на генетические отпечатки наших тел, я совсем забыл представиться. Далекие близкие и недалекие люди, окружающие меня, привыкли называть меня Данте.

И названный Данте сделал небольшой поклон, на что Эдриан ответил тем же. Но почему-то ответный жест был похож больше на проскинезу, нежели традиционный для этих мест уважительный поклон.

Наконец, сев на положенные места в гостевой, над хозяином и его гостями стали сновать слуги, поднося кофе и другие атрибуты хорошего тона.

За окном шел золотой листопад, и солнце покато падало, с теплом целуя каждый лист, будто прощаясь, словно бы это смягчит падение листьев наземь. Листья же, целованные светилом, убаюканные полетом из материнского дома, будут ошеломлены, что тот полет был так скоротечен, что сам полет был иллюзией, дабы отсрочить неизбежное, а именно — жесткое падение, за которым последует только заточение в собственных неподвижных телах. И теперь солнце где-то высоко, будто там, на кронах матери, оно было близко, приветливо. И светило так же будет целовать листья, ветер с тем же порывом будет гулять по узким улочкам и широким улицам, но теперь уже пожелтевшим листьям кажется, что поцелуй тот схож с поцелуем Иуды, а ветер их нежно не треплет, а жестко таскает у корней матери, многих взяв в охапку и разбрасывая по человеческому муравейнику, словно в доказательство глупости заблудившихся, терпкости меда, сделанного из ложной пыльцы. Странный человек отвел взгляд.

— Эдриан Мотье? Я многое слышал о вас — запрокинув ногу на ногу, медленно подводил к чему-то Данте — не спешите удивляться моему любопытству к вашей личности, ибо ему есть объяснение. Мне стало интересно, кто же тот юноша, унаследовавший жизненно важные, для моего скромного союза, предприятия.

— Ну что вы, достопочтенный Данте, я бы не стал так себя принижать. Ваш союз является лидирующим в своей области. Не давайте ложные представления нашему Эди, пусть он знает человека, который, не побоюсь этого слова, доселе, кормил его. — решил внести ясность Фелз.

— Коль вам угодно говорить языком фактов, я приму ваше решение, и скажу прямо, — Данте поднялся с кресла и, словно вглядываясь в мансарду соседнего дома, продолжил — у нас с вами очень много общего. Надеюсь на наше сотрудничество. Иначе нас с вами ждет жесткое падение — и вновь Эдриану показалось, будто лишь только он сумел расслышать последнюю фразу, теперь, его партнера.