Мечты сбываются

Элен Алекс, 2009

Доминик Соланг живет на берегу океана и может пить кофе по утрам, свесив ноги прямо в этот океан. Справа от нее живет знаменитый кинорежиссер, неподалёку – друг детства, а слева поселяется новый сосед. С кем из них ее свяжет судьба, пока не знает никто. Кроме, разумеется, самой судьбы, которая, как известно, большая затейница и шутница. И можно было бы попытаться ее обмануть, если бы… и эта попытка не была предусмотрена судьбой.

2

Вечером ко мне приходит Ванесса. Бабушка Аманда говорит, что у Ванессы слабая нервная система, а тетя Бетси — что у Ванессы просто нет силы воли.

Несмотря на отсутствие силы воли и массу других недостатков, Ванесса — моя лучшая подруга. Она живет недалеко от нас, так что мы с ней с детства привыкли крутиться неподалеку друг от друга.

Ванесса влюбляется во все, что встречается на ее пути. Если у нас в доме во время чаепития включен телевизор и у нас в гостях находится Ванесса, мы в очередной раз выслушаем, какой голубчик Николас Ланг, какая умница-красавица Кэролайн Мембир, какая очаровательная страна Гонконг и какой лучший город в мире — Рим.

Все, что показывают по телевизору или упоминают окружающие ее люди, приводит Ванессу в неописуемый восторг и благоговение. Посторонний человек счел бы все это за грубое притворство.

Но мы знаем Ванессу с рождения. Она была влюблена в каждую свою игрушку, кофточку, платьице и печь, в которой разогревалась ее молочная смесь.

Ванесса знает, что мы с Санди через неделю удираем без спроса в горы, она счастлива за нас и огорчена за бабушку Аманду и тетю Бетси.

— Сами виноваты, — говорю я, — если бы они нас отпустили, не пришлось бы врать.

— Они в ответе за тебя.

— Санди тоже в ответе за меня. Что со мной может случиться, если кругом будут взрослые люди?

— Бабушка Аманда и тетя Бетси переживают.

— Пусть привыкают, что я уже выросла.

Ванесса сидит на моей кровати, поджав ноги к подбородку, и разрабатывает стратегический план.

— Давай я приду к вам в гости с утра пораньше и буду их отвлекать.

— Как ты будешь их отвлекать? — говорю я, в очередной раз просматривая список крайне необходимых вещей, которые нужно будет тайно вынести из дома в раннее утро побега.

Вообще-то дядя Санди сказал, что все необходимое он купит по дороге, начиная от носков с подогревом и заканчивая теплыми курткой и шапкой. Лыжи нам выдадут на месте.

— Я приду к ним завтракать, — говорит Ванесса, — и буду вести отвлекающие разговоры.

Я отрываюсь от своего списка.

— Но они и так не будут волноваться, — говорю я, — они будут знать, что Санди просто забрал меня на показ своего фильма. Они даже не подумают о том, что во время завтрака мы уже будем подлетать к горнолыжному лагерю.

— Ну а вдруг? Вдруг понадобится моя помощь?

Вот такая она, Ванесса, добрая, бескорыстная, желающая обнять весь мир, всегда должна быть всем полезной.

— Ну хорошо, приходи к ним завтракать, — соглашаюсь я, — скрасишь их одиночество в мое отсутствие.

Потом мы с ней обсуждаем Маркуса, которого она недавно встретила в автобусе.

— Представляешь, отрастил челку до носа, ничего не видит, меня не заметил, он страдает по тебе, — делает вывод Ванесса.

— Да ну? — недоверчиво говорю я.

— Верно-верно, — кивает Ванесса, — очень страдает.

— Это ты загнула, он уже и думать забыл обо мне. А впрочем, как и я о нем, — говорю я, подавляя зевоту.

— Не может быть! Все вокруг только и говорили о вашей свадьбе, а они уже и думать друг о друге позабыли.

— Всем просто было нечем заняться, вот они и сплетничали.

— Все видели искренность ваших чувств!

— Не смеши меня, какая искренность чувств, если мы с ним знали друг друга с детства! О какой свадьбе могла идти речь? Замуж выходят за человека нового, таинственного и неразгаданного, а потом открывают и изучают его всю жизнь.

Ванесса сидит с открытым ртом и надкусанным печеньем в руке.

— Скажи, что ты пошутила! — говорит она.

— Я пошутила? Да я серьезна, как ясень!

— С тобой не соскучишься, — качает головой Ванесса. — Маркус мог бы открывать тебя всю жизнь.

Я пожимаю плечами.

— Наверное, ему показалось, что он уже все открыл.

Ванесса тянется за очередным печеньем, промахивается и опрокидывает тарелку с печеньем на пол. Потом мы с ней ползаем под столом, все там подбираем и стряхиваем с рук прилипшие крошки в тарелку.

— Я заберу своей собаке, — говорит Ванесса, — она не откажется.

— Если бы у меня была собака, она бы тоже не отказалась от тарелки с печеньем, — вздыхаю я.

— Маркус тоже собрался поступать в наш университет. — Ванесса не уходит от темы.

— Откуда ты знаешь? — равнодушно спрашиваю я.

— Его родители сказали моим родителям.

— Ладно, пусть поступает, места всем хватит, — разрешаю я.

Ванесса смеется.

— Его родители жалеют, что вы расстались.

— Это они тебе сказали?

— Нет, по их лицам видно.

— А-а.

Мы сидим под столом на моем цветном одеяле, которое Ванесса зачем-то прихватила с собой с кровати, когда полезла подбирать печенье с пола. Я представляю, что, если сюда зайдет тетя Бетси, ее хватит удар от увиденной картины.

Бабушка Аманда редко поднимается ко мне в комнату. Она горестно рассказывает всем, что ее старости уже не хватает на то, чтобы забраться на второй этаж собственного дома.

— Он тебе уже совсем безразличен? — недоверчиво смотрит на меня Ванесса, продолжая тему о Маркусе.

— Ну почему же. Я привязана к нему, как к нашей веранде, к пальме у входа и к кустам роз у заднего крыльца, — смеюсь я.

— И как к океану на закате, к скалам вдали и к звездам в ночной тиши? — лукаво спрашивает она.

— Не-е-ет, — говорю я, — океан, скалы и звезды — это то, что мне еще только предстоит встретить.

И мы с ней улыбаемся. Мы уже обсудили все вокруг и думаем, чем бы заняться дальше.

Но тут приходит тетя Бетси. И мы с Ванессой выслушиваем пространную лекцию о том, как негигиенично и невоспитанно сидеть на полу под столом на чистом спальном одеяле.

— Если никто не видит, то можно, — пытается вставить Ванесса.

— Только не скажи это при бабушке Аманде! — назидательно поднимает вверх указательный палец тетя Бетси.

Прежде чем идти дальше, нужно немного рассказать о Маркусе. Я знаю его с детства, как и Ванессу, он тоже все время был где-то неподалеку.

В детстве принимаешь мир таким, какой он есть. И даже не задумываешься, почему в твоей жизни присутствуют именно эти люди, а не какие-нибудь другие.

Просто выходишь на улицу, а там тебя ждет твоя компания. И какие-нибудь проблемы и разногласия, которые были вчера, благополучно забыты, потому что сегодня опять случится много нового и интересного.

С детства нас с Маркусом дразнили женихом и невестой, и к подростковому возрасту мы уже воспринимали это так же естественно, как овсяную кашу на завтрак. Знаешь, что это не очень вкусно, но понимаешь, что будет так, а не иначе.

И потому, когда мы выросли, наше будущее для окружающих было уже вопросом решенным. Да и нам самим казалось, что мы являем друг для друга судьбу, счастье и любовь.

Поэтому обжигающей любви юности у меня не было, возле меня все время крутился Маркус. А когда с человеком общаешься такое количество лет, трудно заметить, как, оказывается, мы духовно далеки друг от друга.

И только когда мой внутренний мир приобрел для меня какие-то более-менее ясные очертания, я стала потихоньку осознавать, что мы с Маркусом совершенно разные люди. Мы с ним никогда не держали одной точки зрения ни на один предмет, событие или явление.

— Нет одинаковых людей, — объясняла мне бабушка Аманда, — мы с твоим дедушкой Фредериком тоже никогда не держали одну точку зрения ни на один предмет, событие или явление.

— О да, споры были такие, что пыль столбом по всему дому стояла, — говорила тетя Бетси.

— Я бы так не сказала, — качала головой бабушка Аманда, — Так вот, о чем это я, — продолжала она, — на том и стоит наш мир: как нет идеальной книги или совершенного фильма, везде есть какой-то изъян, с которым кто-то будет не согласен, так и не бывает людей, точки зрения которых идеально совпадали бы.

— Я не об этом, — говорила я, — я пока не совсем понимаю, но мне кажется, что мир гораздо больше и притягательнее того маленького мирка, который мы с Маркусом для себя создали.

— Бетси, о чем это она? — расстраивалась бабушка Аманда.

— Она о том, что ей кажется, что Маркус — не ее человек.

— А кто ее человек?

— Ей кажется, что она его еще не встретила.

— Где же она его встретит, если кругом один Маркус?

— Ну вот пусть поступит в университет, там и встретит.

— Но мы же не знаем тех, кого она там встретит, а вдруг у них что-то плохое на уме?

— А вдруг ей мало того, что на уме у Маркуса?

— Так создайте себе мир побольше, — обращалась ко мне бабушка Аманда.

— С Маркусом этого не получится.

— Каждый человек сам творец своего счастья, — настаивала бабушка Аманда.

— Боюсь, что Маркус — это не мое счастье.

— То есть ты хочешь сказать, что он — прошедший этап?

— Ну почему же прошедший? Мы все к нему привыкли, пусть крутится неподалеку. Он уже — как наши ступеньки и перила на веранде. Такой же близкий, но от этого ни холодно ни жарко.

— Бетси, ты слышишь, что она опять выдумала? Маркус — это перила на веранде!

Словом, мне трудно было им что-то объяснить. Они не слышали меня и не хотели слышать, не понимали и не хотели понять.

Они не понимали, зачем нужно менять то, что годами слажено, отработано и худо-бедно действует. Вот есть молодой человек, который неплох собой, не слишком глуп, почти не зануден, по-своему ласков и приветлив.

Но я знала, что он никогда не совершит поступок, который выбьет землю у меня из-под ног. И я никогда не захочу проговорить с ним от рассвета до заката о какой-нибудь ерунде.

Не скажу, что он был уже прошедшим этапом, нет. Пусть мы дружим семьями, иногда они приходят к нам на обед или приглашают нас к себе на барбекю.

Но это не тот человек, перед которым я хотела бы встать на колени и сказать, что не могу заснуть без мысли о нем и не могу дождаться нового дня, чтобы вновь его увидеть.

Он уже ничем не мог удивить меня. А я его ничем удивлять и не хотела.

Ванессу я тоже знала с детства, но мы с ней никогда не были зависимы друг от друга, всегда ценили чужое мнение и не угнетали свободу друг друга. А если Ванесса иногда хотела за мной повторять, то это был только ее личный и моральный выбор.

Мы с Ванессой собрались стать журналистами. Мы ведь с ней мудры не по годам и понимаем, что только в этой профессии наши бурные фантазии смогут развернуться всласть.

Долгие годы, начиная с моего раннего детства, мои хлопотливые бабушка Аманда и тетя Бетси вели кропотливую работу, стараясь направить мои затаенные способности и мечты в правильное русло.

Они записывали меня во всевозможные кружки и тревожно присматривались к моим способностям и достижениям.

— Быть может, ты хочешь стать актрисой? — спрашивала меня тетя Бетси.

— Вряд ли, — отвечала ей бабушка Аманда, — вспомни, как она играла третьего волхва в прошлом году в рождественском спектакле. Ни экспрессии, ни эмоций.

— Какие эмоции, она же шла во втором ряду, зачем ей было напрягаться? — отвечала тетя Бетси.

— Да хоть в четвертом! Актрису ничто не должно смущать! Она должна и во сне вживаться в роль!

— Ничего подобного. Без камер все актрисы — нормальные люди.

— Актриса всегда должна представлять себя под камерами!

— Все-таки надо было отдать ее в балет, — меняла тему тетя Бетси.

— Да ее в три балетные школы не приняли. Ты же видела, как она ставила ноги!

— Надо было подольше с ней заниматься, человека разумного всему можно научить.

— Я сама не хотела, — напоминала я, — и специально ноги не так ставила, я вам уже сто раз признавалась.

— Напомни, напомни мне о моем склерозе, — вздыхала бабушка Аманда.

— А вокалом, как она занималась вокалом! — вспоминала тетя Бетси.

— Лучше не напоминай! — говорила бабушка Аманда.

— А вспомни, как она хотела быть криминалистом! Весь дом был усыпан этим железным порошком.

— Может, ты все еще хочешь быть археологом, как твоя трудолюбивая мать? — подозрительно спрашивала бабушка Аманда.

— Нет, — говорила я, — уже не хочу.

— Конечно, не хочет, — говорила тетя Бетси, — после того как они с Ванессой перекопали весь пляж и взялись за ближайшие частные участки, а соседи написали заявления в полицию, ее страсть немного поутихла.

— Нет, — отвечала я, — моя страсть утихла навсегда. Я дошла до сути этой профессии, постигла все тайны и пресытилась.

Бабушка Аманда качала головой.

— А ведь ты очень мило играла на гобое, — начинала она сызнова.

— Бабушка, давай не будем об этом.

— А купленный специально для тебя синтезатор! У тебя была такая милая учительница!

— Надо было все-таки заставить ее окончить музыкальную школу, — складывала руки на груди тетя Бетси.

— Это же твоя идея была — не заставлять бедного ребенка что-то делать, чтобы не поломать ее психику.

— Я ей доверяла, — говорила тетя Бетси, — я верила, что она сама определится.

На что бабушка Аманда только фыркала и принималась за свое вязанье. Это означало, что разговор на сегодня закончен и я могу отдохнуть и расслабиться до следующего раза.

А назавтра все начиналось с самого начала. Но все время с разными вариациями и исполнением.

В конце концов чего они только и добились, так это моей стойкой боязни, что когда я вырасту, то стану кем-нибудь не тем, кем надо. Единственным трезвым человеком во всей этой истории был дядя Санди.

Он сказал, чтобы я ничего не боялась и что в моей жизни все еще миллион раз переменится. И если я вдруг по неосторожности случайно стану кем-нибудь не тем, кем надо, то у меня будет полно времени переучиться.

Но все-таки я очень признательна им всем. Потому что только благодаря их неусыпной заботе я читала нужные книги и смотрела лучшие фильмы.

Тетя Бетси водила меня на серьезные спектакли, а бабушка Аманда даже умудрилась привить любовь к опере. Дядя Санди ненавязчиво читал мне лекции о сценарном и режиссерском мастерстве, а мама в редкие приезды погружала меня в глубь веков, столетий и истории.

Так я постепенно становилась личностью. Со своим мировоззрением, мироощущением, взглядами на жизнь и каким-никаким кладом мудрости в душе.

И однажды я сама поняла, кем хочу быть.

— Журналистом? — удивилась тетя Бетси. — Офисным клерком, безропотно выполняющим поручения своего начальника?

— Журналистом? — подняла брови бабушка Аманда. — Вьючным мулом, скачущим по городу в поисках сенсаций?

— Журналистом? — хмыкнула мама. — Ну-ну, и что же нового ты скажешь в истории?

— А ведь это совсем неплохо, — подмигнул мне дядя Санди. — Думаю, что в этой профессии ты сможешь выразить себя.

Так мы с Ванессой решили быть журналистами. Ванесса ведь — куда я, туда и она.

Мы и с ней и современными танцами занимались, и восточными единоборствами, и на курсы стенографии зачем-то полгода ходили. Даже как-то пару режиссерских сценариев начинали писать, пока не поняли, что ни один канал их не возьмет, так как в них не было ни острого криминала, ни душераздирающего драматизма.

Школу мы окончили отлично, предложений было много, но мы выбрали местный частный университет. Потому что образование можно получить где угодно, а от любимых родственников уезжать было грустно. Это я так решила.

Бабушка Аманда и тетя Бетси по достоинству оценили мой поступок. Они ходили тихие и восторженные, светились теплым внутренним светом благодарности.

Что бы они делали, если бы я от них уехала? Кого воспитывали и оберегали от опрометчивых решений? Кому пекли пироги? Кто скрашивал бы их долгие вечера? Родители Ванессы тоже были счастливы.

Через полмесяца мы должны были сдать пару экзаменов, но дело было уже решенным. Так что пока мы только делали вид, что готовимся к этим экзаменам, а по сути — неплохо проводили время.

Мы набирали массу книг на пляж и засыпали прямо на тетрадях. Периодически нас будила тетя Бетси со стаканом свежевыжатого сока, или кто-то из отдыхающих попадал в нас волейбольным мячом.