Истинная для лютого

Элис Карма, 2022

Майя – тихая и прилежная студентка зоологического факультета. Из-за детской травмы ей тяжело даётся общение с парнями. Во время исследовательской экспедиции в тайге, она попадает в место, населённое мужчинами-оборотнями. У неё есть лишь один шанс, чтобы выжить и не стать безвольной игрушкой в их руках – довериться таинственному незнакомцу, пришедшему ей на выручку. Но что ей делать, если спаситель тоже оказывается оборотнем?

1.2

Закрыть все предметы досрочно оказывается не так просто. Преподаватели разделяются на два лагеря: тех, кто с Ольгой Дмитриевной дружит и готов идти мне навстречу, предоставляя удобное время для защиты лабораторных, и тех, кто её недолюбливает, и нашу с ней договорённость воспринимает чуть ли не как какую-то махинацию. Особенно трудно договориться с нашим экологом Львом Санычем Гавриловым. Он хоть и старший преподаватель, но сын декана факультета, потому позволяет себе лишнего.

— Хочешь досрочно сдать мой предмет, придётся постараться, — говорит он таким гаденьким тоном. У меня мурашки бегут по спине. И как только такие попадают в преподаватели? А, ну да, собственно. Что это я?

Надеяться на Ольгу Дмитриевну тут не приходится. Из методички я беру темы оставшихся до конца года лабораторных работ, а также список литературы. По двум лабам приходится напрячься, поскольку они носят экспериментальный, прикладной характер. Но выбора у меня нет, так что я выполняю всё, согласно инструкции. Параллельно готовлюсь по списку вопросов к устному зачёту.

Вторым сложным этапом в сдаче этого зачёта становится поиск самого преподавателя. Этот тип игнорирует меня и нарушает все договорённости. После наших пар просто уходит, ссылаясь на занятость. А в назначенное для приёма лабораторных время он просто не приходит. В тщетных попытках выцепить его я дохожу до отчаяния. Староста Света то ли по доброте душевной, то ли из жалости, даёт мне его личный номер. Пересилив себя, я звоню Льву Санычу. Голос по телефону у него странный, я даже подумываю бросить трубку, но мысль об экспедиции придаёт мне смелости.

— А, это ты, Макарова, — разочарованно вздыхает Гаврилов. — Что там? Зачёт… Ну, давай, приезжай ко мне, приму.

У меня мороз по коже от его предложения.

— В смысле, к вам? — полушепотом спрашиваю я.

— А какой тут ещё может быть смысл в субботу утром? Домой, разумеется. Адрес продиктовать или запомнишь?

— Э-э, я не могу… — холодея, произношу я. Он тяжело вздыхает в трубку.

— Слушай, Макарова, это кому надо: тебе или мне? — раздражённо бросает он. — Всё, короче, давай. Надоела.

— Стойте-стойте, Лев Саныч! — кричу я в страхе. — Я приеду, ладно. Диктуйте адрес.

Наверное, расскажи я кому-то про это, мне сказали бы, что я спятила. Но я действительно доведена до ручки. Начинаю уже сомневаться, что он в принципе примет у меня что-либо досрочно. Кажется, что я за это время достала его настолько, что он теперь будет валить меня из принципа. Ну и поиздевается ещё, как пить дать. Но боюсь я, конечно, совсем не этого.

Стою перед дверью, гипнотизирую звонок. Коленки трясутся. Кажется, ещё чуть-чуть, и я поверну обратно к лифту. Я в жизни стараюсь мужчин избегать. Даже в общественном транспорте держусь на расстоянии, хотя порой это даётся с огромным трудом. И всё же каким-то чудом указательный палец касается звонка. Я напряжённо жду. Повторяю про себя слова приветствия и благодарности за то, что Лев Саныч пошёл мне навстречу. Стараюсь улыбаться, потому что улыбка, вроде как, располагает людей.

Гаврилов с недовольным видом открывает мне. В драных джинсах и мятой футболке выглядит он совсем иначе нежели в институте. Неаккуратный и потрёпанный — настоящий раздолбай, как сказала бы мама. Тёмные вьющиеся волосы непричесанны и стоят торчком, на лице — щетина. Вдобавок, от него разит алкоголем. Мне с порога хочется повернуть назад. Но теперь уже кажется, что если уйду, то точно испорчу с ним отношения окончательно, и не видать мне зачёта.

— Проходи, — небрежно говорит он и проводит в грязную кухню.

Я оглядываюсь по сторонам. Обстановка в квартире выглядит дорогой, но сильно неаккуратной и захламлённой. Встаю у стеночки, прижимая сумку к груди. Лев Саныч окидывает взглядом замусоренный стол с остатками еды и вазой с окурками.

— Ну что там у тебя? — спрашивает он, оборачиваясь на меня. Я пару секунд хлопаю глазами, потом спохватываюсь и достаю из сумки лабораторные. Протягиваю ему их и зачётку.

— Я и по итоговым вопросам, если что подготовилась, — заверяю его.

Он смотрит снисходительно на лабы, потом на меня. Странная улыбка появляется на его лице.

— Ты совсем, что ли, дура? — спрашивает он. — Думаешь так надо было готовиться?

Мне его тон не нравиться совершенно. Инстинктивно пячусь назад, но упираюсь в стену. Гаврилов бросает лабы на ближайший табурет и подходит ко мне. Протягивает руку к моей талии, скользит по ней вниз.

— Я же тебе на встречу пошёл…

Вторая рука касается моей груди через футболку. Меня начинает трясти. Я перестаю его слышать. Руки и ноги цепенеют, а воздуха катастрофически перестаёт хватать в лёгких. Гаврилов не сразу понимает, что мне нехорошо. Видимо принимает тяжёлое дыхание за возбуждение. Лишь когда у меня закатываются глаза и я начинаю терять сознание, он осознаёт, что что-то не так.

Я прихожу в себя довольно стандартно — от нашатыря перед носом. Вижу круглые перепуганные глаза Льва Саныча. Мысленно радуюсь, что он не из тех, кому потеря сознания сексу не помеха. Убедившись, что я очнулась, он облегчённо выдыхает и поднимается. Откуда-то с холодильника достаёт видавшую виды ручку и чиркает ей что-то в зачётке.

— Держи, припадочная! — он протягивает мне зачётку. — И если расскажешь кому-нибудь о том, что было, вылетишь на хрен из института. Поняла?

Я, всё ещё пребывая в оцепенении, киваю. Он поднимается и отходит на несколько шагов назад.

— Ну раз поняла, тогда пошла отсюда! — произносит он грозно.

Я, держась за стену, встаю и ползу в прихожую. Там обуваюсь и на нетвёрдых ногах выхожу на лестницу. Только на улице я наконец прихожу в себя. Слёзы катятся из глаз, я всеми последними словами начинаю ругать себя за то, что попёрлась какого-то хрена домой ко взрослому половозрелому мужику. Я чего вообще ждала-то? Правильно мама говорила, у всех мужиков только одно на уме, и большинство из них не умеют держать себя в руках. Стоит лишь чуть-чуть потерять бдительность, и всё…

До троллейбусной остановки я бегу. Встречные бабули шарахаются от меня в стороны. В автобусе я с содроганием заглядываю в зачётку, чтобы убедиться, что все мои страдания были не зря. Почему-то глядя на такое желанное слово «зачёт», я ощущаю себя грязной, как будто мне и правда пришлось ради отметки сделать что-то предосудительное.