Темная Дейзи

Элис Фини, 2021

Семья, которая много лет избегала друг друга. Бабушка, собравшая их в одном месте, ради своего юбилея. Дом на острове, во время прилива отрезанный от остальной земли на долгие восемь часов. Что может пойти не так? Ровно в полночь одного из членов семьи убивают. Через час – еще одного. До конца прилива остается совсем немного. Всего несколько часов для того, чтобы понять, что за тайны скрывает каждый, и какая из них сейчас важнее всего. Незабываемые повороты сюжета в лучших традициях Агаты Кристи, в новом романе Элис Фини.

Одиннадцать

31-е октября 00:30 — пять с половиной часов до отлива

— Не злись, — говорит Трикси Лили, когда мы все набиваемся в гостиную. — Я пыталась посмотреть телевизор, но включилось это. — Она указывает на древний деревянный шкаф с телевизором и я замечаю старый проигрыватель видеокассет. Она так и не перешла на DVD, как и отказывалась слушать музыку на чем-либо кроме виниловых пластинок на своем музыкальном автомате пятидесятых годов. Ретро телевизор все равно редко работал — особенно в шторм — поэтому в детстве нашим единственным развлечением в гостях у бабушки была ее коллекция кассет. Вероятно, поэтому мы проводили столько времени на улице. Я помню выставленные на полке домашние записи, которые заметила прошлым вечером, и мы все видим, что они исчезли. Полка пуста. На экране я вижу лишь мигающее изображение младенца, пока Лили не отбирает у своей дочери пульт и не запускает видео.

Экран заполняет лицо бабушки крупным планом, но она выглядит на тридцать лет младше. Она вносит в эту комнату — выглядящую точно так же — ребенка и я не сразу понимаю, что ребенок это я. Мой отец был слегка одержим созданием домашних видео, когда мы были маленькими, но я не думаю, что видела эту запись раньше. И я не уверена, хочет ли кто-либо из нас смотреть ее сейчас.

— А остальные Даркеры с нетерпением ждут встречи с тобой, — говорит бабушка. Она осторожно передает младенца моей матери, выглядящей намного моложе. Нэнси кажется усталой, но очень красивой, и ее запястье все еще обвито больничным ярлыком. Должно быть, в тот день они привезли меня в Сигласс из больницы. Я всегда знала, что родилась, когда мы были здесь. — Позвать Лили и Роуз? — звучит голос бабушки за кадром. — Они очень терпеливо ждали встречи с их новой сестричкой. — Камера будто кивает и я понимаю, что ее наверняка держал мой отец. Я хочу выключить видео, но Нэнси забирает у Лили пульт и садится на краешек ближайшего к телевизору дивана. Сначала я тронута — что она хочет вспомнить этот момент — но потом я вижу, что она смотрит на себя на экране, не на меня.

Изображение моего прошлого подрагивает, когда отец опускает камеру на стол, чтобы заснять и себя. Он подходит к моей матери и она опускает меня в старомодную кроватку, принимаясь меня качать. У отца длинные, немного взъерошенные волосы в стиле семидесятых, дополненные смешными усами и джинсами клеш. Другая деталь, заметно отличающаяся от знакомого мне сегодня мужчины это то, что он выглядит… счастливым. Как и мать.

Я зачарованно смотрю вместе с остальными как пятилетняя Роуз и четырехлетняя Лили входят в комнату, держа бабушку за руки. На них одинаковые желтые платья с красивым лимонным узором. Я и сама носила такое же платье несколько лет спустя, но когда оно уже поблекло после множества стирок. В детстве мне редко доставалась новая одежда, я всегда донашивала вещи Роуз и Лили. На экране волосы Роуз завязаны в высокий хвостик — почти такой же, как у нее сейчас — с неровной челкой, а у Лили они заплетены в косички, перевязанные желтыми ленточками. Моя мать часто одевала их как близняшек, их разница в возрасте всего десять месяцев, так что это неудивительно. Мои сестры по очереди заглядывают в кроватку и — в отличие от нынешнего времени — мы правда кажемся счастливой семьей.

— Это все очень мило. Но что мы будем делать с ситуацией на кухне? — спрашивает Конор, прерывая момент.

Мой отец смотрит на него, словно он забыл о его присутствии, а потом наливает себе стакан виски с тележки для напитков.

— А что ты предлагаешь нам делать с ситуацией? — интересуется он, а затем делает большой глоток.

— Вызвать полицию.

— Вот опять, — говорит Лили.

— Зачем нам вызывать полицию? Ей было восемьдесят лет, — говорит Нэнси.

— Потому что я не убежден, что она умерла естественной смертью. — Конор скрещивает руки на груди.

— Думаешь, один из нас ее прикончил? — смеется отец.

— Ты не мог бы не выдвигать таких ужасных предположений при Трикси? — говорит Лили, открывая пачку сигарет и закуривая. Я замечаю дрожь ее пальцев и задумываюсь, это от холода или потребности в никотине, или же что-то еще стало причиной этому. Трикси словно ничего не слышала, она все еще не отрывает взгляда от экрана. — К тому же стационарный телефон не работает, как и мой мобильный. До отлива еще несколько часов. Поэтому для звонков полиции, коронеру или кому-либо еще нужно будет подождать.

— Я мог бы переправиться на лодке и позвать на помощь, — предлагает Конор.

— Нет, — говорит мой отец. — Это семейное дело, с ним нужно разбираться деликатно и без огласки.

— Возможно, Конор прав, — говорит Роуз и все поворачиваются к ней. — До отлива еще по меньшей мере пять часов. Нам нужно сообщить о произошедшем. Я могу отправиться с ним. Если ты не против, — добавляет она, поворачиваясь к нему.

— Не думаю, что это хорошая идея, — говорит Фрэнк, разыгрывая карту заботливого отца, хотя я не знала, что она ему вообще досталась. Никто не спрашивает, почему.

— Тогда, может, я поплыву одна? — предлагает Роуз. — Покажется странным, если мы хотя бы не попытаемся позвать на помощь. У меня не должно это занять много времени. Если ты не против одолжить мне лодку, Конор.

Он согласно пожимает плечами. Мой отец кивает Роуз, дело улажено удивительно быстро… как будто они отрепетировали весь диалог.

— Почему именно ты поплывешь? — спрашивает Лили, делая еще одну затяжку.

— Потому что она почти не пила вечером — в отличие от нас — и Роуз всегда была самой здравомыслящей в семье, — отвечает отец за всех присутствующих, ни на секунду не задумавшись.

— Спасибо! — Лили закатывает глаза.

— Кроме того, ты вообще не умеешь грести, — добавляет Роуз, глядя на нашу надувшуюся сестру. — Я вернусь как можно скорее, — говорит она, прежде чем уйти.

— Она едва ли ела прошлым вечером, — подает голос моя мать, когда Роуз исчезает. — Кто-нибудь еще заметил, как сильно она исхудала? Она почти не говорила ни с кем весь вечер и она все время смотрит на часы…

— Полагаю, ей не терпится отсюда выбраться, — перебивает отец.

— Знакомое чувство, — говорит Нэнси, когда я сажусь рядом с ней на диван. Она все еще смотрит на телевизор, так и не оторвавшись от экрана за все это время, а я вижу, что моя семья из семидесятых пропала с экрана. Теперь там только я в своей кроватке. Мой отец, должно быть, забыл выключить камеру.

— Нам нужно продолжать это смотреть? — спрашивает Лили, протягивая руку к пульту.

— Нет, подожди, — шепчу я, видя появившуюся на экране пятилетнюю Роуз.

Она оглядывается через плечо, потом подкрадывается ближе к колыбели. Мы все невольно подаемся поближе к телевизору, когда маленькая Роуз склоняется над ребенком, еще раз оглянувшись. Мы ловим каждое слово звучащей мило колыбельной, которую она начинает петь детским голоском.

Все, на что хватило фантазии:

Тихо, малыш, не лей слезы ручьем,

Сейчас мы живы, но потом мы умрем.

Она запускает руку в карман и достает что-то похожее на мышонка. Мышата рождаются розовыми и без шерсти. Слепыми, глухими и беззащитными. Существо пищит, когда Роуз зажимает его хвост пальцами и держит над кроваткой, а затем отпускает. Ребенок мгновенно — а я помню в нем себя — начинает плакать.

Моя сестра качает колыбель и улыбается, прежде чем поднести палец к губам: — Тссс. — Затем пятилетняя Роуз исчезает из кадра.

Мне кажется, что все смотрят на меня, но я не знаю, что сказать. Я только родилась, и не то чтобы я помню это происшествие или что-то, случившееся потом.

Запись резко обрывается, выезжая из проигрывателя, а на экране появляется белый шум. Мы переглядываемся и обмениваемся невысказанными мыслями об увиденном, но прежде, чем кто-либо успевает заговорить, из коридора доносится звук шагов. Дверь в гостиную распахивается и на пороге снова появляется тридцатичетырехлетняя Роуз, словно мы все только что стали свидетелями какого-то странного перемещения во времени. Она мокрая, растрепанная и злая, и мы все глазеем на нее.

Конец ознакомительного фрагмента.