Принц Генри

Эмма Чейз, 2017

Генри Пембрук, принц Весско, решается на авантюру. Он станет участником телешоу «Подберем пару». Реалити с участием двадцати самых красивых представительниц голубых кровей бьет все рекорды. В то время как Генри упивается дикими выходками соперниц, готовых на все ради победы, его внимание привлекает тихая девушка в очках – с голосом ангела и телом, которое могло бы соблазнить даже святого. Генри в растерянности: разве можно влюбиться по-настоящему в прямом эфире? Продолжение горячей истории о молодом принце от автора бестселлеров New York Times Эммы Чейз! На этот раз главным героем становится младший брат принца Николаса – Генри. Беспечный красавчик соглашается на участие в телевизионном шоу, где ему предстоит решить непростую задачу: отыскать среди 20 претенденток будущую королеву. Страстная, но романтическая история для фанатов Моны Кастен и Анны Тодд! «Столько твистов, которых совсем не ждешь от этой современной сказки, где принц просто не в силах устоять перед милой и любящей книги девушкой». – Одри Карлан, автор бестселлера Calendar Girl

5

Сара

После работы иду к своей квартире — живу я где-то в километре от работы. Это простое, но ухоженное здание с садом и зоной отдыха на крыше. Надо мной живут молодожены с младенцем — Дэвид, Джессика и маленький Барнаби, а этажом ниже — пожилая пара, Феликс и Белинда, которые вместе вот уже сорок лет.

Кладу ключи в хрустальную пиалу у двери, как всегда. Снимаю пальто и туфли и убираю в шкаф — тоже, как всегда.

Я живу одна, у меня нет даже домашнего любимца, поэтому гостиная выглядит так же, как я ее оставила утром — аккуратная, чистая, с бежевым диваном и ярко-оранжевыми декоративными подушками, шторами в тон, фотографиями моей матери и сестры на столике и обложками моих любимых книг в рамках на стенах.

Жемчужина моей гостиной — не телевизор с плоским экраном и не камин в уголке, а книжный шкаф, расположившийся аккурат между двумя окнами. В высоту он до самого потолка, с шестью полками. Несколько лет назад я купила его на рождественской ярмарке. Тогда он выглядел весьма потрепанным, простым и потертым — ну прямо как я, но я сразу поняла, что дерево прочное и не прогнется. Вот почему я доставила этот шкаф домой, как следует отшлифовала и отполировала и сложила в него величайшие свои драгоценности — коллекцию самых первых изданий классических романов. Полное собрание Джейн Остин, сестер Бронте, Диккенса — все они были здесь. Хотя мне нравятся современные любовные романы или так называемая «женская литература» — как, в общем, и каждой женщине — именно к этим историям я возвращаюсь. Неважно, сколько раз перечитывала их — каждый раз они трогают меня.

Квартирка у меня маленькая, а из окна спальни виден кусочек океана, но я оплачиваю счета сама, а не из семейного траста.

В том, чтобы зарабатывать самой, есть свое удовлетворение. Самодостаточность. Это вроде как уметь тереть палки друг о друга, чтобы разжечь огонь — навык выживания. Я бы сумела выжить и в дикой природе, если б пришлось.

Ну… по крайней мере, если Каслбрук можно назвать «дикой природой».

Дело в том, что, когда вы зависите от других, они держат в своих руках кусочек вашего счастья. Они могут взрастить его или раздавить в любой момент. Ваша судьба не принадлежит вам. Я видела, как это происходит — совсем ничего хорошего. Пусть моя жизнь простая, может, даже незначительная, но она — моя.

На кухне я наполняю чайник. Обычно в это время я сажусь ужинать, но сегодня — среда, а по средам и воскресеньям я ужинаю с матерью и Пенелопой.

До отъезда остался час, так что будет чай и… немного «Чувства и чувствительности».

Это идеальный роман — в нем как раз в меру драмы и тревоги, чтобы держать интерес, но в основном он легкий, развлекательный и к тому же с самым счастливым концом. Полковник Брэндон — мой любимчик, идеальный книжный муж. Он настолько хороший, добрый и честный, что это даже по-своему сексуально. Когда-нибудь я встречу такого же мужчину, как он — романтичного, уравновешенного и надежного. И плевать, если это звучит глупо или незрело, или попросту нереально, ведь у меня есть своя теория.

Если кошмары сбываются — а иногда они сбываются… то должны сбываться и самые счастливые наши мечты.

Когда мой мятный чай готов, я опускаюсь на кушетку в спальне, набрасываю на ноги мягкий плед, открываю книгу — и заслоняюсь от всего мира.

* * *

Некоторые люди смотрят на свою семью и задаются вопросом, а не усыновили ли их. Другие даже надеются, что это так.

Я таким вопросом никогда не задаюсь, ведь моя мать — это очевидная комбинация наших с сестрой характеров. А может, мы обе — ее половинки. Она — затворница. Ненавидит города, избегает вечеринок, редко покидает поместье и не развлекает друзей — по крайней мере, человеческих друзей. Она вполне довольна разговорами со своими цветами в парниках, за которыми с удовольствием ухаживает. Но зато здесь, на своей вотчине, она царит над всем, красочная и яркая — совсем как Пенелопа. В последние несколько лет она стала носить яркие домашние платья, сделанные вручную в Китае, с узором пейсли^[14], а волосы красит в рыжий цвета восхода. Эдакая смесь миссис Дэшвуд и Ширли Маклейн из «Чувства и чувствительности» в ее лучшие годы.

Кое-кто в нашем кругу считает ее эксцентричной. Другие называют ее Безумной Графиней. Пенни нравится вариант «чокнутая». А я вот вовсе не считаю, что мама ненормальная. Просто она уже пыталась жить по чужим правилам, и это не сработало. Так что теперь она живет так, как нравится ей… а все остальные могут катиться к черту.

— Здравствуй, моя дорогая, — тихо приветствует она меня.

Моя мать всегда была мягкой и обходительной — так уж ее воспитали. Но не стоит принимать внешнюю мягкость за слабость — иногда так же тихо заявляют о самом твердом своем намерении.

Стэнхоуп, наш дворецкий, забирает у меня пальто, стряхивает с него капли дождя. Мама ведет меня в столовую, приобняв за талию. Ее окружает знакомый аромат лилий.

— Расскажи, как дела в библиотеке?

— Ужасно.

— Ужасно? Так никуда не пойдет. Что случилось?

Мы присоединяемся к Пенни, которая уже сидит за столом, настукивая в мобильнике текстовые сообщения. Когда подают первое, я пересказываю свою горестную историю. Наши еженедельные обеды проходят в неофициальной обстановке, но наряд Пенелопы продуман до мелочей. Ее коктейльное платье в королевском синем цвете подчеркивает ее бледную кожу и длинные светлые волосы, зачесанные назад в свободный узел. Ей всегда нравилось наряжаться, и сейчас, в свои двадцать три, она никогда не упускает возможности блеснуть.

В отличие от других матерей нашего социального статуса моя никогда не подталкивала меня к удачному браку или свиданиям — Пенелопа встречается с парнями за нас обоих.

Когда я заканчиваю рассказывать о презентации, мама говорит:

— Бедная моя девочка. И что ты собираешься делать?

— У меня в самом деле нет выбора. Мне придется выступать на симпозиуме и молиться, что меня не стошнит при всех или что я не отключусь.

Пенни усмехается, неотрывно глядя в свой телефон.

— Может, тебе нужно огородить первые ряды? Назвать их «зоной брызг».

— Ну спасибо тебе, Пен, за поддержку.

Она поднимает взгляд.

— Знаешь, а ведь это тебе может быть полезно. Вытолкнет тебя из зоны комфорта.

— То же самое можно сказать и о твоей грядущей военной службе, Пенелопа, — замечает мама.

В Весско каждый гражданин — неважно, мужчина или женщина — обязан пройти двухлетнюю воинскую службу.

Пенни с трагическим видом откидывается на спинку стула, широко раскинув руки, как Христос на кресте.

— Это совсем не то же самое! Я не приспособлена к маршам и лазанью в поту, — она проверяет свой маникюр с блестками, чтобы убедиться, что не сломала ноготь, даже просто говоря об этом. — Я пыталась убедить их отправить меня отбывать срок службы в ТОВ.

ТОВ, или Тыловое Обеспечение Весско, делают всякие шоу и развлекают военнослужащих. Ну а Пенелопа всегда мечтала о славе — она слишком миниатюрная, чтобы стать моделью, но ей определенно хватает драматизма, чтобы стать актрисой.

— Вот это больше по мне. Блестящие наряды и танцы. Но мне ответили, что это противоречит приказам.

— Да, — я ухмыляюсь. — А военным нравится, когда все следуют приказам. Такие уж они.

Пенелопа показывает мне язык.

Прежде чем я успеваю решить, каким непристойным жестом ей ответить, снаружи раздаются раскаты грома, такие сильные, что фарфор и хрусталь на столе жалобно позвякивают.

Дождь бьет в стекла, а пару мгновений спустя еще один раскат грома разносится по всему дому — на этот раз такой громкий, что содрогаются стены. Какая-то полка не выдерживает и кренится, декоративные тарелки и статуэтки летят на пол, разлетаясь на кучу осколков, словно маленькие гранаты.

Я закрываю глаза, но это уже неважно — все становится серым.

* * *

Прихожу в себя, хватая ртом воздух. Так всегда бывает — словно меня держали под водой достаточно долго, чтобы я почти утонула.

— А, вот она и очнулась, — воркует мама, сидящая на стуле рядом, пока Пенелопа аккуратно разминает мне спину.

— В этот раз было очень долго, — озабоченно замечает Пенни. — Больше десяти минут.

Меня охватывает знакомое чувство стыда, от которого все сжимается.

— Простите, — шепчу я.

— Давай без этого, — упрекает мама, прижимая к моему лбу прохладную влажную ткань.

— Пойдем в гостиную, мама, — предлагает Пенелопа. — Саре будет удобнее на диване.

Я киваю, не заботясь о том, что мы пропустим остаток ужина. Думаю, к этому моменту все мы потеряли аппетит. Сестра помогает мне подняться, и, хотя колени у меня дрожат, я улыбаюсь.

— Все хорошо. Со мной уже все хорошо.

Как только мне помогают устроиться в гостиной, горничная вручает мне бокал бренди, и я медленно потягиваю напиток.

— Я читала о новом специалисте по медитациям, Сара. Думаю, тебе стоит записаться на прием, — говорит мама. — Он — буддист, и говорят, очень хороший.

Врачи называют это диссоциативной фугой. Это состояние возникает в результате стресса, беспокойства и травм, а приступ вызывают, как правило, громкие звуки, чаще всего — звук бьющегося стекла. Но это происходит не всегда. Бывают случаи, когда я слышу звук, но приступ не наступает. А иногда, наоборот, одного разбившегося стакана в ресторане достаточно, чтобы я «выпала из реальности».

Все не так плохо, как могло бы быть. Для некоторых людей, страдающих от таких состояний, приступ может длиться днями или даже неделями, и эти бедные люди бесцельно блуждают, делают что-то, чего даже не помнят после того, как приходят в себя. Мои приступы длятся от нескольких секунд до нескольких минут. Я не шевелюсь и не говорю — в те моменты меня как будто просто нет… я мертва, но все еще дышу. Я пробовала лекарства, но они не помогают, а побочные эффекты у них весьма неприятные. Я пробовала гипноз, терапию, иглоукалывание… но все это в основном тоже не давало никакого эффекта.

— Хорошо, мама.

Несколько минут мы молча наслаждаемся напитками, а потом в комнату входит Стэнхоуп.

— Графиня, к вам посетитель.

— Посетитель? — Мама смотрит на дождь, бьющийся в окна. — Кто же придет в такую непогоду? У них что, машина сломалась?

— Нет, миледи. Молодая женщина говорит, ее зовут Нэнси Херальд. Она извинилась, что не договорилась о встрече заранее, и передала свою визитку. Похоже, у нее есть какое-то деловое предложение.

Мама решительно отмахивается.

— Мне неинтересны деловые предложения, да и времени на них у меня нет. Отошлите ее, пожалуйста.

Стэнхоуп кладет визитку на стол и с поклоном выходит из гостиной.

Пенни, потягивая напиток, берет визитку… и вдруг выплевывает свой бренди на ковер.

— Пенелопа! — восклицает мама.

Сестра резко поднимается, размахивая визиткой, как Верука Солт, когда та получила золотой билет на шоколадную фабрику Вилли Вонки.

— Стэнхоуп! — кричит она. — Не дай ей уйти! Она же продюсер! — Пенни оборачивается ко мне и добавляет тихо, но настойчиво: — Она — телепродюсер.

Как будто я и в первый раз не расслышала.

Пенелопа решительно направляется прочь из комнаты. Или по крайней мере пытается… Когда она уже на полпути к двери, она цепляется каблуком за ковер и растягивается на полу лицом вниз.

— Ох…

— Ты в порядке, Пен?

Она приподнимается на руках и отмахивается.

— Да в порядке я, в порядке! А еще лучше будет, если продюсер не уйдет!

Со второй попытки ей удается встать, и Пенелопа устремляется из гостиной со скоростью, какую только позволяют развить ее десятисантиметровые каблуки.

Глядя ей вслед, мама качает головой:

— Сколько же в ней прыти.

Она осушает бокал и добавляет:

— Скорее всего, продюсеру интересно снять наши владения. Я каждые пару месяцев получаю такого рода запросы.

Вскоре до нас доносится высокий голос Пенелопы в фойе, а потом она входит в гостиную, ведя под руку миниатюрную темноволосую женщину в насквозь вымокшем тренче. Стэнхоуп хмурой тенью следует за ними по пятам.

Перехватывая инициативу у Стэнхоупа, Пенелопа сама представляет гостью, словно они — старые знакомые.

— Мама, Сара, это — Нэнси Херальд. Она — телепродюсер.

Я поднимаюсь и протягиваю ей руку.

— Здравствуйте, мисс Херальд. Вы телепродюсер? Не уверена, что расслышала.

Подмигиваю сестре, и та усмехается в ответ.

— Вообще-то ассистент продюсера, — отвечает гостья, пожимая мою руку. — Очень рада с вами познакомиться.

Стэнхоуп фыркает.

— Могу я забрать ваше пальто, мисс Херальд? И предложить вам горячий напиток?

— Благодарю, — она передает свой вымокший насквозь тренч. — Если можно, кофе.

Мама, не вставая, жестом предлагает ей сесть.

— Что привело вас к нам в такую ужасную непогоду, мисс Херальд?

Гостья улыбается, садится и достает из портфеля папку.

— Прежде чем я все объясню, мне придется попросить каждую из вас подписать соглашение о неразглашении. И я понимаю, что это звучит очень странно, но у меня есть особое предложение, для… — она сверяется с документами. — Сары и Пенелопы фон Титиботтум, — мисс Херальд смотрит на нас с сестрой. — Для вас обеих, но это — вопрос национальной безопасности, поэтому мне нужно доказательство конфиденциальности в письменной форме. На вас это не накладывает никаких обязательств, кроме того, что мое предложение должно остаться в тайне.

Пенелопа смотрит на меня умоляюще… но потом умоляет и вслух:

— Мамочка, пожалуйста! Сара, миленькая, пожалуйста-пожалуйста!

Мама фыркает, закатив глаза.

— Ладно, давайте сюда.

Все мы подписываем небольшой документ — всего один параграф текста, а Стэнхоуп ставит на стол чашку и блюдце для мисс Херальд. Она убирает документ, делает глоток обжигающе горячего напитка. После того как дворецкий уходит, прикрыв за собой дверь, гостья чуть подается вперед.

— Вы когда-нибудь слышали о телепередаче «Подберем пару»?

* * *

— Об этом не может быть и речи, — заявляет мать, когда мисс Херальд завершает свой рассказ о королевском выпуске реалити-шоу про свидания.

— Нет! — восклицает Пенни. — Конечно же, это еще обсуждается.

— Это точно не для меня, — я качаю головой. — Благодарю за ваше предложение, мисс Херальд, но мне даже фотографироваться не нравится. И уж тем более мне неинтересно принимать участие в телешоу.

— А как насчет того, чтобы стать королевой? — настаивает она.

— Это мне тоже неинтересно.

Пенни тянет руку.

— Но мне же интересно! Я ведь могу участвовать, да? Даже если Сара не захочет?

— Конечно.

— Конечно же нет, — твердо отвечает мама.

Пенелопа выглядит обиженной.

— Мама, ты как будто мне совсем не доверяешь.

— Верно, — она пожимает плечами. — И на то есть причины. Я могу назвать множество примеров, когда твои суждения, дорогая, были не вполне верными. Например, тот визит к татуировщику…

— У меня просто был такой период.

— Артист из цирка.

— Но он был интересный!

— Преступник.

Пенни морщится:

— Да, быть в бегах оказалось не так романтично, как мне казалось, — она падает на колени рядом с маминым креслом. — Но на этот раз все иначе. Тут ведь дело совсем не в парне…

— Да что ты?

Пенни закатывает глаза.

— Генри, конечно, веселый и чертовски красивый, но все же знают, что он — повеса. И когда он женится, у него будет не просто любовница, а целый гарем. У нас с ним никогда ничего не выйдет, — и она возвращается к мольбам. — Но ты же знаешь, как мне нравится играть! Это ведь открывает мне двери, мама, двери в киноиндустрию!

Мама прикрывает глаза.

— Ох, чувствую я об этом пожалею… но так и быть, — Пенни уже готова радостно завизжать, но мама поднимает палец. — Ты сможешь участвовать только при одном условии: Сара должна отправиться с тобой, чтобы за тобой приглядывать и выступать как голос разума, раз уж своего собственного у тебя нет.

Пенелопа крепко обнимает ее:

— Спасибо, мамуля!

А потом она оборачивается ко мне, и ее взгляд полон такой надежды, что у меня сердце сжимается.

— Сара?

— Пенни… Я не могу. У меня же квартира… и работа… Я не могу просто отбросить все это на…

— На шесть недель в целом, — вставляет продюсер.

— На шесть недель. Прости, Пен.

Она подползает ко мне на коленях, скорее всего, натерев кожу ковром.

— Ну пожалуйста, Сара! Это ведь может все изменить!

Вот этого-то я и боюсь.

— Будет весело! Целое приключение.

У меня болит в груди. Я правда хочу попытаться, для нее… хочу, чтобы у меня получилось, — для нее… но перспектива, как многое изменится, как много будет неожиданных неучтенных факторов, ужасает меня.

— Боюсь, я просто не смогу, Пен, — шепчу я.

Она берет меня за руку.

— Мы справимся вместе. Ты будешь приглядывать за мной, а я — за тобой.

Я открываю рот, чтобы что-то сказать… но слова как будто застревают в горле.

— В следующем месяце Пенелопа должна приступить к воинской службе, — говорит мама продюсеру.

— От этого мы можем ее избавить, — отвечает мисс Херальд. — У нас есть подписанный указ принца Генри, освобождающий всех участниц от работы, учебы или любых других обязательств для «конфиденциального» дворцового поручения. Это — официальный королевский указ.

Ее слова заставляют меня похолодеть.

— Что вы сказали?

— Королевский указ. Это как манифест… приказ Короны…

— Форс-мажор. Стихийное бедствие, — шепчу я.

— Да, точно.

Шестеренки в моей голове вращаются.

— Можно и мне такой документ? Письмо для моего работодателя, если я отправлюсь с Пенни как помощница.

— Конечно. Многие женщины привозят с собой свой личный персонал — поваров, парикмахеров, инструкторов по йоге, выгульщиков собак… Будет интересно.

— Но могу я получить официальное письмо? — настаиваю я. — Чтобы получить освобождение на шесть полных недель.

— Разумеется.

Я встречаюсь взглядом с Пенелопой, и ее брови ползут вверх, ведь она точно знает, о чем я сейчас думаю.

— Это в корне меняет ситуацию, да?

Несомненно. Теперь я стою перед выбором меньшего из зол, и выбор этот очевиден. Я никогда не была чирлидером, но будь у меня пипидастры, сейчас бы размахивала ими, пока руки не начали б отваливаться. «Ура, реалити-шоу!»

— Покажите, где расписаться. Мы в деле.

Примечания

14

Узор пейсли — он же «турецкие огурцы», декоративный орнамент каплеобразной формы.