Сделка

Энни Вилкс, 2023

Я – последний знаток разума на этом континенте. Меня должны казнить за то, кто я есть.Мой спаситель – влиятельный герцог, он хочет обладать моими душой и телом. Я была вынуждена дать клятву – я принадлежу ему.Его отец – могущественный бессмертный шепчущий. Он ворвался в мою жизнь и изменил ее.Сможем ли мы разорвать клятву и быть вместе?…И ничто не вечно. Даже смерть.___В тексте: спасение, нерушимая клятва, магия, любовь отца и сына к одной девушке (противостояние), властный герой, принуждение, разница в возрасте, истинная любовь, нежность, беременность, элементы эротики.История может читаться отдельно.Книга, дающая более полное представление о мире – «Змеиный крест».

5.

Служители культа тысячи богов оказались весьма опасными для тех, кто не умеет шептать. Бывавший в Пар-ооле только в юности и запомнивший его народ как плохо организованные разрозненные племена Келлфер не ожидал, что храм будет защищен не для вида, а по-настоящему: и артефактами, искажающими для шепчущих возможность направлять силовые потоки, и вооруженными зачарованным оружием крепкими воинами, которые явно не коротали время до старости, а считали свое назначение великой честью. Познакомившись с ними чуть ближе, Келлфер не понимал, как Келлтору удалось убедить этих фанатиков даже ненадолго оставить свои посты, и отдавал сыну должное: какими бы аргументами Келлтор ни пользовался, он сделал почти невозможное.

С тех пор, как Пар-оол объявил артефактологию не порождением зла, а божественным провидением, прошло всего триста пятьдесят лет, но этого времени хватило, чтобы в раскаленных и прежде бесплодных землях изменилось почти все. Из общины еле выживавших кучек людей, готовых перегрызть друг другу глотки ради воды и укрытия от солнца, Пар-оол превратился в единое, централизованно управляемое государство и сумел заставить считаться с собой. Он обзавелся масштабным флотом, занял соседние острова, обозначил и охранял свою границу по морю. Столица разрослась, зазеленела влажными кронами растущих теперь на красной глине высоких деревьев с крупными круглыми листьями, люди больше не умирали от жары и не искали пищи: всего имелось в избытке. Теперь пар-оольцы были спокойнее, сильнее, увереннее и агрессивнее к чужакам, от которых, как они считали, приходили одни беды. Караанда была наглухо закрыта от влияния извне — и амулетами, висящими на каждых воротах, и человеческой неприязнью и недоверием.

Но больше всего Келлфера удивило обилие магических предметов, какого он не видел даже в Приюте. Здесь они стали делом обычным и даже обязательным, пар-оольцы совсем не боялись, что те могут взорваться или причинить им еще какой-то вред: шепчущих, заговоры которых могли бы войти в конфликт с волнами действия амулетов, в Пар-ооле почти не осталось, а кто каким-то чудом выжил — точно не стал бы шептать. Подумать только, чуть ли не каждый нищий носил на себе хотя бы один простенький артефакт!

Поменялось все, кроме непримиримой и пронизывающей каждую сферу жизни религии, подчинявшей себе умы пар-оольцев с детства и владеющей их душами до самой смерти. Вера в тысячу богов определяла, как пар-оольцы одевались, ели, проводили свое время, как торговали, как умирали и как вступали в брак. Казалось, каждое решение, принятое в этих ранее бесплодных, а теперь богатых землях, проверялось на соответствие высшему закону.

Которому Келлтор самонадеянно решил бросить вызов.

.

Храмовый комплекс, поистине величественный, состоящий из десятков построек и глубоких, связанных с южными окраинами Караанды подземелий, был огорожен на совесть, за ним следили, и даже дикой собаке не удалось бы пробраться на его территорию незамеченной. Келлфер и Келлтор потеряли уйму времени, проникая внутрь через систему подземелий: пробивание новых проходов в сети тоннелей должно было остаться скрытым, а когда их все же найдут — не выглядящим как работа шепчущего. Нельзя было допустить, чтобы мотив незначительного происшествия показался пар-оольцам религиозным. Келлферу пришлось устроить несколько обвалов и оставить ложный след, ведущий к торговцам фатиумом, опасным наркотическим веществом, запрещенным повсеместно.

Келлтор, угрюмо следуя за отцом, при вскрытии каждого нового тоннеля напоминал тому, что время истекает, и Келлферу хотелось развернуться и уйти, но он сдерживал раздражение, продолжая путь. Оба понимали, что не успеют вернуться до закрытия окна: даже если бы они нашли Илиану, на территории храма портал было не открыть, а возвращение к защитному периметру заняло бы никак не меньше трех четвертей часа. Келлфера злила недальновидность Келлтора, соизволившего явиться в Приют вплотную к истечению срока закрытия окна и не рассчитавшего сложность поставленной задачи. Келлтора до ярости доводила неспешность просчитывающего каждый шаг Келлфера: он сжимал кулаки, раздувал ноздри, но молчал.

Когда наступила полночь, оба, не сговариваясь, замедлили шаг, остановились и посмотрели друг на друга. Келлтор развел руками, как бы говоря: «Ну что ж поделать, придется задержаться», и Келлфер отвернулся. Еще неделя в этом неприятном месте, наедине с сыном и его женщиной. Прекрасная перспектива.

.

Как был хорош изначальный план! Девчонке стоило просто сбежать, пользуясь неожиданно сломавшейся клеткой, а спустя пару дней ее труп обнаружили бы в подземельях. Его бы сожгли или закопали, не приглядываясь, и иллюзия спала бы уже глубоко под землей или в пламени, сквозь которое нельзя было бы заметить, как тело девушки превращается в мешок с песком. Казалось бы, проще простого. Если бы не стены, укрепленные так, что с ними мог сравниться разве что принадлежащий черному герцогу Обсидиановый замок, если бы не эти ловкие воины с сетями-амулетами, будто подготовленные ловить шепчущих, если бы не сын, сначала гордо вышедший навстречу служителю храма, а после потерявший всякую осторожность при виде своей возлюбленной и позволивший ей устроить пожар, если бы не сама девушка, упрямо заявившая, что должна спасти других пленников.

Илиану пришлось лишить сознания, а после успокаивать разбушевавшегося Келлтора заверениями, что его возлюбленной этот сон не принесет ни боли, ни вреда. Их приходилось закрывать защитной маскирующей завесой, а при ее создании — учитывать поля действия артефактов. Вынужденный ни на миг не терять концентрации Келлфер придерживал детей и прощупывал путь впереди, стараясь не отвлекаться.

Девушка обвивала бледной рукой широкую шею сына и иногда чуть вздрагивала в магическом сне. Келлфер то и дело останавливался на ней взглядом — на белом пятне платья посреди вездесущей красной глины и мрачных, серых стен тоннелей. Его сын придерживал свою ношу аккуратно, как величайшую драгоценность, и отказывался идти быстро, чтобы случайно не уронить ее.

Келлферу не понравилось, что он увидел, когда ступил в западный придел храма и застал улыбавшегося в свете пламени сына, безучастно смотрящего, как Илиана громит алтарь. Было жалко наблюдать, как он следит за пленницей собачьими, обожающими глазами. Казалось, каждое движение Илианы возбуждало Келлтора, и Келлфер даже удивился, что не застал пару в куда более пикантном положении.

Похоже, девушка была куда более стойкой, чем беспомощная и бессловесная жертва, которую в таких красках описывал Келлтор, пробираясь за спиной отца по казавшимся бесконечными катакомбам. Сын был готов выполнить любой ее каприз, и, вполне вероятно, Илиана пользовалась этим.

Такой силы страсть Келлферу была не понятна.

.

–Отец, — прошептал ставший вдруг очень вежливым Келлтор. — С ней точно все в порядке? Она как-то…

–Помолчи, — оборвал его Келлфер, коротко оценив состояние девушки. Веки ее дрожали, лоб был влажным. — Все в порядке, она просто все еще спит. Прекрати тяжело дышать. Вас не должно быть видно и слышно. Заговор не глушит звуков и разрушится, если вы коснетесь его.

–А ты?

–А я, — вздохнул Келлфер, — создам иллюзию, что я — тот самый стражник, которому ты по глупости попался на пути.

–Ты же убил его, — почти неслышно сказал Келлтор. — Вытащил из тоннеля и испепелил… Я никогда не видел подобного. Все шепчущие так могут?

–Потому что он видел тебя, — раздраженно объяснил ему Келлфер, игнорируя глупые вопросы и продолжая следить за проходом. — Ждите меня здесь. Ни шагу. Очнется — заставь ее хотя бы молчать. Что бы ни случилось, не смейте выходить. Вас убьют или захватят быстрее, чем я приду на помощь.

–Я очень хорошо умею драться, — медленно сказал Келлтор.

–Не с ними, — отрезал Келлфер, готовясь. — Поверить не могу, что занимаюсь этим. Будто я снова столетний сопляк.

Вслед за звуком аккуратных скользящих шагов в конце подземного коридора показались двое — и оба, конечно, были с сетями. Один, более широкоплечий и высокий, держал руку с шестом позади себя, а второй, более сухой и поджарый, и оттого выглядящий более ловким, выставил обе руки перед собой, будто шел на ощупь. Их глаза обшаривали тоннель, и Келлфер нахмурился, представив, что среди многочисленных кулонов и бус, свисавших с их бычьих шей, могло оказаться что-нибудь действительно стоящее. Но завесы они не заметили, а когда большой споткнулся о камень, над ремнями его открытых сандалий показалась кровь.

Выглядящий сейчас для них как высокий чернокожий и разряженный в шелк цвета кармина мужчина, их собственный друг по вере, Келлфер вышел из-за поворота, легко придерживая тонкий, оплетенный травой и металлом деревянный шест. Он помедлил, мысленно сплетая такое непростое с учетом искажающих амулетов заклятие, которое должно было, если придется, задержать сеть, не приводя ее в негодность, и решительно двинулся служителям храма тысячи богов навстречу.

–Нечистая там? — спросили они на пар-оольском.

Келлфер знал язык, но отвечать посчитал глупым: пар-оольцы могли бы различить акцент. Поэтому он только отрицательно качнул головой, подпуская воинов ближе. Они переглянулись, одновременно поняв, что что-то не так, и это понравилось Келлферу: противники оказались не безмозглыми куклами, и сражение с ними должно было хотя бы немного его развлечь. Однако сначала следовало сделать одну действенную глупость.

Келлфер вздохнул — он не любил подобного театра, — и принялся рвать на себе увитые тканевыми лентами черные волосы, издавая рев, который старался сделать безумным и ужасающим. Судя по на секунду застывшим в замешательстве пар-оольцам, нужного эффекта он достиг. Отмерли они, правда, чрезвычайно быстро и, не сговариваясь, принялись окружать его, отпуская сети, еще раз подтвердив уже сделанное насчет них предположение. Служители были опытными воинами. Продолжая раздирать свое иллюзорное лицо, под всей этой жуткой кровавой маской Келлфер усмехнулся. Нечасто удавалось потренироваться с теми, чей стиль боя так отличался и от его собственного и от того, что использовался в Империи, где все привыкли к мечам и рапирам.

Краем глаза следя за поблескивающими в свете факелов сетями, Келлфер сделал последнее, что должно было окончательно убедить служителей храма в том, что их товарищ сошел с ума от порочной страсти к чужеземке: вытащил кусок столь непривычной для Пар-оола белой ткани и провел им по лицу, будто поклоняясь, и провыл на их языке так, чтобы огрехи произношения были не заметны:

–Ради тебя я приму смерть, любовь моя, а ты будешь жить!

И ринулся в бой.

Пар-оольцы в этот раз не показали удивления, а только лишь сделали вперед еще шаг, поднимая свое смехотворное внешне, но такое опасное на самом деле оружие: одного прикосновения к поблескивающим в травяной обмотке металлическим бусинам было достаточно, чтобы вывести из строя сильного мужчину.

Сети взметнулись в воздух одновременно, Келлфер пригнулся и скользнул к стене, избегая встречи с ядовитыми волокнами и поддерживая над собой невидимое плетение заговора, который должен был задержать путы в случае, если пар-оольцы окажутся быстрее. Более крупный воин, уже обреченный Келлфером на смерть, ловко ударил из-под сети, и древко прошло совсем рядом со спиной шепчущего, взрезав воздушный щит. Келлфер сдал назад, разворачиваясь, но воин уже исчез, а другой, пользуясь инерцией движения соперника, выставил вперед руку с оружием. Келлфер с удовольствием ушел и от его атаки, оказался между служителями храма и тут же опустился вниз, улыбаясь: пар-оольцы, какими бы хорошими воинами они ни были, попались как дети, и сеть одного запуталась в оплетке шеста другого. Столкнувшиеся артефакты заискрили. Пользуясь той секундой, которую дало ему замешательство прикрывших глаза соперников, Келлфер легко прикоснулся шестом к бедру широкоплечего, и тот с криком рухнул наземь, хватаясь за место, откуда металлические бусины выхватили кусок черной как уголь кожи и шмат мяса, обнажая в кровавом месиве кость. Под его затихающий крик второй служитель метнулся к Келлферу под руку, оставляя путы, и замахнулся одновременно и шестом, и только что вытащенным из-за пояса кривым, как коготь, ножом.

Келлфер коротко ткнул обратной стороной шеста рядом с рукой, держащей нож, и воин инстинктивно отшатнулся, чем подставился под следующий, ломающий ему правое предплечье удар. Он не издал ни звука, сразу восстанавливая равновесие. Губы его были плотно сжаты, глаза горели огнем.

–Остановись, — потребовал он сквозь зубы. Измазанная в крови, покалеченная рука висела, как плеть. — Я не хочу убивать тебя. Ты болен грязью.

Интересно, что именно в Илиане он посчитал грязным?

Келлфер медленно поднял нож, а потом отшвырнул шест и переложил клинок в правую руку.

Воин пошел вперед аккуратно, будто приближаясь к дикому зверю, раскрытой ладонью вперед. Значит, спектакль имел достаточный успех. Теперь убийство второго стало излишним и даже неуместным. Сделав вид, что испугался, Келлфер бросился в тоннель у себя за спиной, мимо скрытого заговором Келлтора с его девчонкой.

Как он и предполагал, неглупый пар-оолец решил проследить за сошедшим с ума другом, больше не навлекая на себя нездорового гнева. Келлфер несколько раз останавливался, чтобы шедший по его следам воин успевал заметить, в какой проем бесконечных разветвленных ходов нырнул беглец. Он довел своего преследователя до самого выхода в город, пропустил вперед и, убедившись, что пар-оолец отправился осматривать трущобы, неспешно пошел назад путем, который знали только они с Келлтором.