Поющая во тьме

Эрика Адамс, 2019

Когда Лекс отправлялся на невольничий рынок, он и не думал, что встретит там ту, что однажды перечеркнула всю его жизнь. Движимый жаждой мести, он решает купить её. Отныне она просто рабыня, игрушка без имени, обречённая петь свои песни в абсолютной тьме. Это будет продолжаться до тех пор, пока ему не наскучит, пока он не решит, что взял своё сполна.В оформлении обложки использованы фото со стока фотографий и изображений shutterstock.Содержит нецензурную брань.

Глава 16

Лекс подошёл к Ани, закатал рукав, нежно помассировал кожу у локтя, и вонзил иглу. Ани дёрнулась, но верёвки крепко удерживали её на месте.

— Ты — моя рабыня, Ани. Я купил тебя на невольничем рынке Дармаса долины Хендала.

Обошёл её кругом, взял со стола ещё одну иглу, и нарочито медленно ввёл под кожу. Ани едва слышно застонала от боли, прикусив губу.

— Поначалу кажется, что боль не такая уж сильная. Но стоит посидеть так часик или два, как хочется лезть на стену.

— Доброй ночи, Ани.

Он ласково погладил её по щеке и вышел вон, плотно притворив за собой дверь. Поначалу Лекс хотел оставить рабыню в таком положении на всю ночь, но решил не слишком сильно усердствовать в первые же дни, опасаясь, что тонкая нить, соединившая их, порвётся, поэтому через несколько часов вернулся и снял иглы с бесчувственного тела. Отнёс рабыню в отведённую ей каморку, надел на щиколотки металлические браслеты с его выбитым именем, соединённые между собой цепью. Даже если она и попытается сбежать, обнаруживший найдёт беглянку и, согласно закону Хендала, должен будет вернуть её владельцу.

Следующие несколько дней были наполнены рутинным однообразием: с раннего утра до позднего вечера Лекс лечил, резал, навещал больных, ужинал, привязывал рабыню, заставлял её мучиться ожиданием, а после вонзал под кожу иглы, наблюдая, как она реагирует. Иногда она просто кривилась от боли. А от некоторых игл, воткнутых в особенности чувствительные места, она вопила.

Лекс улыбался и довольно разглагольствовал, сидя перед скошенной от боли рабыней, но едва он выходил из её поля зрения, как довольная улыбка сползала с его лица. Когда он только мечтал о мести, то представлял, насколько приятно будет истязать её. Но вот она в его власти, а внутри него едва чувствуется удовлетворение от свершившегося факта победы.

И рабыня.

Уже на второй день она спрятала все свои эмоции под маской брезгливого равнодушия и встречала его с неизменно пустым выражением лица. Иногда он тревожился, а не нырнуло ли её сознание снова в неизвестные глубины и внимательно прислушивался к отголоскам её чувств, звучавших в нём, словно эхо. И что ещё больше волновало его, может ли она так же читать и чувствовать его эмоции?

Пришлось признать, что он слишком мало знает о той связи, на которую он согласился. Он был ослеплён жаждой мщения и не узнал у жреца всех нюансов, а сейчас мучился неизвестностью и пытался разобраться во всём сам. Он старался закрыться от неё. Пришлось вспомнить азы, уже подзабытые.

Раньше, когда он был полон сил и мог делиться ими, как делился с Дарией, его учили контролировать пуповину силы и уметь закрываться так, чтобы принимающий не мог опустошить его. Лексу пришлось отводить в день по часу-полтора на медитацию и восстановление равновесия духа.

Первый день дался ему особенно тяжело. Разобравшись с тем, в каком состоянии он находился, он ужаснулся. Дисбаланс. Ему следовало гораздо раньше заняться этим вопросом. После смерти Дарии, когда он исчерпал все свои ресурсы, он решил почему-то, что если передавать нечего, то и контролировать своё энергетическое состояние не нужно. Он ошибался, сейчас он видел это, как видел и то, что времени на восстановление уйдёт немало.

У тренировок был и ещё один плюс. Он начал намного лучше чувствовать нить, связавшую его и рабыню, начал различать эмоции, спрятанные глубоко под панцирем равнодушия. Один раз он даже попытался залезть в её мысли, но получил такой болезненный щелчок, что голова болела, не утихая, целую ночь. Что ж, ещё рано. Или у неё слишком сильная защита.

В очередной вечер он вошёл, задумчиво пробежался глазами по разнообразию инструментов, любой из которых он мог обратить против неё и вдруг понял, что у него нет ни малейшего желания втыкать в неё иглы, резать кожу или выворачивать пальцы. Наскучило? Не совсем…

Перед ним сидела девушка, незнакомая ему, бесконечно далёкая и непонятная со своими татуировками, чёрными глазами и странной возможностью усмирять тени. Возможно, стоит дать ей передышку и попытаться узнать её, а потом уже решить, в какое место ударить больнее. Не всегда телесные истязания являются страшнейшим испытанием из того, что может случиться.

Лекс подошёл к рабыне, отвязал одну руку и вытянул вперёд, приказав ей держать её прямо. Так и есть. Кончики пальцев мелко подрагивали. Продолжать играть с иглами не стоит. Иначе совсем скоро она будет просто трясущимся куском мяса. Вздохнув, он сел напротив, налил себе вина, отпил немного.

— Не желаешь выпить?

— Нет.

— Не буду настаивать, да и вино, честно говоря, Мейрим купила не самое лучшее.

Лекс взял в руки иглу, медленно провёл остриём по её коже, прислушиваясь к её ответным эмоциям. Отчаяние. Его захлестнуло волной её отчаяния.

Он улыбнулся:

— Похоже, тебе они не очень нравятся?

— Разве для тебя это имеет значение?

— Для меня — не имеет, для тебя — да. Давай договоримся. Сегодня я не буду превращать тебя в утыканную иглами подушку, и, возможно, даже помогу справиться с последствиями предыдущих сеансов. Взамен расскажешь мне… для начала, что было с тобой после перехода?

— Неужели у меня есть выбор?

— Сегодня — есть. И думай быстрее. Я в силах сделать так, чтобы ты рассказывала всё, что меня интересует под… некоторым принуждением.

— Никаких игл?

— Никаких.

Он почувствовал искру радости, задушенную, как только она появилась, волной недоверия и настороженности. Что ж, она не настолько глупа, чтобы поверить в его искренность. Молодец, девочка, продолжай, играть с тобой по другим правилам будет даже гораздо интереснее, мысленно похвалил он. Рабыня поёрзала на стуле.

— Подожди, — велел он.

Придвинул её стул к себе поближе, развязал одну руку и принялся массажировать кожу, под которую только вечера втыкал не одну иглу.

— Как видишь, я выполняю свою часть уговора. Дело за тобой.

Он разминал подушечками пальцев кожу, чуть усилив нажим. Она едва слышно зашипела от боли.

— Поначалу будет больно, немного позднее полегчает.

Она недоверчиво посмотрела на его руки, но всё же закрыла глаза расслабляясь.

— В тот раз мы потеряли ещё двоих. Шестеро из двадцати. Слишком много, чтобы списать всё на неосторожность.

— Как это произошло? — резко перебил Лекс.