Эстер. Повесть о раскрытии еврейской души

Эстер Кей

В начале 90-х годов в мире наблюдалось интересное явление: люди открывали для себя Библию, изучали еврейские корни и истоки этой книги. Брали себе еврейские имена. Некоторые шли дальше: выезжали в Израиль на «посмотреть» и на «пожить». Я же еще и вышла замуж за раввина. Потом встал вопрос, как использовать свои знания выпускницы МГПУ, МГУ, других вузов, преподаватель оказалась внутри узкой конфессиональной тусовки (общины Цфата). Начала писать книги. Родила славных детей. Читайте…

14. Крылья

…Тетя Мила жарила котлеты, предварительно вымочив фарш в молоке, и я, уже знавшая от Сары о еврейских правилах кошерности, упорно сидела в гостиной за пианино и не желала даже показываться в кухне, придумывая, как объяснить тете свой отказ от еды.

Есть эти котлеты я, конечно, была не в состоянии. Но котлеты — это еще что! Суббота в квартире с работающим телевизором для человека, который пытается ее, эту субботу, прожить по-еврейски, — сущее наказание.

И еще одна вещь с некоторых пор мешала мне даже больше, чем телек по субботам и некошерная еда. А именно — то, что и тетя Мила, и члены ее семьи называли меня моим простым, а не еврейским именем. А мне было так необходимо слышать все время — Эстер, Эстер! Имя ведь служит каналом жизненной энергии для еврея. Так мы учили по Тании.

Однако я ничего не говорила тете Миле о своих синагогальных увлечениях из простых соображений такта: ее муж, дядя Сережа, был русским военнослужащим, человеком явно не симпатизировавшим еврейству (когда в том году по радио передавали сводки событий войны в Персидском заливе, он даже выражал удовлетворение от того, что Израилю приходится туго).

Надо бы спросить реб Довида, как мне быть — как соблюдать субботу, как реагировать на непонимание родственников, чем питаться… Я ведь хочу все-все выполнять и ничего не нарушать из того, что написано в Торе.

На одном из первых уроков по книге Тания он объяснил нам, что в обывательском сознании обычно грехи разделяются на тяжкие и легкие. Легкие, думают люди, иной раз не страшно и позволить себе.

На самом же деле эта дифференциация обманчива. Хасид — то есть человек, старающийся выполнить волю Б-га самым наилучшим образом, — не должен быть расчетливым. Не важно, выражается ли воля Всевышнего в сложном или простом, одноразовом или постоянном, этическом или сугубо материальном повелении, — нет, в общем-то, для нас никакой разницы. Важен лишь сам факт Б-жественного желания.

Поэтому, говоря о грехе, мы не определяем его как легкий или тяжелый. В любом случае это — отрыв от Б-жьего желания.

— Но мы говорим, конечно, — добавил реб Довид с мягкой улыбкой, — о сознательных нарушениях. В нашем же поколении и особенно в этой стране евреи так мало знают о Торе, что вряд ли можно кого-то обвинить в сознательном ее нарушении.

— А если нарушаешь несознательно, — спросила я, — то тогда все в порядке?

Реб Довид ответил вопросом на вопрос:

— Ты хочешь, чтобы Всевышний присутствовал в твоей жизни?

— Конечно.

— Тогда тебе следует изучать Его Тору и заповеди и соблюдать их. И стараться, чтобы вся жизнь была проникнула сознанием этого. Бессознательная жизнь — это не для еврея.

— А сколько их всего, этих заповедей?

— 613.

— Батюшки! Это ж ужас сколько!

— Хотите, расскажу вам историю? — сказал реб Довид интригующим тоном.

Мы хотели.

— Так вот, жил был голубь. Самый первый голубь на свете. Сотворил его Всевышний, как и всех птиц, в пятый день Творения. Голубь по каким-то причинам не получил крыльев и не мог летать. Ему было трудно убегать от врагов, и был он такой маленький, что ему все время казалось, что кто-то на него наступит. Пришел он ко Всевышнему и стал жаловаться. Тогда Всевышний дал ему крылья. Через два дня голубь опять пришел и сказал, что с этими тяжелыми перепонками ему стало еще сложнее убегать от врагов. Зачем же ты волочишь их по земле? Ведь это крылья, они для полета! — сказал Всевышний. И голубь научился летать.

Так и заповеди. Они тяжелы лиша тогда, когда не понимаешь их предназначениия. А когда твое сердце раскрывается, заповеди становятся крыльями, которые возносят тебя вверх.

Вот почему я видела во сне Ребе и взлетающих по его указаниям людей! — подумала я, вспомнив о своем сне, — Оказывается, крылья — это заповеди! А Ребе учит евреев тому, как с помощью этих крыльев летать……Жена реб Довида, Шуламис, показалась на пороге женского отделения синагоги, держа за руки двоих детишек. Увидев папу, они сразу же забрались ему на колени и радостно загалдели. Урок реб Довиду пришлось закончить чуть раньше времени. Мы с Сарой и Дорой попрощались и удалились, поцеловав мезузу.

Природа пробуждалась, мартовский снег розовел в закатном солнце, голые черные ветви деревьев четко вырисовывались на фоне чистого вечернего неба.

Все обычные люди ходили в кино, театры, парки, на дискотеки. Слушали музыку, наслаждались жизнью. На то и весна, чтобы трепетать, волноваться, предчувствовать любовь… А мы, спрашивается, что — не люди? Все человеческие порывы для нас — грех?

Как бы угадав мои мысли, Дора взяла меня за руку, другой рукой приобняла Сару и весело спросила:

— Девчонки, вам замуж не хочется?