Измена. Осколки моей души

Эстер Рейн (2023)

Случайно увидев своего мужа с другой женщиной, я поняла, что не так уж и хорошо его знаю. Но я не успела разобраться в ситуации, как оказалась в другом мире в роли служанки, а мужчина, как две капли воды похожий на моего мужа, стал моим хозяином, забыла добавить: у него жена и ребенок! Что мне делать в этом мире и как справиться со своими эмоциями, ведь рядом с ним мое сердце замирает…

Глава 4

Новое раннее утро было еще более безрадостным, чем предыдущее. Я вновь была разбитой, с опухшими от слез глазами и заторможенной от бессонной ночи. Не вслушиваясь в разговор между Васей и Маришкой, я молча взяла ведра и пошла за водой. Сегодня яркий утренний свет лишь раздражал меня, я прикрыла глаза рукой и быстро пересекла двор.

— Чёй-то на тебе лица нет, девка? От солнца прячешься, будто упырь какой.

Я подняла глаза, разглядывая представшую передо мной дряхлую неопрятную старуху.

— Бессонница ночью мучила. — Было ясно, что женщина ждет от меня какого-то ответа.

— Значит, мало работаешь. — вынесла она свой вердикт. — Дай мне напиться, а то утро жаркое выдалось.

Сказки про старух у колодцев я помнила, потому безропотно и даже с неким почтением, на всякий случай, чтобы потом лягушками не плеваться, поднесла женщине полный черпачок студеной воды.

— Эк, хороша водица! Ты, девица, умылась бы, глядишь, и полегчало б. Кто тебе судьбой предначертан, твоим останется, а кто с краю проходил, так своим путем и пойдет. Тут и горевать не о чем, радуйся жизни да работай усердно. — На этих словах старуха развернулась и поковыляла прочь со двора.

Я пожала плечами — не прокляла, и славно, — но водой умылась, действительно немного полегчало.

— Ты как за порог выйдешь, так все, считай, лешие унесли, — снова встретила меня ворчанием кухарка.

— Да там старуха приходила, напиться хотела.

— Ягыда, что ли, пожаловала? Я вот каждую зиму про себя думаю: помрет бабка в лесу одна-то, околеет, а деревенские только к весне и заглянут. А она крепкая, как снег растает, на своих двоих объявляется. Ее бы пристроить куда, да госпожа Златослава эту старуху на дух не переносит, собаками грозит со двора гнать. А все потому, что Ягыда ей что-то сказала не по нраву.

— Эта Ягыда — ведьма, что ли?

— Тьфу на тебя, скажешь тоже! Ведуньей она была по молодости, а сейчас уже просто старуха.

Я сделала для себя в памяти пометку, что ведьмой здесь быть плохо, а ведуньей вполне нормально, и принялась за приготовление каш. Когда мы управились с завтраком, Вася вспомнила про обещанную нам прогулку в «свято место». Я попыталась отказаться, уверяя, что мне уже лучше, но женщины отнеслись к моим словам с подозрением, будто бес во мне изгнанию противился. Потому Маришка просто подхватила меня под локоть и повлекла прочь с кухни.

На этот раз мы повернули с хозяйственного двора в другую сторону и подошли к лесу. Я оглянулась, чтобы получше разглядеть имение. Каменное, трехэтажное вытянутое строение со стрельчатыми окнами напоминало постройку в английском стиле. Отсюда мне были видны парадный вход с большими тяжелыми дверями и гравийная дорожка, по которой могли подъехать кареты. Жаль только, что для меня эти двери были закрыты.

Честно говоря, я увлеклась фантазиями о том, как наряжусь в изящное платье и маску и войду через центральные двери в имение, во время бала, все гости будут гадать, кто же я такая, а в середине вечера наши взгляды с Дареном пересекутся, и он застынет, пораженный той силой притяжения, что возникнет между нами. Он сделает ко мне несколько стремительных шагов и притянет к себе.

— Вообще-то даму на танец принято приглашать, — деланно возмущаюсь я, когда он увлекает нас в хоровод танцующих пар.

— Вообще-то гостям принято представляться, — парирует Дарен.

— Но мы с вами уже знакомы. — Я с удовольствием отмечаю его растерянность.

— Я не смог бы забыть вашего имени.

— Вы можете называть меня Элен.

— Элен… — раскатывает на языке мелодичные звуки.

— Ваша жена, кажется, ревнует. Проведите следующий танец с ней.

Под затихающие звуки вальса я выскальзываю из рук Дарена и растворяюсь среди гостей. Незаметно покидаю зал и возвращаюсь на кухню, оставляя Дарена в тщетных надеждах встретить таинственную незнакомку вновь.

— Еля, ну где ты там?

Голос Маришки вырывает меня из красочной фантазии, возвращая на лесную тропинку. Я ускоряю шаг, чтобы догнать девушку, и выхожу к удивительному месту.

Огромный дуб, чей ствол смогут обхватить лишь несколько человек, величественно возвышался на каменном уступе, а из-под его кривых оголенных корней вытекал уверенный ручеек, падающий в каменную чашу, выточенную водой за многие века. Я замерла, разглядывая внушительное дерево, пока по моему лицу прыгали солнечные зайчики, солнечные лучи проникали сквозь зеленую крону, отражались в чаше с водой и задорно перескакивали ко мне на лицо. Опустив глаза ниже, на бугристую каменную породу, я заметила тонкие нити серебра, прочерчивающие гранит. Возможно, местные жители не знали о таком металле или не имели возможности добывать его из камня, а может быть, считали, что лучше оставить все как есть, уточнять я не стала, чтобы не казаться еще более странной.

— Поклонись Дубу Батюшке, да испей воды, — тронула меня за плечо Маришка, выводя из задумчивости.

Я поклонилась настолько низко, насколько позволили протестующие связки под коленными чашечками. И, сделав еще шаг, подставила ладони под холодные струи воды. Когда я поднесла сложенные чашечкой ладони к губам, всего на один взмах ресниц мне показалось, будто я увидела в воде белый больничный потолок и склонившееся встревоженное лицо Дарена. Я замерла, вглядываясь в прозрачную воду, но мое сбившееся дыхание образовывало маленькие волны на ее поверхности, и видение больше не возвращалось. Мне не оставалось ничего другого, кроме как выпить уже ее, пока Маришка не усомнилась в чистоте и порядочности моей души.

— Какой бы печалью ты не мучилась, расскажи все Дубу Батюшке, и тебе станет легче. А если сомневаешься в ком — поднеси воды серебря́ной.

— Надеюсь, что вы больше во мне не сомневаетесь?

— Не держи зла, Еля, но больно чудной ты стала. И раньше была нелюдимой, но как отхожее место найти — всегда знала.

— Я головой сильно ударилась. Все как в тумане с тех пор.

— Ну, пусть прибудут с тобой сила и мудрость Дуба Батюшки и чистота воды серебря́ной, — прочертила на себе крест Маришка.

Я поняла, что мне очень повезло, когда я крестилась на кухне, что местный обычай совпал с близким мне. Только значение у символов было разное, как я поняла: вертикальный взмах руки олицетворял дуб, а горизонтальный — воду.

— Прогулялись, пора и возвращаться. Завтра Яблочный день, гостей в имении будет много, тесто с вечера начнем месить да яблочную начинку готовить, а то завтра со всем не управимся.

— Яблочный день?

— Да, в садах первые летние яблоки поспели. Мы с февраля яблочных пирогов не пекли. А теперь новые урожаи начинаются.

— Значит, будет и сливовый день?

— Ой, чудная! — засмеялась Маришка. — Слива-то не хранится. Это так, детям услада.

— Ну а что насчет грушевого дня?

— Груша сладка, да с зимой не близка! Нет, Еля, только яблоки удостоились чести иметь свой день.

Я подумала про апельсины и бананы, которые круглый год лежат на полке в магазине, вот бы удивилась такому Маришка, правда, она, скорее всего, и фруктов таких не знает.