Над краем кратера

Эфраим Баух, 2012

Судьба этого романа – первого опыта автора в прозе – необычна, хотя и неудивительна, ибо отражает изломы времени, которые казались недвижными и непреодолимыми. Перед выездом в Израиль автор, находясь, как подобает пишущему человеку, в нервном напряжении и рассеянности мысли, отдал на хранение до лучших времен рукопись кому-то из надежных знакомых, почти тут же запамятовав – кому. В смутном сознании предотъездной суеты просто выпало из памяти автора, кому он передал на хранение свой первый «роман юности» – «Над краем кратера». В июне 2008 года автор представлял Израиль на книжной ярмарке в Одессе, городе, с которым связано много воспоминаний. И тут, у Пассажа, возник давний знакомый, поэт и философ. – А знаешь ли ты, что твоя рукопись у меня? – Рукопись?.. Опять прав Булгаков: рукописи не горят. «И возвращается ветер на круги своя».

1957

Первое предисловие автора

Я взошел на корабль по намокшим к полуночи сходням,

Ощутив своей юности терпко-тревожный озноб.

Там бродили по палубе странные лики и сводни,

Приглашали на танец каких-то пугливых зазноб.

Но над пеной быстрин, от винтов убегающих в дали,

Ощутил я случайность своей еще сонной судьбы,

Райский вкус непонятной и солоноватой печали —

Чистоту одиночества средь суеты и гульбы.

На рассвете проснуться. На палубе грязно, убого.

Но внезапно у борта застыть, удивленье храня:

Прямо к сердцу из мглы подступает надёжно и строго

Гор громада, что знает и помнит меня.

Море в радужном духе кошачьи разводит рулады,

И корабль, как челнок, ткёт бескрайнюю ткань —

Колыханье Колхиды, Тавриды тавро, эластичность Эллады —

Вносят в ткань эту щедро свою безвозмездную дань.

Я дышу этой памятью, словно рассветным озоном,

И, качаясь, несут эти волны, как будто весы,

Корабли Одиссея, руно золотое Язона,

Моих предков — купцов генуэзских,

Чьи с грустной горбинкой носы.

Эта боль на рассвете воздастся ли в жизни сторицей?

Незаставленность этих пространств —

Как удел, что теряется мной.

Семь небес различаю, и знаю — не повторится

Этот миг моей юности — пенистый след за кормой.

В голубые пещеры и в гор известковых каверны

Я спускался не раз, чтоб себя самого обрести.

Только тайны опасны, и волны морские коварны,

И такие рассветы с ума только могут свести.

Но еще не растрачена тайная страсть узнаванья,

Хоть душа коренится в беспамятной старине.

Я достаточно слаб,

Чтоб остаться в нормальном сознанье,

Я достаточно юн,

Чтоб летать еще птицей во сне.