Полное собрание сочинений

Юлий Гарбузов, 2023

Юлий Гарбузов родился в 1941, в селе Енакиево, Донбасс. Потом жил в Запорожье, поступил в Харьковский политех, преподавал в Харьковском институте радиоэлектроники. Умер 2018 р. Написал большую часть произведений на пенсии, в свои последние годы жизни. Воспоминания, фантастика.

Огневик

Сказка

Мой маленький друг!

История, которую я собираюсь тебе поведать, случилась давно. Тебя тогда еще не было на свете, как не было и твоих родителей. А твои бабушки и дедушки были еще такими же маленькими, как ты сейчас. А возможно, только чуточку старше или младше тебя. А может быть, их тоже еще не было на свете.

Так вот, где-то в самой середине страны Украина, в селе Бабанка, что стоит на берегу речки Ревухи, жил мальчик Ивась. Это был самый обыкновенный мальчик, который ходил в первый класс, любил играть в футбол, бегать по селу и слушать сказки. В то время только-только закончилась страшная война. Многие хаты еще были разрушены. Школа была уже восстановлена, но не полностью. В окна вместо стекол были вставлены листы железа или фанеры. А сельский клуб еще стоял в развалинах.

Ивась жил только с мамой, так как его папу убили на войне враги. Мама была сельским врачом. Почти каждую ночь ее вызывали к какому-нибудь больному. А Ивась оставался в доме один до утра. А утром возвращалась с вызова мама, кормила его и отправляла в школу, а сама шла на работу в сельскую больницу.

Раньше с ними жила бабушка, которая очень любила Ивася. Ивась тоже любил свою бабушку. Она рассказывала ему сказки, кормила его, топила печку и укладывала спать. А когда мама уезжала на ночные вызовы, бабушка клала его рядом с собой и беседовала о самом интересном. Ивась прижимался к ее теплому боку, и ему тогда казалось, что все плохое не для него.

Особенно любил Ивась зимние вечера, когда они с бабушкой вдвоем топили печку соломой, принесенной из сарая. Солома вспыхивала в печи ярким пламенем, печка разогревалась, а в ней гудел огонь. Иногда, чаще всего по воскресеньям, мама приносила в хату охапку поленьев. Бабушка клала их в печь, подкладывала солому и поджигала. Тогда солома вспыхивала, сгорала, а дрова постепенно разгорались и разогревали своим теплом печку так, что плита на ней раскалялась докрасна, и в комнате становилось так тепло, что все в хате сбрасывали с себя кофты, жакеты и ходили в одних рубашках. Совсем как летом.

Ивась любил стоять у этой самой раскаленной докрасна плиты и плевать на нее. Плевки подпрыгивали, шипели и, крутясь и стреляя, исчезали. От них оставались только темные пятнышки на раскаленном металле, которые вскоре тоже исчезали. Тогда Ивась плевал на плиту снова. И вновь наблюдал такую же картину.

Но бабушка не любила таких забав и журила за них Ивася.

— Нельзя плевать на печь, Ивасик! Нехорошо это, внучек!

— Почему, бабушка? — недоумевал Ивась. — Что тут плохого?

— Нехорошо — и все тут! Не смей больше делать так. Просто я так прошу.

— Бабушка, от моих плевков даже следа не остается. Все шипит и сразу высыхает. Кому от этого может быть плохо?

— Тебе, глупенький! Только тебе.

— А чем же, бабушка? Что со мной от этого может случиться?

— А то, что не всем нравится, когда плюют на огонь и на горячую плиту. Понял?

— А кому еще, кроме тебя это не нравится?

— Огневику, глупенький. Вот рассердится он на тебя за то, что ты плюешь ему на голову, да и отомстит тебе за это. Так что лучше не зли его.

— А кто это такой, Огневик, бабушка?

— Это тот, кто в печке живет, тепло в ней поддерживать помогает, сохраняет его, пожару разгореться не дает в хате. А если кто обидит его, он может перестать это делать. Тогда печка быстро прогорать начнет, в хате холодно станет. А если он уж очень разозлится, то может вообще и хату сжечь, и того, кто обидел его. Так что не обижай его, подкармливай сухой соломой, сухим ароматным сеном, дровами или углем. Благодари его за тепло в хате, за все, что на печке сварено, спечено и сжарено. Понял?

— А где он сейчас, бабушка?

— Он там, в огне греется. Слышишь, как ухает от удовольствия, что мы с тобой в огонь соломы подкинули?

— Бабушка, да это же просто огонь гудит, и ветер в трубе подвывает. Не обманывай, пожалуйста.

— Сиди, да благодари Огневика за тепло его. Не то прогневишь, и он с тобой рассчитается. Ох, как рассчитается!

Но Ивась насмехался над бабушкиными предостережениями, а когда она отходила от печки, как и раньше, плевал на нее и смеялся.

Но однажды он услышал, как огонь как-то по-особому загудел, застонал в печке. И сквозь щели между конфорками Ивась будто бы увидел злое-презлое лицо человека с узкими, сверкающими, как угли, глазками. Ивась в испуге отшатнулся, но потом, превозмогая страх, тихонько прошептал: «Я не боюсь тебя, Огневик! Я плюю на тебя! Тьфу! Тьфу! Тьфу! Понял? Захочу, и затушу огонь в печке, и ты умрешь там!»

А в печке пламя еще сильнее завыло: «У-уу-гу-у-у…» Ивась вздрогнул и отскочил к постели, а потом лег спать. Когда он засыпал, ему казалось, что Огневик сверкал на него из печки своими злыми глазами и завывал, угрожая. А гневные вспышки его глаз яркими бликами метались по комнате, отражаясь в окнах, в зеркале, в стекле потухшей керосиновой лампы и в посуде, стоявшей на полке и на брусе.

Ночью маму опять вызвали к больному. Она вернулась только под утро, когда Ивасю уже следовало вставать в школу. Мама удивилась, почему бабушка до сих пор не приготовила завтрак. А когда она подошла к бабушкиной лежанке, то упала на нее и беззвучно заплакала. Ивась еще никогда не видел, чтобы большие плакали, подбежал к маме, обхватил ее за талию и тоже заплакал.

— Мама, мама, не надо плакать! Почему ты плачешь?

— Ох, Ивасик! Наша бабушка умерла!

На бабушкины похороны приехали родственники из города, пришли соседи и Ивасиковы друзья из школы. Все успокаивали Ивася и маму, обещали помогать, чем могут. А потом все ушли. Остались только Ивась да мама.

Так и стали они жить с мамой вдвоем. Утром мама провожала Ивася в школу, а сама уходила на работу в сельскую больницу. А когда в школе заканчивались занятия, Ивась приходил домой, растапливал соломой печку, разогревал обед, кушал и садился за уроки. Затем приходила мама, занималась хозяйством, кормила Ивася ужином, проверяла его уроки. А потом они ложились спать, и Ивась каждый раз прислушивался к гулу пламени в печке.

— Мама, это Огневик забрал нашу бабушку. Это я виноват — плевал на горячую плиту. Если бы я не злил Огневика, жила бы бабушка с нами и до сих пор, — говорил Ивась и заливался горькими слезами.

— Нет, Ивасик. Бабушка сама по себе умерла. Старенькая уже была, много пережила, сына своего — твоего папу с войны не дождалась…

— Нет, мамочка, это все он, Огневик! И я тоже, потому, что злил его.

Но мама в ответ только ласкала Ивася и успокаивала.

Как-то в воскресенье мама пошла на базар за покупками и сказала Ивасику:

— Пока я схожу за покупками, ты подкладывай дровишек, поддерживай огонь в печке, чтобы она раскалилась как следует. А я приду — начну обед готовить.

Ивась так и сделал. Подбросил в печку несколько поленьев и сел поближе к ней погреться. Пламя, охватив поленья, загудело, затрещало, заухало. И вдруг что-то в печке стрельнуло. Да так, что подпрыгнула конфорка и отскочила в сторону. Ивась уже собрался было пододвинуть ее кочергой на место. Но тут случилось нечто неожиданное. Из пламени над плитой поднялась на длинной шее рыжая круглая голова с узкими глазками-щелочками, без волос, бровей и ресниц. Она начала озираться во все стороны и, наконец, заметила Ивася, который было попятился ко входной двери.

— Хо-хо-хо-хо-о-о! — захохотала голова, и из конфорки высунулись длинные-предлинные руки и стали вытягиваться еще и еще. Одна из них преградила Ивасю путь к выходу. А вторая попыталась схватить его. При этом голова корчила ужасные рожи и угрожающе завывала:

— У-у-у-у!..

— Господи, помилуй! — вскрикнул Ивась. — Кто ты?

Непонятное существо, окруженное языками пламени, крутясь и приплясывая, подпрыгнуло над конфоркой и затараторило:

Я — Огневик, сын огня,

Я — повелитель огня!

Я там, где огонь,

А огонь там, где я!

Нет меня без огня,

А огня — без меня!

Огневик снова ухнул, и из его рта вырвался длинный язык пламени, а за ним — клуб сизого дыма.

— Огневик! — закричал Ивась. — Чего тебе еще нужно? Ты убил мою бабушку, а теперь хочешь убить меня? Не выйдет! Уходи в печку! Хватит!

— Я те-бе по-ка-жу-у-у-у! — стонал Огневик — Ты-ы-ы-ы-ы… плевал мне в лицо-о-о! Ты-ы-ы-ы… го-во-рил, что не бо-и-и-и-шься ме-ня-а-а-а! Да ты к тому же еще и клеветни-и-ик!

— Уходи, мерзкий, уходи!

— Не-е-е-ет, погоди-и-и!

Но тут поленья в печке затрещали и стали рассыпаться. Пламя начало угасать, и Огневик стал на глазах худеть и оседать. Одни только узкие злые глаза его сверкали злобой и гневом.

— Ну, по-го-ди-и-и-и! Когда пламя будет сильнее, ты у меня еще попляшшешшь!

Огневик на глазах уменьшался. Голова его сделалась размером с кулачок. Он похудел, зашатался, зашипел, словно кот, и осел с головой в печь.

— Ха-ха-ха! — засмеялся Ивась — Что, не смог? Я не боюсь тебя, прокопченный черепок!

— Хррр! — раздалось из печки — Погоди! Погоди-и-и-и!

Звук голоса Огневика становился все тоньше, все писклявее, все тише и глуше. В печке, треща, догорали последние угли. И тут вошла мама.

— Что же ты, сынок, не следишь за печкой? Дрова-то почти совсем прогорели, а ты новых почему-то не подкинул.

— Мама, он хотел и меня убить. Как нашу бабушку.

— Кто?

— Огневик.

Мама усмехнулась, обняла и поцеловала Ивася.

— Хватит фантазировать, сынок. Никаких огневиков на свете нет. Бабушка шутила с тобой. Просто хотела отучить тебя плевать на огонь и на горячую плиту, потому что это некрасиво. Лучше подкинь-ка еще дровишек в печку.

Ивась хоть и кричал Огневику, что не боится его, на самом деле изрядно трусил. Он стал избегать оставаться дома один, когда ярко горела печка. Даже если мама была рядом, он держался от нее подальше и часто слышал из-под плиты вздохи, уханье, покашливание и злобное шипение Огневика. Жизнь Ивася стала невыносимой, полной опасений и предосторожностей. Ему очень хотелось поделиться с кем-то своей бедой. Но кто ему поверит, если даже мама только снисходительно улыбалась в ответ на его откровения и говорила, что никакого Огневика на свете нет.

Однажды Ивась шел из школы домой вместе со своим одноклассником Колей Комизерко. Коля был самым рассудительным мальчиком в классе. Особенно уважать Колю ребята стали после того, как одноклассник Вовка Жавжар по кличке «Жаба» похвастался перед всеми, что вытащил из ласточкина гнезда птенцов и отдал кошке. А Коля Комизерко не стал завидовать ему, как другие мальчики, а спросил:

— Жаба, ты хочешь жить?

— Хочу, а что?

— И птенцы также хотят жить. А ты знаешь, сколько мошек съедает ласточка за день?

— Нет, не считал.

— А ты в журнале «Юный натуралист» почитай — я тебе дам его. Миллион мошек! Миллион букашек, которые портят фрукты, овощи, кусаются и пьют кровь из людей! А теперь подумай, как ты еще навредил садам, огородам, людям и самому себе тоже.

— Подумаешь! Нам всего и так хватает! А какие кусаются, так я их — хлоп! — и все тут.

Но мальчишки промолчали, и в этот день никто с Вовкой уже не играл.

И всегда, если кому-то нужно было сделать что-то важное, он обязательно рассказывал об этом Коле Комизерко, а Коля с серьезным видом давал нужный совет. Так что Колю в классе уважали больше всех, и Ивась решился рассказать ему об Огневике.

Коля выслушал Ивася спокойно, не перебивая. Потом помолчал, посмотрел ему в глаза и важно сказал:

— Скорее всего, твоя мама права — никакого Огневика на свете нет. И все это ты придумал. Но если ты говоришь правду, то надо подумать, что этот Огневик может, а чего не может. Тогда мы сумеем придумать, как от него защититься.

— А как мы можем знать, что он может, а чего не может? Мы же о нем ничего не знаем. Я и сам-то видел его только один раз. А ты даже сомневаешься, правду ли я говорю.

— Но если ты говоришь правду, то живет он только в огне.

— А где же еще? В самой печке.

— И любит, когда горит в ней огонь.

— Да, а что?

— А когда огонь ослабевает, ослабевает и Огневик.

— Верно, Коля. Это он и сам мне сказал.

— Ну вот. Значит, Огневик не страшен, когда печка не топится или в ней огонь слаб. Тогда его и бояться нечего.

— Но чтобы дома было тепло и можно было приготовить обед, печку надо жарко натопить. Тогда он набирается сил и может напасть. Как же быть тогда? Не можем же мы сидеть голодными, да еще и в холодной хате.

— Но при маме он тебе не показывается. Значит, он ее боится и при ней тебе совсем не страшен.

— Кто знает? Просто пока еще он не набирался столько сил, чтобы напасть на меня при ней.

— А почему? Он знает, что мама может тебе чем-то помочь.

— Чем же?

— Вот я и думаю — чем? Когда мы будем это знать, мы сможем на него наплевать.

— Хватит, я уже плевал на него, чем и разозлил. И настолько, что он убил мою бабушку, а теперь хочет убить и меня.

— Я не это хотел сказать. Мы сможем его никогда больше не бояться.

Коля некоторое время помолчал, а потом неожиданно спросил:

— А почему ты обозвал его прокопченным черепком?

— Просто так. Назвал, и все. Злой был на него.

— Нет. Просто так никого никто никак не называет. Вот, Вовку Жавжара называют Жабой. Так это потому, что его фамилия — Жавжар. Похоже на жабу.

— Так это и так ясно.

— Да, ясно. А вот почему ты обозвал Огневика прокопченным черепком, мне не ясно. Нет, ясно, почему прокопченным — он в печке живет, в огне. Там все прокопчено.

— Верно. Ну и что?

— А почему черепком? Он чем-то напоминал тебе черепок?

— По-моему, да.

— А чем?

— Ну, цвета такого же, как черепок от разбитого горшка, тело ноздреватое. И что же?

— Надо подумать. Черепки — это обожженная глина, которая уже не размокает в воде. Керамика называется.

— При чем здесь керамика?

— А при том, что этот Огневик — тоже, наверное, из керамики, понял?

— Ну, нет! Скорее из оконной замазки. У него руки гибкие такие, и лицо, и все тело мягкое. Вытягивалось — точь-в-точь, как свежая замазка.

— А это уж — дудки. Замазка в огне сразу же расплавилась бы. И сгорело.

— А черепяное тело не гнулось бы.

— Значит, это такая керамика, которая может еще и гнуться.

— А такой керамики, как резина, не бывает.

— Значит, бывает. Из чего же ему быть-то, Огневику этому?

На этом мальчики решили прекратить спор. Коля обещал подумать, как можно расправиться с Огневиком, чтобы он не мешал Ивасю жить в своей собственной хате.

А потом Ивась простудился и заболел. Мама не пустила его в школу и велела лежать на топчане, который стоял неподалеку от печки. А сама пошла на работу, пообещав прибежать в обед, чтобы проведать и покормить его. Уходя, она жарко натопила печку и подбросила еще несколько поленьев, чтобы больному Ивасику не было холодно без нее.

В печке, потрескивая, бушевал огонь. Шипели и ухали влажные дрова. Ивась закрыл глаза и начал дремать. И тут в печке что-то громыхнуло. Лязгая, открылась конфорка, и гул пламени наполнил хату. Ивась вздрогнул и открыл глаза. Стоя в пламени, над печкой возвышался Огневик и, пританцовывая, корчил гримасы.

— Ага! Теперь я с тобой рассчита-а-аюсь, дрянной мальчишка! Теперь я тебя поджарю, как вы жарите кур и уток!

Ивась вскочил и попытался выбежать через дверь во двор. Но рука Огневика вытянулась и ухватилась за ручку.

— Не-е-ет, дерзкий мальчишка, тебе не уйти!

Тогда Ивась решил выскочить в комнату, разбить окно и выпрыгнуть через него на улицу. Но Огневик разгадал его намерение и преградил ему путь другой рукой.

— Что? Попа-а-ался-а-а? — простонал Огневик и дохнул на Ивася таким горячим и едким дымом, что тот закашлялся.

Пока Ивась кашлял, Огневик хохотал и размахивал около его лица горячими руками.

— Уходи! Уходи прочь! — кричал Ивась, надрываясь от кашля.

— Я тебе покажу «прочь»! Сейчас увидишь! Сейчас узнаешь, что я с тобой сделаю!

Огневик опустил руку в печку, достал из нее горсть горящих головешек и подбросил вверх. При этом он дико захохотал:

— А-ха-ха-ха-ха! Ох-хо-хо-хо!

Одна головешка упала на одеяло, но Ивась тотчас сбросил ее на пол. Там же лежало еще несколько головешек, однако, пол в хате был земляной, поэтому они не были опасны. Но один пылающий уголек упал на рогозовую подстилку, лежащую у входа. Подстилка начала тлеть, угрожая заняться пламенем. Огневик громко захохотал от восторга, а Ивась в ужасе закричал:

— Помогите! Помогите! Горю-у-у!

В это время в комнату вбежала соседка, тетя Марушка, и Огневик нырнул в печку.

— Ивасик, детка! Что случилось?

Она залила водой горящую рогожу и разбросанные повсюду головешки.

— Не плачь, Ивасик. Я с тобой. Уже все в порядке. Скоро мама придет. Ну, скажи, что тут случилось?

Ивась трясся весь от слез, не в силах вымолвить ни слова. В конце концов, он кое-как, заикаясь, произнес:

— Это… это… он! Как даст из печки, конфорку сбросил!.. А потом… как швырнет головешки! По всей хате…

— Ясно, Ивасик. Это дрова были сырые. Они часто стреляют. Тогда и конфорки слетают, и угли, и горящие дрова разлетаются во все стороны.

Вскоре пришла мама. Тетя Марушка рассказала ей все по-своему:

— Ой, пани докторша! Тут такое было! Сырые дрова в печке так рванули, что конфорки послетали. И угли по всей хате разлетелись. Рогожа у входа занялась. Была полная хата дыма — не продохнуть! А Ивасик спросонок так перепугался, что только кричал: «Помогите! Помогите!» Еле успокоила. Вы вот грамотная женщина, а не знаете, что сырые дрова надо на ночь вносить в хату, чтобы они подсохли до утра. Хорошо еще, что хоть печку не разворотило. А то бы и хата сгорела, и хлопец вместе с нею!

Ивасю опять никто не поверил. Да что они понимают, эти взрослые! Хотя бы Коля Комизерко зашел — только он все и выслушает.

И Коля действительно зашел на другой день по пути из школы.

— Здорово, Ивась!

— Здорово, Коля! Я так ждал тебя.

— А я слышал, что ты горел тут. Или что?

— Да это опять он — ответил Ивась и шепотом добавил — Огневик. Мама разожгла печку — вовсю! А он как выскочит, как дохнет огнем и дымом, а потом как сыпнет угли по всей хате! Видишь, рогожа обгорелая — это все он! И все кричит на меня страшно так! Теперь тетя Марушка все время со мной, когда мамы нет. Но мне все равно не верят, только ты меня и слушаешь.

Коля немного помолчал, а потом уверенно заговорил:

— Скорее всего, ты все наврал. Но может быть, это и вправду сырые дрова стрельнули. А ты перепугался и на Огневика сворачиваешь.

— И ты тоже не веришь мне, Коля?

— Не перебивай меня. Я же тебя спокойно выслушал, молчал, пока ты говорил. Я перечисляю все, что можно об этом подумать. Так вот, возможно также, что это и в самом деле Огневик продолжает тебе мстить. Если это твои выдумки, то ничего не будет. Все забудется. А если это Огневик, то дело плохо. Пора его одолеть.

Коля придвинулся вплотную к уху Ивася и едва слышно зашептал:

— Я знаю, как это сделать…

— Как же можно это сделать?

— Тсс… Я расскажу, когда тетка Марушка выйдет.

И когда она вышла, Ивась и Коля ушли в самый дальний от плиты угол хаты и зашептались тихо-тихо, чтобы Огневик случайно не подслушал, сидя в печке:

— Понимаешь, Ивась, если он живет в огне, то и боится того же, чего боится огонь — воды. Он раскаленный — ты уже убедился. Если его тело из керамики, а мы с тобой уже разобрались, что он из керамики, то теперь подумай, что будет, если его окатить водой?

— Не знаю, Коля!

— Тсс! А что произойдет с пустым черепяным горшком, если его нагреть на огне, а потом облить водой?

— Ну, лопнет, наверное.

— Верно! Весь растрескается и развалится. Вот это мы и сделаем с Огневиком.

— А как?

— Видишь, у вас под потолком брусок через всю кухню?

— Конечно. Там любит отдыхать наш кот Смугань.

— На брусе стоит макитра. А что в этой макитре?

— Ничего. Пустая стоит.

— Вот и хорошо. Мы передвинем ее ближе к печке и нальем туда воды. А потом обвяжем ее веревкой и протянем к твоему топчану. Ты разведешь в печке огонь и будешь ожидать на топчане появления Огневика. Когда он выйдет из печки, ты постараешься сделать так, чтобы он потянулся к тебе. Тогда ты дернешь за веревку, макитра опрокинется и окатит Огневика водой. Он весь растрескается и развалится на куски. Понял?

— А как же макитра?

— Разобьется. Зато ты от Огневика избавишься. Стоит это старой макитры?

— По-моему, стоит. Когда начнем?

— Тетка Марушка просила меня не уходить, пока она не вернется. И обещала вернуться через час. Так что в нашем распоряжении времени достаточно. Начнем прямо сейчас. Где ведро с водой? Ага, вот оно. Ставь скамейку под брус.

Они сделали все, как задумали. И Коля ушел, оставив Ивасю еще несколько напутствий.

На следующий день, когда мама уходила на работу, Ивась сказал, что больше не боится оставаться один дома. И тетя Марушка может больше не дежурить у него, а заниматься своими делами.

— Вот и хорошо, мой Ивасик. Я сейчас зайду к ней и скажу. Ну, не скучай. Постарайся выполнить все школьные задания, которые тебе принес Коля.

Мама поцеловала сына и ушла. А он встал и положил в печку столько дров, сколько поместилось. Потом Ивась протянул веревку и стал ждать. Дрова постепенно разгорались, и, спустя несколько минут, в печке уже гудело пламя. И чем яростнее оно бушевало, чем сильнее раскалялась плита, чем жарче становилось в хате, тем отчетливее слышалось довольное уханье и покряхтывание Огневика. Тем больше Ивась съеживался от страха. Тем сильнее колотилось его сердце. В последнюю минуту ему захотелось все бросить и выскочить из хаты прямо так, раздетым. Лишь бы убежать подальше. Но желание избавиться от ненавистного Огневика, желание обрести вновь спокойную жизнь оказалось сильнее страха. И он упорно продолжал ждать, превозмогая ужас.

В конце концов, в печке раздался громкий, тяжелый вздох, с плиты слетела конфорка, и хата осветилась оранжевым заревом. Ивась весь съежился, и зубы его застучали часто-часто. И в это время из открытой плиты с нечеловеческим гиканьем и хохотом поднялась извивающаяся в дикой пляске фигура Огневика, охваченная разноцветными языками пламени. Словно наслаждаясь своим могуществом, Огневик горланил свою хвастливую песенку:

Я — Огневик, сын огня,

Я — повелитель огня!

Я там, где огонь,

А огонь там, где я!

Нет меня без огня,

А огня — без меня!

Огневик озирался по сторонам и, наконец, увидел Ивася, сжавшегося от страха в комочек на своем топчане.

— Ага! Вот где ты! Наконец-то я тебя поджа-а-арю! А ну-ка, дерзкий мальчишка, поздоровайся со мной за руку!

И тут Ивась, ухватившись за кончик веревки и собравши все свое мужество, закричал:

— Да я не то, что поздороваться, я и поцеловаться с тобой могу! Только дотянись до меня! Ну, давай же, Огневик!

— Ах, вот ты какой дерзкий и смелый? Тогда давай, дава-а-ай поцелуемся!

Туловище Огневика стало вытягиваться. Одной рукой он оперся на скамейку, и скамейка задымилась под нею. Лицо Ивася обдало жаром, потому что голова Огневика оказалась так близко от него, а все туловище как раз под тем местом на брусе, где стояла макитра с водой. Ивась с силой дернул за веревку с криком:

— На! Вот тебе!

Макитра опрокинулась, и вода выплеснулась на Огневика, окатив его с ног до головы.

— Хррр! — захрипел Огневик. Тело его растрескалось и рассыпалось на мелкие черепки.

Хата наполнилась паром, сквозь который Ивась едва мог видеть окно, дверь и печку, в которой еще продолжала шипеть вода, гася остатки не догоревших углей. Перепрыгивая через нагромождения черепков, Ивась подбежал к двери и открыл ее, чтобы проветрить хату от пара и дыма.

Едва хата проветрилась, вошел Коля Комизерко.

— Вижу, что дело сделано. Молодец, Ивась. Теперь давай вместе убирать, а ты тем временем рассказывай все по порядку.

Сгребая черепки, Ивась рассказывал все без прикрас, порой ухая, выкрикивая страшным голосом, гримасничая и приплясывая, подражая Огневику. А Коля слушал, делая короткие перерывы лишь для того, чтобы вынести черепки на мусорную кучу. Каждый из ребят был горд за себя. Ивась — потому что победил Огневика, а Коля, потому что оказался прав в своих рассуждениях и помог другу избавиться от смертельного врага.

Как раз тогда, когда Ивась закончил свой рассказ о таком опасном сражении с Огневиком, а Коля приготовился вынести последнюю порцию черепков, пришла на обед мама.

— Вы что это наделали, безобразники? Во что вы тут играли? И всю хату водой залили, и макитру разбили! Придется теперь в воскресенье на базар за новой макитрой ехать.

— Зато, мамочка, мы Огневика победили. Теперь я смогу опять спокойно жить.

— Ах, выдумщики вы мои! Не Огневика, так еще что-нибудь придумаете! Садитесь-ка за стол, я вас обедом накормлю. А уборку я и без вас закончу. Марш руки мыть!

Вскоре настало лето. Ивась и Коля перешли во второй класс и очень этим гордились.

— Будем теперь первоклашек дразнить «первячки-червячки»! — говорил Ивась. А Коля возражал:

— Ты помнишь, как нам было обидно, когда нас так дразнили? Зачем же мы будем маленьких обижать? Нехорошо, Ивась.

А Ивась отвечал:

— И они на следующий год тоже перейдут во второй класс. А потом новеньких будут так же дразнить.

— А если мы их не будем дразнить, то и они не будут. Понял?

Они на этом прекратили спор. Но Ивась про себя решил, что все равно будет дразнить первоклассников, а Коля — что будет убеждать всех дразнильщиков, чтобы не делали этого.

В один из жарких летних дней сыновья тети Марушки, Василь и Славко собрались идти на ночь коровье стадо стеречь. Ивась тоже просился с ними. Они не возражали и обещали взять его, если мама отпустит. Но мама возражала:

— Нет, сынок. Они уже большие мальчики. Василь перешел в пятый класс, а Славко — в восьмой. И не на прогулку они идут, а на серьезную работу. Ты мешать им будешь.

Но Ивась не унимался и не переставал упрашивать маму. Наконец, Василь и Славко сами пришли к маме просить за Ивася.

— Пани докторша, — говорил Славко, — не бойтесь за Ивасика. Мы присмотрим за ним.

— Да он мешать вам будет. Вам что, с коровами хлопот мало? Так еще и за Ивасем смотреть. Нет, хлопцы, пусть дома сидит.

— Пани докторша, — вмешался Василь, — наоборот, он будет за костром следить. Нам со Славком некогда будет. Отпустите его, пани докторша. Ну, пожалуйста!

— Ладно, уговорили. Только смотрите, осторожнее там.

Вечером отец Василя и Славка, дядя Петро сказал им перед уходом:

— Смотрите, хлопцы, дождя давно уже не было. Сено, солома, трава — все сейчас сухое. Не разводите костра вблизи от стогов сена, хоть это и удобно — и мягко, и тепло. И от рощи подальше. Ночью может ветер подняться, огонь разнести. Будет тогда беда! Ружье даю тебе лично, Славко, как самому старшему. Стрелять только в крайнем случае. И если волк, старайся отпугнуть, а не убить. Вверх стреляй. Люди тут же прибегут на выстрел.

— Ладно, не в первый раз уже. Ну, пойдем. Людей сменить нужно. Устали за сутки.

Ивась никогда еще не был так счастлив. Впервые он почувствовал себя взрослым. А бригадир даже обещал заплатить ему за дежурство.

Дождавшись троих сменщиков, усталые пастухи тотчас же ушли домой. Василь и Славко решили подготовить всё для ночного костра. Но Василю не хотелось разводить огонь на прежнем месте — далеко от стога сена, где они намеревались прилечь, если все будет в порядке.

— Славко, давай вот здесь костер разложим. Там уж очень далеко от стога.

— Ты слышал, что нам отец говорил?

— Да чего там! Ветра нет и не будет. Видишь, какое небо звездное. Ивасю скажем, чтобы следил, как следует. А то греться в одном месте, а спать за версту от него.

— Ну, ладно. Только тебе придется все время быть поблизости. А то Ивась мал еще, да и в первый раз на работе. Пошли собак покормим да коров сосчитаем, пока светло. А то вдруг какая забрела куда.

Пока Василь и Славко кормили собак да считали коров, Ивась принялся таскать на выбранное место хворост из рощи. К заходу солнца он натаскал его целую гору.

— Славко, посмотри, этого хватит на ночь? Или, может, еще принести?

— Ой, Ивась, да здесь на три ночи хватит. Можно жечь, не экономя. Давай, складывай хворост кучкой для костра. Скоро стемнеет.

— А я уже и сложил.

— Вот это? Ой, да кто же так складывает? Василь, покажи ему.

И Василь с серьезным видом начал учить Ивася:

— Сначала надо положить жмут сухого сена или комок бумаги — вот так. Потом сверху аккуратно уложить тоненькие сухие хворостинки. Видишь как? Пирамидкой. А поверх этих — покрупнее. Понял? Теперь еще крупнее. А на самый верх можно класть любые — все займутся. Запомнил? Ну и хорошо. Только не зажигай, пока не скажет Славко.

Когда стемнело, Славко сказал:

— Давай, Ивасик, разжигай костер. Да за ветром следи. Начнет дуть от костра к стогу, залей. Вот ведро с водой. И огонь поддерживай не то, чтобы сильный, а так — приличный. Чтобы издалека хорошо видно было и нам, и волкам. И ничего не бойся. Чуть что — кричи. Мы с Василем мигом прискачем. Только не спи. Будем спать по очереди. У костра спать нельзя. Ну, с Богом!

Ивась поднес спичку, и костер ярко запылал, освещая Ивася, лежащие поблизости вещи, а также высокий стог сена и вдали берестовую рощу.

Василь и Славко носились на лошадях, ориентируясь на лай собак, сгоняли коров в круг. А Ивась все подкладывал и подкладывал в костер крупные сухие сучья. Они горели, как порох, весело потрескивая. Где-то сверчки пели свои заунывные песенки. В роще порой раздавался угрюмый стон сыча. А из села иногда долетали обрывки собачьего лая да скрип ворота колодца. Но потом ночные сельские звуки стихли. Остались только степные.

Ивась почувствовал, что начинает засыпать. Чтобы не уснуть, он принялся подбрасывать в костер крупные сучья, хотя костер и без того горел ярко. Стало жарко, и Ивась отодвинулся от огня подальше. Но сон одолевал неудержимо. Чтобы разогнать его, Ивась начал бегать вокруг костра. А когда устал, присел отдохнуть на минуту и подбросил в огонь еще пару увесистых сучьев. Они мигом запылали, а Ивась стал смотреть на огонь, как зачарованный.

Когда сучья превратились в раскаленные угли, в костре что-то затрещало, зашипело, и над костром взметнулся фонтан золотых искр. Они завертелись, закружились вихрем, уносясь в самое небо и смешиваясь там со звездами. Огненный вихрь становился все плотнее, все ярче, и вокруг стало светло, как днем. И вот тут в этом вихре, подобном рою огненных пчел, в бешеном танце закружился сам Огневик, размахивая огромными руками и дико сверкая раскаленными глазами, на которые было больно смотреть. Ивась вздрогнул от неожиданности и в ужасе попятился назад, к стогу стога. А Огневик в искрометной огненной пляске оскаливал зубы, сверкающие ослепительным блеском раскаленного металла, и пел свою неизменную хвастливую песню:

Я — Огневик, сын огня,

Я — повелитель огня!

Я там, где огонь,

А огонь там, где я!

Нет меня без огня,

А огня — без меня!

— Огневик! Ты жив? — вскричал Ивась.

— Ха-ха, как видишь! Ты думал, что избавился от меня? Ты ошибся, глупый дерзкий мальчишка! Меня убить невозможно, как невозможно убить огонь! Ты мне изрядно надоел, поэтому я с радостью сейчас изжарю тебя на тобой же разведенном костре!

Огневик схватил несколько углей и швырнул их в кучу хвороста, а потом — в стог сена. Пламя начало разгораться, и Ивась попытался проскочить назад, где путь еще был свободен.

— Ты куда, проклятый мальчишка? Не пройде-о-ошь!

И Огневик пинком заставил часть углей костра лечь поперек пути к отступлению. Ивась оказался в кольце огня. Путь к ведру с водой был также отрезан огнем.

— Васи-и-иль! Сла-а-авко-о-о! Помоги-и-ите-е-е! — что было сил закричал Ивась.

А Огневик кружился все быстрее и быстрее, разбрасывая вокруг искры и красные головешки.

Ивась уже изнемогал от жары и задыхался от дыма, когда услышал конский топот. Это Василь и Славко мчались на подмогу, выкрикивая на ходу:

— Мы здесь, Ивасик!

— Сейчас поможем!

— Не бойся, Ивась!

Василь, спрыгнув с коня, вбежал в огненный круг, подхватил Ивася на руки и выскочил на открытое место. А Славко схватил ведро и стал заливать уже частично занявшийся стог. Потом он взял лежавшие рядом вилы и отбросил в сторону пучки еще тлевшего сена.

Ребята быстро загасили костер и разбросанные вокруг головешки. Славко присел рядом с Василем и Ивасиком, отер с лица пот и укоризненно сказал:

— Видишь, Василь. Надо всегда старших слушать. Чуть беда не случилась.

— Но было же так тихо несколько дней подряд. Ни одна травинка не шелохнулась.

— Это степь. Все тихо, тихо, потом бац, и вихрь закружился. А затем снова тихо. Вот как сейчас. Из-за того, что я не настоял на своем, мы едва не погубили Ивасика. Да и стог чуть не сожгли, а он, знаешь, сколько стоит! Но это уже не так важно.

Ивась понял, что Огневика они не видели, и не стал о нем ничего рассказывать. Все равно не поверят.

Чтобы избежать трепки, все трое решили о ночном приключении ничего дома не рассказывать.

Ивась опять загрустил. Он понимал, что от Огневика ему никак не избавиться. Тут даже разумный Коля Комизерко ничем помочь не сможет. Наступит осень, затопят в хате печку, и Огневик его рано или поздно все равно сожжет. Мама и все вокруг думали, что Ивась заболел. Все спрашивали, как он себя чувствует да не болит ли у него что. Ивась отвечал, что вполне здоров и чувствует себя нормально. Но он с ужасом ожидал неумолимо приближавшейся осени.

Как-то перед заходом солнца дед Ничипор, живший в хате напротив, вышел подышать свежим воздухом. Увидев Ивася, который молча стоял у калитки и грустно смотрел на пожелтевшую липу, дед подозвал его к себе.

— Что с тобой, Ивасик?

— Да ничего, дедусь Ничипор. Все в порядке.

— А что же ты такой скучный?

— Никакой я не скучный. Такой же, как всегда.

— А почему же ты тогда не бегаешь с ватагой хлопцев, как раньше? И в футбол не играешь? И в жмурки тоже? Нет, что-то с тобой не так. Ну, что случилось, признайся. Я никому не скажу. А может быть, и помочь смогу. А?

Ивась немного замялся.

— Понимаете, дедусь Ничипор, радоваться мне нечему.

— Это как же так, нечему? Да хотя бы тому, что ты так молод еще, что все еще у тебя впереди — целая жизнь!

— Нет, дедусь, впереди у меня ничего хорошего. Точно говорю Вам.

— Да что ты все загадками говоришь? Расскажи, что тебя мучит. Догадываться я не умею, хоть и век на этом свете прожил.

— Да я бы рассказал, так Вы все равно не поверите. Только смеяться будете.

— Что ты, Ивасик! Или я хлопец неразумный? Как это, не поверю? Смеяться над человеком — это же грех большой. А мне уже грешить никак нельзя, помирать скоро. Ну, расскажи деду старому.

— Понимаете, дедусь Ничипор, меня убить хотят…

— Кто? За что и с чего это вдруг?

— Ну, есть такой, Огневиком его зовут…

— А-а-а! Ясно. Огневик — сын огня и повелитель огня.

— Да! А Вы откуда знаете? — оживился Ивась.

— Мне-то не знать, дорогой Ивасик! На веку, как на долгой ниве — все что угодно может встретиться. Так-так! Чем же ты прогневил Огневика? А?

Ивась опять замялся.

— Ну, понимаете, плевал на огонь, на раскаленную плиту.

Дед понимающе кивал головой.

— А потом он за это мою бабушку убил.

— Она что, тоже на огонь плевала?

— Да нет, — отмахнулся Ивась — она наоборот, говорила мне, что за это Огневик на меня разгневаться может. А я не послушал, все плевал, когда никого рядом не было. Вскоре после этого бабушка и умерла.

— Ну, а потом что было?

Ивась уже окончательно оправился от смущения и рассказал деду Ничипору все, как на духу. И о том, как он впервые увидел Огневика, и как он кричал ему обидные слова, и как он по совету Коли Комизерко окатил его водой из макитры, и как Огневик чуть не сжег его в степи у костра.

— Да, милый Ивасик, в трудном положении ты оказался. Огневик не любит всего того, что ты натворил. Он хозяин и повелитель огня. И ведет себя подобно огню. Огонь, если с ним бережно и верно обращаться, поможет во всем. Он и согреет, и еду приготовит, и свет даст вечером. Но стоит начать небрежно с ним обращаться, он и обожжет, и хату спалит, и тех, кто в хате. Целые села и города сгорали вместе с их жителями. Понял?

— Конечно, а что же тут не понять?

— А то, что ты не понял, что силой Огневика не взять.

— Это я как раз понял, дедусь Ничипор. Вот и жду от него наказания. Но слишком уж он жесток, этот Огневик.

— А силой, Ивасик, такие дела не делаются.

— Так что же мне делать?

— Прощения попросить.

— А он и слушать не станет. Сожжет меня — и все тут.

— А ты пытался?

— Нет. Но это и так ясно.

— Ничего тебе не ясно. Дело в том, что, как и с огнем, если с ним обращаться хорошо, как твоя покойная ныне бабушка, он помогать будет. И тепло в печке сохранять будет, и пище, что готовится на ней, пригореть не даст, и вкус ей придаст отменный. И много кое-чего еще поможет сделать.

— Так почему же он тогда мою бабушку убил?

— Да не убивал он твою бабушку. Сама она умерла, сердце у нее давно уже никуда не годилось. Ты сам придумал, что это Огневик сделал, вот и прогневил его еще раз. А он клеветы ох, как не любит! Да и кто ее, собственно, любит? А потом ты еще с этим Колей охотиться на него вздумал. В общем, Ивасик, виноват ты перед ним. Очень уж виноват.

— Что же теперь делать, дедушка Ничипор?

— Да я же сказал тебе. Прощения попросить.

— А как это сделать, растолкуйте мне, пожалуйста. Я такой непонятливый!

— Не скажи! А как напасть на Огневика все понял? То-то. Так вот, чтобы зря не рисковать и не терпеть ненужного страху, подойди к печке сейчас, пока она еще не топится. Огневик там все равно живет. Открой дверцу и скажи: так, мол, и так. Виноват перед тобой в том-то и том-то. А коли в чем еще — прости, не упомнил. Прости, скажи, Огневичок. Это я по молодости, по неразумности. Пообещай ему сухих дровишек всю зиму, свежей соломки, сенца. Скажи, что печку сам подбеливать будешь регулярно и трубу закрывать своевременно.

— А если он не простит?

— Обязательно простит, поверь мне старому.

— Спасибо, дедусь Ничипор. Дай Вам Бог здоровьица и долгих лет жизни!

— За здоровьице спасибо. А вот жизни, сколько Бог отмерил. Ну, давай, Ивасик, за доброе дело.

Ивась сделал все в точности так, как дед Ничипор сказал. Открыл печную дверцу, сел около нее на скамеечку и стал просить прощения:

— Здравствуй, Огневичок! Виноват я перед тобой. Прости меня глупого, что бабушкину смерть тебе в вину поставил. Прости также за то, что плевал в огонь и на горячую плиту. И за ту выходку с макитрой с водой тоже прости. И что ругал тебя плохими словами, прости. И может еще что сделал и забыл повиниться, еще раз прости. Я это все не от злого нрава творил, а по молодости своей, по глупости. Я больше никогда не буду делать ничего подобного! И дровишки для тебя всегда буду просушивать, и свежим сеном тебя угощать буду, и соломой. И печку, жилище твое, в чистоте и порядке содержать буду. И трубу закрывать своевременно буду. Только прости меня. Пожалуйста!

Тут в печке что-то то ли вздохнуло, то ли всхлипнуло. И тоненький голосок тихо-тихо так пропищал:

— Хорошо, Ивась. Растрогал ты меня. Давай помиримся. Я больше не держу на тебя зла. Не держи и ты на меня.

— Что ты, какое там зло. Спасибо, что простил меня!

Вскоре наступила осень. Потом зима. Как и раньше, Ивась любил по вечерам сидеть у горячей плиты и греться. А перед тем как лечь спать, он обычно подходил к угасающей печке и благодарил Огневика за тепло и приготовленную пищу. Уже лежа в своей постели, он отчетливо слышал, как Огневик потихоньку там ухал и едва слышно мурлыкал свою песенку.

Но больше всего Ивась был благодарен мудрому и доброму дедусю Ничипору.

Юлий Гарбузов

23 января 2000 года, воскресенье

Харьков, Украина