Мистерия Грааля

Юлиус Эвола

Образ Грааля будоражит умы европейцев уже не одну сотню лет. На его поиски отправлялись благороднейшие рыцари и простые мечтатели, снаряжали свои экспедиции могущественные ордена и великие правители. Что же искали они? Чашу, в которую была собрана кровь Христова, или камень, выпавший из короны Люцифера? Святыню или символ высшей власти над миром? Несомненно одно: Грааль есть символ величайшей тайны и открывший её изменится навеки. В путешествие по стопам тех, кто жаждал стать причастным этой тайне, приглашает читателя работа знаменитого итальянского эзотерика барона Юлиуса Эволы. Пресвитер Иоанн и германские императоры, Данте и Верные Любви, тамплиеры и розенкрейцеры предстают на страницах его книги в головокружительном калейдоскопе легенд о Граале, поиски коего суть подлинная инициатическая мистерия. Путь Грааля – путь кшатрия. Тот, кто пройдёт его, подобно избранным рыцарям Круглого Стола, приобщится к Божественному и обретёт истинное королевское достоинство.

Часть I. Приближение к мистерии Грааля

Глава 1. Литературный предрассудок

Всякий, кто желает постичь суть рыцарских романов и эпических сказаний, к каковым принадлежит и цикл Грааля (а равно и многие другие сходные и родственные произведения), должен отринуть ряд предрассудков, первый из коих мы зовём предрассудком литературным.

Мы имеем в виду предубеждение, каковое демонстрируют те, кто рассматривает романы и легенды как фантастические и поэтические произведения, дело рук человеческих, принадлежат ли они перу одного автора или группы лиц; подобные люди отвергают всё, что могло бы обладать высшей, символической ценностью и что нельзя принять за продукт субъективного творчества. Однако именно этот символический, объективный и надиндивидуальный элемент и составляет сердцевину саг, легенд, мифов, героических и эпических сказаний мира традиции.^[13] Указанный элемент не всегда вносился автором совершенно умышленно. Наиболее важные и существенные элементы, особенно в случае наполовину коллективного творчества, практически бессознательно выражались авторами, не отдававшими себе отчёт в том, что действуют, повинуясь неким влияниям извне, каковые в определённые моменты использовали непосредственное намерение или творческий порыв отдельных лиц или групп, дабы достичь собственных целей.

Таким образом, даже в тех случаях, когда кажется, что на передний план выходят спонтанные, поэтические или фантастические моменты, они, тем не менее, выступают лишь как условное прикрытие и средство выражения, на каковом может задержаться только поверхностный читатель. Некоторые авторы намеревались создать просто художественное произведение и действительно добивались в этом такого успеха, что их творчеством наслаждались те, кто разбирается в эстетике произведения и вполне может её оценить, но и только. Однако это не означает, что в своих «художественных произведениях» и творческих порывах они не выразили нечто большее, сумев сохранить и передать или даже актуализировать высшее содержание, каковое всегда под силу распознать опытному глазу. Некоторые из них, несомненно, были бы шокированы, если бы им ясно указали на то, что именно так и обстоит дело с их собственными произведениями.

Тем не менее, авторы творений, опиравшихся на легенды и традиции, зачастую не осознавали, что имеют дело с чем-то выходящим за пределы простого искусства и фантазии, хотя почти всегда у них возникало смутное ощущение масштабов тех тем, каковым они отводили центральное место в своих произведениях. Художественный замысел, проистекая из сферы индивидуальной психологии, распространялся на область саг и легенд, то есть область периферийного сознания и даже далее, в зону более тонких, более глубоких и более значимых влияний. Так, с психоаналитической точки зрения, сны относятся к тем состояниям, в которых подобные влияния, подавленные или вытесненные из бодрствующего сознания, напрямую подчиняют себе силу воображения, обретая символическое выражение. Обычное сознание воспринимает последние, не постигая их подлинного содержания. Чем более необычными и неясными кажутся эти символы или фантазмы, тем более имеется оснований, чтобы подозревать существование скрытого, разумного и значимого содержания.

Именно таким образом во многих случаях следует воспринимать саги, легенды, героические сказания, мифы и даже волшебные сказки. И зачастую происходит так, что наиболее фантастический, странный, невероятный и неясный момент, который имеет наименьшую эстетическую или историческую ценность, — и на который в результате, как правило, не обращают внимания, — в конечном счёте даёт наиболее важный ключ, позволяющий понять центральный элемент, каковой придаёт произведению его истинный смысл, а порой и высшее историческое значение. Согласно выражению, свойственному одной традиции, связь которой с Граалем будет проиллюстрирована в дальнейшем, «когда я говорил о нашей науке туманно и загадочно, я говорил о ней наиболее ясно и открыто». Римский император Юлиан писал: «Если мифы говорят о божественном вопиющие нелепости, то это свидетельствует лишь о том, что мифам не следует верить прямо, но должно разыскивать и рассматривать в них сокрытое».^[14]

Итак, это первый предрассудок, каковой необходимо отринуть. Данный предрассудок влияет на интерпретацию средневековых романов и в особенности произведений Верных Любви (Fedeli D’Amore). Из-за преобладания художественных и поэтических элементов, каковые служили в качестве прикрытия, многие расценивают как иконоборчество всякие попытки дать внелитературное истолкование произведениям подобного рода, а именно, любому стремлению проникнуть в мистерию этой поэтической литературы. Такие попытки связаны не только с влияниями, стоявшими у истоков цикла Грааля, но и с организациями, каковые действовали «за кулисами» истории.

Глава 2. Этнологический предрассудок

Второй предрассудок, каковой необходимо преодолеть, — предрассудок этнологический. В основном он имеет отношение к тем изысканиям, чья цель — выявить многочисленные скрытые корни того цикла легенд, к которому принадлежит и сказание о Граале. Подобные исследования оказались не в состоянии обнаружить в них ничего, кроме фрагментов фольклора и древних примитивных народных верований. В связи с этим следует внести некоторую ясность, поскольку упомянутые элементы в традиции Грааля действительно имеют место. Более того, они служат звеном, восстанавливающим связь между историческим аспектом, свидетельствующим о том, что данная традиция жива и действенна, и сверхисторическим и инициатическим аспектами легенды о Граале.

Прежде всего, необходимо распространить до коллективного уровня относительность «творческого» аспекта, который нами уже рассматривался ранее в контексте творчества индивидуального, поскольку большинство людей видит в фольклоре спонтанное народное творчество либо продукт коллективной фантазии, замешанный на суевериях, каковой, по большому счёту, необходимо рассматривать как некую причуду. Находясь во власти подобного предубеждения, так называемые этнологические школы, подобно психоаналитическим течениям, изучающим «коллективное бессознательное», принялись за различные исследования, каковые всегда сводятся к систематическому пагубному низведению высшего и превосходного к низшему и мелкому.

В этой связи мы вынуждены не согласиться с самим понятием «примитивности», каковую сегодня приписывают некоторым народным традициям. Далеко не будучи «примитивными» (т. е. изначальными), подобные традиции в большинстве случаев суть не что иное, как выродившиеся остатки того, что восходит к древнейшим эпохам цивилизации. Таким образом, наше мнение совпадает с оценкой фольклора Геноном, каковой писал, что «практически повсеместно мы встречаемся с традиционными элементами в истинном смысле слова, хотя они и имеют ослабленный, деформированный и фрагментированный характер. Эти элементы обладают подлинной символической ценностью и, таким образом, вовсе не являются порождением не только народного, но и вообще человеческого разума; народным является лишь факт их «выживания», с учётом того, что указанные элементы принадлежат традициям, прекратившим существование.

Эти угасшие традиционные формы уходят в такое отдалённое прошлое, что его даже затруднительно определить, в прошлое, принадлежащее, таким образом, туманной области предыстории. В данном случае народ действует как носитель своего рода более или менее бессознательной коллективной памяти, содержание которой происходит из какого-то иного источника».^[15]

В равной мере мы разделяем точку зрения Генона и тогда, когда он разъясняет тот необычный факт, что народ в подобных случаях выступает носителем множества элементов, принадлежащих более высокому уровню, например, сфере инициатического, а значит, уровню, по сути своей, «нечеловеческому»:

«Когда традиционная форма начинает угасать, её последние представители могут намеренно доверить коллективной памяти то, что в ином случае было бы утеряно. Иными словами, это единственный способ спасти то, что ещё может быть спасено. В то же время, естественное недопонимание массами служит достаточной гарантией того, что то, что обладает эзотерическим содержанием, не будет утрачено, но продолжит существование как своего рода свидетельство прошлого для тех, кто в последующие эпохи окажется способен это усвоить».^[16]

Это последнее наблюдение особенно оправданно, когда речь заходит об элементах якобы «языческого» нордическо-западного фольклора, каковые присутствуют в легендах о Граале и короле Артуре. Оные элементы, будучи надлежащим образом интегрированы (т. е. соотнесены со своим изначальным символическим значением посредством традиционных и даже межтрадиционных сопоставлений), явят подлинный смысл некоторых связанных друг с другом романов и эпических поэм.

Эти произведения представляли особую значимость для мира средневекового рыцарства и имели отношение к имперскому идеалу гибеллинов, а также к различным тайным традициям и организациям, кои, в той или иной форме, восприняли духовное наследие данного идеала.

Таким образом, мы можем видеть чёткую разницу между подобным подходом и уже упоминавшимися психоаналитическими теориями подсознания или коллективного бессознательного, каковое стало для них своего рода «сундуком со старьём», в котором есть всё, что угодно, и это всё, так или иначе, рассматривается в терминах «жизни», «атавизмов» или «иррационального». То, что подобные теории именуют исключительно «бессознательным», следовало бы скорее относить к сфере сверхсознания. Просто нелепо относиться к мифам и символам как к проявлениям или архетипам «жизни», с учётом того, что они обладают, по сути своей, метафизической природой и с «жизнью» не имеют ничего общего, если только речь не идёт об их пустых оболочках. Бессмысленно было бы утверждать, как то делают К. Г. Юнг и Рихард Вильгельм,^[17] что любой позитивный анализ должен ограничиваться изучением проявлений «бессознательного», понимаемого как чистый опыт, лишённый какой бы то ни было связи с трансцендентными элементами.

В действительности, когда отсутствуют надёжные точки опоры, у человека нет никакой надежды на то, что он сможет сориентироваться в разнородном опыте, понять и оценить его, особенно когда опыт в целом полностью отождествляется с некоторыми отдельными своими проявлениями, которые порой даже определяются патологическими факторами. Это прекрасно иллюстрируется результатами многоразличных психоаналитических интерпретаций. Все попытки подобного рода не способны подняться до духовного уровня. Более того, даже когда они не ведут в субнормальный мир неврастении и истерии, приводя к отклонениям, описанным Фрейдом в работе Тотем и табу, тем не менее, они вызывают (как в случае теории Юнга об «архетипах») спутанные ощущения, находящиеся под сильным влиянием нового суеверного культа «витального» и «иррационального», свидетельствуя тем самым не столько об отсутствии принципов, сколько об ошибочности таковых.

Глава 3. О традиционном методе

Помимо всего прочего, необходимо отказаться от тенденции выводить фундаментальные образы легенд о Граале и имперского мифа исключительно из отдельных исторических событий, предполагая наличие внешних причин и эмпирических связей. Согласно общераспространённому мнению, сказание о Граале есть по сути своей христианская легенда.^[18] Некоторые, напротив, выдвигали гипотезу о его кельтско-языческом истоке;^[19] другие более склонялись к индокитайскому происхождению, тогда как третьи отстаивали версию о сирийских мотивах,^[20] а кто-то возводит его к алхимии.^[21] В иных случаях Грааль не только связывали с доктринами катаров и древних персов, но даже пытались идентифицировать персонажей легенды и описанные в ней исторические места (согласно некоторым, это Франция, согласно другим — Иран).

Не имеет значения, насколько оправданы подобные сопоставления, важен дух, коим они руководствуются. Характерная черта того метода, каковой мы именуем «традиционным» (в противоположность профаническому, эмпирическому и критико-интеллектуальному методу современных исследований), заключается в особом акценте на универсальном характере символа или учения и в сопоставлении его со сходными символами, обнаруживаемыми в иных традициях, что позволяет выявить наличие чего-то такого, что в равной мере превосходит любое из этих проявлений, которые отличаются друг от друга, будучи в то же время равноценными, и предшествует им. Поскольку отдельная традиция по сравнению с прочими может более полно, чётко и ясно выражать некое общее значение, поиски соответствий между ними есть, следовательно, один из наиболее плодотворных путей к пониманию и интеграции того, что в иных случаях предстаёт в неопределённой и фрагментарной форме.

Именно упомянутому методу мы намерены следовать, хотя у современных учёных он не в почёте. Их, прежде всего, занимают не подлинные соответствия, но туманные сопоставления.

Иными словами, они изучают эмпирические и всегда неопределённые обстоятельства материальной передачи тех или иных идей или легенд от одного народа к другому, от одних литературных произведений к другим, игнорируя тем самым тот факт, что везде, где мы обнаруживаем влияния, относящиеся к уровню более глубокому, нежели лишь сфера индивидуального сознания, соответствующая трансляция может происходить также и неординарными способами, то есть без особой временной и пространственной обусловленности и внешних исторических связей. Кроме того, любое сравнение в современных исследованиях подобного рода завершается лишь смещением перспективы, а не её расширением. К примеру, когда учёный находит соответствие ряда сюжетов легенды о Граале с теми, что обнаруживаются, скажем, в персидской традиции, это расценивается им, как «открытие подлинных истоков», и, в итоге, он гордо объявляет миру, что «Грааль есть персидский символ»! Обнаруженная взаимосвязь не помогает ему прояснить одну традицию посредством другой или осмыслить одну традицию в универсальном, метафизическом и сверхисторическом контексте, каковой может стать более очевидным при обращении к соответствующему символу, наличествующему в другой. Иначе говоря, благодаря случайному изменению перспективы всё сводится к двухмерной модели. В итоге, ускользает от внимания важный момент, который, более всех прочих, мог бы помочь перейти от двух поверхностных измерений к третьему, глубинному, который может выступить ключом или центральным ориентиром при анализе всего имеющегося материала.

Теперь нам бы хотелось дать ещё одно пояснение касательно попыток истолковать легенду о Граале при помощи обращения к историческим фигурам и событиям, учитывая, что сходные устремления существовали и в отношении прочих легенд, имеющих к ней значимое отношение (в частности, сказаний о короле Артуре и пресвитере Иоанне).

В целом, в указанных попытках можно различить так называемую евгемеристическую тенденцию, принятую современными учёными в силу своего необоримого стремления низводить высшее к низшему везде, где это возможно. Согласно их точке зрения, герои мифов и легенд суть лишь абстрактные проекции исторических фигур, в конечном счёте, вытеснившие последних, превратившись в фантастических персонажей. Однако истина состоит в обратном: в символах и мифах нашли своё отражение реальности высшего, архетипического порядка. Может случиться так, что в ходе исторического процесса определённые организации или личности станут воплощениями указанных реальностей. Когда такое имеет место, история и сверхистория пересекаются и сливаются в единое целое; тогда человеческая фантазия может инстинктивно наделить эти личности или организации мифическими чертами, поскольку реальность некоторым образом стала символом, а символ — реальностью. В подобных случаях евгемеристическая интерпретация тотально искажает подлинную взаимосвязь. Здесь первичным элементом является именно миф, каковой, таким образом, должен рассматриваться как отправной пункт, тогда как исторический персонаж или обстоятельство суть лишь одно из возможных и обусловленных проявлений высшего порядка вещей.

В других своих работах мы продемонстрировали подлинный смысл якобы абсурдных и случайных взаимоотношений, которыми в легендах связаны различные исторические персонажи. Указанные отношения устанавливались, несмотря на то, что эти лица с исторической точки зрения не имели друг с другом ничего общего ни в пространстве, ни во времени, поскольку они бессознательно воспринимались как равновеликие воплощения одного и того же принципа или функции. Аналогичны и основания, на которых строились некоторые генеалогии, каковые на первый взгляд кажутся не менее экстравагантными: легендарная родословная была фигуральным выражением духовной общности, реальность которой могла не зависеть от биологической преемственности в пространстве и времени. По сути, именно с такой точки зрения следует рассматривать родословную королей Грааля, Лоэнгрина, короля Артура, пресвитера Иоанна, Гелиаса и других. Более того, именно подобные идеальные ситуации, проистекающие из вышеупомянутого пересечения истории и сверхистории, дают нам фундаментальный ключ к пониманию происхождения и значения легенды о Граале и тех её элементов, которые возвращают нас не только к сверхисторической идее Империи, но также и к одному из её проявлений в западном мире эпохи Средневековья.

Глава 4. Исторический контекст мистерии Грааля

Если тексты, составляющие цикл Грааля, рассматривать по отдельности, то можно обнаружить, что в них повторяется несколько основных сюжетов, связанных с символизмом рыцарства и его деяний. Здесь мы сталкиваемся с преобладанием тем мистического центра, странствия в поиске (quest) и духовного испытания, наследования королевской власти или её восстановления, каковые порой соотносятся с мотивами исцеления или мести. Парцифаль, Гавейн, Галахад, Ожье, Ланселот и Передур по сути своей — лишь различные имена, даваемые одному и тому же человеческому типу; в равной мере, король Артур, Иосиф Аримафейский, пресвитер Иоанн и Король-Рыбак суть эквивалентные фигуры и различные варианты иного образа. Также тождественны описания всевозможных таинственных замков, островов, королевств и недосягаемых опасных земель, каковые в повествовании следуют друг за другом, что, с одной стороны, придаёт ему странную, сюрреалистическую окраску, а с другой, зачастую делает его монотонным.

Мы уже отмечали, что всё это имеет или может иметь характер «мистерии» в инициатическом смысле слова. Но в той специфической форме, в которой всё это выражено в цикле Грааля, мы должны увидеть пример наложения на историческую реальность сверхисторической, каковой связывает символы этой мистерии со смутным, но живым ощущением того, что её подлинная реализация требовала разрешения, как в духовной, так и в мирской сфере, кризиса целой эпохи, а именно, вселенско-имперского Средневековья.

Именно такая специфическая ситуация даёт начало циклу Грааля. Обращение к изначальным и сверхисторическим мотивам пересекалось с подъёмом исторической традиции к точке равновесия, вокруг которой собирался и кристаллизовался материал различной природы и происхождения, будучи объединён способностью выражать общую тему. Таким образом, нам необходимо, исходя из идеи фундаментального внутреннего единства различных произведений и различных символов, персонажей и их приключений, приступить к поискам скрытых возможностей одного произведения интегрировать в себя и продолжить другое, пока, наконец, не получим всеобъемлющего представления об основных темах. Сопоставление подобных мотивов с их универсальным, межтрадиционным значением и всеобщей метафизикой истории было бы повторением того, что мы попытались предпринять в иной свой работе;^[22] здесь же нам стоит ограничиться лишь указанием на те моменты, что являются наиболее существенными для постижения как исторического, так и сверхисторического значения мистерии Грааля.

Примечания

13

Дабы понять специфическое значение, каковое мы придаём выражению «мир традиции», отсылаем читателей к двум другим нашим работам: Восстание против современного мира и Личина и лик современного спиритуализма. Аналогичный смысл придавали ему Р. Генон и его последователи.

14

Юлиан. К Ираклию кинику. [Цит. по: Император Юлиан. Сочинения. — СПб., 2007. С. 232. — Прим. пер.].

15

R. Guenon, «Le Saint Grail», Le Voile d’Isis (1934), 47-48.

16

Ibid.

17

Предисловие К. Г. Юнга и Р. Вильгельма к Тайне золотого цветка.

18

A. Nutt, Studies on the Legend of the Holy Grail, London, 1888. Также J. Marx, La Legende arthurienne et le Graal, Paris, 1952.

19

L. von Schroeder, Die Wurzel der Sage vom heiligen Gral, Vienna, 1910.

20

L. E. Iselin, Der morgenlandische Ursprung der Grallegende, Halle, 1909.

21

R. Palgen, Der Stein der Weisen, Breslau, 1922.

22

См. нашу книгу Восстание против современного мира.