Перстень Григория Распутина

Юлия Алейникова, 2018

Волшебник, гипнотизер, святой, экстрасенс – как только не называли Григория Распутина. Обычный крестьянин из маленькой деревеньки стал одним из самых влиятельных людей в Российской империи начала XX века. Кем был старец – злым гением или ангелом-хранителем? Для Дуни Кирилловой он стал другом и спасителем, а уходя в мир иной, Распутин оставил своей подопечной подарок, который защитил ее от ужасов революции и Гражданской войны. Перстень отца Григория охранял Дунину семью, пока не был похищен и из благословения не превратился в проклятие…

Глава 3

19 июня 1936 года. Ленинград

— Андриан Дементьевич, убийство на Четвертой Красноармейской. Наши уже в машине сидят! — Заглядывая в кабинет, скороговоркой выпалил Вася Трофимов.

По лестнице на четвертый этаж взлетели в секунду, только топот ног гулким эхом прогрохотал под сводами старинного подъезда. Дверь им открыла заплаканная женщина, маленькая, худенькая, с невероятными васильковыми глазами.

— Уголовный розыск, — первым, входя в квартиру, коротко представился майор Колодей. — Где убитый?

— В кабинете, — всхлипнула женщина и торопливо повела оперативников из крошечной прихожей по темному узкому коридору со скрипучими половицами. — Вот.

Она распахнула дверь в небольшую комнату с низкими подоконниками и тяжелыми гардинами. За простым рабочим столом, откинувшись в кресле, сидел мужчина и смотрел в потолок застывшими мертвыми глазами, с кончиков пальцев его безвольно висящей руки капала редкими густыми каплями кровь.

— Мать твою! — не сдержался Игнат Петрович, самый старший в отделе опер, пришедший в милицию еще в семнадцатом году сразу после революции и декрета «О рабочей милиции». И хотя больших званий он не выслужил, но опыт имел огромный и пользовался заслуженным авторитетом среди товарищей.

— Горло перерезали, — подходя к телу, констатировал очевидное Яша Чубов. — Вон и нож валяется. Вам знаком этот ножик, гражданочка?

Женщина молча, торопливо закивала, изо всех сил закрывая себе рот платком, чтобы не разреветься в голос.

— Это муж ваш? — обратился к ней майор.

Снова кивок.

— Пройдемте в другую комнату, — предложил ей майор. — Яков, проводи. Я сейчас осмотрюсь и приду, а ты пока воды гражданке налей.

— Горло-то мастер резал, ишь, как ровненько, — крякнул, наклоняясь над телом, криминалист Володя Торопкин. — Вжик, и готово. Осторожней, ребятки, не суйтесь пока.

— Да, давайте-ка на поиски свидетелей, — поддержал криминалиста майор Колодей, разглядывая покойного. Седой, хоть и не старый еще, с усиками, в костюме, сразу видно, из служащих. Чего он там почитывал? Сепсис… воспаление… Доктор, значит.

— Ладно, Володя, ты работай, я пока с женой пообщаюсь. А работа и вправду чистая, — еще раз взглянув на тело, согласился майор. — Кровищи-то натекло, мама дорогая.

Андриан Дементьевич вышел в коридор. В квартире стояла удивительная тишина, в солнечном луче, льющемся в коридор сквозь маленькое слуховое окошко, клубились пылинки, натертые паркетины отливали свекольной краснотой. Небогато жил покойник, ничего ценного майор пока не заметил, может, кроме письменного прибора на столе, но все же своя квартира. Четыре комнаты, окошки все во двор, гребенкой, в конце коридора ванная с уборной. В ванной окошко на лестницу. Но оно намертво заколочено. И правильно, не те сейчас времена, окна настежь держать. С кухни черный ход, замочек слабенький, на крюк, видно, ночью закрываются, осматривался майор. Доктор, значит, не спеша размышлял он, разглядывая узор на плашках паркета, высвеченный солнечным зайчиком. Ладно, хватит прохлаждаться. Одернул себя Андриан Дементьевич, пора с вдовой побеседовать.

— Майор Колодей Андриан Дементьевич, — усаживаясь за столом напротив хозяйки, представился он. — А вас как звать-величать?

— Платонова Евдокия Андреевна, — глядя себе в колени, тихо ответила женщина.

— А мужа вашего как зовут?

— Платонов Алексей Иванович. Доктор, в Мариинской больнице работает, простите, в больнице имени Куйбышева, — бесцветным голосом рассказывала Евдокия Андреевна. — Недавно его заведующим отделения назначили.

— А вы где работаете?

— Я? Портнихой в ателье Ленинградодежды.

— Кто еще проживает с вами в квартире?

— Никто. Только сын Родион. Но его сейчас нет, на рыбалку с ребятами ушел. Не знает еще, что отца…

— Сколько лет сыну?

— Шестнадцать, — снова утыкаясь в платок, сквозь слезы ответила Евдокия Андреевна.

— Евдокия Андреевна, расскажите, пожалуйста, как все случилось? — протягивая вдове стакан воды, принесенный Яшей Чубовым, попросил майор ласковым голосом.

Она торопливо и шумно сделала несколько глотков.

— Алеша сегодня с работы пораньше пришел после дежурства. А я сегодня чуть раньше освободилась, клиентка одна на примерку не пришла, вот меня заведующая и отпустила. Хотела мужу пораньше ужин приготовить, — всхлипнула она тихонечко, но тут же взяла себя в руки. — Пришла, открыла своим ключом, позвала его из прихожей. Он не ответил, ну, я подумала, может, отдыхает, пошла тихонечко на кухню, разобрала покупки, поставила чайник, пришла в кабинет его позвать, а он… — Тут Евдокии Андреевне снова отказала выдержка, и она заплакала тихо, подрагивая узенькими плечиками. Когда лица ее было не видно, то, глядя на хрупкую фигурку и кудрявые короткие волосы, не тронутые сединой, можно было подумать, что на стуле перед майором сидит молоденькая девушка, а не взрослая женщина.

— Ну, ну, — грубовато проговорил он. — Вы не плачьте, гражданочка. Вы лучше скажите, были у вашего мужа враги?

— Враги? Да что вы! Он же доктор, он же людей лечил. Его все очень любили. И коллеги, и пациенты.

— Но вот вы говорите, его недавно назначили заведующим отделения?

— Да.

— А вдруг на это место другой кто-то метил и позавидовал вашему мужу?

— Так позавидовал, что пришел и горло перерезал? — взглядывая на Андриана Дементьевича своими невероятными васильковыми глазами, спросила Евдокия Андреевна.

— Ну, хорошо. А друзья у вашего мужа были?

— Нет, скорее знакомые. Он все время работе отдавал, да и у меня подруг, признаться, нет. Нам с Алешей было хорошо вдвоем. Он работал очень много, а праздники мы всегда семьей отмечали. А вот у Родика, у нашего сына, друзей много. Они часто к нам заходят. То газету школьную делают, то мастерят что-то, то просто так зайдут. У нас места много, Алексей почти всегда на работе, а я только рада ребятам, — с робкой улыбкой пояснила Евдокия Андреевна.

— А родственники у вас есть?

— Брат мой младший с женой и племянница. Но они далеко живут, на Выборгской стороне. Так что видимся мы нечасто. Родители мои еще до революции умерли, у Алеши тоже никого не осталось.

— Вы мне адресок брата вашего напишите на всякий случай, — попросил майор, протягивая Евдокии Андреевне карандаш и блокнот.

— Пожалуйста. Только ни при чем он. Алексей Мите вместо родного отца был. Когда мы поженились, Митя еще совсем маленький был, Алексей его как родного принял.

— Да это я так. Для порядка, — не стал спорить майор. — А скажите, Евдокия Андреевна, в квартире у вас ничего ценного не пропало?

— Пропало. Единственное ценное, что у нас было, — снова утыкаясь в платочек, проговорила вдова.

— Что же это?

— Перстень. Мне его еще до революции крестный мой подарил, перед самой своей смертью. — Объяснять милиционерам, кто подарил ей перстень и кем был для Евдокии Андреевны Григорий Распутин, было немыслимо. А потому она слукавила, благо, никаких монограмм на перстне не было. — Перстень был мужской, и он сказал, чтобы я после свадьбы мужу его подарила. Так я и сделала. Подарила мужу после свадьбы.

— А дорогой был перстень? Большой? — оживился сидевший тут же и все это время исправно помалкивавший Яша Чубов.

— Небольшой. Вот такой вот. — Загнув указательный палец в колечко, показала Евдокия Андреевна. — С пуговицу. Золотой, посередине синий камешек.

— Сапфир? — уточнил майор.

— Да. Наверное, сапфир. Хотя точно не знаю. Мы никогда не оценивали его и не показывали ювелирам. Просто хранили как память.

— Кем же был ваш крестный? — ехидно поинтересовался Яша, недолюбливавший бывших буржуев.

— Людей лечил, — просто ответила Евдокия Андреевна. — Сам был из крестьян, а перстень ему одна дама подарила. В благодарность.

На лице Якова отразилось скептическое недоверие, не оставленное майором без внимания.

— Яков, сходите, выясните, закончили криминалисты? И заодно узнайте, как дела у ребят. — Яша распоряжение майора понял верно, но начальству привык подчиняться, а потому, хоть и недовольно пыхтя, но покинул комнату.

— Евдокия Андреевна, как часто ваш муж носил этот перстень? Кто его мог видеть?

— Он его никогда не снимал, вот уже девятнадцать лет.

— Гм. Ну а может, еще что-то пропало, вы внимательно смотрели? Деньги, например?

— Нет. Я вообще не смотрела. — Она встала, ссутулившись от горя, подошла к пузатому комоду у окна и заглянула в ящик. — Деньги на месте. А больше ничего ценного у нас нет. Может, письменный прибор мужа, он дорогой? Ему на работе подарили к юбилею. Но он на месте. Сережки мои на мне, обручальное кольцо тоже.

— Ну а может, вы кого-нибудь подозреваете?

— Нет, нет. Что вы? — испуганно посмотрела на майора Евдокия Андреевна, словно он предложил ей донести.

Ох уж эти порядочные люди, вздохнул про себя майор. Всех любят, всем доверяют.

— Значит, посторонних у вас в квартире не бывало? — еще раз уточнил он поднимаясь.

— Нет.

— Ну что, хлопцы, обсудим? — устраиваясь за своим столом, спросил майор, привычным движением ноги поправляя подложенную под ножку рабочего стола щепку. Стол был еще дореволюционный, скрипучий, с потертым сукном, сплошь покрытым крошечными дырочками, прожженными папиросным пеплом, но Колодей его отчего-то любил и менять не соглашался.

— Ага, — садясь поближе к начальству, поддакнул Игнат Петрович, пряча под стул ноги в стоптанных до неприличия ботинках.

— Значит, так. Замки в квартире не взломаны. Ни с парадной лестницы, ни с черной. Все целы. Значит, либо хозяин сам открыл дверь, либо убийца ключи раздобыл. Но хозяин на момент убийства сидел в своем рабочем кресле, лицом к столу, что, как мне кажется, исключает первый вариант развития событий.

— Да уж вряд ли бы он впустил в квартиру убийцу и вернулся к столу книжечку дочитывать! — влез в начальственные рассуждения Яков, парень неплохой, но уж больно невоспитанный.

— Согласен, — неодобрительно взглянув на подчиненного, кивнул майор. — Значит, убийца открыл дверь сам. При осмотре обоих замков следов работы отмычкой не обнаружено, скорее всего, открывали ключом, или уж виртуоз попался.

— Я сегодня с утра у Платоновой на работе был, — почесывая подбородок, заметил Игнат Петрович. — Обратил внимание, что пока она с клиентками занята, можно легко из сумки ключи вытащить, сбегать дубликат сделать и обратно подкинуть.

— Что ж. Вариант. Только вот откуда работницы ателье могли знать о перстне ее мужа? — задумчиво проговорил майор. — Тут уж надо бы больницу проверить.

— А вдруг он к ней на работу заходил? — не захотел сдаваться Игнат Петрович.

— Что ж. Может. Но сомнительно, что, увидев однажды перстень, кто-то из работниц ателье настолько сильно захотел его присвоить, что украл ключи, сделал с них дубликат, а затем убил здорового, крепкого мужчину из-за какой-то побрякушки. Платонова отыскала мне фотографию свадебную, где перстень было видно. Ничего особенного. Не бриллиантовая табакерка, из-за которой в феврале бывшую купчиху Беркович порешили. Кстати, Платонову было сорок пять лет. Крепкий, здоровый мужчина. Не смотри, что седой. Да и уж больно аккуратно ему шею перерезали. Где ты такую портниху найдешь?

— Да. Тут, видно, по наводке действовали, — кивнул головой Вася Трофимов. — Может, в картотеке поискать, не было ли в последние годы убийств с таким же почерком? Ну, и среди рецидивистов проверить, кто хорошо ножом владеет.

— Молодец, Василий, — одобрил майор. — Займись.

— А может, это обычный домушник. Залез, потому что квартира отдельная, думал, есть чем поживиться, а тут хозяин среди бела дня оказался дома, вот он и перепугался, хозяина порешил, перстень сдернул с пальца и ноги, — поспешил выдвинуть свою версию Яша, ревниво поглядывая на Васю Трофимова.

— Возможно. Но маловероятно, — с сомнением заключил майор. — Стянуть с пальца перстень, который ни разу не снимали за последние двадцать лет, не так просто, а вот схватить со стола бронзовый письменный прибор гораздо проще, или, скажем, деньги из верхнего ящика комода вытащить. Но ничего этого преступник не взял, а вот перстень снять с пальца не поленился.

— Да ведь письменный прибор громоздкий, а деньги еще найти надо, — не сдавался Яша.

— Яков, ваша мать где деньги держит?

— Ну, в ящике. Под бельем, — нехотя ответил Яша.

— В каком ящике?

— В верхнем.

— А твоя жена, Игнат Петрович?

— Да где ж? В верхнем ящике, под полотенцами, — усмехнулся Игнат Петрович.

— Вася…

— Не надо, Андриан Дементьевич, понял я, — остановил начальника Яша.

— Ну, если даже Яков согласен, думаю, можно окончательно согласиться, что преступник метил именно на перстень.

— Можно, — солидно согласился Игнат Петрович.

— А следовательно, поиск наш сужается, — довольно заключил Андриан Дементьевич.

— А знаете, товарищ майор, я вот тут подумал, — оживился Вася Трофимов, — горло так профессионально мог перерезать не только бандит, но и врач. Хирург! Они же все время людей режут, а Платонов в больнице работал!

— Молодец, Василий. И как я только сам не сообразил, — смущенно почесал затылок майор. — Глупость какая! Тогда вот что. Морозов и Трофимов, в больницу. Яша, проверь картотеку, а я пообщаюсь с родственниками вдовы, — привычно потирая плохо выбритые щеки, решил Андриан Дементьевич. — Жаль, ребятки, что вы вчера ни одного свидетеля не смогли раскопать. Как же наш преступник так ловко в подъезд попал?

— А что тут ловкого? — пожал плечами Яков. — Если бы он со двора лез, тогда да. Там и ребятня, и дворник, и няньки с детьми, а если с улицы шел, кто бы его заметил? Магазинов поблизости нет. Лавочек тоже, да еще в середине рабочего дня, кто его заметит?

— Кто-кто, соседи. Может, кто по лестнице спускался или, наоборот, поднимался и заметил в подъезде чужого.

— Да нет же. Мы всех до одного опросили, до самой ночи с Васькой по квартирам мотались, — не сдавался Яков.

— А дом напротив? Там были? А вдруг кто-то из окна его видел? Торопкин говорит, Платонова убили около пяти, не такой уж и день, многие с работы идут. Были в доме напротив?

— Не были, — окончательно мрачнея, проговорил Яков.

— Вот! Сейчас и отправляйся. А картотекой потом займешься. Все, голуби, полетели!