Ваня. Повесть

Юлия Афанасьева

«Ваня» – это история мальчика из детского дома со сложной судьбой. Жизнь постоянно преподносит ему сюрпризы, отнюдь не всегда приятные, будь то задиристые соседи, приемный отец-алкоголик или меркантильная подружка лучшего друга. История Вани в очередной раз доказывает нам, что вера в лучшее, в свои силы и возможности, плюс поддержка добрых людей творят настоящие чудеса!

7

Последнюю ночь в детском доме я опять плохо спал. Обещанную расправу соседи мне так и не учинили — слишком заняты были горячим обсуждением предстоящих соревнований. На всякий случай, я попросил Андрея Валентиновича никому не говорить о том, что завтра меня забирают. Зачем? Начнутся лишние разговоры, пересуды, зависть. Могут и побить. А мне этого в последний день даром не нужно.

Итак, всю ночь я не сомкнул глаз. Знаете, такое бывает, когда вроде очень сильно хочешь спать, сил никаких больше нет, а уснуть почему-то всё равно не можешь. В голову лезут всякие мысли: то тревожные, то радостные. И некая неопределённость перед будущим. И только с первыми лучами солнца я немного задремал.

Как это ни странно, разбудили меня с утра не мои злополучные соседи, а повариха тётя Люба, которая приглашала всех на завтрак. Она заглянула в комнату:

— Ребятки, все на завтрак! Ой, — она огляделась вокруг, — ты один тут, Вань. Что ж, айда завтракать! — сказала она и прикрыла за собой дверь.

Я приподнялся в своей кровати и то же огляделся — след моих сожителей давно простыл, а их кровати были аккуратно заправлены. «Как странно», подумалось мне. На душе стало тревожно, не по себе как-то. Обычно, если они куда-то собирались с утра, да ещё всей бандой, то уж точно не ходили, как мышки. Или я под утро так крепко уснул, что даже не слышал, как они ушли? Не знаю. Во всяком случае, предстоящие события сегодняшнего дня вытеснили из моей головы все страхи и дурные мысли.

Я сладко потянулся, резко встал (чего, по-моему, делать было нельзя), всунул ноги в свои разношенные тапки и пошёл умываться. Умылся, причесался, надел свою старую футболку и шорты и вышел в коридор. Потом подумал, что, возможно, последний раз сегодня увижу Настю в столовой, вернулся и переодел свою почти новую голубую рубашку. Глянул в зеркало — порядок! Повеселевший, я пошёл на завтрак.

Ребята выходили из своих комнат и, как и я, направлялись в столовую. То ли мне показалось, то ли действительно все сегодня улыбались, были приветливы и добры. Что особо радовало — Егора и всю его компанию по дороге в столовую я так и не встретил.

Когда мы всей гурьбой с ребятами ввалились в комнату приёма пищи, там нас ждал ещё один приятный сюрприз. На завтрак сегодня давали рисовую кашу (её тётя Люба готовит необычайно вкусно!) и треугольнички сыра «Hoсhland» — в нашем детском доме необычайная роскошь!

«Неужели чёрная полоса в моей жизни наконец-то закончилась?», невольно подумалось мне. И, как бы в подтверждение моих мыслей, я нашёл глазами Настю, которая улыбнулась мне своей очаровательной улыбкой и кивнула, то ли приветствуя, то ли подтверждая справедливость позитивных мыслей. Я улыбнулся ей в ответ, и понял, что в данный момент я — самый счастливый мальчик в нашем детдоме, в нашем городе, а, возможно, и на всей планете Земля!

Завтрак прошёл без происшествий. Все с удовольствием ели вкусную кашу, довольные, разворачивали треугольнички сыра. Как всегда, в конце трапезы, Настя и ещё пара девочек помогали тёте Любе убирать со стола грязные тарелки. Я тоже всё доел, облизал свою ложку с мыслью о том, что, возможно, делаю это в последний раз и начал думать, что же мне делать дальше: идти в свою комнату потихоньку собираться или же в кабинет к Андрею Валентиновичу, уточнить ещё кое-какие детали. С этими мыслями я и покинул столовую, так и не решив, что же мне сделать в первую очередь.

Всё разрешилось само собой. Когда я вышел в коридор, то увидел Андрея Валентиновича, приветливо машущего мне рукой и увлекая за собой в свой кабинет. Я бросил быстрый взгляд на часы, висевшие на стене в нашем коридоре. «Без пяти девять, — подумал я. — Быстро же они».

Как я и предполагал, меня уже ждали. Новые родители, новый дом, новая жизнь.

В кабинете нашего воспитателя сидели мужчина и женщина, лет так тридцати пяти — сорока. Причём женщина выглядела старше своего мужа. Немного полноватая, с короткими рыжими кудрявыми волосами, зелёными глазами, подведёнными изумрудными стрелками и густо накрашенными длинными ресницами. Она была одета в кофточку красивого мятного цвета и прямую юбку до колена, в туфли на небольшом устойчивом каблуке. Лицо её было добродушно и приветливо, а в глазах читалась некая детская непосредственность и даже наивность. При виде меня её огромные зелёные глаза распахнулись ещё больше, она широко улыбнулась. Не ответить на такую открытую, милую и какую-то домашнюю улыбку было просто невозможно. Моя будущая мама понравилась мне с первого взгляда.

Совершенно по-другому обстояло дело с моим будущим отцом. Высокий, худой, одетый во всё чёрное мужчина с коротким светлым ёжиком на голове и жилистыми руками не вызывал к себе доверия. Напротив, даже несколько настораживал. В его холодных голубых глазах я не увидел никаких эмоций — сплошное безразличие. Если в глазах мамы (надо же! Я уже мысленно её так называю) я увидел радость и необыкновенную теплоту, то глаза этого мужчины выражали лишь скуку и, как видимо, желание поскорее отсюда уйти. А со мной или без меня — это уже дело десятое.

Мои наблюдения прервал голос Андрея Валентиновича:

— Ну, знакомьтесь, дорогие родители. Ваш будущий сын Иван. А это, Вань, Ольга Георгиевна и Владимир Александрович, прошу уважать и почитать.

Я застенчиво улыбнулся и глянул на Ольгу Георгиевну, которая снова широко улыбнулась мне. Боковым зрением я заметил, что будущий отец сделал тяжёлый вдох и покосился на дверь.

— С документами у вас все в порядке, — сказал Андрей Валентинович. — Сейчас, когда со всеми формальностями покончено, предлагаю вам пообщаться с глазу на глаз, так сказать, без свидетелей.

После этих слов он вышел в коридор, плотно прикрыв за собой дверь. Сказать, что мне стало немного неловко — значит, вообще ничего не сказать. Я даже понятия не имел, о чём говорить с этими людьми, которые совсем скоро должны стать для меня самыми близкими. Ладно, Ольга Георгиевна, но вот Владимир Александрович…

— Ну что ж, давайте не будем терять ни минуты. По дороге домой и поговорим. Беги, собирайся, Ванюш. Мы тебя забираем. Если ты, конечно, не против, — быстро проговорил будущий отец.

Кстати, голос его, хоть и был грубым, но оказался довольно-таки приятным. Это был голос уверенного в себе человека; голос, не терпящий возражений и вызывающий к себе доверие. Я сразу же проникся к Владимиру Александровичу уважением.

— Да, да, конечно собирайся, Ванюш. Нам уже не терпится поскорее забрать тебя отсюда, — подтвердила Ольга Георгиевна.

Я судорожно сглотнул, быстро кивнул и опрометью кинулся в коридор, едва не угодив в дверной косяк. По коридору взад и вперёд прохаживался мой воспитатель.

— Как, уже поговорили? — удивлённо спросил он.

— Ну да, — ответил я на ходу. — Иду собираться.

— И как тебе твои будущие родители? — едва поспевал за мной Андрей Валентинович.

— Вроде ничего, нормальные.

— Смотри, Иван, лишь бы тебя всё устраивало. Тебе с ними жить, — сказал он тихо, постепенно отставая.

Я остановился, развернулся всем корпусом, пристально посмотрел на него, произнёс: «Да, Вы правы» и поспешил к себе паковать вещи.

В комнате меня ждали злобно настроенные соседи.

— Ты, рохля, никак покинуть нас собрался? — спросил Егор, почёсывая кулак. — Нехорошо поступаешь. Мог бы своей радостью с друзьями поделиться.

Меня как прорвало:

— Какие же вы мне друзья? Сволочи, вот вы кто! Я вас всех ненавижу, слышите?! Вы мне всю жизнь здесь испортили! — я не заметил, как перешёл на крик.

— Эээ, батенька, так дело не пойдёт. Что же ты разорался, как деревенский петух спозаранку? Мы тут тебя проводить собираемся со всеми почестями, как друга, — ехидно сказал Егор, — а ты нас сволотой обзываешь. Ай-яй-яй, как некрасиво.

— Нет, ну почему вот так всегда: одним дуракам только везёт, — завозмущались остальные. — Эта корова что, на смазливое личико этого гадёныша позарилась?

Я чувствовал, как злоба закипает во мне, кулаки невольно сжались. Тем не менее, я взял себя в руки и громко, членораздельно произнёс:

— Не смей… так… говорить… про мою маму, урод!

Ребята изумлённо переглянулись. Егор удивлённо вскинул бровь, затем спокойно оглядел свою шайку и произнёс, специально растягивая слова:

— Кажется, наш птенчик излишне зарвался в последний день. Предлагаю вам, коллеги, изрядно начистить ему физиономию. Надеюсь, никто не возражает? — спросил он, снова окинув всех взглядом.

— Да ты чё, егерь, только «за»!

— В натуре, он сегодня какой-то борзый!

— Давайте чуть подкорректируем его смазливое личико! — доносилось со всех сторон.

Соседи, тем временем, взяли меня в кольцо, которое постепенно сжималось. Со всех сторон посыпались толчки. И неизвестно, чем бы всё это закончилось, если бы дверь не отворилась, и в комнату не заглянул Андрей Валентинович. Ребята тут же расступились. Своим внезапным появлением он спас меня от последней расправы.

— Как, ты ещё не собрался? Твои родители уже ждут тебя на улице, у центрального входа. А я так, решил заглянуть… на всякий случай, — добавил он, окидывая взглядом присутствующих.

Я быстро побросал свои вещи в пакет. Не хотел этого делать, но при Андрее Валентиновиче пришлось на прощание пожать руку каждому бывшему соседу. Особенно долгим было рукопожатие с Егором, так как он сильно сжал мою ладонь в своей мозолистой, влажной лапе:

— Ладно, не забывай, навещай нас иногда, — сказал он своим обычным голосом, но с такой злобой в глазах, что я невольно опустил свои.

Затем я быстро подхватил свой пакет и поспешно вышел в коридор за воспитателем. Мы стали спускаться к центральному входу. Обидно, что так и не удалось толком попрощаться со всеми ребятами и персоналом. Я спешил. Спешил и Андрей Валентинович — он знал, что такие события случаются не каждый день и упустить свой шанс зажить новой жизнью может стать непростительной ошибкой.

На улице нас ждала чёрная Mazda.

Ольга Георгиевна вышла из машины, взяла у меня пакет. Положила его на заднее сидение, прижала меня к себе и еле слышно произнесла:

— Вот и всё, сынок. Сейчас мы поедем домой.

Она была такая тёплая, такая уютная, что не хотелось выпускать её из своих объятий. Тем временем подошёл Андрей Валентинович. Ольга Георгиевна отступила.

— Ну что ж, Иван, перед тобой открывается новая жизнь. Цени это мгновение, не забывай наш детский дом и меня. — Торжественно произнёс он. — Вот, тут моя визитка, — сказал он, доставая из нагрудного кармана синюю стильную карточку. — Будет грустно, звони. Хотя с такими классными родителями, уверен, скучать тебе не придётся, — он подмигнул и широко улыбнулся Ольге Георгиевне.

Затем он крепко пожал мне руку, обнял по-отечески и развернулся к моей будущей маме:

— Берегите его, ради Бога. Он у вас самый лучший. Я привязался к нему, как к родному.

— Ну конечно, Андрей Валентинович, о чём может быть разговор? Была очень рада познакомиться.

Ольга Георгиевна заботливо открыла передо мной дверь, бережно усадила, накинула мне на плечо ремень безопасности. Сама села на переднее сидение рядом с Владимиром Александровичем и долго махала нашему воспитателю.

Я тоже ему помахал, но, думаю, вряд ли он это увидел через тонировку. Пока мы выезжали со двора, я неотрывно смотрел на здание нашего детского дома. И, как есть, около окна Настиной комнаты кто-то стоял и провожал меня долгим взглядом.