За долги отдам тебя

Юлия Гауф, 2023

– На три месяца ты моя, Арина! И будешь делать то, что я скажу.В один момент спокойная, размеренная жизнь превратилась в руины.Прошлое настигло, как только мы с мужем и маленькой дочерью вернулись домой после долгого отсутствия. И имя этому прошлому – Алан.С ним меня связывают детские воспоминания, школьные годы. И тайна, которую я должна сохранить.Он хочет мне отомстить, а я больше всего желаю свободы.

Глава 6

— Думала, ты меня для другого позвал, — присаживаюсь на край стула, и внутренне морщусь — на испуганную школьницу похожа. Усилием воли заставляю себя расслабиться, или хоть казаться таковой, и тоже прислоняюсь к спинке стула.

— Успеется.

— Хорошо, — пожимаю плечами, и окидываю стол ироничным взглядом: — Алан, только не говори, что ты обеднел! Если зовешь даму в ресторан, так хоть салат закажи.

На столе… бедновато. Бутылка вина — а вина я не люблю — и два бокала. Ситуацию бы исправили красная, обитая бархатом, коробочка с кольцом, и музыкант с плачущей скрипкой, но от Алана не дождешься.

— Позже закажешь, что хочешь, меркантильная моя, — вздыхает Алан, и резко поднимается со стула. Заходит мне за спину, и я хочу развернуться к нему, но сильная рука ложится на мою шею, останавливая: — Сиди спокойно!

Как можно сидеть спокойно, когда за твоей спиной опасность? Это как дикого зверя оставить не в поле своего внимания — того и гляди в шею вцепится острыми как лезвия клыками.

Алан совсем близко. Кожа моя электризуется, того и гляди заискрит от волнения. Плечи напряжены, сбежать хочется со страшной силой — что у него на уме? По шее скользит что-то холодное, и я подпрыгиваю — он прирезать меня вздумал?

— Расслабься, мелкая. Подарок, — смеется Алан, и возвращается к столу.

Садится, оглядывает меня самодовольным взглядом, и я опускаю голову. И правда, подарок — колье. Тяжелое, дорогое, массивное — излишне массивное для моей шеи — но безумно красивое. Серебряные или платиновые — в темноте не разобрать — нити перевиты со снежинками, украшенными крохотными сапфирами.

Алисе бы понравилось. Да и мне, в общем-то…

— Зачем? Мне не нужны подарки, — говорю я.

— Ну так выкинь, — отмахивается Алан. — На ближайшие три месяца ты моя, и за это я привык платить.

Сжимаю ладони в кулаки… расцарапать бы ему лицо за такие слова! Платить он привык, тьфу. Первая мысль — сорвать его «плату», и швырнуть к ногам, но Алан лишь рассмеется. Глупый, детский поступок.

Да и пригодятся мне деньги после развода, как ни крути. По-хорошему Костя меня не отпустит, и уходить придется с тем, с чем пришла — с Алисой. Без гроша в кармане, без образования — курсы флористики и икебаны вряд ли помогут мне заработать.

Нет уж, раз Алан платит — я эту плату возьму, раз уж не озаботилась тем, как мне самой содержать дочь после возможного развода.

— О чем ты хотел поговорить? — интересуюсь я, взяв себя в руки.

— Спросить хотел, — Алан наливает нам по бокалу вина, и придвигает один из них ко мне, хотя знает — не притронусь. — Зачем я был тебе нужен — тогда, в школе. Рядом крутился Костя, который бегал за тобой как собачонка. А ты со мной была. Почему?

«Интересно, все ли мужчины идиоты? — думаю я, ошарашенно глядя на Алана. — Или это лишь мне так везет на подобных?»

— Разве это не очевидно? — отвечаю я вопросом на вопрос.

Тяжело говорить о любви, пусть и о любви былой.

— Цену набивала себе? — «угадывает» Алан. — Или меня жалела? А может, и то, и другое?

— Ты сбрендил.

— Что, не жалела меня, разве? — удивляется мужчина, и я опускаю глаза.

Жалела, конечно. Многие женщины такие: любят не тех мужчин, и жалеют тех, кого эта жалость оскорбляет. Алан всегда презирал это чувство — с детства. Его жалели сердобольные пожилые соседки, дарившие ему поношенную одежду. Подкармливали иногда, если сами могли себе это позволить — и Алан через силу принимал такие подношения.

Не принимал бы — не выжил.

— Жалела, значит, — глухим от ярости голосом произносит Алан, и я ежусь от этого стылого холода. — Вот и раскрыта загадка. А я все думал, что ты ко мне прилепилась тогда… теперь ясно.

— Знаешь, — начинаю я злиться, — я не люблю, когда в прошлом ищут поводы для обид в настоящем. Да, жалела, и что? Это повод, чтобы свою совесть отчистить, если она у тебя есть?

— О чем ты? — подается Алан вперед. — Меня совесть не грызет, так как я ни в чем перед тобой не виноват!

Ну все! Не виноват… выставил меня на улицу, отбросив наши общие пятнадцать лет — и не виноват.

— Какого дьявола тебе нужно от меня? — злюсь я, мечтая выплеснуть на Алана все обиды, накопившиеся за эти годы.

— Сама знаешь, не маленькая.

Он медленно оглядывает меня снизу-вверх, и кожа горит от взгляда Алана, проникающего сквозь неприметную одежду. Смотрит на мои губы, и я нервно прикусываю их, заставляя темнеть грозовые глаза Алана.

— Давай уже покончим с этим! — выпаливаю я, и подхожу к мужчине вплотную. — Хочешь — бери, что хочешь делай! Три месяца я потерплю!

— Потерпишь, значит? Ты и тогда лишь терпела меня? — бьет он своими словами наотмашь. — Вышла за это ничтожество, ребенка родила, выкинув меня из своей жизни! Чего ты еще ждала, возвращаясь в Россию?

«Знал бы ты, кому я родила ребенка, — думаю я горько, вспоминая дочь. — Но лучше тебе не узнать этого никогда!»

— Говори, что делать, Алан, — повторяю я, и Алан поднимается со стула.

Возвышается надо мной — такой чужой и родной. Обхватывает мою шею рукой, поглаживает большим пальцем чувствительную кожу. А мне перестает хватать воздуха — кажется, что сейчас умру на месте — слишком давно он меня касался.

— Сейчас, Арина, ты меня поцелуешь, — Алан смотрит своим гипнотическим взглядом. — Потом опустишься на колени, и хорошенько отсосешь. Как раньше. Приступай!

Шея огнем горит от его прикосновений. Алан чуть надавливает, заставляя меня податься вперед для поцелуя, а я понимаю, что эта ласка меня сломает.

— Пожалуй, обойдемся без поцелуев. Хочешь минет — пожалуйста, только отпусти, — твердо произношу я, и с темным удовольствием наблюдаю, как меняется выражение лица Алана.

Лучше так. Сразу.

Боли будет меньше.

Отвожу взгляд от глаз Алана — слишком тяжелый у него взгляд, полный неизбывной тоски и ярости. Опускаюсь перед ним на колени, и понимаю — это я смогу сделать. Так странно…

Мне легко было бы поцеловать незнакомца, но Алана — невозможно. И минет кажется почти послаблением.

«Чувствую себя Вивиан из «Красотки», — думаю я, и берусь за пряжку ремня Алана. — Та тоже, помнится, была против поцелуев.»

— Арина, подожди, — Алан останавливает меня, держит за подбородок. — Ты хочешь так? На мою совесть давишь, или цену хочешь себе набить?

Ремень расстегнут. Держусь пальцами за верхнюю пуговицу его брюк, и смотрю снизу-вверх на лицо Алана.

— Вор всегда подозревает других в воровстве, как и предатель в предательстве, — замечаю я, устав спорить с ним.

Зачем я так унижаюсь? Ради чего? Встать бы и уйти, ведь с Костей меня ждет разрыв…

… — не делай аборт! Арина, я помогу, — горячится Костя. Держит меня за руки, на краю пропасти держит, не позволяя упасть. — Буду рядом всегда, ребенка воспитаю как своего, веришь? Ты ведь знаешь, что я к тебе чувствую!

Киваю. Знаю, конечно. Все школьные годы я гонялась за Аланом — чуть ли не молилась на него. А Костя гонялся за мной. И сейчас приютил — разбитую, беременную и брошенную. Не нужную никому, как оказалось.

— Прости, не время для всего этого, — шепчет Костя, и укутывает меня в плед. — Я как друг буду рядом, а о деньгах для себя и маленького не беспокойся — ты ни в чем не будешь нуждаться. Просто позволь рядом быть…

— Сейчас самое время, — перебиваю я Костю. — Если я тебе нужна — я твоя.

Клин клином, как говорят…

Перед глазами проносятся кадры нашей совместной жизни: временами счастливой, а временами — больной. Не могу я не помочь тому, кто вытащил меня из ямы. Даже несмотря на все измены Кости… да и в них ведь есть моя вина.

Он все ждал, что полюблю. Мужем был хорошим — другим на зависть. Ждал, надеялся, и устал, должно быть. Костя тоже захотел сделать мне больно — вот и не скрывает свои измены.

— Алан, ты ведь сам сказал, чего хочешь, — напоминаю я. — Так зачем мешаешь?

— Встань, — он отступает на шаг.

Упираюсь ладонью в пол, и поднимаюсь. Странно, я ведь уже готова была ко всему.

— С послушной куклой неинтересно, — поясняет Алан, и нажимает кнопку вызова официанта. — Хватит играть роль исполнительной и принципиальной проститутки, Арина. Ты ведь любишь секс — хороший секс. В этом ты меня не обманешь. Помню, как ты стонала подо мной, какой ты можешь быть… вот, чего я хочу! Не тупой отсос, а страсть!

В наше странное и пугающее уединение входит официант, кажущийся неуместным здесь и сейчас. Чуждым нам и нашему миру, или это мы здесь чужаки? Оба мы — я и Алан.

–Ты слишком много хочешь, — произношу я, когда официант нас покидает.

— Понимаю, — со странной улыбкой кивает Алан. А я вот не понимаю, о чем он. — Ладно, я пока не буду тебя трогать.

Сначала приходит радость — он освободит меня от этой постыдной обязанности, а затем я вспоминаю, с кем имею дело.

— Пока?

— Да, Арина. Я не спешу. Три месяца у нас есть.

Алан доволен, и не скрывает своей радости с оттенком злости. Что задумал? Чему радуется, ведь все пошло не по его плану?

Вовек мне его не понять!

–Ты ведь упрекала меня в жадности, — кивает Алан на принесенные официантом блюда, и придвигает к себе соусницу. — Ешь.

Мужчина принимается за мясо, а я придвигаю к себе десерт, решив плюнуть на правила. К черту их!

— Алан, а почему именно три месяца? — решаюсь я на вопрос. — И зачем тебе я? Ты ведь не хочешь меня вернуть. Не любишь, не любил… так зачем?

Жду его ответ. С проклятым трепетом жду, ненавидя себя за это. Ведь даже солги он, что любит — я бы не простила Алана. Некоторые поступки простить нельзя.

–Три месяца — достаточный срок, — отвечает Алан. — А почему именно ты? Я тебя хочу! В постели ты, Арина, идеальна — точно под меня. Цена была велика, но в деньгах я теперь не нуждаюсь. Все вышло как нельзя кстати.

Хотела ответ — пожалуйста, получи!

Браво, Алан, ты в своем репертуаре — умеешь делать больно простыми словами. Будто походя разишь, губишь. Но я ведь сама просила ответить мне…

… пусть и предпочла бы услышать ложь. Иногда она во спасение.