Рассказы. ПРОСЕБЯТИНА

Юлия Донская

Если бы я только могла не издавать, а тем более не писать эту книгу – я бы именно так и поступила.Но она вдруг родилась у меня – такая нежная, трогательная, отчаянно смелая.Что мне было делать?TRUE STORY – что бы это ни значило…

Собака

Берта — рыжий ирландский сеттер, девочка, с длинными мохнатыми ушами, моя любовь, моё второе я.

Наша история началась с маминых слов:

— Давайте возьмем собаку?

Моя мама ветврач, в их клинику недавно привезли собаку с тяжелой судьбой. Целый год, а значит все своё детство, она провела в семье алкоголиков, недоедая и вынося побои. Потом соседи вмешались в судьбу несчастного животного и передали собаку ветеринарной клинике. Там она прожила пару недель, а потом мы взяли её себе.

В первый же вечер мы с Бертой пошли гулять. Ничего особенного, приятная вечерняя прогулка.

Вернулись домой. Мама сделала ей ужин и поставила миску с кашей и мясом на пол. Берта учуяла мясо — и тут у неё случился первый приступ. Она буквально озверела, оскалилась, повернулась спиной к миске и стала на нас рычать, выгоняя из кухни. Мы покорно вышли, но она так и не могла начать есть, всё стояла и охраняла свою добычу.

Минут через десять рычание утихло, и послышалось равномерное чавканье, потом Берта спокойно вышла из кухни и тихо легла на своё новое место, свернувшись калачиком.

Жалко было её.

Каждый вечер мы с Бертой гуляли: иногда час, иногда два, иногда три. Где мы с ней только не были!

Весь доступный нам окружающий пеший мир — мы обошли, изучили, полюбили.

Берта стала моим самым близким товарищем. Моя охотничья собака — рыжая, быстрая, тощая и слегка безумная.

На вид она была очень милая и дружелюбная, как впрочем и я, но, в отличие от меня, Берта терпеть не могла многих вещей и не терпела ничего из того, что ей не нравилось.

Например, она не любила мужчин.

Но, почему-то именно мужчины часто хотели её погладить. Они говорили:

— Какая у вас милая собачка.

А я отвечала:

— Спасибо.

А они продолжали:

— Можно её погладить?

А я говорила:

— Нет, погладить её нельзя.

А они настаивали:

— Но меня собачки любят.

А я убеждала:

— Не лезьте, хуже будет.

А они умилялись:

— Какая хорошенькая.

А я просила:

— Не трогайте.

А они распускали руки:

— Какая она гладкая… Аааааа!!! Сука! Она мне руку прокусила…

А я их успокаивала:

— Вы не волнуйтесь, у неё все прививочки есть.

Со временем я научилась убеждать мужчин: после просьбы погладить, я сразу сообщала о прививках, это работало.

Берта не одобряла парней, с которыми я встречалась. Она не воспринимала их всерьёз — вы тут ненадолго, — словно говорил её равнодушный взгляд.

Только один мой парень нравился Берте — Костя. Он всегда был ей рад, никогда не пытался её воспитывать, как пробовали некоторые другие — о чём впоследствии сильно жалели. Даже я сама пожалела один раз, когда хотела сделать из Берты приличного человека.

Дело в том, что моя собака очень любила помойки, а я не очень одобряла это её пристрастие. Каждый раз так трудно было её оттуда забрать и очень стыдно находиться рядом, пока она там рылась.

— Берта, ну хватит, пойдем, — звала я.

Ноль эмоций.

— Что ж вы собаку совсем не кормите? — обычно спрашивала какая-нибудь бабулька.

— Кормим.

— А чего же она у вас такая тощая?

Возразить мне было нечего, Берта была и вправду тощая, сколько её ни корми. Вместо ответа я пыталась поймать, пристегнуть её и утащить от помойки. Метров через пятьдесят собака приходила в себя, я её отпускала, и мы спокойно шли дальше.

Один раз я решила её проучить. Берта нашла на улице кость, а для неё это святое.

— Брось! — строго сказала я.

Ноль эмоций.

— Брось, я сказала!

А потом… Зачем я к ней полезла? Хотела спасти её от осколков костей? Хотела показать кто тут главный?

В общем, я разжала её пасть и достала из глотки оставшиеся куски, а она в ответ — прокусила мне руку, в том числе ноготь, и судорожно успела схватить выпавшие из пасти куски кости. Мне было больно и обидно.

Покусанная, в крови и слезах — я вернулась домой. Мама очень разозлилась — она долго объясняла Берте, что её детей кусать нельзя. Красиво объясняла, эмоционально, приводила какие-то доводы, и много раз у неё спрашивала:

— Ты поняла меня?

Но Берта была в тот вечер не разговорчива и всё больше молчала, потупив взор.

Мне было жалко её и себя, было приятно, что за меня так серьёзно вступилась мама, и к концу их диалога, я уже, конечно, простила Берту. Но тут пришёл папа…

Папа у меня, чтобы вы понимали: «Во!» — так Малыш объяснял Карлсону особенность характера своего папы, показывая при этом крепко сжатый кулак. Но надо заметить, что у Малыша папа — просто тряпка по сравнению с моим. Если бы я когда-нибудь разбила люстру — у меня даже не хватает фантазии представить, что бы со мною было. Это при том, что многие люди считают меня фантазёркой.

В общем, домой пришёл папа…

Мой папа, чтобы вы понимали, он такой человек, которого непременно все должны слушаться. Например, как-то раз они с Бертой пошли в магазин. Он её спокойно зовёт:

— Берта, иди сюда!

Она не слушается.

Тогда он строго на неё смотрит и говорит:

— Ко мне! Ко мне, я сказал!

Собака подходит.

— Сидеть! Сидеть!!!

Она садится.

Тут из магазина выходит женщина и говорит:

— Мужчина, что вы орете? Это моя собака!

— Вы уверены?

— Конечно! Только не пойму, как вы научили её «сидеть». Она вообще ни одной команды не знает.

В общем, мой папа…

Как бы это объяснить? Ему когда что-то не нравится, он решает проблему радикально, раз и навсегда.

Например, однажды мне купили нового хомячка, чтобы я не расстраивалась, потому что прошлый у меня умер. Так вот новый хомячок оказался с характером и укусил папу за палец.

Папа долго не думал, открыл форточку и выкинул его в окно. Надо добавить, что жили мы тогда на девятом этаже… Но все равно у хомячка с таким характером — не было шансов выжить в нашем доме.

В общем, думаю, вы поняли мой ужас — домой пришёл папа и не просто пришёл, но увидел нас: маму — разговаривающую с собакой и меня зареванную, с забинтованной рукой.

Что было дальше — не помню. Думаю, что он спокойно послушал мамин рассказ, а потом ушёл в комнату и вернулся уже с ружьем. Я очнулась на папиных словах:

— Пойду в лес. Застрелю её.

Я думала, что у меня от ужаса и горя разорвется сердце. Мой папа, если он что-то сказал — значит он почти это сделал.

За всю свою жизнь я помню только две папиных угрозы, которые он не исполнил.

Первая — он не подстриг меня на лысо, когда узнал, что я курю. Но, может быть, так вышло лишь потому, что он сказал это — когда мне было двенадцать, а узнал, что я курю — когда мне было двадцать два, — видимо просто за десять лет забыл.

И вторая — он не застрелил Берту.

Почему? Не знаю.

Берта, как я уже говорила, была моим самым лучшим другом, она знала все мои тайны, она радовалась и грустила со мной.

В минуты отчаяния она лежала рядом, смотрела, как я плачу, и слегка стучала хвостом по дивану, если я хоть на секунду поднимала на неё взгляд — мол: «Смотри, я здесь, ты не одна, видишь? Я стучу хвостом, я не теряю надежды, что когда-нибудь твоя боль утихнет».

Берта, как и многие собаки, боялась пылесоса. Когда я убиралась, я всегда сначала заглядывала под свою кровать, чтобы вдруг не напугать её, когда дело дойдёт до подкроватной пыли и только потом пылесосила.

Берта больше всего на свете любила бегать, особенно по полю. Она в этот момент была похожа на кенгуру. Резкие смешные вскакивания в полный рост то тут, то там. В моменты выпрыгивания она находила меня взглядом и снова пропадала в высоком поле травы. Такое счастье!

Потом случилась беда. Мы с Костей, как обычно, гуляли с Бертой, уже вышли из парка. Был теплый, кажется, летний день, мы шли и болтали, а Берта то отставала, то догоняла нас.

У неё была странная привычка — иногда она просто садилась на дорогу и отказывалась идти дальше. Мне это не нравилось, ужасно неудобно. Обычно я замечала, что Берта отстала, когда расстояние между нами было метров сто. Костя всегда настаивал: «Сходи за ней, видишь, ей страшно».

Но я предпочитала её звать и делать вид, что ухожу без неё. Чаще всего она меня догоняла, но изредка всё же приходилось возвращаться за ней и брать её на поводок.

В тот день пока мы возвращались из парка, пару раз Берта впадала в ступор, кое-как дошли почти до дома. Но на соседней улице мимо нас резко пронесся мальчик лет десяти, он ехал на скейте, гремел и размахивал руками. И тут случилась катастрофа: Берта набросилась на него, дико, безумно — несколько раз она зверски укусила его за руку.

Я так же дико и безумно заорала на всю улицу — Берта очнулась, но было поздно.

Как это могло случиться? Она ведь почти пришла в себя, она подобрела в последнее время, стала такой ласковой, она давно перестала рычать видя мясо, перестала кусаться… Но это случилось… И этого не изменишь. Я поняла — нам конец.

Конец ознакомительного фрагмента.